Девочка Оля

 В жизни наверное каждого человека, который рано или поздно начинает более или менее успешно изводить чернила с бумагой или свободное пространство на жёстком диске собственной писаниной, обязательно был такой специальный человек-катализатор. У писательницы Макс Фрай была девочка Наташа. А у меня вот - девочка Оля.
 Познакомились и подружились мы, когда нам было по 7 лет, в моей родной деревне, куда приезжали на летние каникулы. Я из Москвы, она из посёлка при каком-то липецком курорте. Домашние взрослые эту дружбу не одобряли. Наверное из-за бабки-самогонщицы. Ну, плюс ещё, как говорится, неблагополучная семья. И фамилия некрасивая - Неумывакина.
 В 9 лет она знала правила абсолютно всех игр, какие только существовали в нашей стране в наше время. Даже сугубо мальчишеских, навроде ножичков и городов. И во многих из них была, что называется, заводилой.
 К 15-ти годам она знала наизусть все советские эстрадные песни, а так же жестокие романсы начала 20-го века и довольно неплохо их пела.
 Только вот фраевская девочка Наташа была лидером их детской тусовки. А девочка Оля была изгоем. В ней одновременно уживались романтическая провинциальная наивность (как у некоторых персонажей Гундаревой, или Румянцевой), и совершенно шпанская наглость и нахальство. Поэтому одни её считали набитой дурой, другие законченной хамкой.
 Местная богема, с которой я тогда дружил, в лице двух городских мазелек (одна Москвичка, другая из Воронежа) очень её не любила и всячески попрекала меня за то что я с ней "тусуюсь". Обе знали такие слова, как "левис", "монтана", и крутили роман с футболистами из юниорской команды "Чайка". Футболисты мечтали рано или поздно перейти играть в воронежскую команду "Факел" и с гордостью носили футболки с набитой через трафарет нитрокраской надписью SEABIRD, что по их мнению переводилось как "чайка".
 Они наверное всё же исключили бы меня из своего элитного клуба. Но у меня была гитара, я был единственным, кто худо-бедно умел на ней играть, одевался, благодаря родственникам в Германии, по-фирмЕ, писал стихи (это были ужасные стихи) и, самое главное, у моего деда было много литров домашнего вина, которое я мог иногда втихаря сцеживать в литровую банку и всех их им угощать. Поэтому встречи с неэлитной девочкой Олей мне снисходительно прощали.
 А мне действительно нравилось с ней встречаться. Нет, не как с девочкой. Про "как с девочкой" она мне очень быстро отвыкла, закатив хорошую плюху и объяснив, что хотя все её и считают девицей весьма лёгкого поведения (и, да, таки не без оснований), но с лучшим другом детства она на один сеновал не полезет. Всё. Вопрос закрыт.
 Поэтому мы просто тусили: я, она и несколько ребят помладше. Я бренчал на гитаре, она пела песни, читала стихи, рассказывала анекдоты и Страшные Истории, каких знала великое множество. Некоторые по-моему даже сама придумывала. Например про Карлика, вылезающего по ночам из Чорного Тюльпана, и перерезающего горло невинным спящим девицам волосом, растущим у него из верхней губы.
 Как и многие девочки, она мечтала стать актрисой. Но, в отличие от всех этих многих, вполне могла бы ей стать. Несмотря на весьма заурядную внешность. А уж успешным, как тогда говорили, массовиком-затейником (теперь говорят аниматор-ведущий) - однозначно. Всё сложилось конечно же совершенно иначе.
 Последний раз мы виделись, когда нам было по 21 году. Мы гуляли по земляничной поляне на деревенском кладбище. Оля строго-настрого запретила есть эту землянику, так как она принадлежит мёртвым и собирать её нельзя. Иначе будет Плохо. Землянику мы есть не стали, а стали рассказывать друг другу кто как живёт.
 К тому моменту у неё было уже два аборта и трое детей. Она как раз развелась с одним мужем, алкоголиком-уголовником, и собиралась выходить замуж за другого. Работала в курортном подсобном хозяйстве. Кажется в свинарнике.