Фацелия

Ф А Ц Е Л И Я
или дождливое воскресенье
лирическая драма в двух актах


Действующие лица:

 Наталья Горичева, литературный критик, 40 лет
Андрей Владимирович  Соколов, писатель, 55  лет
Серафима Аркадьевна, его мать, 85 лет
Валерий,  сын Соколова, студент, 26 лет
Анастасия, 21 год
Екатерина, подруга Натальи, 40 лет
Константин, ее муж, 40 лет
Паркетчик дядя Гриша, 60 лет
Николай Андреевич, генерал, сосед Соколова, 60 лет
Мать Натальи, Мария  Алексеевна, 60  лет
Яакко Пюхаля, финский фермер, 45 лет


5  женских ролей, 6  мужских






На сцене полная темнота. Слышится легкое похрапывание. Зажигается ночник, слабо освещает кровать и часть  комнаты. Огромный стеллаж с книгами, обеденный стол, диван, кресла у стены. Чувствуется, что в доме основательный  беспорядок. В постели двое  - Наталья и Соколов. Наталья трясет мужа за плечо.

Соколов: Что случилось! Что случилось! Ну, что опять случилось?
Наталья: Ничего. Ты как всегда отвратительно храпишь.
Соколов:   ( возмущенно) В стране  миллионы  мужчин и женщин спят в одной кровати… И я просто уверен, что семьдесят процентов мужчин всегда храпят… по разным причинам. Но  ни одна женщина среди ночи   не пугает своего мужа вот так!
Наталья: Как? Я просто потрясла тебя за плечо!
Соколов: Натусик! Ты меня не потрясла. Ты меня хотела со скалы сбросить!
Наталья: Причем тут скала?
Соколов: А я во сне   стоял на краю обрыва или скалы. Мне и так страшно было. А тут  ты… Я уже не раз тебе советовал:  Не работай  допоздна! Вот причина твоей бессонницы, а вовсе не я.
Наталья: Фу, как ты скучно говоришь!
Соколов: И еще ты куришь! Да, да…последнее время много куришь. У тебя даже волосы стали пахнуть сигаретами…твои прекрасные волосы…
Наталья: Правда?
Соколов: Правда! Натусик…( пытается обнять ее)
Наталья: ( отстраняясь) Ну!..
Соколов: Загну!
Наталья: И это говорит писатель, редактор литературного журнала! Чего загнешь?
Соколов:  Я просто к слову. Ты же любишь фольклор.
Наталья: Это не фольклор. Это вульгаризм.
Соколов: Тебе не нравится, как я говорю. Тебе не нравятся мои книги. Тебе не нравится моя лысина. Тебе не нравится мой храп. Вот что я тебе скажу, дорогая. Как и всякая бездетная женщина,  ты желчна и злопамятна!
Наталья сбрасывает его с кровати.
Соколов: Вот подтверждение моим словам! (поднимается, зажигает торшер, садится в кресло) Ну, вот что ты  от меня хочешь? Ну, найди волшебника, который бы превратил меня в Джека Николсона или …
Наталья бросает в него подушку, плачет.
Соколов: Истеричка. (слышен плачь Натальи, вздохи Соколова, наконец,  Соколов встает, садится  на кровать)  Ну, все. Перестань. Ну, прошу тебя! Ну, что ты плачешь!  Натусик! Ей богу, ну что обидного в моих словах…Я каждый день слышу от тебя и похуже. И ничего. Инфаркта себе не позволяю. Даже гипертонии не позволяю! А ведь мог бы. Ну, хорошо. Если это тебя успокоит, скажи мне какую-нибудь гадость. Вот увидишь, я не обижусь.
(Наталья перестает плакать, думает)
Наталья:  Я тебе изменю, а  потом расскажу все  в подробностях…Давай…
Соколов: ( с возмущением)  Ну, это уже слишком, дорогая! Ты что же, считаешь, что у меня никакого мужского достоинства не осталось! А ты вот попробуй… попробуй. Это весьма почетное для жены респектабельного человека занятие.(Наталья снова плачет.)
Соколов: Ну, вот я  ее оскорбил. Ну, зачем  я это сделал? Я ведь знаю, что она ангел. И совершенно не способна ни  на что дурное. Натусик, прости меня! Я виноват перед тобой.(Наталья плачет еще безутешнее). Ну, что с тобой? Моя дорогая, моя любовь…
Наталья: ( прижимаясь к нему)  Мне… мне  приснился отец.
Соколов: Отец… В нашем репертуаре это что-то новенькое. Ну, и что?
Наталья: Мне приснился отец.
Соколов: Ну, так что же! Всем снятся отцы. ( гладит ее по волосам)  Мне тоже   часто снится отец.
Наталья: А мне редко. А теперь приснился. Есть в этом какой-то смысл. Что-то случится.
Соколов: Откуда  у тебя  суеверия! Ты никогда такой не была. Натусик, а может это… климакс. ( Наталья в бешенстве бросает в него подушку)  Но ведь такое бывает с женщинами. Расходятся нервы. Да скажи ты толком, что тебе приснилось?
Наталья: Будто все стоят у его могилы. Подходит пасынок, целует его. Потом падчерица. Любочка. Жена последней прощается. И гроб начинают опускать. А я стою рядом. За соседней могилой, за оградкой прячусь, и никто меня не видит. И вдруг я понимаю... когда гроб опускают и Любочка кричит: Папа! Папа! Прощально,  страшно так кричит. Вдруг я понимаю, что я тоже люблю его. И, наверное, люблю больше, чем эти люди…потому что он мой!.. Мой  отец.  И еще я понимаю, что нуждалась в нем всегда Мне только казалась моя безотцовщина естественной… На самом деле,  это всегда было не так.  Все это я  понимаю ВДРУГ. МОЛНИЕНОСНО! Понимаю, что надо выбежать, остановить людей и проститься с ним. Ведь мне более чем кому из них надо с ним проститься. Но ноги будто вросли в мокрую скользкую землю. И я не могу пошевелиться. А гроб опустили и засыпали. И Любочка плакала навзрыд и не могла отвести взгляда от земляного холма. Ее успокаивали и говорили,  что его  отлетевшей душе  отрадны  дочерние слезы. А я,  настоящая дочь, стояла рядом.
Соколов: Почему тебе это приснилось? Ты никогда мне  этого не рассказывала.  Подожди, я принесу тебе воды. ( встает, медленно идет к двери, останавливается, говорит сам себе.) Я женат на ней  почти  двадцать лет, и я ничего о ней не знаю. Я чувствую,  что в ней мука какая-то живет, которую она избыть не может. Или не хочет. Впрочем, почему не хочет? Не мазохистка же она! В самом деле. Но мука эта каким-то образом питает ее творчество.  Эта мука - есть источник ее жизни, деятельности и всестороннего развития.   И что  в итоге? Получается,  боженька наказал эту необыкновенную женщину таким заурядным мужем, как я. ( уходит в  дверь, ведущей на кухню)
Наталья: Почему я не пришла к нему, когда он умирал? Он ждал меня. Что… что я не могла простить ему? Ведь я  не могла тогда понять их с матерью отношений, была слишком глупа. А врач сказал: «Человеку перед смертью надо прощать все. Он не преступник, он человек, он ваш отец». А я,  что я сказала, боже мой, что я сказала! Он мой создатель, отца у меня нет! А врач сказал: «Придет время,  и вы пожалеете о своих словах. Он всего лишь  хотел  сказать вам, что любит вас».
Возвращается Соколов .
Соколов: Пей, родная. И забудь обо всем. Ты должна поспать. Я не буду тебе мешать. Я уйду на диван в кабинет. А ты спи. Завтра -  воскресенье. Собственно завтра уже наступило - три часа ночи. Утром придет паркетчик. К обеду он закончит, и мы пойдем поздравлять маму с днем рождения. Не волнуйся, спи. ( укрывает ее одеялом )  А я на диване, в кабинете. ( уходит )
Наталья: Отчего такая тревога? И сердце, так бьется сердце. ( встает, открывает шкаф, достает бутылку вина, пьет.) Это осень… Почему я так не люблю осень? Как будто в природе томятся огромные силы, и ее подавленный стон отдается в моей душе.  Ах, боже мой, осенью хоронили отца. Мне было шестнадцать  лет. Я смотрела из-за кладбищенской оградки как его русые волосы трепал ветер, как дождь кропил его  восковое лицо и ничего не понимала! А Любочка вытирала капли ладонью.
  ( В стекло стучит ветка. Наталья вздрагивает. Грохочет далекий гром) Любочка, а не я. Где сейчас эта Любочка? Осень… Космы деревьев так страшно полощутся за стеклом, кто-то шуршит и стонет,  а каково сейчас одинокому человеку, затерянному  в глухомани Вселенной!
Где-то рядом раздается возглас:  - О-ох! Наталья вздрагивает, ищет глазами.
Голос: Так и рвет всю на части! Так и рвет.
Наталья: (шепчет) Боже мой, как страшно! (за окном раздается  новый раскат грома)
Голос: Силушки не остается. Истаяла сила вся вместе со временем жизни. (пауза) И крутит всю, и руки крутит и спину ломит, а сердце-то как зайдется! Ну и все, конец, пришел, думаешь…
Наталья: (вскрикивает) Мама! Мама!..
Мать: Я - дочка… Я… (устало)  Не спится. Сырость кости ломит. Так до света руки и ношу, все в окошко выглядываю - не загорелся ли небесный светильник? Днем - ничего. Бегаю. Когда и прихворну - да все на ногах.
Наталья: Мама! Мама! (оглядывается по сторонам)
Мать: Вот ведь доля моя!  Носить рученьки мои до света.
Наталья: Это от работы этой тяжкой.
Мать: Конечно. Кто я без работы? Сирота. А там я себя человеком чувствую. Печешься о деле. Да и люди добром на добро отвечают.  Нет, я без работы совсем не могу. Дома - то у меня тоска. Дом кот сторожит. И такой занятный, язви его! Ты его не знаешь, ты уже три  года   дома не была. Объявился он облезлый такой, малюсенький на крылечке сидит. Я дверь открыла, а он вроде, как дожидался. Шмыг в сенки. Сам и поселился. Вот жить мне помогает.
Наталья: Прости меня, мама!
Мать: (выходя из темноты) Да, что с тобой дочка! Ты у меня красавица, умница, уж я так за тебя радая, что ты устроилась в жизни. А что детей бог не дал от муженька, не горюй. Может так лучше.
Наталья: Лучше?
Мать: А как же не лучше? Вот не было бы вас с Настькой  - я б разве переживала. Жила бы себе как королевишна. Ладно, ты давно ломоть обрезанный. Тебя с детства из дому тянуло убежать. Знала я, что кровь другая перетянет. А вот пошто Настьку с места раньше времени  сманула?
Наталья: Не тянула я  ее за руку.
Мать: Не тянула, да потянулась за тобой. Не могла ты ее в покое оставить. Запретить хоть на год-два.  Как же! У тебя московской дамочки, которая книжки пишет…родственники-то сплошная деревенщина.
Наталья: Сама она. Сама приехала ко мне. Ну, как бы я ее не взяла, как?  Я ведь тоже хочу видеть ее, помогать ей. Я очень о ней… о вас скучаю. И потом, -  у нее талант! Она очень, очень талантлива!
Мать: А кто  в Москву - то удрать не хочет. Понятно, молодость. У нее ветер в голове. А что про талант ее - не понимаю. Ну, устроила ты ее в училище это - выговорить не знаю как. Я так понимаю. Она - девка,  до нутра деревенская. Простецкая. Ни то,  что ты. Ты в своего отца вся. А она, кровинушка моя,  в меня пошла. И как есть мы с ней оба деревенские. Отец был бы какой-никакой - не допустил. А я что могу?  (вздыхает)
Наталья: (с раздражением) Да, я виновата во всем. Это я тебя на одиночество обрекла.
Мать: Не знаю, кто виноват. Может невежество мое. Горькая, горькая участь моя.
Наталья: Почему? Почему? Человек сам свою судьбу создает. Сам. А что бы ты делала, пришлось тебе родиться… ну не знаю,  где!  С Бруклинского моста бы бросилась?
Мать: Что это за мост такой?
Наталья: В Америке, мост самоубийц. Я видела. Человек стоит, смотрит в воду. К нему подходит полисмен, отговаривает. Только тот отошел, а человек в воду.
Мать: Чудно, не пойму я этого.
Наталья:   И я не пойму. И это хорошо, что не пойму. ( обе молчат )  Ну, как ты, мама?
Мать: В речку не сиганула, живу, вот, работаю. То случки, то отел,  дойка утрешняя и вечерняя - день и ночь  на ферме.  А телятки ноне народились все как есть слабенькие. Дневала и ночевала на базе, прибегу, печку протоплю, кота накормлю, да и назад. Вот недавно в город приглашали. В  эту, как ее – мерию. Секретарь руку жал, лично премию деньгами вручил. Потом я по магазинам пошла,  пошла… Вот где раздолье-то настало! Богатство.  И там была, где все опытом продают.
Наталья: (поправляет) Мама, не опытом, а оптом.
Мать: Ну, да. Так ничего и не купила. Все равно вам не угожу. Пошла к дому, где   с твоим отцом жили. А дома-то и нет вовсе. Фундамент огромный такой во всю улицу заложили. Дай, думаю, на его могилку схожу, раз уж оказия такая вышла. Купила винца красненького, печеньиц, да и поехала автобусом к нему. Кладбище-то большое, до самого оврага выросло. Мрут люди, ну чисто мухи! И призадумалась я о жизни моей. А то ведь все недосуг. Прошла через овраг, цветочков простеньких насбирала, он простенькие цветы эти очень любил, рисовал всегда. Вот и к могилке пришла. Ничего, могилка ухоженная, скамеечка у ног,  в голове дерево - береза, как он любил. Листики на ветру шумят весело. Фотокарточка пожелтелая вся,  не узнать, что за человек. По фамилии только. Ну, села я, бутылочку свою открыла, полила на землицу, печеньиц покрошила. Спи спокойно, дружочек, Саша. А я выпью за память о  тебе. Хороший ты был человек, и не твоя вина, что жизнь наша не сложилась.
Наталья: Но чья же? Чья?
Мать: Не знаю, дочка! Ты вот как-то вся в претензиях этих… и к отцу своему, и к жизни. А зачем? Виноватые-то только мы сами. Вот в себе и копайся, ищи  дуроломну травку-то… Фацелия!
Наталья: Как же так. Он не женился на тебе. Я ведь помню, помню, хоть маленькая была,  как ты со мной маялась. Как в очереди стояла за десятью рублями для матери одиночки.
Мать: Ни я одна. Деньги эти много значили, вот и стояла. А он бы женился,  да я не схотела.
Наталья: Как это не схотела?
