Держись, Титаник!..

                На Азовском море. 1982год, июль.            


                http://www.stihi.ru/2013/04/04/4097   


                "Захвалили...
                Спонтанный ответ на ваш второе стих- е,
                переплетение всего,
                я лишь записываю, а откуда все - не знаю...
                Рад, что понравилось..."

                Маалах   04.04.2013 12:10   


           Мой дядя, Василий Синицын, художник-маринист, любил говорить, - чем отличается настоящий Мастер от простого художника. "Настоящий мастер: плюнул - дерево, плюнул - море......." Весь предыдущий опыт + мгновенье!)))))))))))

           Он закончил Латвийскую Академию Художеств у Звиедриса, латышского художника- классика, профессора Академии, всю жизнь рисовавшего море!.. Что же здесь ещё рисовать?! Второй сын моей бабушки, кубанской казачки Анисьи и деда, кубанского казака, Никиты. Всего их у неё было трое. Три сына, как в сказке. Старший - мой отец. Виктор. Моряк. Средний - Василий. Художник. Третий - Валентин. Тоже моряк. Сегодня жив только одни из троих. Дядя Вася./ему отдельный рассказ должен быть посвящён!../

           "я лишь записываю, а откуда все не знаю... "
           ...А я думаете, знаю?.... Раз - и поехали! Куда кривая выведет..........но ведь выводит же... Всё время!
           Я вот думаю, когда не пишу и ни одной мысли и позыва писать,- как это вообще делается? Не умею, не знаю... Да как, чёрт возьми?! Пустота. Что такое пустота? Да это же не что иное как блокированное творчество! Когда ты НИЧЕГО не можешь "придумать". Нет. Неправильно. Не придумать, а НАПИСАТЬ. Это - РАЗНЫЕ вещи. Здесь выход - один, чтоб не сдохнуть раньше времени./это для меня ТАКАЯ формулировка подходит!/ Пиши о том, что рядом. Что болит. Тем более, что - терпеть не может, ждать...

           Когда-то я так начала писать Дневник. Мне не с кем было поговорить. Вокруг меня - столько людей. И папа, и мама, И, главное!!! бабушка........ НО. Нужна была уже подруга, а её не было. В классе я была Белой Вороной. Со мной боялись близко дружить. Никто не выдерживал мерки, которую я ставила, в первую очередь, для себя, конечно. А потом - для тех, кто рядом. Для приближённых, вообщем. Никто не мог соответствовать. Так мне казалось. Сейчас думаю и даже точно знаю - так и было. И всё решил Дневник.

           Придётся написать об этом, раз вывело. Это был обыкновенный серый туманный прибалтийский день, каких - сотни у нас. Я училась уже в двух школах. Из одной - шла в другую. Музыкальную, которая была в Майори. С некоторых пор у нас появилась девочка. Новенькая. Черноглазая, приехала из Ижевска /Урал/ в Прибалтику с мамой, которая недавно развелась со своим мужем-пьяницей и сбежала сюда, к его же родственникам. Она была красивая еврейка, правда, с несколько тяжёлым подбородком, но прекрасными масляными карими глазами. С той быстрой молниеносной красотой, которая поражает сразу, но быстро проходит, когда девочка становится женщиной. Не то, чтобы совсем уходит, остаётся, конечно, но далеко не у всех. У тех же, у кого остаётся,- она остаётся ДО КОНЦА. Даже в глубокой старости видны следы этой красоты и для человека с интеллектом,- возможно увлечься такой женщиной в любом возрасте. Впрочем, я не об этом. Чтобы с этой мыслью покончить, скажу. Красота - это и есть красота. Возраст практически не имеет здесь никакого значения. Особенно, если любят. В этом случае даже говорят "Любовь зла... и т. д." Я здесь не про это.

          Просто появилась девочка. Я в неё сразу влюбилась. За красоту. Я ЕЁ ВЫБРАЛА В ПОДРУГИ. Мы встречались только два раза в неделю на уроках сольфеджио и музыкальной литературы. Она, похоже, привыкла к вниманию со стороны мальчиков, там, в своём Ижевске. А тут - в музыкальной группе всегда мальчиков меньшинство, да я их и не помню. Все знают, кто такие эти музыкальные пай-мальчики. Их и помнить не за что. Вот когда они уже выросли, и сумели доучиться по музыкальной части, да ещё стали знаменитыми,- тогда да! ЭТО МАЛЬЧИКИ!))))) Вообщем, она была одна. И я её быстро подхватила.

