Жиголо

    

                ЖИГОЛО,

             или  life-show «Ночь времени». I часть               

 
 
И не будет у них никаких от нас тайн. Мы будем позволять или
   запрещать  им жить с их женами и любовницами,
иметь или не иметь детей – всё судя по их послушанию –
и они будут нам покоряться с весельем и радостью.

                Ф.М. Достоевский, «Великий инквизитор»
 
 
.

                1

 …Схватившись за низ живота, другой рукой инстинктивно прикрывая плод внутри себя, с раздирающим тьму, первобытным, как при родах, воплем она медленно сползла по стене. После выстрела из второго ствола – жаканом - мужчина взмахнул руками, будто пловец, осваивающий стиль баттерфляй, вскинулся и, застыв, некрасиво, враскаряку завалился на бок рядом с женщиной. Еще секунд пять продолжались конвульсии. И сердца убитых людей остановились, хотя крохотное сердечко внутри женщины ещё билось какое-то время. Песок погреба быстро напитывался их кровью. На поверхности вздувались и лопались пузырьки, точно это была газировка.
 - Брось стекляшки! – просипел в темноте голос. - Ты, падла, чаепитие в Мытищах  решил, бля, устроить?
 - Какой мытищь, мишок прабиль, висыпалас, - был ответ из мрака.
 - Наверх тащи! В кровище и говне тут ковыряться будем? Быстро! А то рядом завалю, козел горный!
 - Что ти, халабудо, сказаль? Пав-тари! Я - казёль?!
 - В машину живо, чмырь!..
   Из ворот выехала бежевая «Лада» шестой модели и, подскакивая на ухабах, поднимая клубы пыли, помчалась  мимо церкви к железнодорожному переезду. У паперти грохнули еще два выстрела почти дуплетом. Хлопнула дверца. Звук мотора растаял. Стихло. Будто тяга на охоте кончилась. Поблескивали свешивающиеся за заборы крутолобые антоновские яблоки. Оцинкованное железо крыш. Стекла теплиц. Завыла дворняжка, в глубине поселка собратья её подхватили. Простучала мерно, равнодушно электричка.
Высохшие на августовской жаре бревна пятистенки трещали и звенели. Языки пламени, мечущиеся в окнах домов, в пруду, лижущие траву, листву берез и тополей, устремлялись вверх, к тучам, точно телята, тянущиеся к сосцам коровы. Шифер лопался – то словно одиночными выстрелами, то короткими автоматными очередями. Через четверть часа казалось, что пылает вся округа, и что даже самолёт заходит на привычную посадку с ужасом.
   Обрушились, фонтанируя будто бы новогодними, радужными, радостными золотисто-лилово-малиновыми искрами, стропила...

                2

   Полулёжа в кресле, Филипп Келесо по студенческой ещё привычке (однажды вычитал у кого-то из историков, может быть, у Светония, что император Юлий Цезарь мог делать сразу несколько дел) одновременно ел раков, пил пиво, перечитывал «Преступление и наказание» и слушал радио «Свобода». Голос диктора временами пропадал, словно физически накрываемый радиоволнами, в радиоприёмнике шипело, хрипело, гудело – работали советские «глушилки». Но глушили уже не столь вдохновенно, тотально, как прежде, в 60-70-х и совсем ещё недавно, в начале 80-х годов.
   После очерка о династии Ротшильдов, приуроченного к юбилею легендарного Майера-Амшеля, и выступления Давида де Ротшильда на ежегодном Совете еврейских организаций в том числе и по поводу начинающихся перемен в советской России, заведующий корпунктом в Париже Семен Мирский стал рассказывать о последних перестановках в правительстве СССР; о бездумной и бесперспективной, а для России и смертельно опасной борьбе с пьянством; о снятии с должностей секретарей обкомов и крайкомов партии; о непотопляемом Керимове, который накрепко повязан был с Брежневым и его родственниками, став долларовым мультимиллионером на хлопке, золоте и контрабанде, пережил андроповские «зачистки», но теперь пустил себе пулю в рот, предварительно расстреляв нескольких  жён у себя в доме, а официальная, по паспорту, супруга, член правления Комитета советских женщин, заместительница космонавтки Валентины Терешковой, скрылась в неизвестном направлении с огромными ценностями; о таинственном исчезновении в Риме ответственного дипломатического сотрудника Виталия Юрченко; о разоблачении двойных агентов-«кротов» - ЦРУ и КГБ; о сенсационном романе единственной дочери и наследницы греческого магната, потерявшей, по мнению жёлтой буржуазной прессы, счёт мужьям и любовникам, с  простым русским парнем Алёшей Коломиным, испытавшим, как все в тоталитарном однопартийном СССР, тяготы и лишения службы в Советской армии, - в эксклюзивном интервью «Свободе» гречанка заявила, что ещё девочкой в колледже прочитала Достоевского и влюбилась в его героев, особенно в Алёшу Карамазова, что встречала мужчин с именами Алексис, Алехо, богатых и не очень, хотя это для неё никогда не имело значения, христиан, мусульман, иудеев, но искала всю жизнь именно такого, голубоглазого  православного набожного очень бедного Алёшу и мужу-американцу, иудею по вероисповеданию, уже сообщила о разводе и как только решит проблемы с бракоразводным процессом, на этот раз осложнённым (у американца слишком много имущественных претензий), отправится со своим Алёшей в кругосветное путешествие по святым местам замаливать прежние грехи, в которых и не думала каяться, если бы её не убедил в этом «милый добрый чистый русский мальчик», но она уже счастлива, ибо голубая мечта её готова сбыться; потом бывший русский, а ныне американский писатель Сергей Довлатов читал своё литературное эссе «Чернеет парус одинокий» и отрывки из повести «Демарш энтузиастов»; потом кто-то язвительно комментировал недавнее секретное постановление Политбюро ЦК КПСС о создании чрезвычайной комиссии по колготкам…
   Клонило в сон. Прозрачная капля катилась по запотевшей, из холодильника, бутылке, застывала, точно смола на сосне, и вновь ползла вниз, навстречу пузырькам, стремящимся к поверхности. Свет торшера падал так, что казалось, будто раки, чуть недоваренные, сонно пошевеливают клешнями на блюде. Филипп съел их уже полтора десятка, из отходов образовав на вчерашней газете «Правда» целую гору. Но полдюжины оставалось. Убирать со стола было лень. Хотелось заснуть и проснуться где-нибудь на берегу океана под шипение ажурной пены и шелест пальмовых листьев. Эх, Куба! Остров Свободы, где Филиппу довелось проходить преддипломную практику, теперь уже и снился всё реже.