Мать: Вот разъяснить-то я тебе ничего и  не могу! Не любил он меня, вот  и  не схотела. А благородства мне не надобно было. Вот так-то. Он ходил за мной, сам просил. А я как подумаю, что мать его нервная женщина, а  он  единственный  сыночек. Да разве ж она даст мне жизни? Помаялась, доча, помаялась с тобой. Ни баба, ни девка посередь деревни. От мужиков натерпелась. Всем обидеть хотелось такую. Ну, да что теперь. Простила да забыла.
Наталья: Гордая, значит, была.
Мать: Гордая, гордая.
Наталья: Изломала себе жизнь гордостью своей.
Мать: Ох, и умна ты дочь, да по книжному!  Долдонишь сколь уж лет все одно. В книжках правды много, зря не буду хаять, но не вся правда-то. Мне председателева жена книжку дала. Прочитала я, очень правдивая книжка. А все же я простой человек к этой  правде добавить могла. Что не знаю, но чувствую. Есть правда словами не сказанная, но душой понимается. Много страдания суждено человеку, а через это страдание радость желанней. Вот я бегу утром росной тропой - земля из тумана цветком раскрывается. Слышу, как девчата песню заводят:  При лужке, лужке, лужке, а при зеленом поле, при знакомом табуне, эх, конь гулял на воле…
( после первого куплета, Наталья подхватывает сильным красивым голосом, поют, обнявшись)
Наталья: Хорошо-то как! Будто кто сердце  умаслил! ( подхватывает) Ой, любо, братцы, любо, на свете, братцы жить! Эх, с нашей атом - мамой не приходится тужить! ( обе смеются, видно, что эта шутка старая)
Мать: А  Настька-то лучше тебя поет!
Наталья: Настька - это Настька! Она меня  на двадцать лет моложе! И что делать теперь?
 Раздается раскат грома. Наталья вздрагивает, оглядывается -  мать исчезла.
Наталья: Это ужасно! Что только не взбредет в голову в такую ночь!  ( за стеклом  становится светлее) Дождь. Дождь. В дождь мне всегда не спокойно.  Давно уже не люблю дождя. (подходит к висящему на стене календарю, медленно поднимает руку) Да,  с той осени я ее просто ненавижу. С 20 октября 1972 года. (стук дождя за окном перекрывается стуком вагонных колес)
Голос:  Я скоро вернусь за тобой! Вернусь обязательно! Я люблю тебя! Люблю!..
Наталья: Ты  мне сказал, что мы с тобою Боги. И я тебе поверила. Но потом, когда ты уехал не на небесной колеснице, а в вагоне второго класса международного поезда, пропахшего людьми, их ветреными судьбами, и его растаявшие огни превратились в огромную тоску, которая до сих пор душит меня по ночам. Я поняла, что вовсе мы не Боги, а просто маленькие жители земли на разных берегах большого моря. Я ждала тебя год, ах, какой это был  длинный год!  А потом поняла, ты не вернешься. И я сделала все, чтобы забыть тебя. А тут подвернулся Соколов. И я вышла за него. Ведь ты не вернулся, как обещал. Разве я в чем-то виновата? ( идет к кровати, садится, снова наливает из бутылки) Почему ты не вернулся?  Не зная ответа,  мне больно жить. (снова встает,  взволнованно ходит по комнате) Ты не вернулся. А  я отомстила. Я вышла замуж.  Я хотела быть счастливой и бедной, любимой и вдохновленной твоими идеями.  Но ты не вернулся ко мне и моя мечта не исполнилась. А Андрюша   доказал  свою любовь.
 (подходит к зеркалу) Молодость проходит. Уже прошла.  Впереди только жизнь,  замешанная  на чувстве  вины… Перед всеми…
Раздается звонок в дверь. Наталья замирает. Смотрит на часы.  Семь утра. Идет  к  двери.
Катя: Наташа, прости меня!  Но к кому же я приду, если ни к тебе!.. (падает в ее объятья, плачет)
Наталья: Что случилось? Говори же скорее!
Катя: Я ушла от Кости.
Наталья: (недоуменно) Ушла? Как ушла?
Катя: Я столько лет терпела! Ты просто ничего не знала! Никто не знал! Я столько лет тянула на себе этот груз… Больше не могу!
Наталья: Да проходи же ты! Мокрая вся и без зонта. Раздевайся.
Катя: Какой зонт! О чем ты говоришь! Я выскочила. Дождь. Ни одного такси. Слушай, я не разбудила  Андрея Владимировича?
Наталья: Его не разбудишь. У него сон по расписанию. Проснется ровно в восемь. Вот тебе тапочки, халат, иди  в ванную, переодевайся.
Катя: Дождь! Это мне знак. Будто всемирный потоп начался.
Наталья: Какой знак?
Катя: Пора начинать жизнь с начала.
Наталья: (вслед) Да ты о чем, Катя! Разве мы можем начинать все сначала? (снова наливает из бутылки в бокалы,   медленно пьет, по- прежнему сосредоточенная на своих переживаниях)  Выпей, это успокаивает…Надо жить и хранить свои тайны.
Катя: (выходя из ванной комнаты, Наталья протягивает ей бокал с вином) В жизни не пила в семь утра!
Наталья: А я иногда пью. Иногда. Когда расстроюсь, или бессонница.
Катя: У тебя все прекрасно. Я вами просто любуюсь. Вы такая пара - серьезная, творческая…
Наталья:  Ну, ну… Соколов, конечно,  золото. Возразить не могу.
Катя: А как же! Он мужчина. Ты за его спиной, как за каменной стеной. Авторитет, уважаемый человек. Разве я не права?
Наталья: Да, да, конечно. Это так.
Катя: А Костя… Совершенно ни к чему не способен. Пять лет писал одну диссертацию.
Наталья: И что здесь удивительного?
Катя: А то, что я за эти пять лет, написала пять диссертаций! Одну за дубленку турку, вторую за кожаное пальто, тоже, кажется, турку. А вьетнамцам и прочим развивающимся народам  писала просто за спасибо.
Наталья: (удивленно)  Ты это серьезно?
Катя: Я  никому не  говорила, даже тебе, моей  подруге, что подрабатывала писанием  диссертаций.  Мне было стыдно, стыдно… А ты знаешь, сколько за эти пять  лет вышло книг  по его  теме? И какой теме: «Время и пространство в структуре кинофильма»! Это же докторская тема, с привлечением сложных философских категорий.
Наталья: Кое- что я видела.
Катя: Десяток книг по меньшей мере! А теперь, когда диссертация защищена, и можно сделать  интересную книгу, он опять тянет кота за хвост.  Человеческая жизнь очень короткая. Несправедливо. Хочется успеть многое. Границы открылись, информации вал катит. Все кипят, все работают, вытаскивают из себя все резервы. Это действительно интересно. А он плетется по узенькой тропиночке, когда  в пяти метрах  трасса! Это однонаправленность меня бесит! Что я требую? Чтобы он применил свои способности. И все! Пора ему  издавать книги, писать сценарии. А он точит, как червь дерево одну тему, жует одну жвачку. Начинаешь ему говорить, оказываешься карьеристкой - как будто в этом есть что-то зазорное! А как я могу не требовать? Мы живем в однокомнатной квартире. Сама знаешь, повернуться негде. Ребенок уже взрослый, спит и  делает уроки на кухне.
Наталья: Катя, ты  вся дрожишь…  Успокойся…Ну, выпей еще.
Катя: Ну, я же совсем не пью!
Наталья:  Красное вино, испанское,  из Торревьехи. Густое. Хорошее. Полезное. Я же не водку в тебя вливаю! Ты, Катя, остерегайся крайностей! Я это тебе всегда говорила. Золотая середина она и есть золотая середина.
Наталья: Где она, эта золотая середина! Всякие бездари, все выбьют и все возьмут. И дадут ведь им, все дадут.  Я все понимаю, многое  необходимо было пережить.  Я едва не ушла из профессии.
Наталья: Ну, вот опять ты в крайность!
Катя: Потому что не было кино. Была одна чернуха.
Наталья: А разве была до недавнего времени литература? Она едва-едва появляется. Но мы  все это пережили.
Катя:  И кино, русское кино поднимается! ( махом выпивает бокал)  Можно писать серьезные вещи. Пора писать серьезные вещи.  Но  оказалось…даже не могу слова тебе сказать, как он меня обозвал!.. Да лучше б он пил!
Наталья: Да что ты  говоришь, Катя!
Катя: Лучше было бы! Лучше! Ты не понимаешь, у тебя все по- другому, ты счастливая! А Костя живет только за счет моей поддержки. Сколько я сил положила, чтобы поднять его. А как жили студентами? Бедствовали, я дворничихой подрабатывала. А не он. Бывало, рубля не было - доживали. Я об этом никогда никому не рассказывала. Ведь не рассказывала я этого тебе?
Наталья: Нет, впервые слышу.
Катя:  Но он-то знает.  А потом еще хуже …Два  года не спала, пять раз в ночь ему массаж делала. Профессиональной массажисткой стала. В Боткинскую привезли – пять часов его принимали. Все врачи возле него побывали. А диагнозы!  Болезнь Бехтерева, знаешь, что это такое!
Наталья: Нет. ( снова наливает Кате в бокал)
Катя: ( Катя махом выпивает)  Видела на улице людей, которые ходят вниз головой. И с каждым годом все более и более склоняются. Необратимый процесс, говорят врачи. Но я, я, любящая женщина - я сказала - нет этой болезни! Я сказала, что  смогу ее победить, и победила! Диеты, массаж, лечение, спорт. Он не знал, что я  посуду в ресторане мыла, чтобы его отправить в санаторий. А потом Алешка родился, слабенький, опять беда. Мама приехала, помогала выходить, я ведь уже на тень была похожа.
Наталья: Все прошло, Катя. Все позади. Это всего лишь размолвка.
Катя: Нет, не все, Ната. Ты посмотри на меня. Мы ведь с тобой ровесники. Ты вот цветешь, а я чахну. Эти морщины уже не расправишь, усталость из глаз не вынешь А он... (плачет) негодяй.  Письмо любовное от его студентки нашла. И все  стало ясно.
Наталья: Что ясно?
Катя: Что у него серьезно. Любовь. Всем, всем, даже жизнью своей он обязан мне. Я его и в аспирантуру,  и на работу устраивала… Он сам не мог за себя постоять, что-то выбить. Выбить, выбить!.. (беспомощно повторяет)  Все -я, я!.. Он все ждал, что завтра все поймут как он талантлив, и хором запоют  от восторга  Но, ведь так не бывает. И вот теперь, когда я устала, когда я  постарела… какая-то свеженькая студенточка  уже выстроила планы по приобретению  ученого мужа.
Наталья: Катя, ты должна успокоиться. Пожалуйста!.. Все прошло, Катя! Все позади. Это размолвка, обычная размолвка. Ты даже представить не можешь, как мы с Соколовым… раз- мол-вля- емся.
Катя: Вы с Соколовым? (глаза отсутствующие) Я столько страдала. Всем, всем он обязан мне. И прозрения его и удачи- все зависит от меня.
Наталья: Константин не способен на подлость.
Катя: Я знаю! Ты думаешь, я не знаю этого! Он чистый человек. Но ведь мог он полюбить эту девчонку. Ведь мог же! (плачет) Делая расчеты на благородство, мы всегда ошибаемся. Я это давно заметила. Потому что стихийное чувство, возникшее у человека -  сильнее порядочности. Боже мой! Если эта студентка, не только красива и молода…но… но и умна, образована!.. ( Наталья молчит, потупив глаза) Она же его уведет, уведет!
Наталья: Да. Быть однолюбом – редкое несчастье.
Катя: Несчастье?
Наталья: Ты любила Костю, а Костя тебя, так ведь? Ты работала, боролась за свою любовь, страдала. Но была счастлива. И это продолжалось много лет. Правда?
Катя: Правда…
Наталья:   А я  наслаждалась любовью всего год…  По сути, меня использовали и забыли. А я продолжала страдать и любить этого далекого навсегда исчезнувшего человека, даже  когда стала женой другого.
Катя: Ты не любишь Соколова?! Бред какой-то! Ничего не понимаю!
Наталья: Моя мать - простая женщина, оказалось, разбирается в жизни лучше, чем я.
Катя: Ничего, решительно ничего сегодня не понимаю! Ты такая умная, такая красивая, ты такая…(не находит слов) Я сколько лет смотрю на тебя и где-то в глубине своей,  жестоко завидую тебе… да, да… вот что я поняла только сейчас. Ты  и Соколов, -  такой значительный, серьезный… Я всегда хотела видеть Костю таким.. Я все делала, чтобы он был таким… А он не стал! (плачет)
Наталья: Завидовать мне, да ты с ума сошла! Это Соколов-то,  по - твоему, значителен? Катя, милая! Ну, в чем он значителен? Просто хороший, очень хороший человек.
Катя:  А разве этого мало! Я понимаю, конечно, он ни Юрий Трифонов, ни Андрей Битов…
Наталья: И ни Виктор Астафьев. Он всего лишь Соколов, со своим уютным мирком, где все чистенько,  прибрано и приглажено. Он прилежно заседает на писательских заседаниях, высказывает свое мнение, нейтральное, как минералка без газа,  пишет статьи по заказу, либеральничает с талантливой нахальной молодежью, ведет себя как заботливый папа. Ну, он такой! И другим быть не может. Но он честен и порядочен.
Катя:  Что ты говоришь! Ты говоришь, так как будто ты никогда его не любила?
Наталья: (вздыхая)  Никогда…
Катя: Зачем же ты вышла за него?
Наталья: Мне было все равно.
Катя: Странно… Как это может быть замуж все равно!
Наталья: Может. Надо было как-то жить. Мне было только 22 года. Я училась в  институте. В тот год,  я ходила на почту каждый день, как на работу, и все спрашивала письмо.
Катя: Какое письмо?
Наталья: От человека, которого я любила! А он меня бросил, забыл… Если б ты видела меня в тот год. У меня появились слуховые галлюцинации. На курсе боялись, что мне не избежать психушки. (за окном светает) Но через год такой жизни  я поняла, что он не вернется за мной. И вдруг  вспомнила, что у меня есть причина жить. Огромная, замечательная причина!  И я решила круто изменить мою жизнь. Вот я и вышла замуж за Соколова. Уважать я его стала потом. А сначала - просто использовала.
Катя: Ужас! Не верю. Ты использовала Соколова.
Наталья:  Банальная история, в общем. Со многими происходит. Главное  правильно к этому относиться. Ценить то, что  человек для тебя сделал. А Андрюша сделал для меня  очень много. По сути, он меня спас. Светло уже. У нас в квартире разгром настоящий. В десять придет паркетчик в спальне пол перестилать.
Катя: У тебя все  позади. А вот у  меня впереди пропасть, пустота.
Наталья: Все образуется. И окажется, что это недоразумение.
Катя: Ты так думаешь?
