О книгах и мышах

На этот текст меня вдохновила фотография интерьера книжного фримаркета, который прошел недавно в Питере. Мыши тут не при чем (они для красного словца), взгрустнулось о книгах. Фото прилагаю.
Есть что-то невыносимо грустное в этих ободранный интерьерах, гигантских люстрах старого, заброшенного особняка. Кто-то написал в комментариях, что фото выглядит так, будто там кого-то хоронят. И правда похоже на панихиду. Грустная песнь о бумажных листах, которые когда-то были на вес золота (да, что ж такое, снова о смерти, чур меня чур, совсем о другом я). Но про вес золота я не преувеличиваю. Когда мне было пять лет, нашу квартиру ограбили. Знаете, что они украли? Книги. Я первый раз видела, чтобы мой папа плакал. У него была большая библиотека, которую он кропотливо собирал много лет. Начал еще с тех времен, когда бы студентом в Москве, откладывал по копейке на собрания сочинений Чехова. Даже не представляю, на что я могла бы так кропотливо сегодня копить, отказывая себе лишний раз в выпивке (а может и в куске колбасы). Так вот, папа копил, копил и собрал к моему рождению вполне себе приличную библиотеку. Толстой, Достоевский, Гамсун, Беляев, разные собрания приключенческой и фантастической литературы. Много поэзии и пр. Кажется, тогда на книги была подписка, и он регулярно ходил на почту, получал заветный томик и бежал домой ставить на них фамильную печать. Это всегда был маленький праздник. Ритуал. Мы вместе открывали книги, нюхали страницы (я до сиз пор так делаю в книжных магазинах, свежая типография имеет удивительный запах). Потом папа доставал пластиковый ножик, и мы разрезали склеенные листы. Делать это нужно было чрезвычайно осторожно. Я чувствовала себя хирургом, в руках которого -тонкая человеческая жизнь. А затем было время печати. Не знаю, зачем папа это делал, может ему казалось, что с отметиной книга уж точно будет навеки его. Либо, предчувствуя беду, страховался на случай кражи. С отметиной легче было бы опознать свои книги в комиссионках. Печатью служила моя стирательная резинка, на которой он вырезал вензелем свои инициалы. Мне была доверена процедура увлажнения печати (я просто ее жевала) Затем резинку надо было как следует измазать шариковой ручкой и поставить штамп в книге, в нижнем углу страницы. Этого папа мне доверить уже не мог и всегда делал сам, пока я ,затаив дыхание, наблюдала. Потом на книгу торжественно одевалась обложка, и папа начинал ее читать.
И вот однажды, придя с работы домой, папа обнаружил лишь жалкие обломки своей книжной империи. Все воры унести, конечно же, не смогли бы физически. Они выбрали серии побогаче, с золотым тиснением и картинками. Приходила милиция, искренне сочувствовала и брала у нас отпечатки пальцев. Папа пережил удар, но наш ритуал книжного посвящения перестал существовать. Но всю жизнь я читала, читала все время. Увы, в период моих скитаний с квартиры на квартиру, книг с каждым переездом становилось все меньше (Господи, зачем Агату Кристи тащить, пылища-то какая от нее. Скачаешь в интернете!). И сейчас у меня дома одна маленькая полка с «избранным».
Я собираюсь как-нибудь сходить на раздачу книг, может, даже сниму там маленькое кино. А если бы писала рассказ, я бы закончила так.
В зале старого, потрепанного особняка на полу лежали книги. Они устилали ровным слоем потрескавшийся, когда-то чудесный мраморный пол так, что для того, чтобы пройти, приходилось передвигаться скачками. Люди скакали то там, то сям, пытаясь найти свои любимые книги среди гор никому ненужной литературы. Кругом все чихали. Облако книжной пыли полупрозрачной пеленой накрыло обшарпаный зал, превратив его в Хранилище Древности. Я, как и все прыгала и чихала, пробираясь к Чехову. У папы когда-то украли третий том. Долгое время полка выглядела как щербатый рот, а потом дырку в строгом ряду зеленых книг заткнул детектив Акунина. Я нашла третий том. На сотой странице стоял чей-то вензель. Не такой как был у нас, самодельный из резинки, а красивая печать с надписью – Коллекция №1.