Какой год сегодня идёт?

\Продолжение цикла "Будни энергетика шахты"\

«Мина»  бала  шикарной!
Рванула,  скажу  я  вам, 
что  даже  из  треста  главный 
не  выбирал  слова, 
и  выражал  восхищенье 
его  бесподобный  мат.

У  всех  было  ощущенье, 
словно  окончен  парад, 


и  предстоит  застолье 
с  малым  количеством  дам, 
где  чувствам  мужским  раздолье, 
тем  более – языкам.

- * -

В  пришахтном  почти  ресторане
(столовая  просто  по  будням) 
давно  уже  все  мы  «на  грани», 
а  скоро  какими  будем?!

В  стаканы  себя  окунаем, 
о  чём-то  поём  и  судачим, 
ругаем  кого-то,  желаем 
сердечно  друг  другу  удачи.

И  дым,  и  мат  коромыслом, 
и  соль  анекдотов  про  ****ки.
В  застолье  таком  нет  смысла, 
немного  лишь  нервной  разрядки, 
которая  необходима 
в  работе,  что  как  погибель.
Поэтому  и  допустимы 
такие  вот  перегибы.

Никто  нас  за  них  не  осудит:
для  власти  они  обычны –
ведём  же  себя  как  люди, 
и  жёны  к  такому  привычны.

Гуляли  не  очень  долго.
Из  треста,  который  главный, 
мужик  матюгливый,  но  славный, 
что-то  канючил  о  долге.

В  надежде  на  повышение 
техрук  с  ним  во  всём  соглашался 
и  в  подхалимском  рвении 
споить  его  нагло  старался.

Сидели  они  напротив.
А  я  с  начбуровзрывными, –
непьяными  были,  вроде, –
острили  не  зло  над  ними. 

Всё  в  рамках  приличия,  в  целом, 
и  можно  сказать – безупречно!
Но  если  по честному,  делом 
детали  не  помню,  конечно.


- * -

Не  помню.  И  всё.  Хоть  тресни!
Но  утром  другого  дня 
первый  отдел  из  треста 
звонил,  приглашал  меня.

Хотели  б  узнать  моё  мнение ,
о  чём – так  и  не  разобрал.
«Спешу  я  на  восстановление!» –
невежливо  им  отказал.

А  это  ведь  сущая  правда: 
бригада  уже  собралась.
Подать  напряжение  надо –
на  это  моя  только  власть.
Проверить  подстанции  надо 
и  высоковольтную  сеть.
Они – не  скипы,  не  канаты –
за  сутки  могли  отсыреть, 
пока  не  работала  шахта.
Таков  после  «мины»  режим.
Электрики – первая  вахта, 
кто  в  шахту  идёт  после  «мин».   


Потом  слесаря  и  другие 
за  нами  отправятся  в  путь.
Бывают  завалы  такие: 
посмотришь – становится  жуть.

Но  это  не  наша  забота, 
у  нас  поважнее  чуток: 
чтоб  шахта  могла  заработать, 
везде  нужен  электроток.

Подстанции  все  и  «слепые» 
нам  надо  в  работу  ввести.
И  гадости  могут  любые 
попасться  на  нашем  пути.

От  них  никогда  не  избыться 
ни  в  шахте  и  ни  в  быту.
Но  в  общем  я,  как  говорится, 
песню-то  начал  не  ту.

О  шахте,  о  «мине»,  о  прочем… 
А  надо – про  первый  отдел.
Чего  это  трестовский  очень 
увидеть  меня  захотел?

Ему  я  совсем  неподвластен!
Но  он,  как  паскуднейший  бес, –
да  будь  он  хоть  трижды  неладен! –
в  моё  подсознание  влез.
И  мутит,  работать  мешает –
сплошной  в  голове  винегрет!
Что  встреча  мне  с  ним  обещает?
Причина – вчерашний  обед, 
иль  пьянка,  пускай,  после  «мины», 
где  мы  все  набрались  до  риз?
Но  это  ж – обычно  и  мило, 
мы  там  ведь  не  передрались.