Наталья: Пойду, приведу себя в порядок.
Катя: (сидит неподвижно)  Странно. Неужели однажды жизнь вот так сводится в фокус. Как все ненадежно. Прочность мира зависит от человека, а  сам  он ненадежен, как хрустальный бокал. (вертит  в руке бокал с вином) Не может сдержать однажды данного слова! А мы требуем от него решения глобальных проблем.
В дверях  кабинета появляется Соколов в пижаме, зевает.
Соколов: О, да у нас гости! Доброе утро, Катерина, голубушка. (целует ей руку) Давненько ты к нам не заглядывала.
Катя: Да, с Натой мы чаще видимся. Это правда. Вы же человек занятой.
Соколов: Прошу меня извинить за неглиже, так сказать. Пойду, переоденусь.
Катя берет с полки книгу, читает, входит Наталья с подносом, заставленным чайными чашками, она переоделась, сделала макияж и выглядит отлично.
Катя: Твоя новая книга!
Наталья: На днях в магазины поступила.
Катя: «Легкие следы Пришвина». Как ты хорошо назвала! И как это тебе удается!
Наталья: Сама не знаю. Люблю Михаила Михайловича, трепетно люблю. Я ведь перед смертью  Валерии Дмитриевны бегала в Лаврушинский дневники его расшифровывать.
Катя: Счастливая.
Наталья: Волнуюсь, как встретят книгу?
Катя: Да волшебно встретят! Боже мой, а это что? Корректура новой книги? Уже?!..
Наталья: (виновато) Да, о Павле Васильеве.
Катя: Ты мне ничего не говорила!
Наталья: Не говорила. Ты же знаешь, я суеверная.
Катя: Неистовый детеныш Иртыша! Да ты сама  неистовая, Ната! А вот Костя мой, лох, лох, лох! (читает) Иртыш баюкает тигренка -  Васильева в полынном шелке! Боже, как красиво!
Наталья: Это Клюев. Орнаментальности Васильев  учился у Клюева, а не у Есенина, как считают многие. Как раз здесь я доказываю это. Природа его индивидуальности особенная, и те схождения, на которые указывали раньше….
Катя: (перебивает) Боже мой! А я на что жизнь свою потратила!  По сути, на повышение образовательного уровня вьетнамцев и турков.
Входит Соколов, Наталья прячет бокал.
Соколов:  Как приятно  с раннего утра побеседовать с умными женщинами! Забываешь, что в мире слякоть и дождь, а надо идти работать. Кстати, почему Константин так тянет со статьей?
Катя: (притворно) Впервые слышу. О какой статье вы говорите?
Соколов: В его  диссертации была интересная главка о задатках кинематографического мышления у Антона Павловича. Так вот я просил его сделать статью для  журнала. Это было месяц назад. Он  ничего не говорил?
Катя: (нервно) Нет. Возможно, забыл. Он же такой невнимательный.
Соколов: Ты напомни ему. Я запланировал ее в номер, повод есть - фестиваль театральный  «Чайка». Интересно будет.
Катя: Непременно.
Соколов: Насладившись общением со столь прелестными созданиями, отправлюсь трудиться. (целует Наталью, Наталья  с нежностью проводит пальцами по его бровям, вискам) Ни дня без строчки. ( уходит)
Катя: Вот! Вот! Я разработала эту мысль и насильно поместила в диссертацию. Теперь он ни за что не даст этой статьи. Он, и книгу не публикует потому что непререкаемо честен. (раздается звонок)
Катя: Если это Костя - меня нет! Я не была у тебя! (убегает в ванную)
Наталья: Хорошо. Но скорее, это паркетчик. (идет к двери)
Входит Серафима Аркадьевна.
Серафима Аркадьевна: Наточка, прелесть моя! Доброе утро!
Наталья: Доброе, доброе, Серафима Аркадьевна! И с днем рождения!
(Из ванной появляется Катя)
Катя: Доброе утро, Серафима Аркадьевна! Да какая же вы, красавица! Вы что - подтяжку сделали?
Серафима Аркадьевна: Да, бог с тобой, Катенька!  Я же не Людмила Гурченко! Какая есть!
Катя: Невероятно! Год вас  не видала, а вы просто… молодеете! Так сегодня ваш день рождения! Поздравляю вас, поздравляю…
         Серафима Аркадьевна делает танцевальные па.
С. А.: Мне сегодня исполнилось 85!  Ровно в  семь утра. А кажется, всего сорок. Не знаешь, почему?
Катя: Да откуда же мне знать, ведь  это мне  сорок! (вдруг) А мне кажется я такая старая!
С.А.: (уверенно) Поживу еще! В конце-концов, 85 не так уж много. Может, я на рекорд Гиннеса пойду! Судьба не обидела меня ни красотой, ни здоровьем.  Я интересно живу! Закаляюсь. Моржую.  Посмотрю  еще на этот прекрасный мир. Девочки мои, все мои мечты замечательно  исполняются! До чего же я везучая!  Катерина, ты  же не знаешь,  я   в Арктике  побывала!
Катя: Вот почему я вас так долго не видела!
С. А.  Выпало мне счастье купить  тур в Арктику. Судно есть  научное, « Академик Курчатов». Деньги им же надо зарабатывать, вот они и берут туристов. И вот представляешь, у меня там ро-ман был!
Катя: У вас? Роман? С кем?
С.А.: Ну, не с белым медведем! С туристом. Был такой чел  из Дании, возможно, потомок принца Гамлета! А почему бы нет! Дания -  совсем крошечная страна - они там все одной королевской крови. Как раз там, под новый год, ему  исполнилось  92 годочка. Он тоже мечтал увидеть Арктику, северное сияние…
Катя: И что?
С.А.:  Увидел. И вот я, представь,  как наяда греческая, разделась,  и со льдины опустилась в холодное море!  Представляешь ты эту картину?
Катя: (передергивает плечами) Представляю! А на соседней льдине сидела парочка  медведей?
С.А.: Ну, конечно!
Катя: (с ужасом) А  если бы они…Плавают-то они быстрее вас!
С.А.: Там все под контролем!
Катя:   Ну, вы даете! Ну, а чел тот? Тоже, погрузился в арктические воды?
С.А.:А он не мог. У него за  спиной баллоны с кислородом всегда находились, а внизу колясочка на колесиках.  Но ты бы видела, как он на меня смотрел!
Входит Соколов и Наталья.
Соколов: Мамочка, дорогая! С днем рождения! А мы к тебе собрались  после обеда.
С.А.: А я  сама пришла! Погода чудесная! Чудесный дождь! Я от метро бежала по лужам - ноги забрызгала. Ната, куда запропастились тапочки, лиловые такие, которые я у вас  обычно надеваю?
Наталья: Трудный вопрос. С этим ремонтом я ничего не помню.
С.А.: Вы же в прошлом году ремонт делали. (Наталья  уходит за тапочками)
Соколов: Пусть делает, что хочет. Купила какую-то люстру и комод. Ради них весь сыр-бор. Раньше у нас был скандинавский стиль, а какой  будет теперь -  не знаю. Все что она делает – она делает замечательно.
(появляется Наталья)
Наталья: Вот ваши тапочки.
С.А: Спасибо, прелесть моя! Кстати, что ты  затеваешь сегодня на обед?
Я принесла пирог яблочный и кастрюлю с голубцами, с чудесным сметанным соусом. Андрюшенька их ужасно любит.
Наталья: На обед…на праздничный обед… (переглядываясь с Катей) Может, затеем пельмени? Хорошие такие, настоящие пельмени.
С.А.: Восхитительно! Давайте затеем. Я буду лепить. Я замечательно леплю.
Катя: А я тесто делаю шикарное!
Наталья: А я  и не знаю, что я делаю замечательно и шикарно… Фарш с рынка вчерашний в холодильнике. Яйца там же. Лук есть. Что еще?
С.А.: Мука!
Наталья: Мука на кухне.
С.А: Я  все подготовлю.
Катя: Серафима Аркадьевна! А  что,  тот чел с кислородными баллонами?
С.А.: Увы, увы!.. Я - роковая женщина!  Что-то там у него  случилось с этими  баллонами, замерзли… И он умер!  Вообщем, после этой трагедии я решила больше не влюбляться. Никогда!
Катя: Подумать только!..
Наталья: (вслед С.А.) Будьте осторожны. Там шкаф только прислонен. Внизу смотрите муку, в банках.
Катя: Прямо завидно.  Это  не старушка, это  вулкан!
Наталья: Поначалу еще как   извергала! Всякое было поначалу. А потом сжились. И теперь я ее обожаю. Она говорит, что у нее легкое дыхание. А это секрет молодости. Прямо по Бунину живет!
Звонок в дверь.
Катя: Если Костя…
Наталья: Знаю, знаю, хорошо. ( Катя исчезает на кухне. Входит Валерий.)
Валерий: Привет!  (нежно целует ее) А родитель пашет на ниве отечественной литературы?
Наталья: А как же! Кстати, бабушка здесь. И у нее сегодня день рождения!
Валерий: Балбес! Забыл! Балбес! Балбес! (стучит себя по лбу)
Наталья:  Погоди, денег дам, беги к метро, там киоск цветочный  уже открыли.
Валерий: Уже бегу. (паясничает)
Наталья :(вынимает из сумочки кошелек, отсчитывает деньги). Шампанского, фруктов, торт сначала. А потом цветы. Чтоб не помять!
Валерий: Есть!
Наталья: Розы!
(появляется Катя)
Катя: Вот видишь, время одиннадцатый час… А он не появляется.
Наталья:  Почему ты так уверена? Может он больницы обзванивает. Кстати,  Алешка где?
Катя: У свекрови. Как всегда в субботу и воскресенье.
Наталья: Ты сама позвони.
Катя: Не могу. Он ведь понимает, что я ночью, под дождь выскочила.
Наталья:  А паркетчика нет.  Больше не буду объявления на заборах читать. Лучше бы  из Андрей  из  ЖЭКа специалиста  пригласил.
Входит Серафима Аркадьевна с подносом в руках.
С.А: Девочки,   кофейком побалуемся.
Катя: Руки помыть… (уходит)
С.А: Катерина  взволнована или мне кажется?
Наталья: Да, у нее есть причины.
С.А.: Перчик черный молотый  и чеснок так и  не нашла у тебя.
Наталья: Чеснок можно. Но его, кажется, нет. А перец Андрею я совсем не даю.
С.А.: Вот как!
Наталья: Надо бы проверить печень. Но у него  времени  нет до писательской поликлиники дойти. А как прихватит, ношпу пьет, хоть «неотложку» вызывай.
С.А.: Надо обследоваться.  Я ему скажу. А ты, голубушка? Сегодня ты бледненькая. Отчего бы это?
Наталья: Спала плохо. И дождь. Не могу спать в дождь. Снится что-то несуразное…
С.А.: Слово какое – несуразное! Замечательное слово, русское. Как я люблю слышать от тебя интересные словечки!
Наталья: Вот еще!..  Как будто вы не знаете моего происхождения!
С.А.: Прекрасно знаю. Твоя мама живет в селе. Жаль, что я до сих пор не знаю свою, как это по русски называется – куму, да, куму. Почему бы ей не приехать к нам погостить, познакомиться, наконец?
Наталья: Я сама уже ничего не понимаю. У нее всегда есть какие-то отговорки. То случка, то отел…А телятки ноне все как  есть  слабенькие народились…
С.А.: Ну, прелесть! Прелесть эта русская речь!
(Звонок в дверь)
Катя: (из глубины) Если Костя…
Появляется Настя.
Настя: Что это у вас дверь открыта? Приветствую всех! Дождик-прелесть! И нисколько не холодно.  Конец ноября, скоро, как этот, ну, миль…миль..Ну никак выговорить не могу!
С.А.: Новый год.
Настя: Понятно, что новый год. Но еще...
Наталья: Миллениум. То есть переход в новое тысячелетие.
Настя: Вот-вот,  а не холодно! Серафима Аркадьевна, я вам звонила из общежития. А вы уже ускакали, как кобылка не стреноженная, вольная!
Наталья: Ну, ты и говоришь!
Настя: С днем рождения, дорогая моя, любимая,  наша драгоценная-бесценная! Будьте всегда веселой и живите вечно! А вот мой  подарок.
(протягивает коробочку) Сама сделала!
С.А.: (растроганно) Прелестно! Необыкновенно! Какая изящная вещь!  Анастасия – ты имеешь бездну вкуса! (все  разглядывают вещицу)
Катя: Настенка, да ты и вправду талант!
Настя: Я назвала это колечко - аленький цветочек. Розовый родонит подходит, да? У него такие миленькие прожилочки.
С.А.: Андрюша! Андрюша! Ты только посмотри на эту прелесть, что мне Настенька подарила!
Соколов: (появляясь в дверях кабинета) Здравствуй, Настя! О!.. Интересно. И это ты сама сделала в своем училище?
Настя: (обиженно) Ну, а кто же! Здрасьте, вам! Поди, у нас художественное училище, а не слесарная мастерская!
Соколов: Ну, прости меня. Прелестная вещица. Что за камень?
Настя: Родонит. Уральский. Очень хорошо поддается шлифовке. Немножко похож на бледный коралл, правда?
С.А.: Я тебе очень благодарна, Настенька!
Настя: К вашему ларчику очень подходит, да?
С.А.: Ах, ларчик мой…(на глазах выступают слезы) Этот розовый мраморный ларчик для драгоценностей подарил мне отец Андрюши. Тоже в день рождения. В 39 году. Это сколько же лет назад!?
Наталья: Не надо о грустном. Раз начались подарки…Сейчас! (убегает)
С.А.: В моем ларчике  лежит  белого золота брошь с сапфиром, настоящий Фаберже. Настенька, когда ты будешь выходить замуж, я приколю ее  на корсаж  твоего свадебного платья, как это сделала когда-то моя мама. А еще в моем ларчике  кулон с моим детским белым локоном. Чудом сохранился! Ах, как давно это было! Время… Как оно быстротечно и неумолимо. Порой остановишься на бегу и… оторопь возьмет. Неужели это я…Я прожила такую долгую, красивую, полную радости и страдания жизнь…и скоро мне уже придется проститься с этим прекрасным миром. Почему? Зачем? Мне еще так хочется жить…любить…делать добро… украшать жизнь… и танцевать… танцевать…( взмахивает руками, делает круг) Прекрасна, прекрасна и непостижима жизнь… и я счастливейшая из женщин не могу понять: почему где-то кого-то убивают, насилуют, мучают, когда так легко, чудесно быть добрым и сердечным человеком.
Останавливается.Общее молчание, умолкает музыка. Серафима Аркадьевна утирает слезы. Появляется Наталья, в руках у нее огромный пакет.
Наталья: Серафима Аркадьевна! Закройте глаза! Сейчас сбудется  еще одна ваша  мечта!
С.А.  послушно закрывает глаза. Наталья вынимает из пакета белоснежное одеяло.