          Проблема была в том, что мы редко встречались для дружбы, только два раза в неделю на общих музыкальных занятиях, но домой шли по улице Йомас всегда вместе. С сольфеджио у неё не ладилось. Недостаточные способности. Диктанты, по которым проверяются способности она писала на троечки. У меня же всегда был высший бал. Абсолютный слух. Без проблем. Да и со скрипкой у неё ладилось со скрипом. Она была скрипачкой. Помню, нас возили на автобусе в разные колхозы с концертами. Нам нравилось. Мы чувствовали себя настоящими артистами. Я выступала всегда на ура. Она же страшно боялась сцены, это была просто патология, и всегда играла намного хуже, чем в классе. Один раз она просто убежала со сцены от страха. Это при том, что произведение, которое ей надо было играть - откатано до последней возможности! Среди ночи - можно сыграть, если разбудят! Но...

          Хотя в работоспособности ей было трудно отказать. Я завела её потом на то, что она стала заниматься как я, по пять часов в день. Видно, не хотела от меня отставать. Второе препятствие для дружбы было то, что она жила с мамой в Кемери в какой-то маленькой комнатёнке под крышей в деревянном доме, которую видимо дали как приезжим её матери, которая устроилась работать врачом в санаторий Кемери. Я стала приезжать в гости, когда не могла выдержать одиночества. Мне легче было съездить в Кемери, чем  рассказывать свои мысли кому попало, кому я не хотела. Первая моя поездка была невероятной. Я поехала, не зная адреса, решив, что обойду все дома подряд и так и сделала. Я думала, что это какое то захолустье и мне не составит труда пройтись по всем, но... Оказалось, это огромный микрорайон. Потом уже я спросила адрес, она сказала, и я приехала. Обыкновенно этобыло в выходной день, но бывало и в будний... Когда не могла терпеть. Приезжала оттуда очень голодная. Только один или два раза я помню, что мне предложили чай с бутербродами. Всё остальное время я просто была рада общению и не замечала голода, не понимая, что каждый раз в обед Наташа уходила на полчаса куда-то, потом возвращалась и мы проводили время в разговорах до вечера. Потом я уезжала. Думаю, она ходила к маме в санаторий на обед. бесплатный, конечно. Удивляюсь, почему ни разу меня туда не позвали. П

         В тот день, когда меня переполняли чувства и мысли общего порядка, как я сейчас помню, /я не была ни в кого не влюблена, потому что не было ДОСТОЙНЫХ/, и просто разрывалась от желания по душам с кем-то близким поговорить. Это могла быть только подруга. Я выбрала её. Я всех и всегда выбирала сама. Меня тоже выбирали. И много. Но все мне казались недостойны моего внимания. Звали её Наташа Лумпова./не знаю, её ли это была фамилия, думаю, что это была фамилия отца, от которого они сбежали в Латвию./ Он, правда, здесь нарисовался потом. Я даже помню, как он выглядел. Пышные тёмные волосы с проседью, слишком густые, вились гвоздиком. Он оказался родным братом матери моей подружки из соседнего двухэтажного дома, Ольги Леоненко. /Наташа иногда приезжала к ней в гости, потому что Ольга была её двоюродной сестрой по отцу. Но Наташа была всегда только рядом со мной и Ольга очень ревновала её ко мне. Просто у нас было много общего. Мы ведь вместе учились в музыкальной школе, да ещё и дружили./ Родственники скорее всего пытались их помирить. Но ничего не получилось.

