Когда я был Сатаной

Это Вьетнам...
Жара. Ад. Влажность.
Сырая яма посреди малярийного болота.
Моя жизнь должна закончиться здесь.
Меня зовут....
Джон...Джеймс...Джаред...
Я не помню своего имени....
Я разлагаюсь заживо в этой дьявольской яме посреди этой дьявольской страны, среди этих дьявольских малярийных джунглей.
У меня шатаются зубы, у меня почти отгнили ноги, я умираю так медленно, что я больше чем уверен, что Апокалипсис наступил...
Он пришел, он здесь.
Все здесь со мной в этой яме - Болезнь, Война, Голод и Смерть...
Я скоро умру. Мой Канзас мне только снился.
Все снится, перед смертью.
И человек в элегантном смокинге тоже только снится.
Он говорит мне во сне: ты хочешь жить, малыш?
И я во сне отвечаю: О сэр, если бы Вы знали, как хочется жить в 19 лет!
И во сне мне улыбается элегантный джентльмен и говорит мне:
- Малыш, а как ты хочешь жить?
И я отвечаю, умирая во сне:
- О сэр, я очень, очень, очень хочу жить! Но... У меня не осталось шансов!
И тот в смокинге из сна кивает мне и говорит:
- Шанс есть всегда, просто со временем шансы стоят дороже...
Он улыбается и я во сне вижу, что нужно сделать.
Надо стать этим элегантным джентльменом, просто на время стать им...
И я согласился на все и...
Стал им...
И я открыл глаза поутру...
И увидел начальника лагеря, каких-то вьетконговских чинов и девочку, молодую девочку лет семнадцати с темными оливами глаз, с волосами как смоль, с золотой кожей...
Всегда приятно видеть девочку перед смертью. Это лучшее, что можно перед ней видеть - красивую девочку...
И я снова закрыл глаза и думал, что у меня почти отгнили ступни ног..
Их речь такая, будто птицы на пустошах моего Канзаса...щебет...щебет птичек...
А потом меня куда-то тащили. Я подумал, что мне конец и я обрадовался. Расстрел, это конец! Конец мучений.
И вдруг я очнулся в доме. И передо мной были глаза этой девочки...
Ее звали..
Лан Мэй..
Цветок орхидеи.
Лан Мэй...
Дочь начальника лагеря, девочка с глазами из горячего агата. Девочка с волосами из антрацита. Девочка с кожей из золотой фольги...
Девочка, которая спасла меня...
Дальше было много любви, я превратился из падали в домашнего питомца, а затем и в домашнего любимца. А потом, позже, когда я стал говорить на их языке, я стал почти сыном. Тем, кого любит Лан Мэй... И кто любит Лан Мэй.
Я стал им сыном...
Через две недели моя свадьба с Лан Мэй...
А потом пришел ОН и сказал - пора отдавать долги!
И мы с Лан Мэй пошли к Наньсихэ..
Там, на мосту, я взял ее за плечи, заглянул в ее агатовые, дрожащие радостными искрами глаза...
Поцеловал ее скулы, скользнул по шее вниз к ямочке у ключиц, тронул напрягшиеся горошинки сосков, и вниз, вниз по ложбинке трепещущего живота, вниз туда, где никто не был, туда, где стонами, вздохами, трепетом на любом языке мира дева отдает любимому свою сущность, сокровенный дар, то где дева обнажена и как бы ее не звали являет собой Просыпающуюся Мать...
Я взял ее на этом мосту. И на последнем ее судорожном всхлипе...
Я хладнокровно...
Свернул ей шею!
И оторвал ей голову, поглядел ей в лицо и выкинул с размаху в реку!
Я разрезал ее тело, слизывая кровь с вороненого клинка...
Потому что я- он!
Я Сатана!
Я - Он!
Я убил ее...
Она в реке...
Руки, ноги, груди, туловище...
Все это погрузилось в светлые воды Наньсихэ...
И плывет вдоль потока...
Дальше, дальше и дальше...
Я хотел жить и я живу!
Я живу в Додж-Сити.
Но... каждую ночь... мне снятся эти воды...
Светлые и горькие...
Как мои слезы...
Я был Сатаной...
И им остался!!!