С.А.: Ах!.. Какая прелесть! Я буду спать под этим одеялом из нежнейшей шерсти белых лам, которые бродят где-то там в далекой  Аргентине? Какая прелесть! Спасибо вам, дети мои, спасибо милые животные, что вы поделились со мной своей живой красотой! Мои косточки вам так благодарны! (закутывается в одеяло)
Катя: Ну, а теперь  все дружно садимся  за пельмени!
Соколов: А мне еще три страницы осталось.
С.А.: О чем ты пишешь сейчас, Андрюшенька?
Соколов: Трудно сказать…Роман.
Настя: И о чем этот ваш роман?
Соколов: Ну, что вы, в самом деле! Лев Толстой  не мог сказать,  о чем он пишет! Это уже потом,  когда такие критики как Наталья Горичева разъяснят, о чем  этот  роман – все становится понятным.
 (уходит)
                Женщины садятся за стол лепить пельмени.
Катя: Не обиделся Андрей?
Наталья: Зачем ему обижаться. Он не обидчивый. Он всех понимает.
Настя: Девочки, лепите помельче.
Наталья: Я помельче, не умею.
Настя: Да, у тебя всегда вареники получаются. К кухне ты совсем не способная.
Катя: И это вовсе не обязательно для каждой женщины иметь еще и дар к кухне.
С.А.: (любуясь кольцом) Девочки, не переживайте,  к шестидесяти годам я всему научилась. Я даже свет перед уходом теперь везде выключаю!
Настя: Вот такие достижения! А пельмени - это национальная гордость. Жаль, что их придумали китайцы и назывались они дзы-дзы. Только они с зайчатиной делали, а мы с медвежатиной.
С.А.: И откуда ты это все знаешь, девочка моя?
Настя: (ерничая)  Дак поди не три с половиной книжки прочитала за свою молодую жизнь! Память-то у меня отменная!  И к слову  сказать,  к процессу творения пельменей нужно подходить творчески, потому что это творение для пищетворительного тракта. Во-первых. А во-вторых, в древности у жителей Урала пельмени имели ритуальное значение.
Катя: Как это?
Звонок в дверь. Катя вскакивает. Наталья движением руки успокаивает ее.
  Настя: Были символом жертвоприношения скота!
(снова звонок в дверь)
Наталья: Если Константин…я знаю, что сказать. ( идет к двери ) А паркетчик, наверное, уже не придет.
(появляется Валерий с цветами и пакетами)
Валерий: Бабуленьке физкультпривет!  Бесценная! Несравненная! Совершенная! С днем рожденья! С днем рожденья тебя! (переходит на английский – хэппи ферст дей ту ю, потом на арабский – Хамделля Ассаляма)
С.А.: Андрюшенька! Андрюшенька! Посмотри на этот чудный букет!
(появляется Соколов)
Соколов: Здравствуй, сын! Я рад, что ты не забыл о дне рождении бабушки. Как мама? (негромко)
Валерий: Как всегда.  Переживает, нервничает, злится.
Соколов: А ты?
Валерий: Энергичен, бодр, весел.
Соколов: Суетный день какой-то… постоянно отрываюсь. Не могу норму выработать.
Валерий: Ты что шахтер из  пролетарского Донбаса? Нет, из Кемерова, потому что Донбас уже не наш.
Соколов: Много ты понимаешь в писательском деле.
Настя: А он тоже поэт. Вы что его стихи не читали? Андрей Владимирович, правда, не читали?
Соколов: (обеспокоенно)  Серьезно? Валерка пишет стихи?
Валерий: Да она языком полощет. (Насте) Не вмешивайся в мужской разговор. Накажу. Отшлепаю.
Настя: А вот на зло тебе, за то что  ты так со  мной обращаешься… невежливо…  прочитаю твои стихи!
Валерий: Прекрати!
Настя: И не подумаю! Ты несказанная страна дождей и зорь, теней и света, не сохранила имена своих дописьменных поэтов. Тому пора воздать хвалу, кто без креста и без купели дал имя грозное орлу и имя тайное свирели. Я, запозднясь, благодарю того, кто был пере до мною и кто вечернюю зарю назвал вечернею зарею. Того, кто первый услыхал капель апреля, визг мороза и это дерево назвал так упоительно - березой. Потом уже, уже потом сюда пришел Сергей Есенин отогревать разбитым ртом ее озябшие колени.

Тишина.  Все молчат.
Соколов: Это ты, сын? (не веря)
Настя:  Нет, это случайно найденный под кроватью  Пушкин!
Катя: Какая пластика…тонкая болевая интонация. Валера! Ты должен писать.
Валерий: Ничего я уже не понимаю, что я должен, а что не должен.
С.А.: (плачет) Вот!... А говорят, талант  на детях отдыхает! Боже мой, какая я счастливая! Мои дети, такие талантливые, такие…такие умные- все, все, и Андрюшенька, и Наточка, И Валерик с Настенькой! Господи, за что, за что мне такое счастье!
Соколов: Удивил, сын.  Честно признаюсь. Даже и не знаю, что сказать. Ну, ладно.
Наталья: (нервно) Да не получается у меня ничего! Правда, какие-то вареники!
Настя: Лучше  посуду приготовь  для сервировки стола. У тебя красиво получается. ( Наталья уходит на кухню).
Валерий: Эта Настька всегда языком молотит, где не надо. (ей) Просил же тебя, просил!
Соколов:  (отводит сына в сторону) Ты не вежлив. Она - сестра Наташи, и ты  не должен говорить с ней в таком тоне.
Валерий: А что такого я сказал!
Соколов: Повторяю, ты не вежлив. Неужели нельзя поаккуратнее. Настенька очень милая, непосредственная девушка. Она- как солнышко… Вышла из-за тучки- всех порадовала. Я был бы  счастлив такой дочке. С бабушкой у нее чудесные отношения. В ней какой-то свет… Наивные чувства.. Она талантлива и умна. Ну, что ты хочешь еще от женщины?
Валерий: А я сказал, что она дура или уродина?
Соколов: Ну, еще этого не хватало! Я замечаю в ней то, что нет у Наташи. Мягкость, которая есть сила. А вот в Наташе, к сожалению, сила, которая ни есть мягкость. Да она мужчину просто осчастливить может! Тебе так не кажется, сынок?
Звонок в дверь, Катя застывает на месте, Настя идет открывать.
Соколов: В самом деле…Суета сегодня необыкновенная. Три раза уже оторвали.
Настя: Тут тип какой-то…
Соколов: Наверное, паркетчик… Проходите, любезный. Что же вы, обещали в десять, а так запаздываете?
Паркетчик: Все дождик. Непогода. К тому же выходной.
Соколов: А  в выходной больше платят.
 Настя: Да в курсе он, в курсе. Цену набивает.
Паркетчик: Ух, ты, зубастая какая! Ну, вот, я тута! Направо или налево?
Соколов: Проводи его в спальню.  (паркетчику) И начинайте. Реставрация незначительная, до конца дня справитесь.
    В дверях сталкивается с Натальей. Наталья удивленно смотрит на него. Он на нее.
Настя: Чокнутый какой-то. Как я посмотрю,  в Москве какого только народу нет! Вчера в кафешке, на Белорусском, две монашки яичками закусывали. А говорили так чудно, ну даже слова не запомнила! Как на другом языке. Кругом толкаются, шипят, матерятся. А они бледные, как личинки, и слова-то у них полинявшие какие-то…Я даже оглянулась, может, кино снимают. (Соколов с интересом слушает ее.)
Соколов: А потом?
Настя: Потом ротики свои благолепно утерли, перекрестились, крошки даже в рот ссыпали. Узелочки завязали и пошли с  богом.
Соколов: (уходя, бормочет) А вот это, пожалуй, можно использовать  - ротики свои благолепно утерли…
Валерий: Куда пошли?
Настя: Почем я знаю.
Валерий: Ни почем, а откуда. Понятно?
Настя: Непонятно! Так Аркадина у Чехова говорит!
Валерий: Вот именно, у Чехова, в начале века. А через месяц миллениум!
Соколов: (на пороге) Я ушел.
Валерий  возбужденно  ходит вокруг стола, потирает руки, о чем-то думает. Из спальни раздается тихое постукиванье.  У Натальи на лице написано  недоуменное выражение.
Настя: И чего ты бродишь, садись, - лепи пельмени!
Валерий: Еще чего!
С.А.: Ну, почему вас мир не берет!
Настя: А я ему добавки не дам!
Валерий: А я у бабуленьки просить буду, а не у тебя. Отвяжись от меня, общественница. Тебя бы в наш институт, чтобы ты голову свою заняла какой-нибудь грамматикой китайской.
С.А.: Лера, ты не слишком галантен.
Катя: Валера, лучше расскажи о своих успехах в языках. Интересно?
Валерий: Интересно, спору нет. Только   падежей многовато в арабском. Шестнадцать!  Это вам не у нас: Иван родил девчонку, велел тащить пеленку… И все  ясно.
Настя: Ничего не ясно. Какой Иван, кого родил…
Валерий: Ох, и тормоз ты иногда…  Именительный, родительный, винительный и так далее. Всего семь! А там шестнадцать. Уразумела?
 Катя: А как  по - арабски – любовь?
Валерий: Вы не поверите,  но в арабском литературном отсутствует слово любовь!
С.А. Ужас какой-то! И как они живут без такого слова!
Катя: А Лейли и Меджнун? Ведь у них была любовь!
Валерий: Герои арабского словесного эпоса жили в пустыне. А там - песок, зной, редкие кактусы,  змеи, ящерицы, львы и верблюды…Звезды по ночам. Луна. И ни ветерка, ни струйки свежего воздуха. Поэтому любовь переводится как дуновение.
Настя: Как красиво!
С.А.: Прелестно! Какое  мышление!
Валерий: А Лейли и Меджнун переводятся, как ночная и сумасшедший.
Настя:  Ну, да, да он же этот  чел сошел с ума от любви.
Катя:  А поэзию ты уже читаешь?
Валерий: Пятый-шестой век  нашего времени. Как раз перед тем, когда четыреста конников под зеленым знаменем ислама завоевали пол мира.
С.А.: И как им это удалось! Четыреста конников… и пол мира! Боже мой,  а если я  умру и  так и не узнаю это?
Валерий: Бабуленька, я тебя просвещу… Сразу же как сам  хоть что-нибудь пойму в исламе. Ислам- это такая загадка…
С.А.: Прочти стихи, пожалуйста, из этого далекого века.
Валерий: (становится в позу)  Я - стар. Но молоды всегда созвездья в небесах. Умру. Останутся дворцы, вершины, тень в   лесах.
Катя:  Гениально!
Валерий:  А я что, спорю? Имейте ввиду, это дописьменная поэзия, сохраненная рапсодами - то есть специалистами, состоявшими на службе у великих поэтов с целью запоминания и устной передачи их творчества следующим поколениям.
С.А.: Значит, известны и имена  поэтов?
Валерий: А как же. Лабид, которого вы только что  назвали гениальным.
Катя: Погоди, а мы, значит, до сих пор  спорим -  кто написал «Слово о полку Игореве»?
Валерий: Ну, да!  Вот ты, Наташа, любишь поговорить о космизме русской поэзии. Тютчев, Фет… А между тем диалогичность поэтического сознания была уже свойственна древнебедуинским поэтам в шестом веке. Я и Мир - мы оба равных. Свое, личное, поэтическое я - поэт противопоставляет всей Вселенной. Откуда это? Мы научились препарировать стихотворные строчки, как лягушек. Но разве мы стали умнее? Мы разучились выражать себя.
С.А.: Меньше телевизор надо смотреть! Ой, сколько там всякой дряни!
Катя: Да и в кино не меньше. Хотя,  время чернухи, кажется, уходит, но  за эти годы мы разучились выражать себя глубоко и просто, как делали эти древние арабы.
Наталья: Наверное, они были чище нас.
Настя: А что надо сделать, чтобы быть чище?
Валерий: В баню ходить! Слушайте: Всю землю родиной считает человек. Изгнанник только тот, кто в ней зарыт навек. (победно смотрит на женщин)
С.А.: (зачарованно повторяет) Валера, ты перепиши мне  и то и эти строчки, и свои стихи про Есенина и березу,  обязательно. Я так рада, что у тебя будет такая редкая интересная профессия.
Валерий: (кривляясь, поет на мотив песенки из мультика  «Я-водяной») Я арабист, я арабист. На всех смотрю я сверху вниз. Вокруг меня - людишки, испашки, французишки…
Наталья: Валерка, что-то случилось?
Валерий: (испуганно) Нет, нет, с чего ты взяла! Ничего…
Наталья: Я тебя как  пять своих пальцев знаю!
Валерий: Это все  ерунда! Ни один человек не знает своих пальцев. На них бессчетное  количество знаков судьбы. Дай руку.(смотрит) Вот это кольцо, опоясывающее средний и безымянный палец. Оно означает, что ты способна любить совершенной любовью. И тебя любят  ответно.
Наталья: (растерянно) Кто? Кто может любить меня, уставшую,  сорокалетнюю женщину?
Валерий: Мужчина.  Конечно, я не имею ввиду, своего отца. Отец-то естественно тебя любит.
Настя: И где же он, другой?
Валерий: Понимаешь, когда он должен был придти, планеты сдвинулись…  Микронный сдвиг во времени. Должен был родиться я, а   родился мой отец. Я должен был встретить тебя - молодой, умный, красивый. А вместо меня ты встретила – лысого графомана…
Наталья: Перестань паясничать. И  не смей в таком тоне говорить об отце! (отбирает руку, уходит, он идет за ней)  До чего ты  становишься циничен! Меня это уже пугает.  И потом… Вокруг столько красивых молоденьких девочек…
Валерий: Девочки, девочки. Я тебя люблю. Люблю не только твою красоту, женственность. Я люблю твой сократовский ум, нет,  аристотелевский.
Наталья: Да уймись, ты, наконец! Что случилось?
Валерий: Ты не поверишь, но я знал тебя раньше, чем  впервые увидел с отцом. Правда, мне было  всего  семь лет. Когда отец объявил мне, что женится на юной студентке, я  был ошеломлен не  самим фактом, а тем, что узнал тебя. Ты уже жила в моей памяти.
Наталья: Это пройдет. Ты молод. Так бывает.
Валерий: А если не пройдет? И в пролет не брошусь, и не  выпью яда, и курок над виском не смогу нажать…
Наталья: (устало) Я не спала сегодня всю ночь.
Валерий: Почему?
Наталья: Мерещится что-то. И дождь. Меня тревожит этот дождь. Так у тебя  ничего не случилось?
Валерий: У меня нет.
Наталья: А у  кого?
Валерий: Понимаешь, еще  не точно, но мама, кажется, тяжело больна…
Наталья:  Боже мой!
Валерий:  Вчера мы были в клинике, на Варшавке.
