Глава 1. Шестопсалмие

       «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение…» – гулкие слова Шестопсалмия были, однако, отчётливо слышны во всём храме. Чтец сурово вглядывался в текст – за окном начало сентября, почти шесть часов вечера, то есть темнота. В храме погасили люстры и свечи, а единственной свечки в руке чтецу Давиду Светлову явно не хватало.
       Он любил читать Шестопсалмие. Покаянный настрой, заложенный в самом тексте этих шести псалмов, всегда настраивал его на самосозерцание и заставлял задумываться о реальном и будущем. Не то чтобы он начинал внутренне каяться в грехах, но подумать было самое время и место. Поначалу ловил себя на мысли, что прочие размышления во время Шестопсалмия – дело негожее, но потом подумал, что мысли о прошлом и будущем лучше, чем полное отсутствие мыслей.
       Из алтаря вышел диакон и прошествовал в сторону церковной лавки. Отец Георгий. Хотя, какой он отец Георгий? Может быть, трём старушкам и тому парню у двери, что пожаловали на службу в семинарский храм, он и кажется диаконом, но уж для него-то он – Жора Ковальский. Ещё месяц назад они, два пятикурсника духовной семинарии, придумывали, как сдать патрологию, зная о ней лишь то, что это не наука, о животных. И вот в прошлое воскресение Жору рукоположили в отца Георгия. Звучит. Но не смотрится. Их с Жорой различало наличие у Жоры жены. Не вняв вполне разумным советам друга, будущий диакон женился на втором курсе, и все последующие годы мирно ругался со своей супругой. Но ругались они как-то по-православному. Признаться, Давида это всегда раздражало: ну, хотите поскандалить – скандальте от души, с битьём посуды, с руганью! А то выкрикнут в адрес друг друга пару обидных реплик и разойдутся, пока Маша (жена Жоры) не придёт к мужу с покаянием…
       Он же сам жениться не торопился. Иереем стать, конечно, не терпелось, как и любому нормальному семинаристу, но связывать себя пожизненным рабством тоже как-то не хотелось. Уж сколько Жора ему не объяснял, что он уже выглядит каким-то серым и холодным, что это помешает быть ему священником… Ох уж этот Жора! Ведь нормальный парень и отличный друг, но иногда как заведёт своё, хоть стреляйся! Разные у них были на этот вопрос взгляды… Да и, вообще, в семинарию они по-разному попали.
       В отличие от Жоры, сына священника, внука священника и правнука диакона, Давид был из интеллигентной семьи культуролога и преподавательницы философии. С детства Давид воспитывался, как образец для внешнего и внутреннего подражания. Ему и имя дали по памяти древнего поэта и оратора. Православием в семье, конечно, и не пахло, но духовно люди были богатые. Когда Давиду было одиннадцать, его отец, Максим Светлов, резко начал обращаться к вере Христовой. Жена этого не потерпела и из семьи ушла, что очень сильно повлияло на отца. Три года, он ходил в храм, общался с батюшкой, а после покрестился. Давид тоже начал посещать храм. Не то чтобы он проникся горячей верой и любовью к Богу, но понимал, что если и есть на земле какой-нибудь не аморальный путь, то он проходит через Церковь Христову. После появилось желание донести свой взгляд и окружающим. Когда Давид в возрасте 18 лет решил ехать в семинарию, отец воспринял решение с радостью. Но неустанно предостерегал сына от тамошних «распутных нравов и логических подходов». На втором курсе отец сообщил ему, что планирует принять постриг, что и реализовал через полгода с именем Анфим. Теперь он подвязался в монастыре под одним из мелких городов Поволжья. Давид с тех пор окончательно разочаровался во всякой семейственности и сам начал подумывать о постриге. Плюс к тому, мать вышла замуж за биржевого брокера, который отправился в места не столь отдалённые через два месяца после свадьбы. Говорили даже, что он и женился из каких-то финансовых соображений. Поддерживать мать не было ни единого желания – он твёрдо и неукоснительно винил её в уходе от отца – и Давид окончательно сжился с мыслью, что семинарское распределение станет отправной точкой его жизненного пути.
       Наверное, стоит сказать о внешности Давида. Сам он, впрочем, большого внимания этому аспекту своей жизни не уделял. Жора даже говорил, что за самосозерцанием Давид однажды умрёт от того, что рухнет с лестницы, забыв завязать шнурки. Однако внешностью Бог его не обделил. Высокий, ровно сложенный, широкий в плечах Давид, одновременно с этим с презрительным недоверием относился к спорту и развитию своего тела. Несмотря на это, он не худел и не толстел. Больше никто ему на образ жизни не указывал. Была у него сестра по отцу, Катя, которая, будучи, на шесть лет старше него, ушла из семьи сразу после отцовского пострига. С Давидом они и раньше не сильно ладили, так что расставания оба не заметили. На человека, незнающего его, Давид производил неизгладимое впечатление: он умел втереться в доверие к любому, показаться таким, каким нужно, но при этом сохранял лёгкую надменность в любых отношениях. Впрочем, лицемером или подхалимом он не был, пуская свои качества в ход только при крайнейшей необходимости. Во всяком случае, так ему нравилось думать.