И  это  скорее  забота 
райкомовских  тошных  мудил.
А  может  кому-то  чего-то 
иль  чем-то  я  не  угодил?

Всю  муторность  гадких  мыслишек, 
конечно,  я  скрыл  от  коллег.   
Зачем  им  нагрузок  излишек?
И  мне  от  них  не  околеть…

Закончив  работу,  смываем 
с  себя,  что  пришлось  пережить.
Одевшись,  друг  другу  желаем 
до  завтра  здоровыми  быть

- * -

Иду  в  кабинет.  Там  помощник 
и  двое  напротив  сидят.
И  тихо,  как  будто  нарочно, 
о  тайне  какой  говорят.

Дверь  скрипнула.  Те  оглянулись, 
вдвоём,  а  лицо-то  одно!
Во  мне  вдруг  бесята  проснулись:
«Комедия,  братцы!  Кино!

Такого  ещё  я  не  видел: 
две  капли,  но  не  близнецы!
Скажите,  не  будьте  в  обиде: 
у  вас  и  подобны  концы?»

И  вмиг  посуровели  лица:
«Мы  к  вам  с  порученьем  одним.
Серьёзным  и,  как  говорится, 
не  шуточным.  И  не  смешным.

Вам  утром  звонили  из  треста, 
чтоб  в  первый  отдел  вы  пришли.
А  вы  себя,  словно  невеста, 
товарищ  Нюрнберг,  повели».

«Я  вам  не  товарищ,  во-первых!
Представьтесь,  прошу,  во-вторых.
А  в-третьих,  не  надо  на  нервах, 
не  переходите  на  рык.
   
Любые  вопросы  спокойно 
я  с  вами  могу  обсудить.
А  нет – я  молчу,  как  покойник, 
и  можете  вы  уходить».

Не  то,  чтобы  был  я  беспечен,
но  шахтою  был  разогрет, 
поэтому  словом  покрепче 
окончил  короткую  речь.

Должно,  ошарашил  я  этим 
настырных  и  бравых  парней.
За  них  мне  помощник  ответил:
«Им  нужен  Кирюшкин  Корней.
 
Они  бы  услышать  хотели 
о  нём  всё.  И  только  от  вас.
Им  кто-то  сказал,  что  вы  съели 
пуд  соли  с  ним.  Где  он  сейчас?»

- * -

Ах,  вон  оно  что!  Я,  натужась, 
отыскивал  смену  грешки.
Внутри  генетический  ужас 
противно  давил  на  кишки.

А  им  бы  узнать  о  Кирюше.
Не  верю,  что  только  сие!
Используя,  что  я  с  ним  дружен, 
им  надо  пополнить  досье?

Хо-хо  ни  ху-ху! – вам,  ребята.
Мне – кореш  он,  вам – диссидент!
Для  вашей  конторы  заплатой 
мой  будет  словесный  презент.

«Кирюшкин?!  В  работе  как  бог  он!
Электрик – каких  не  видать!
Ещё  за  такого – я  мог  бы 
троих,  но  похуже  отдать.

Смекалист  и  в  деле  активен, 
любой  он  исполнит  наряд.
Всегда  он  инициативен.
А  главное – не  горлохват!..»

Минут  так,  наверное,  двадцать 
без  умолку  я  говорил.
При  этом  я  мог  удивляться 
пунцовости  сумрачных  рыл.

Закончил  рассказ  свой  вопросом: 
не  надо  ли  всё  описать?
Хоть  сделать  мне  это  непросто, 
услугу  готов  оказать.

Прощание – как  панихида, 
ребятам  бы  в  руки  свечу.
А  я  улыбаюсь  для  вида 
и  что-то  вдобавок  шучу.

Но  в  сердце  подспудная  ярость, 
и  злоба  слепая  гнетёт.
Страна  дорогая,  что  сталось, 
какой  год  сегодня  идёт?
               
1967г.               

Читайте дальше!