Наталья: На Варшавке! Но это же, - онко… ( закрывает себе рот руками)
Валерий:  Все выяснится через несколько дней. Я хотел просить отца подключить свои связи…
Наталья: Он сделает все возможное. Боже мой!.. Мы все сделаем, Валерик.( обнимает его)
Из спальни доносится легкое постукиванье.
Валерий: Только никому...
Наталья: Разумеется, никому-никому…
С.А.: (объявляет)  Урок художественной лепки закончен. Художественные произведения из теста – готовы.
Настя: Я пошла на кухню.( забирает поднос с пельменями)
Катя: А Костя не звонит, и не идет.
С.А.: Он непременно придет, и вы  помиритесь. Мы с Андрюшиным папой тоже часто ссорились. А после ссоры, у нас всегда такая любовь красивая была! После ссоры всегда, как сначала. Чувства становятся острыми, пронзительными…
Катя: ( изумленно)  И вы все  это помните?!
С.А.: А как же! Видишь ли, нормальный человек в старости помнит только самое красивое и хорошее.
Катя: А обиды?
С.А.: Да какие обиды?! Человек придумал себе эту обиду. А ее в природе не существует!
Настя:( из кухни)   Сестрица, у тебя холодильник пустой! Где сыр, где масло, где уксус для пельменей! Валерка, пойдем в магазин.
Валерий: (с неожиданной уступчивостью) Пошли, общественница.
Наталья: (вслед) Чеснока нет! Про чеснок не забудьте!

Все удаляются. Наталья стоит одна в растерянности. Раздается покашливание. Из дверей спальни появляется паркетчик.
Паркетчик: Фацелька!..  Фацелька!  Язви тя!.. А я думаю - ты – не ты! На дверях табличка Соколов А.В. А потом голос твой все слушал, слушал… Только какая же ты  Наталья, Фацелька? Коли родной отец так тебя назвал?
Наталья: Дядя Гриша, я давно не Фацелька. И сама решаю, кем мне быть.
Паркетчик: И фамилию мужнину взяла?
Наталья: Да нет, только имя сменила, Горичева я,   так и осталась.
Паркетчик: Ну, как живешь-можешь, Фацелия? Вижу, богато живешь.
Наталья: Хорошо живу, не жалуюсь.
Паркетчик: А Марея-то как живет?  Как Настенка?  Большенькая уже, поди.
Наталья: Живут. А сам все эти годы не интересовался? Или сбежал, и все забыл? Как бедовали с тобой? Как Настька тебя любила, папкой называла?
Как матери нервы мотал пьянкой своей?
Паркетчик: Взаправду  сказать,  по праздникам  я им открытки красивые с видами разными  посылал из разных мест.
Наталья: Да знаю. Что открытки! Ты бы написал, объяснил – почему сбежал? Надолго ли?
Паркетчик:  А Марея гордая,  она, ни на одну не ответила.
Наталья: Если бы ты письмо вразумительными словами написал, повинился. Паркетчик: В душе –то я винился. Дак не  все же словами можно сказать, да и малограмотный я. Сама знаешь. Хоть бы она  столечко написала, так,  мол,  и так. Все ж не  чужие мы, сколь лет прожили.
Наталья: И опять долдонишь свое! Она, она! А ты!... Бросил ты ее, бросил нас! Куда уехал, какой доли искать, если дом у тебя был, жена. Как за каменной стеной жил. В добре, в достатке!
Паркетчик: Дак и она ни шажочка не сделала ко мне. Открытки эти присылал ведь, присылал. И адресочки там имелись. Все ж не чужие мы…
 Как никак и тебя  помог на ноги поднять. Помог ведь?
Наталья: Помог, дядя Гриша…
Паркетчик: Я об Марие шибко тоскую. Мать твоя! Ух,  мать твоя такая! Нету другой такой. Убедился. Помотался, весь Север исколесил за десять лет, а тута, в Москве я  временно, с одним напарником за компанию…
Наталья: Пьешь, за компанию с напарником этим?
Паркетчик: Так, самую малость. Когда душа попросит.
Наталья: И часто просит?
Паркетчик: И уж какая ты  вредная, Фацелька! Вот не поверишь, а пью самую малость. Понял, что поизрасходовал жизнь мне даденную в подарок. И жалко мне прожитого стало, Марею, Настенку. И тебя я часто вспоминал, Фацелия, ты мне заместо дочки была.
Наталья: Я понимаю, дядя Гриша. И рада, честное слово,  за тебя рада  я. Только, прошу тебя, Христом богом, время у нас впереди еще есть, раз судьба снова свела. Ты поаккуратней сейчас, не навреди мне … Это моя семья. Свекровь, сын мужа… Понимаешь?
Паркетчик: А эта молоденькая, зубастая, что мне  открыла тожеть его?
Наталья: Его, его тоже… Обещаешь?
Паркетчик: Я ни гу-гу.. Я все понимаю… Потом... потом, Фацелька, поговорим.
(Входит  Серафима Аркадьевна.)
Паркетчик: Водички, хозяйка не дадите? В горле все пересохло, страсть, как пить охота.
                С.А. разворачивается, идет на кухню за водой.
Паркетчик: Марея  здорова ли? Работает, поди, ишо?
Наталья: Работает, куда с добром,  орден недавно дали!
Паркетчик: А какой орден-то?
Наталья: Не помню, дядя Гриша!
Паркетчик: Эх, жизнь! И мне бы дали. Я ж  первый в  совхозе стал намолачивать по пять тысяч! Поди, ж помнишь.
Наталья: Помню, как же. Лучший комбайнер  был.
Паркетчик: Настенка школу закончила?
Наталья: Закончила.
Паркетчик: Ну, как она там? В Москву к тебе не собирается?
(Входит С.А.)
С.А. Пейте, товарищ,  на здоровье. Пельменями вас сегодня накормим. И не думайте об обеденном перерыве.
Паркетчик: Спасибо на добром слове. Я до пельменей страсть, как охочь. Не откажусь. Да из рук такой милой дамочки! (уходит)
С.А.: Какой своеобразный мужчинка. И  говор его народный очень мил.
Редко теперь в Москве услышишь такой сочный говор. Современный  разговорный язык рафинирован, как растительное масло. Ты согласна, Ната?
Наталья: Согласна.
  С.А. уходит на кухню.

Звонок. Появляются Настя и Валерий. Валерий  проходит  с пакетами на кухню, Настя остается.
Настя: Пока никого нет. Натусик, одной хорошей девочке надо помочь.
Наталья: Статью устроить в журнал?
Настя: Ты что, только в этом направлении думаешь?
Наталья: А что?
Настя: Да вообще- то жизненных ситуаций всегда множество.
Наталья: Ты какую имеешь ввиду?
Настя: Наверное, самую обыкновенную.
Наталья: В институт я по блату не устраиваю.
Настя: Да я не об институте, и не о статье…
Наталья: Тогда о чем?
Настя: Элементарно, об аборте.
Наталья: Об аборте?  Этого мне еще не хватало!
Настя: У тебя же есть знакомые, врачи. Они  же делают это каждый день. А за деньги и по десять раз на день.
Наталья: Ну, что ты говоришь. Она твоя близкая  подружка?
Настя: Ближе не бывает.
Наталья: Ужас какой-то. Вы понимаете, что это опасно.
Настя:  Я думаю, аборт - не менее опасен, чем сама жизнь. Между абортом и жизнью разница лишь в том, что  боль от аборта  длится десять минут, а от жизни - всю жизнь…
Наталья: Ты так думаешь? А  наша бесценная - драгоценная Серафима Аркадьевна  никогда  с этим не согласится. А я, пожалуй, согласна.
Настя: Странно. Я думала,  - ты мне не поверишь. Ты ведь не прошла через ГУЛАГ, как Серафима Аркадьевна.
Наталья: Каждая женщина проходит  свой ГУЛАГ.
Настя: Не  верю. Гулагчек. Каждая женщина. А Серафима Аркадьевна прошла  ГУЛАГ.
Наталья:  Гулагчек, говоришь? Наверное, ты права.
Настя: Так что, поможешь?
Наталья: Нет.
Настя: Почему?
Наталья: Посмотри на меня. Я тоже жертва аборта. (Настя просто заливается смехом.) Разве ты не знаешь, сколько лет я страдала, лечилась, как я хотела родить для Андрея. Если б у меня был ребенок!
Настя: (продолжая хохотать) Если б у  нее  был ребенок! Ужас! Какое счастье, что у тебя его  нет.
Наталья: (изумленно)  Почему?
Настя: Он бы сбежал от тебя на край света! Как только научился ходить ножками.
Наталья: От меня? Почему?
Настя: Потому что ты -  тиран. Твоя богатая натура требует единовластия и подчинения.  Ты же никому не даешь свободы. Ты не  позволишь, чтобы другие  чувствовали  и переживали иначе,  чем ты этого хочешь. Ты живешь книжными страстями и не можешь допустить, что другие  живут электрофикацией, или там строительством каких-то хозяйственных объектов. Я уже не говорю о том, что большинство людей живут в еще более простом и ясном мире. А ты не уважаешь тех, которые не понимают идей Достоевского… Ты -  глубже всех, твое понимание  глубже других…
Наталья: (со слезами) Но… но…
Настя: Я не хочу  Достоевского. Я не хочу боли, я не хочу страдания… Их у меня будет еще в этой чудовищно-прекрасной жизни!
Наталья: Как ты смеешь, как ты смеешь меня обвинять!
Настя:  А кто мне  постоянно твердит, что я недостаточно образована, умна? Может, быть твоей сестрой -  слишком  большая честь для меня? А если так, то и ради бога, обойдусь…
Наталья: Настя! Что ты говоришь,  опомнись…
Настя: Я не хочу   слышать ни моралей, ни нотаций, наслушалась!.. Ты мне скажи, поможешь ты мне или нет? Или я сама буду искать выход. Не рожать  же мне  этого дитенка!..
Наталья: Господи… Ну, почему же не рожать? А может быть, взять и родить? А, Настя, милая! И у нас в доме появится ребеночек. Малюсенький такой, хорошенький. Как я его буду любить!  А Андрей-то как будет рад!  Кто его отец?
Настя: Так я тебе и сказала! Один парень. И какое счастье, что он  мужчина. Ни гей, ни наркоман, ни дурак…
Наталья: И не было речи о женитьбе?
Наталья: И не будет.
Наталья: Может быть, мне или Андрею…
Настя: Не лезь не в свое дело! Она еще мужа своего, милейшего человека, приплетает!..
Наталья: Хорошо, хорошо, Настя.
Настя: Если можешь, помоги.
Наталья,  едва передвигая ноги,  идет к телефону, долго  набирает номер, но  на том проводе молчат.
Наталья: ( плачет)  Воскресенье.
Настя: Ну, да воскресенье. Дождливое. Ну, и что  ты раздождливилась, а?
( подходит, обнимает) Ты же, дурочка, не знаешь, как я тебя люблю!
Наталья: Это ты, дурочка, не знаешь, как я тебя люблю!
Настя:  Вот видишь, я не  плачу! Я решаю проблему! Я сильная, здоровая, талантливая и готовая ко всем  неожиданностям  жизни! Но ведь завтра наступит понедельник. Быстро надо, срок на исходе. К маме поеду. Вчера письмо получила. Пантелей умер. Она сильно переживает.
Наталья:  Пантелей? Кто такой Пантелей?
Настя: Ну, кот. Обыкновенный приблудный кот. Под машину попал.
Из кухни появляется Катя с подносом, полным  посудой, начинает накрывать на стол.

                Второе действие
Накрыт стол. За столом Катя, Настя, Серафима Аркадьевна, Наталья.
С.А.: Валера,  зови отца. Все готово. (Валерий идет за отцом) Товарищ,  не знаю, как вас величают - пожалуйте обедать с нами.
Паркетчик: (появляясь на пороге) Да я вроде и  не голодный. И…и завлекательно так пахнет.
Наталья: (строго)  В ванную пройдите руки помыть. Синее полотенце для рук.
(Входит Соколов.)
Соколов: Славно я сегодня потрудился. И знаешь, Настенька, твои наблюдения за монашками мне очень пригодились. Спасибо, родная.
Валерий: Ударнику труда - ура!
Соколов: Все бы тебе ерничать! Конечно, молодость эгоистична. В молодости все легко дается.
Наталья: Перестань, Андрюша! Валерка тоже корпит над арабским  по четыре часа в день. Это кроме всего остального. И два часа в день английский.
Соколов: Наверное, ты права. Натусик!  Я как-то об этом и не подумал. Появляется паркетчик. Наталья подзывает его знаком к себе, садит на стул рядом.
 Катюша, а где же  Константин?  (Катя пожимает плечами)  Ах, как чудесно сидеть, вот так,  по семейному,  за большим праздничным столом в день рождения дорогой мамочки! Первый тост за нашу бесценную-драгоценную…(паркетчику) Вам пятьдесят грамм коньяка или водочки?
Паркетчик: (застенчиво) Водочка – она слаще, а от коньяка упору в ногах нету.
Соколов: Согласен с вами, согласен. У нашей дорогой мамы, Серафимы Аркадьевны сегодня день рождения.
С.А.: Речей прошу не произносить!  У нас такая традиция!
Паркетчик: Доброго здоровьица! И на долгие лета!
Настя: Серафима Аркадьевна - вы самая прелестная, самая очаровательная, и главное, молодая! ( выпивают по первой)
Катя: Вы- самая мудрая…
Валерий: Бабуленька, а ты, правда, иди на рекорд Гиннеса.
С.А.: А я и пошла!
Соколов: А  голубцы, мама, отличные!
Паркетчик: Отличные. Чудо,  как отличные!  Сколь уж лет не едал таких.
С.-А. Спасибо на добром слове…Как вас зовут?
Паркетчик: Григорием Ивановичем.
С.А.: Наташенька, ты поухаживай за  Григорием Ивановичем, а то он, вижу, стесняется. У нас еще пельмени.
Паркетчик: Жена моя в деревне мастерица по части пельменей. Ух, какие наваристые! Бывало, по тыще  штук лепила за зиму-то.
Катя: Одна?
Паркетчик: Она такая! Как возьмется за что-нибудь - не остановишь. У вас тоже руки золотые,  Серафима Аркадьевна.
С.А.: Спасибо на добром слове, а пельмени труд был коллективный. И я, и Катя, и Настя трудились.
Паркетчик: (смотрит на Настю настороженно) А которая из них Катя, а которая Настя?
С. А.: Настя у нас барышня. А Катерина Андреевна -  в кино работает.
Паркетчик: В кино - это хорошо. Да кин теперь нету хороших, как раньше.
Катя: (убежденно) Уже есть, и с каждым годом русское кино будет подниматься с колен.
Соколов:  С колен поднимется русское искусство, поднимется!. Ну, по второй. (разливает) А вы, любезный, откуда родом будете? Не определю по говору.