       Вообще, они с Жорой поступили в семинарию очень удачно. В Московской Патриархии сменили курс, и семинаристов было приказано больше не набирать. Их предпоследний набор в 2019 году оказался самым большим за все последние годы  - все, кто сомневался, хотел и не хотел, успели рвануть на вступительные экзамены. Начальство их сравнительно небольшой семинарии впервые столкнулось с понятием конкурса при поступлении. И все они не прогадали. Инициатива в Патриархии двинулась быстрее, и их набор оказался не предпоследним, а самым последним. Первые месяцы Давид не мог понять, с чего вдруг такой курс. С каких это таких пор священников стало слишком много. А потом до него дошло (а не дойти было трудно – эта тема муссировалась в православных и светских СМИ с 2015-ого), что причиной тому стала не многочисленность попов, а малочисленность прихожан. 2016 год был ознаменован рекордным по всей России количеством прошений духовенства о выведении за штат, о снятии сана. Некоторые священники просто бежали из храмов. А причиной тому было то, что священник, пономарь и бабушка на лавке обычно стали составлять всех присутствующих в храме на богослужении. Когда в 2015 году была построена самая большая в мире мечеть, располагавшаяся на территории России, меценаты исламского мира тут же единым порывом вложились в подобные проекты по всей стране. Через полгода официальное количество мусульман в России превысило 30 миллионов, а неофициальное многие даже боялись называть вслух. Мусульмане начали очень правильно: мечеть была построена не в Москве или Петербурге, а на Сахалине. За этим регионом никто особо не следил, а местная «православная оппозиция» слишком долго раскачивалась. Омар Аль-Харезми, один из виднейших к тому времени нефтяных магнатов арабского мира очень сильно вложился в благоустройство области, а ввиду того, что чиновничество области уже на треть состояло из «благоверных», вопрос мечети и центра ислама в России был решён за час. Шельфовые нефтяные и газовые проекты благополучно перетекли в цепкие руки мусульман. Очень скоро значительная часть русских девушек повыходила за новых «соседей», и ислам прочно пустил корни в России. К началу 2017-ого в стране стало почти столько же исламких богословов и учителей, сколько и православных попов. 1 июля 2017 года по указу Президента ислам, на основании «многочисленности представителей религиозной конфессии и уважения к их культурному наследию и праву проповеди» был объявлен «официальной» второй религией государства. Конечно, формально Россия осталась светской страной, но сверху было приказано почитать, уважать и способствовать. На почве этого, к концу года обнаружилось почти пятидесятикратное увеличение протестантов и свидетелей Иеговы – это было, как полагали, защитной реакцией на рост потенциально враждебного ислама. К началу 2018-ого 2/3 верующего хоть во что-нибудь населения страны стало прихожанами мусульманских и протестантских храмов. Большая часть православного духовенства положила кресты на стол епархиальным архиереям, и отбыли на мирские труды, ибо прокормить себя с семьёй стало просто нереально. Поместный Собор Русской Православной Церкви, проведённый в сентябре 2018 года, постановил всей Церкви перейти на «осадное положение», предали официальным запретам всё бежавшее и ушедшее духовенство и объявили курс на соединение со старообрядцами, как с хранителями исконной Православной Традиции. Те, в свою очередь, восприняли ситуацию в стране, как один из явных признаков конца времён (и, надо сказать, не безосновательно) и на примирение не пошли, укрепляя собственные духовные рубежи.
       Вот в такой ситуации оказались Давид Светлов, диакон Георгий Ковальский с матушкой Марией и ещё 32 семинариста. Поступало их очень много, но 80 процентов семинаристов бросили учёбу в связи со сложившейся ситуацией на почве будущей карьеры. Пятикурсников же было и того меньше – всего 6. Зато на них можно было положиться – в условиях нынешнего времени пятикурсник семинарии, будучи в курсе последних страниц истории, мог по праву называться достойным кандидатом в священный сан.
       «… услышим мя, Господи, в правде Твоей и не вниди в суд с рабом Твоим. Дух Твой Благий наставит мя на землю праву» - последние слова Шестопсалмия показались ему лучом надежды среди всех этих мыслей. Но ненадолго: на амвон вышел, вернувшийся уже из лавки, отец Георгий. «Хорошо читает» - думал Давид. Не гулко, но по-поповски. Выучка, наверное…
       Остаток службы прошёл скомкано. Священник служил так, будто за ним гнались и гнались сильно. Канон Давиду читать не дали – читал регент хора, а тот пел хорошо, но задыхался, как только начинал читать. Благословив семинаристов и нескольких «гражданских», священник отпустил всех с Богом. Давид вышел из храма, предварительно протерев очки – от дыма свечей вечно какой-то налёт оставался. Потеря зрения у него была небольшая, но очки носил с детства, как он теперь говорил, отвечая обычно Жоре: «Для статусу!».
       Через полгода семинария закончится и придётся идти в народ. Может, к тому времени и с постригом вопрос решится, а то Жора уже этой женитьбой все уши прожужжал. Главное, чтоб до рукоположения дотянуть удалось, а там можно и в исламское пекло рвануть! Пусть знают наших!