Паркетчик: Я-то? Я - вездешный. Как это пелось в ранешной песне: Мой адрес ни дом, и ни улица… Мой адрес Советский Союз! Я поездил, посмотрел и увидел, какая у нас агромаднейшая страна!  Какая великая сила - наша матушка Россея! (негромко поет) Наши нивы взглядом не окинешь, не упомнишь наших городов… Гордая песня была, наша.
С.А.: Помню, помню… Хорошая песня.  Давно не поют ее. А жаль. Патриотический дух поднимала.
Соколов: А что сейчас поют?
Валерий: Странный вопрос, папа. Кто что хочет, то и поет.
Соколов: Я в смысле патриотическом. Есть ли такие песни…(звонок в дверь) Наконец, Константин… Настенька, открой.
Настя: (от порога) Николай Андреевич, проходите же!
Николай Андреевич: Здравствуйте, соседи! У вас застолье? И по какому поводу? А я вот  решил  вас навестить…
С.А.: Николай Андреевич, пожалуйте к столу! У меня сегодня день рождения! Гостем  дорогим будете!
Николай Андреевич: Тогда одну минуточку! Дверь не закрывайте.
(Настя возвращается).
Соколов:  Так вот я по поводу песни, давно не слышал ничего красивого.
Паркетчик: А я слышал. Если позволите, спою.
Валерий: Валяй, папаша.
Паркетчик откашлялся. Начинает петь. После куплета Настя присоединяется к нему.
Паркетчик: Синий, синий небосвод…
Соколов: Неплохо, неплохо. И как ей быть  плохой, если это Есенинские слова.
Паркетчик: До слез пробивает, вот это песня! Давайте выпьем за родную русскую песню! Песня русская родная, ты вольна и  широка!.. А вот еще было: Нам песня строить и жить помогает! (Настя подхватывает)
Настя: А точно хорошие песни были. Оптимистические!
С.А.: А как вы дуэтом пели-то чудесно! Будто всю жизнь и пели.
Паркетчик: А у меня дома все певуньи – и жена моя Марея, и две дочки. Старшая Фацелия уж больно хорошо запевала. (Наталья  под столом пытается стукнуть его ногою)
             Появляется Николай Андреевич с кастрюлей в руках.
Николай Андреевич: Найдите место для моего кулинарного шедевра! (тут же убегает)
Присутствующие принюхиваются.
Настя: (в восторге) Уха!
Паркетчик: Уха, да не простая. По крайней мере, двойная! Сколько ж я рыбки-то изловил из родной речки! А какие у нас в Заливном  озере караси! Караси желтобрюхие, да в печке на противне со сметанкою!  А какие сазаны ходят!  А щуки так такие верткие! А  сомы, вот и есть эта царь-рыба,  по полста  килограммов! Один раз такая вот скотинка меня чуть на дно не уволокла!.. Верите-нет, пятьдесят килограммов!
Валерий: Не верю!  Да перед вами, любезный, сам  Мюнхаузен просто мальчишка!
Паркетчик:  Не слыхивал про такого.
Валерий: Был такой чел, любил преувеличить, а где и приврать. Широкая натура.
Паркетчик: А я все по  честности говорю.
Настя: А  что!  И у нас в  деревне  мужики из  озера вот такенных щук таскают… (не успевает закончить фразу. Возвращается сосед с огромной сковородкой.)
Валерий: А это что? Опять шедевр?
Николай Андреевич: Грибы с картошечкой! Я ведь, честно говоря, Андрея Владимировича хотел сегодня на мальчишник пригласить. Выпить водочки, расслабиться под дождик. У меня какая водка есть - на березовых бруньках!
Настя: Какой вы молодец, Николай Андреевич! Хотите, я пойду за вас  замуж?  И вы будете кормить меня грибами с картошкой.
Николай Андреевич: Настенка, я для тебя слишком старый. (при этом он бросает выразительный взгляд на Катю) К тому же я педант, как все  военные. Выправку, дисциплину люблю, а ты, Настенка, недисциплинированная. Минутку, я за водочкой! (исчезает)
Паркетчик: Генерал!
Настя: А вы откуда знаете?
Паркетчик: Дак на двери написано, и эта самая … выправка генеральская. Солидный мужчина. И пошто не женат?
Наталья: Вдовый он. Похоронил свою генеральшу. Прекрасная была женщина. И  по соседски мы жили душа в душу. А теперь, жалко на него смотреть. Тоскует.
            Появляется генерал с бутылкой водки.
Николай Петрович: Какой стол у нас сегодня – загляденье!
Настя: Объеденье!
Соколов: Любит, любит поесть русский народ.
Валерий: И выпить любит.
Соколов: Широкие мы, широкие - люди  русские. Сужаться не  желаем.
Николай Андреевич: Ну, что налили? Я вот когда в Париже был, дали мне булочку вроде нашей столичной, и на тарелке значительного такого размера, два росточка. И два ножа и две вилки, чтобы их съесть. Спаржа это была.
Настя: Совсем не вкусная что ли?
Николай Андреевич: Кому как. Это французы создали вокруг нее шум и сделали модной в 19 веке, чтобы экспортировать в Россию. А еще, как их… артишоки.
Паркетчик: Тоже заграничная дрянь?
Николай Андреевич: Гриб, вот это поэзия! Поутру, в лесочке березовом. Когда сквозь деревья сквозит свет, и травка  изумрудно-зеленая от росы вся в меленьких капельках от росы и беленьких крохотных цветочках
Паркетчик: Росянки, цветочки-то зовут.
Николай Андреевич: И вот идешь по этой росной красоте, сбиваешь, пригибаешь посошком травку, чтобы разглядеть получше- где же они прячутся?... А в ветвях птички поют. Нежные. Комок перьев, а голосу, а звуку, а нежности!... Да когда сам за грибом  охотишься, идешь, как песик на невидимом поводке, принюхиваешься к запахам леса…
Паркетчик: Красиво!..
С.А.: Вы, генерал, тоже поэт.
Генерал хлопает себя по лбу.
Николай Андреевич: Сало! Сало белорусское! (вскакивает) Не закрывайте дверь, пожалуйста!
Паркетчик: Какой чудесный человек! Я ему паркет бесплатно перестелю.
Настя: Пошла плясать губерния! Какой добрый стал после ста грамм! А с нас, поди, сдерешь?
Паркетчик: Ни-ни!.. Ни копеечки с вас не  возьму! У меня закон такой. Вы люди простые, хорошие, за стол с собой  меня посадили… как с вас деньги я теперь возьму? Ни-ни, дочка… Деньги, что! Деньги счастья не делают. Это понимать надо. Счастье, оно в другом.
Валерий: В чем же счастье, по - твоему, папаша? Скажи,  если знаешь.
Паркетчик: Сразу так и не скажешь. Формулировку надо дать, а я  не мастак. Но я подумаю и скажу. Апосля…
  Вбегает генерал с тарелочкой,  наполненной салом.
Николай Андреевич: В такой дождик, да при такой компании – пища и выпивка человеку особенно приятны.
Паркетчик: И успокоительны для нервов.
Николай Андреевич: За ваше здоровье, Серафима Аркадьевна! За добрый, гостеприимный дом, где можно всем собраться. ( выпивают) Я - человек одинокий. Превыше всего стал ценить семью, дом, обед в воскресенье с гостями, шутки, смех. При жизни жены не понимал до конца, как это важно для человека. Разъезды, служба… А это такая простая истина. Порой сердце заходится от сожаления - ведь можно быть счастливым всегда.
Валерий: Вы так думаете?
Николай Андреевич: Думаю, убежден. Если относиться к дому, как к святыне…
Наталья: А если к призванию относиться как к святыне?
Николай Андреевич: Про призвание ничего не могу сказать. Призвания-то у меня нет. Был долг, работа. Но я понял, понял… не к работе,  к работе просто честно, а именно к дому – свято.
Соколов:  К  человеку, который рядом с тобой… Счастье рядом. ( обнимает Наталью)
Паркетчик: Не согласен.  А это для кого - как. А еще и возвраст. Был у меня в деревне друг Петя Яковлев. Напарник мой по комбайну. Мы с ним на СК-4 работали, по пять тыщ, бывало, из бункера давали за уборку. И вот этот Петя рисовал.  Фацелька знает! (Наталье)  Я и домой его рисунки притаскивал, помнишь? То углем, то карандашом, то красками, какими дети  рисуют в школе. И все свои рисунки  Петя посылал  в город. А ему ни привета-ни ответа.  Охота у него пуще неволи - рисовать и все. И  решительно все в деревне перерисовал. Особенно бабы у него знатно получались. Один раз, зло меня прямо взяло. Говорю ему, бери свою папку, поедем в город к художникам, я сам с ними разберусь. Сели на мотоцикл и прямо в фонд ихний. Как раз выставка там была.  Ну, поднялись мы наверх в залу с  картинами-то. Все люди исключительно бородатые и с длинными волосами-  художники расхаживают. Зашли мы. Я как рявкну. Ну, кто главный у вас, самый значит, талантливый, самый  справедливый! (Дядя Гриша встает и начинает изображать сцену  на выставке) Один, правда напрочь лысый, говорит: Что шумишь? Я говорю, буду шуметь, пока друга моего Петю своим не признаете. Человек вам шлет рисунки, а вы их куда подевали? Это нехорошо, потому что в нашем государстве о талантах особая забота. Алло, мы ищем таланты! А где вы их ищите-то? Под кроватью в темноте? Вырастили бороды боярские, а теперь  деревенский талант Петра Яковлева в землю зарываете. Нет, я не позволю. Они  как все сбежались, мол, слыхом не слыхивали ни про какого деревенского художника. Петя открыл свою папку, а у них глаза-то и повылезли.
С.-А.: Что сказали-то? Действительно талантливо?
Паркетчик: Да какие-то слова такие - фон, переспектива, я не понял. Только говорят, техники у тебя маловато. Учиться надо. А так талантливо, што почти што гениально.
Валерий: А потом?
Паркетчик: Обрадовался Петя. Семью, говорит, брошу, комбайн… Только  скажите, куда бежать учиться. Я с радостью побегу. А они ему наотмашь…
Катя: Как это?
Паркетчик: Поздновато, старик, тебе учиться. Было бы тебе хоть тридцатник, отправили бы мы тебя.
Настя: Ну, и после?
Паркетчик: Захворал Петя совсем. Говорит, глаза у меня, знаешь,  такие особенные, я ими вижу, что рисовать. Даже старый ботинок твой на крыльце красивым кажется. Хочется его нарисовать. Выпивать он стал лишку. И много рисовал, карандаш всегда торчал из кармана. Вот и думал я, какая же страсть может владеть человеком, если так съедает его талант этот. А без этого и счастья нет. Если б не возвраст- талант бы этот в  счастье превратился. Вот, что я хотел сказать.
Катя: Ну, а потом что с ним было?
Паркетчик: Утонул. Фацелька-то как раз у Москву уезжала. Помнишь?  А Настенка не помнит, малая слишком была. А Фацелька-то друга моего хорошо помнит.
Валерий: Что за Фацелька?
Паркетчик:  Да дочка моя, Фацелия! (понимает, что сболтнул лишнее, виновато смотрит на Наталью. )
Валерий: Ну, и имечко - Фацелька!
Паркетчик: Вот и все  про Петю. А может, сам на это решился. Никто теперь не узнает. (подходит к столу, наливает себе рюмку) Царствие тебе небесное, друг мой, Петя! Может, ты сейчас на том свете угольками своего сердца ангелов божьих рисуешь!
Соколов: Как вы сказали, любезный, - может, ты на том свете угольками своего сердца ангелов божьих рисуешь! Замечательно!
Паркетчик: Спасибо, хозяева, на добром слове. Пора и честь знать! Пойду работать. (уходит)
Валерий: Занятный мужичек.  История его может стать литературным сюжетом.
Настя: Любая история человеческой жизни может стать гениальной литературой. А мужичек чем-то мне  знакомый. Где-то видала, только не вспомню - где?
Наталья:  Чай? Кофе?  Настя, иди,  помоги Серафиме Аркадьевне!
Валерий: (ерничая) Ну, и умная ты, Настька, не по  годам! Вот-вот, я не про историю Пети, а про личную историю этого Григория Ивановича.
Настя: И имя мне его знакомо. (озадаченно)  Откуда? ( встает)
Соколов: Настало время послеобеденной сигары. Николай Андреевич, пожалуйте ко мне в кабинет! (удаляются)
Женщины начинают убирать со стола.
Николай Андреевич: (с порога кабинета)  Мою посуду не мыть! Сам!
Катя: Ну, зачем же!
Николай Андреевич: Время  моей жизни незаполненное любовью, я заполняю трудом. (выразительно смотрит на замершую Катю)
Все удаляются на кухню, остаются только Наталья и Валерий.
Валерий: Ты чем-то расстроена?
Наталья: День ужасный. Десять раз меня уже стукнули по голове.
Валерий: Где ты раздобыла этого паркетчика?
Наталья: Объявление на заборе.
Валерий: Оригинал.
Наталья: Ты находишь? Обычный деревенский мужик.
Валерий: Да нет, не обычный. И что тебя с  ним связывает?
Наталья: О чем ты? ( испуганно)
Валерий: Это не обычный мужичек. Ты его знаешь, Фацелия!
Наталья: (вскакивает) Что ты себе позволяешь!  Какая еще Фацелия!
Валерий: Он  обращался к тебе, он называл тебя Фацелией, а потом, когда я спросил,  кто такая Фацелия, он сказал, что так зовут его дочь.
Наталья: Да, да, да!.. Это мой отчим! Он свалился вот так неожиданно, пришел, вызванный по объявлению.
Валерий: Тогда почему же ты это скрыла? Почему ты стесняешься его?
Наталья:  Ничего я  не стесняюсь! Да я сообразить ничего не успела!   Я едва успела с ним поговорить, как Серафима Аркадьевна пригласила его к столу! И почему я должна всем об этом рассказывать? Именно сейчас, в эту минуту? Объявлять, вот мой отчим, прошу любить и жаловать!
Валерий:  Соответственно, твой отчим является отцом Настьки.
Наталья: (устало) Ты в прошлой жизни не работал в НКВД? Следователем?
Валерий: Не знаю.
Наталья: Отстань, отстань от меня сейчас! Дай мне все это переварить. Еще не закончился этот день, и я сама не знаю, как на все  это  реагировать. Дядя Гриша свалился  мне на голову через десять лет отсутствия, твоя   мать заболела, Катю бросил Костя, Настьке, завтра надо делать аборт…
Валерий: Аборт Насте? Завтра?  Она, что с ума сошла? (отворачивается) Как это- аборт! ( возмущенно) Дура, она что ли!
Наталья: Вот ты лучше сам с ней поговори! Она меня совершенно не слышит! Обвиняет только.  В каком-то деспотизме и тирании. Ну, разве я, действительно, тиран? Представляешь, что она говорит?
Валерий: ( озадаченно)  Представляю!
Наталья: Я говорю, роди, какая у нас всех радость будет! Как Андрей обрадуется,  а уж  как Серафима Аркадьевна!  А что  про меня говорить!  Да я бы!... Я бы даже отпуск  в институте взяла на целый год! И кто этот парень? Ты не знаешь?
Валерий: Да,  эта история достойна литературного воплощения. Интересно, интересно, как же это все теперь будет? У всех. У Кати с Костей? У твоего дяди Гриши…
Наталья: Да, что ты заладил, как отец. Терпеть не могу этих словечек.
Валерий: Я сын своего отца.
Наталья: Неужели!
Валерий: А помнишь, когда я был маленьким, а мы молоденькой, отец забирал меня на  выходные,  и мы с тобой иногда  спали в одной постели. Я боялся темноты. Ты меня обнимала, целовала, рассказывала сказки. Ты была такой хорошей, красивой мамой. Как я мог тебя не полюбить!
Наталья: Ты умел слушать, а теперь у тебя рот не закрывается.
Валерий: Намолчался. Мать грозит пальцем - молчи. Бабуленька, вечно учит хорошим манерам через молчание, а сама как механическое пианино! Отец тоже всю жизнь боится, что я слово лишнее скажу. Прорвет ведь. Я был тихим и молчаливым мальчиком.  Вечно жался к женщинам. А ты была самая прекрасная. Вот я и полюбил тебя. С мужчинами мне скучно. Футбол, пиво, техника. Это не для меня.
Наталья: Ну, а к чему тебя тянет?
Валерий: К тебе.
Наталья: Ты просто циник.
Валерий: Ты совершенно права. Откуда было тебе знать все  те слова, которые произносились в нашем доме о тебе, Фацелия. Мне все больше нравится это имя. Корень латинский. Что оно напоминает? Что такое фацелия? Я был достаточно взрослым, чтобы понять, как оскорбляют тебя, и я был оскорблен за тебя. Поэтому я искал слова… Не знаю, почему я никогда не стоял на стороне своей брошенной матери и почему изо дня в день, годами защищал тебя, стараясь находить для этого самые  циничные слова.
Наталья: Опять я виновата! Да что вы все сговорились!
На пороге появляется дядя Гриша.
Паркетчик:  А водички нельзя ли?
Наталья: Валера, принеси воды, пожалуйста. (Валерий уходит)
Наталья: Просила же, просила тебя, дядя Гриша!
Паркетчик: Подвел я тебя? Да ты не горячись, отопрись, а я не  признаюсь… Я вот  про Настенку хотел спросить. С тобой значит, она? И это правильно. С тобой она должна быть.  А красавица выросла!   Марея-то  одна там, в деревне? Али кто у нее есть? Ну, мужик…
Наталья: Одна.
Паркетчик.  Одна! (радостно, с надеждой) Как ты думаешь, я ей еще сгожусь?
Наталья: Вот  уж не знаю! Сам говоришь, гордая она, ни на одну открытку твою красивую не ответила. Хотя, может возраст свое дело сделает.
Паркетчик: Вот это ты правильно сказала. Возвраст. Он - всему голова.
Возвращается Валерий.
Валерий: Пейте, папаша, на здоровье. Мы родственничкам водочки не пожалеем, не то что водички. (показывает на бутылку, стоящую на столе)
Паркетчик: Ни-ни… Потом.
Наталья: Иди, дядя Гриша, Христа ради. Заканчивай уж  скорее с паркетом.
Паркетчик: Ушел, Фацелька, уже ушел. Потехе час, делу время. Маленько осталось.
Наталья:  Ну, и день!
Валерий: А позови-ка ты мне сюда, Настьку!
Наталья: Зачем?
Валерий: Сама же просила поговорить.
Наталья: Ну, да, просила. Поговоришь?
Валерий: Почему – нет? Поговорю. Мне есть, что ей сказать.
( Наталья уходит на кухню)  Действительно, почему бы ей не сказать. Самое время. (появляется Настя)
Настя: Ты что скучаешь один?
Валерий: Я скучаю без тебя. Садись. Рядом.
Настя: Рядом?  Я тебе что - собака. Как команду даешь. ( передразнивает)  Рядом!
 Валерий: Ну, если не хочешь рядом, садись на стул.
Настя:  (садится рядом ) Значит, ты  скучаешь без меня? Это что-то новенькое.  (Валерий обнимает  ее) И как ты можешь без меня скучать, если  уже сам с собой начинаешь  тосковать с утра. Что первично?
Валерий: Какая ты дотошная!
Настя: Я - ювелир. Это часть моей профессии. Я выбрала себе такую профессию, где эта самая дотошность должна соединиться с моей милой  эмоциональностью и  моим талантом…
Валерий: Как брызги Шампанского. Виноградный сок и кислород.
Настя: Ну, да.
Валерий: А не сестра ли тебе выбрала?
Настя: Заткнись, а! Что ты хочешь сказать, что я - дура, ни на что не способная,  никчемная,  деревенская дура?
Валерий: Ну, зачем сразу так. Ты не дура. Ты дурочка. Маленькая такая, миленькая, хорошенькая…
Настя: Ты - глубокий циник. Хотя, если честно, между нами действительно пролегает глубокая социальная  пропасть. И это тебя оправдывает.
Валерий: Настя, я люблю тебя. И не толкай ты меня в эту пропасть. Я не хочу.
Настя: Что? (отталкивает его) Прекрати, увидит кто-нибудь.
Валерий: Ну, и что? Обнимая тебя,  я  делаю, что-то предосудительное?  Настя, я люблю тебя. И хочу, чтобы у нас все сложилось! Понимаешь…(делает движение к ней)
Настя: Я тебя не понимаю.
Валерий: Нет, ты лжешь… ты понимаешь, очень хорошо понимаешь… Ты стихи мои понимаешь… Я что-то хочу сказать, а ты уже понимаешь… Вот твоя сестра, она ни черта не понимает, она только мне сочувствует, как маленькому беспомощному мальчику из ее прошлого. А ты понимаешь..
Ты…чудесная…ты…сильная…ты…мне нужна…очень…
Настя: Это ты придурок!  Ты только что  говорил, что я дурочка, маленькая, миленькая… Как это вот такая маленькая, миленькая дурочка может быть сильной, и именно такой, которая и нужна тебе, такому слабому!
Валерий: Вот хоть убей  меня, не знаю!
 ( звонок в дверь)
Катя выбегает из дверей кухни.
Катя: Это Константин! Больше некому! (замирает на пороге)
Настя идет открывать.
Настя: Здравствуйте, Константин.
Константин: Здравствуйте!
Настя: Да, вы проходите, проходите скорей, вас тут с  семи утра ждут - не дождутся!
Появляется Серафима Аркадьевна.
С.А.: Константин,  какой обед сегодня был в честь моего дня рождения! Что же вы так задержались?
Константин: Я, собственно, у мамы был… С Алешкой занимались английским. Потом погуляли немного. Самую малость погуляли, потому что дождь.
Катя: ( строго) Почему ты без зонта?
Константин: Я вышел с зонтом, а потом и  не помню…
Катя: Так я и знала!.. Потерял.
Константин: Наверное, в  кафе.
Катя: Почему не вернулся за зонтом?
Константин: Не по дороге было.
С.А.: Катя, да что ты его допрашиваешь, он же мокрый! Его обсушить надо, согреть!
Настя: Приласкать!
Катя: Да, да!…
С.А.: Надо взять спортивный костюм Андрюши. Настя, приготовь горячего чаю с малиной! (Настя уходит) А я похлопочу, накормить Константина надо.
Константин: Не   беспокойтесь! ( кашляет )
Появляется Наталья.
С.А.: Ната, дай Константину спортивный костюм Андрюши, он насквозь промок. А я похлопочу на кухне. (уходит)
Константин: Я ненадолго. Я, собственно…
Наталья: Костя, я принесу тебе костюм. И не вздумай убежать. С этим ремонтом я не знаю - где что у меня лежит.
Катя: Он обязательно заболеет!  Он насквозь мокрый…
Наталья: Сейчас, найду спортивный костюм Андрея. (уходит)
Из дверей кабинета появляется Николай Андреевич, сдержанно  здоровается, смотрит на Константина, на  Катю с сожалением.
Николай Андреевич: Валерка, сейчас Володька будет звонить со своей погранзаставы.
Валерий: Я с вами. (уходят)
Константин: (оглядываясь)  Ремонт?
Катя:  А что удивительного? Значит, зонт ты потерял.  Третий в этом году. А я вот со своим шесть лет хожу,  и не теряю. Почему-то. Шарф исландский потерял, дипломат в такси оставил. Ручек за год ты потерял двадцать штук. Я специально посчитала. Еще что?.. Ну, носовые платки я не считаю. Кепку еще. А шляпу у тебя в зоопарке обезьяна стащила. Ты думаешь, я такая мелочная?
Константин: Нет, я так не думаю. Катя, я хотел с тобой поговорить.
Катя: О чем?!
Константин: О наших отношениях. Только ты меня не перебивай, и не кричи, пожалуйста. Дай мне сказать все, что я хочу. Я должен тебе сказать. Это необходимо. Рано или поздно. Я не хочу тебя обманывать, Катя.
Катя: Не надо! Не надо обманывать. Я все знаю…
Константин: Все знаешь? Откуда ты  знаешь?
Катя: Я стираю твои брюки …я вынуждена проверять  карманы. А не потому что я ищу там записки. Поэтому я прочитала. Ты любишь другую женщину. И хочешь мне сказать сейчас, что мы должны расстаться.
Константин: Катя, милая, благородная, как ты все понимаешь! А я так боялся! Наша жизнь всегда была такой чистой, я не хотел …
Катя: Я понимаю.
Константин: Я не хотел пятнать наши счастливые годы… Мне тяжело, поверь, но я честный человек…
Катя: Да, я знаю, ты очень честный человек. Ты уверен в том, что любим и  будешь счастлив?
Константин: Да! Да!
Катя: Хорошо, я готова. Завтра понедельник и мы пойдем, подадим заявление о разводе. Я согласна.
Входит С.А. ставит на стол   поднос с чаем.
С.А: Костя, надо выпить чаю. Вот мед. Пейте, пока горячий. Чем быстрее выпейте, тем быстрее почувствуете себя бодрым и здоровым. (уходит)
Катя: Пей! Хочешь с вареньем или с медом?
Константин: С  вареньем, пожалуй. (Катя берет ложку и начинает кормить его) Как я рад, Катя! Чудесная моя, Катя!
Катя: (сдержанно) Я тоже, Костя, рада за тебя. Будь счастлив. Где вы будете жить?
Константин: Пока не знаю. Собственно, мы не думали об этом.
 Наверное, снимем квартиру. Видно будет. Дело же не в этом.
Катя: А в  чем дело? Двадцать пять процентов твоей зарплаты  уйдет на алименты для Алешки, а  через несколько лет ему надо будет помогать учиться в университете. А это деньги.
Константин: Да, конечно, конечно...
Катя: У тебя останется мало.  Очень мало. Если ты будешь платить за квартиру… Да ты вообще хоть представляешь, сколько в Москве стоит съемная квартира?
Константин: Нет…
Катя:  Эта  моя…  заместительница, она, что дочь банкира или владельца рынка?
Константин: Нет…
Катя: За ней дают приданное в виде, ну не знаю… хутора или овощной палатки?
Константин: Нет…
Катя: Тогда на что же вы будете жить? На остаток в несколько сотен рублей невозможно прокормиться двоим студентам. А еще мелкие расходы, транспорт,  мыло, стиральный порошок, прокладки с крылышками…А?
Константин: Но у меня будут статьи помимо зарплаты!
Катя: Статьи ты пишешь месяцами. Твои гонорары не гарантированы. Насколько я понимаю, твоя  будущая спутница – студентка. Значит, жизнь вы начнете с  нуля, как  когда-то мы уже начинали. Пей, пей. Хорошо бы тебе выпить таблетку аспирина и уснуть. Да у тебя  температура! Как бы   не  пневмония.
Константин: Да, да я не  спал сегодня... и когда ты ушла,  я  все время обдумывал, что скажу тебе. Голова ужасно болит.
Появляется Наталья с  костюмом.
Наталья: Иди же, переоденься, наконец.
Катя: А я вот что сейчас  подумала. Может, не надо его переодевать, лечить? Зачем время на него тратить? Он все равно долго не протянет. Новая жена  ему массаж по три раза  в ночь не будет делать. Статьи за него писать тоже не будет. Разве это надо девочке, которая на двадцать лет его моложе?  Она будет ждать от него - денег, карьеры, квартиры, которую он никогда не заработает. Начнутся скандалы, измены… Он же этого просто не  вынесет. Инсульт, инфаркт -  да что угодно! Теперь беречь его некому!
Наталья: Катя, ты серьезно так думаешь?
Катя: Ната, ты же сама  как-то убеждала меня  в том, что  Константин –  совершенно не адаптированная в социуме личность, является хранителем культуры. И в этом его  миссия. А у такого хранителя должен быть куратор – сильный, дальновидный, энергичный, скромный. Я свои полномочия слагаю. Увы!..
Наталья: Катя!.. Угомонись!
Катя: Да. Лучше уж мне остаться вдовой, чем ему долго  мучиться. Я его слишком люблю, чтобы позволить страдать в выдуманном им самим счастье.
Константин: Но… Но… Наталья тоже на двадцать лет моложе Андрея Владимировича.
Катя: Это ты очень тонко заметил. Только почему ты не  говоришь о том, что Андрей Владимирович привел ее в эту квартиру, обеспечил, в шелка в  золото одел, по загранице прокатил на  кровно заработанные свои деньги. И первую семью никогда не забывал – жене помогал, сына  учит…
А ты, что ты  можешь, Костя? Тук, тук… Ау..у.. Вот это и называется - не адаптированная в социуме личность.
Константин: Наташа, и ты так  думаешь?
Наталья: Прости, Костя, ты  взрослый человек, а как-то поддался эмоциям.  Бедным, счастливым, молодым, талантливым  можно быть только в молодости. Это и называется - любовь. А потом, потом все по другому. Надо учиться беречь то, что имеешь. Хотя бы стараться. Грех  разрушать то, что создано тяжким трудом. Это и есть самый настоящий грех.
Константин неожиданно падает на пол.
Катя: Костя! Милый! Скорую!
Вбегают Соколов, Настя, С.А., дядя Гриша.
Наталья:  Наговорила ему черти что, теперь – «неотложку»!...
Катя: Костя! Костя!.. Ой, что же я наделала! Дура! Дура!
Наталья: Ну, вот  глаза открыл. Костя, все нормально. Ты успокойся. Это Катя в горячке наговорила. Она тебя очень любит, Костя, и боится потерять. Вам нельзя терять друг друга, Костя.
Костя: Нельзя…
Наталья: Подушку принесу. (уходит)
Катя: Он сказал – нельзя!  Он жив, жив…
Настя: А я бы «неотложку» вызвала. От него пар идет.
С.А.: Несите его на диван, я сама им займусь. Врач я или не врач?
Соколов: Мама, ты детский врач.
С.А.: А я давно выросла!
Дядя Гриша: Подсобите, подсобите мне его на спину, да придержите, я и стащу. Он не тушистый.
Константина укладывают на диван, С.А. начинает хлопотать возле него, Катя неотрывно и мучительно смотрит на него, Соколов  уходит в кабинет.
Константин: Катя, я сейчас все понял.
Катя:  Что ты понял?
Константин: Я понял, когда упал,  что если мы расстанемся – я  умру.
Дядя Гриша, наблюдающий сцену, махнув рукой, удаляется  к своему рабочему месту.
Настя: И национальная культура лишится крошечного золотого винтика. Которого никто и не заметит. При наших-то богатствах!
С.А.: Пульс в норме, тахикардии нет. Легкие чистые. ОРЗ в чистом виде. С небольшой температуркой.
  Звонок в дверь, Настя идет открывать.
Настя:  Мама! (взвизгивает)  Сама! А я к тебе только собралась!
Мать: Доброго здравия всем! Вот я  и приехала. Едва нашла вас. По дворам наплуталась.
Настя: Почему не написала, почему не позвонила?
С.А. Неужели! Моя кума! Ну, здравствуйте, драгоценная! Двадцать лет ждала этой встречи!  (Обнимает Марию). Настя, отбирай у  мамы сумки. Мария Алексеевна, проходите… Наташа, ты где? Наташа!
Выходит Наталья с подушкой,  смотрит на мать, как на привидение ночью, со страхом.
Наталья: (подбегает, целует) Мама,  ты же  мне сегодня ни то  приснилась, ни то приблизнелась!
С.А.: Андрюша, иди сюда скорее! Твоя теща приехала! Вот это и есть  главный подарок в мой день  рождения!  Сегодня самый замечательный день в моей жизни!
Соколов: ( с порога) Дождались, вот мы и дождались приезда дорогой тещеньки! Сколько же лет мы не виделись, Мария Алексеевна?
Мария: Дак уж пять лет  как вы  были у меня в  Заливном.
Соколов: Это же чудо - ваше Заливное! Как сейчас помню - сенокос, раннее утро, коровы идут, и за ними пыль клубится. Голубая такая.
Мария: Это землица  у нас в Заливном глиняная, голубая.
Наталья: Мама, пойдем, я тебя переодену, пойдем со мной! А вы тут  на стол, быстро, быстро! (реагирует только С.А., уходит на кухню.
На пороге спальни стоит дядя Гриша. Мария при виде его всплескивает руками.
Мария: Григорий! Ты здесь? Пошто?
Дядя Гриша: Ну, здравствуй, Марея!
Немая сцена. Вбегает Валерий и тоже останавливается в скульптурой позе.
Мария: Што же ты тут делаешь, Григорий?
Дядя Гриша:  А я, Марея, паркет тута стелю, то есть  поправляю. Разошелся тута паркет у них. Я,  как это, объявку на забор повесил, а Фацелька прочитала.  Вот я и пришел. Сегодни.  Христом богом, правду говорю.
Наталья: Правда, мама. Сегодня. Я тебе потом все объясню!
Валерий: До чего ж тесен мир! Ну, что так  стоять будем!  Меня Валерием зовут. (протягивает руку Марии)
Мария: Это ты тот пацанчик белобрысенький, что к  нам с Фацелькой приезжал. Я тебя еще учила корову доить. Забыл, небось?
Валерий: Не забыл, не забыл! Фацелия, ты мать забирай, умыться с дороги.
  Наталья и Мария уходят.
Соколов: Как чудно ты ее назвал! Фацелия!  У Пришвина есть крошечная, филигранная  повесть - Фацелия.
Дядя Гриша: Отец  родной так назвал. Дак она же стеснялась имени своего, и поменялась вот на Наталью.
Соколов: Какая красивая тайна! И все эти годы вы скрывали от  меня?!
Мария: Дак уж когда вы приезжали, как я боялась назвать ее Фацелией!
Настя: У Наташи  такие тайны!  Почему я  ничего не знаю? И что такое Фацелия?
Дядя Гриша: У нашей Фацельки, Настенка, много тайн! Не сумлевайся!
Настя: (радостно) Дядя Гриша! Дай я тебя расцелую! А я сразу тебя и не признала!
Дядя Гриша: Дак  почти десять лет отсутстовал. Прости, дочка! Ты махонькой совсем была, когда я сбежал. Ой, глупой! Теперь только понял, как я вас всех  люблю!
Соколов:  Собственно говоря, Фацелия – это травка, семейства клеверовых. Цветочки крошечные, нежные, синие. Но я никогда не видел. Только читал.  Пришвин создал образ прекрасной женщины - Фацелии.  ( растроганно) Да, она, она и есть  моя Фацелия!
Валерий: Кто бы сомневался, батя! (аккуратно  забирает  Настю из объятий дяди Гриши)
Катя и Константин их не слышат. Они заняты только собой.
Звонок в дверь.
Настя: Мое воображение отказывается подсказать мне: кто это может быть? Может  быть, мы затопили нижнюю квартиру или производим много шума?
( идет к двери)
На пороге появляется человек с букетом цветов, дорожной сумкой, зонтом  и книгой. Он одет во все  черное. Плащ, шляпа, сапоги мягкие офицерские.
Яакко:  Добрый день! Наталья Александровна Горичева здесь живет?
Настя: Здесь.
Яакко: Я, собственно, к ней
Настя: Проходите, раздевайтесь. Плащ пусть сохнет. Дайте зонт,  расправлю.
Яакко: Меня зовут Яакко Пюхаля, я из Финляндии. Мы много лет назад с Наташей учились вместе. ( показывает Насте книгу) Я попал в дом вот этой самой  Натальи Горичевой, которая написала эту книгу?
Соколов:   Совершенно верно. Я - муж Натальи -  Андрей Владимирович. Да вы проходите! Она пока там занята. У нас сегодня день  удивительный. У моей мамы Серафимы Аркадьевны день рождения, ее мама Мария Алексеевна  приехала…  Вот Григорий Иванович, как это сказать, тесть,  неожиданно появился… в нашей жизни.  А это   дети…  Валерий… Настя.
Яакко оглядывается,  пока  Соколов говорит. На диване Костя, рядом с ним Катя сидит на полу, головы их на одной подушке, Катя улыбается, закрыв глаза. 
А это наши друзья – Катя и  Костя. Понимаете, они помирились. Только что.
Дядя Гриша:  Да ничего он не понимает! Настенка, усади человека. Тут ремонт, я вот паркет  перестилаю.
Настя: Садитесь за стол.
Яакко: Вчера в  книжный магазин успел забежать, и книгу эту увидел. Наташину книгу о Пришвине. И вот сегодня с утра я бегаю по московским справкам в поисках адреса.  Это невероятно, в Москве, накануне миллениума по справке найти человека, которого не видел двадцать лет!
Соколов: Да, да,  за стол! Прошу!  (Валерий отодвигает стул)
Яакко:  Я знал, знал и верил, что Наталья талантлива. Как это сказать лучше…Безумно талантлива. Когда  волнуюсь, забываю слова. Я непременно хочу перевести эту книгу на финский.
Валерий:  Что вы пьете, Я.яя.. Не выговорю.
Яакко: Можно просто Яков. По русски.
Валерий: Коньяк? Водочку?
Яакко: С вашего позволения немножко водочки. Погода в Москве финская. А мы - финны, любим, как и русские употребить. А в такую погоду, как у вас и у нас говорится, сам боженька велел.
Настя: И у вас так говорится?  Закусывайте, закуска наша русская очень вкусная. Вот бутербродики с красной рыбой. А вот салатик московский.
Валерий: Отец, садись. Дядя Гриша, давай садись.
                Все усаживаются.
Соколов: По делу в Москве? Или проездом?
Яакко:  Приезжал  на семинар переводчиков  Достоевского. Один день всего. Вчера.
Соколов: Ах, да я слышал! 
Из двери кухни появляется Наталья, Яакко сидит к ней спиной, она останавливается на пороге изумленно всматривается, левой рукой будто придерживает бешено колотящееся сердце.
Настя: Значит, вы Достоевского переводите?
Яакко: Да, за двадцать лет почти всего перевел. Андрей Владимирович, вы, насколько я догадался, тоже, как и Наталья,  в литературе работаете?
Настя: ( с гордостью)  Писатель, редактор литературного журнала!
Яакко: А я фермер. Просто фермер и коммерсант. Имею лучших финских коров. Две тысячи голов, тысячи   и тысячи литров молока. Завод по изготовлению йогуртов и молочных напитков.
Дядя Гриша:  Знатно!  Коровы - вечные животные. А Достоевский?
Яакко: А Достоевский - это моя тайна.
Настя: А коровы?
Яакко: Призвание.
Настя: А Достоевский, значит, не призвание?
Яакко: Значит, не призвание. Как бы это выразить точно? Боль. Да, боль.
Настя: Вот и у  меня боль. Не могу читать. Начну, а потом бросаю. А Наташка ругается.
Яакко: И не надо пока  читать Достоевского. Зачем его изучать  красивым девушкам, когда все существо  рвется к любви и счастью!
Валерий: Вы считаете, что Достоевский сегодня нужен  только мазохистам?
Яакко: Не имею сомнения. Но это я говорю, не затем, чтобы сбросить гениального писателя с корабля современности, упаси боженька, но своим девочкам я не даю его читать.
Соколов: У вас много детей?
Яакко: Три девочки – Наталья, Маргарита и Татьяна.
Дядя Гриша: Поди ж ты, все русские!
Валерий:  Имена вовсе не русские, а латинские.
Яакко: Любовь моя - Россия. Через столько лет пришлось посетить мне Москву,  из которой  однажды уехал не по своей воле. Я так и не закончил институт. Но  не сожалею.   Заканчиваются дневные дела, наступает ночь,  я открываю Достоевского…
Валерий: Значит, вы -  мазохист.
Яакко: Не спорю. Компьютер под рукой. Какое счастье! Я перевожу Достоевского.
Соколов: (осторожно) И ваша  боль стихает?
Валерий: Достоевскотерапия.
  Настя   прикладывает палец к губам, чтобы не мешал Яакко говорить. Наступает полная тишина.
Наталья: Охотник, охотник, почему же ты не удержал ее?..( Яакко медленно поворачивается) Она ведь не убегала, она только остановилась в тени куста, замерла и ждала, ждала…( Яакко встает,  медленно подходит к Наталье)
Яакко: Здравствуй, Фацелия!
Наталья: Здравствуй, охотник!  Не знала, что  когда-нибудь свидимся.
Яакко: А я знал. И верил, что  свидимся и я скажу тебе то, что ты хочешь услышать.
Наталья: Знал и верил?
Яакко: Да.
Наталья: Значит, я дождалась.
Яакко: (протягивая ей цветы) До того тяжела была  моя утрата, что о внутреннем моем страданье  стали замечать и посторонние. Я встретил первого человека, проявившего  участие, и все рассказал ей о Фацелии. Она стала меня утешать, мудрая  женщина. Каждое ее слово процветало любовью, пропитывалось медом фацелии, веяло ароматом сирени. И она, эта добрая женщина сказала: «Ты прав. Как ты можешь вырвать чудесный цветок из родной почвы. Здесь на топких болотах Финляндии Фацелия не зацветет. Каждому цветку ее родина. ФАЦЕЛИЯ НЕ ЭКЗОТИЧЕСКИЙ ЦВЕТОК, ЧТОБЫ ИМ ЛЮБОВАТЬСЯ. Фацелия - цветок-труженик, она нужна ее земле и ее воздуху, ее пчелам».
Пауза. Молчание. За спиной Натальи Мария  и Серафима Аркадьевна
 с подносом.
Наталья: Да, да… Спасибо тебе… (выходя из оцепенения)  За стол, все за стол. Катя, Костя! Мама! Дядя Гриша! Андрюша! Яша, познакомься – это моя мама, а это  моя любимая свекровь, и ей сегодня исполнилось 85 лет!
Устало садится в кресло, держа в руке букет, молча наблюдает, подходит Соколов,  гладит ее по голове.
С.А.: Позвольте полюбопытствовать! А сколько лет самому пожилому финскому долгожителю?
Яакко: На соседнем хуторе со мной по соседству живет  настоящая финская колдунья и ей  сто тридцать лет! Так что вы - просто девушка!
С.А.: ( радостно) Я - девушка!.. Андрюша, он сказал, что я - девушка! Яша, да вы просто прелесть!
Мария: Вот ты какой, Яша. А я сколь лет все представляла себе - какой ты? Какой такой человек, что мою дочь так обидел. Вот чудо -то. А ты, значит, и не обижал вовсе.
(Яакко качает головой)
Яакко: Не мог я ее обидеть?  Я любил ее. Выгнали меня из института за спекуляцию валютой. Возврата тогда не могло быть. И ее  ко мне не выпустили бы.
Мария: Вон как ты рассудил.
Яакко: Не может быть одной причины. Та, которую я ей сказал сейчас,  – правдивее. И это самая, что ни на есть правда.
Мария: Да, правд у человека много. И глуп тот, кто одну ее пихает вперед себя всю жизню.
Дядя Гриша: Правда-хорошо, а счастье лучше. А ведь Фацелька к тебе и  через  десять лет приехала бы…Если б ты ей  тогда надежду дал. Она бы и до перестройки тебя  дожидалась.
Мария: Однолюбка.
Яакко: Вы так думаете? Дожидалась бы меня?
Дядя Гриша: А што. Взяла бы Настенку и приехала.
Яакко: (догадываясь) Вы хотите сказать…Вы хотите мне сказать… что Настя…
Мария:  Твоя, твоя Настя… И глаза у нее  твои, и волосы…
Яакко: И я  могу прижать ее к груди, поцеловать, назвать доченькой?!..
( устало садится на  стул) Вот где счастье-то! У меня есть Анастасия!  Старшая дочка!
Мария: Погоди, погоди маленько! Оно само все на свои места встанет!
Дядя Гриша: Счастье это - когда  уходишь  без надежды, а возвращаешься и видишь, что тебя всегда ждали. (обнимает Марию)

Финал.
  Наталья сидит в кресле, Соколов гладит ее по голове. Костя и Катя примостились на диване. Дядя Гриша обнимает Марию, Валерий и  Настя держатся за руки. Яакко и Серафима Аркадьевна  сидят за столом. Яакко не сводит глаз с  Насти. Серафима Аркадьевна плачет от счастья.
Звонок в дверь. Взгляды всех устремляются на нее.