         В тот памятный день я купила себе новую общую тетрадь. Цвет обложки не помню. Но самую толстую, сразу почувствовав, что писать буду много и горячо. Приехала в гости к своей бабушке Анисье, которая в то время жила уже не с нами. Мама не захотела. А в Булдури, в квартире младшего сына Валентина, который в то время ходил в море, заработав эту кооперативную квартиру. Второй этаж. Балкон с соснами. Приехала. Пообедала, она меня всегда очень хорошо старалась покормить. Всегда борщ и что-то из муки. Чаще тонкие блинчики с вареньем. Но что это были за блинчики!.. Когда она с пылу-с жару снимала их со сковородки,- блинчик можно было взять за кончик, поднять и он стоял как солнышко, крахмальным кружевом, весь в мелких точечках, сквозь которые прищурившись можно было любоваться на солнечные лучи, летящие щедро из окна. Больше я таких блинов нигде не видела. Через насколько минут они, полежав на тарелке с кусочком сливочного масла, который я усердно размазывала по всей площади блина, чтобы и краям досталось,- становились мягкими - потом струйкой по центру наливала варенье и заворачивала в трубочку. Теперь можно было есть.

         После обеда я сказала, что пойду на балкон. Взяла стул, села и открыла тетрадь. Был начат Дневник, который меня спасал много лет! Не знаю, сколько я там просидела, пока писала... Но у бабушки была врождённая интеллигентность, и она деликатно мне не мешала, ждала, пока я сама закончу и выйду. Так, глядя на сосны с бабушкиного балкона в Булдури, я начала писать фактически прозу. Стихи я пишу с девяти лет. первое стихотворение было написано на пюпитре пианино, когда я занималась, а слева в окне - пошёл первый пушистый снег. Огромные пушинки медленно падали куда-то в сторону, в одном направлении... Я написала. Оно где-то затерялось..... Может, найдётся когда-нибудь. Мне самой было бы интересно. Всё-таки Первый стих про Первый снег!.. Было бы интересно найти и Дневник. Но по-моему, его уже нет. А вдруг... Но это уже другая история.

         Возвращаясь к началу,- такое состояние, когда я не знала что писать и как это делается,- давно уже не существует для меня. Когда-то давно я его боялась. Это был страх пустоты, бездны, когда ты - никто, ничто, потому что ничего не можешь сотворить. Главное - это способность творить! Кто-то по телевизору недавно это подтвердил... Не помню, кто. Невозможность писать - смертельна для меня. К счастью, это состояние давно уже не повторяется. А когда-то бывало частенько. Вроде как надо чего-то ждать, какого-то вдохновения... Конечно, когда ОНО есть,- то вообще - держись Титаник! А когда нет?.. А его ведь почти всегда нет, между нами, поэтами... Не каждый же день мы влюбляемся!

         Потом дошло. Благодаря своей профессии профессионального музыканта. Когда училась - особенно! Представьте, завтра - урок. Специальность. Индивидуальный. Только педагог и я. Не спрячешься. Задание - не переплюнуть! Играть - вообще не хочется. Устала, или не в духе, или душа болит... Но - надо, Федя, надо! И идёшь. И садишься! А это ведь - по словам великого пианиста Андрея Петрова - пожизненная одиночная камера. Так, у меня был строгий режим, который я сама себе постановила. Увлекалась великими музыкантами, всё про них читала. В тот период - вообще только профессиональную литературу. На остальное времени не было! Покупала книги больше впрок. Зная, что мне понадобится!
         
         Программа была такая. Играть до последнего человека /вечером/ и чтобы этот последний человек был - Я. И никто другой! А утром - начиная с первого человека, пришедшего в училище. И тоже Я и никто другой. И всё. Начинаешь... Два часа - гаммы, упражнения для техники, потом переходишь к произведениям. Их, как правило, пять-шесть. В том числе этюды, над которыми нужна особая специальная работа с упражнениями. Особенно в местах технически трудных, но которые надо сделать во что бы то ни стало. На сцену тем более недоделанное выносить нельзя. Обязательно подведёт. Правда, бывали случаи, когда вся работа честно проделана, часы потрачены, а место всё ещё не получается. И надо выходить. Как на Голгофу. И идёшь. Ну, тут включаются потусторонние силы. Настраиваешься, что всё нормально, всё получится, гипноз самого себя, - близким в такой момент не советую никому подходить. В рекламе Ширвинд хорошо сказал. Перед сценой артист - зверь, животное. Только запах крови, т.е. Победы и ведёт. Больше ничего не существует! А от оценки зависит многое, например, стипендия. На что - в ресторан с друзьями оторваться, или Кортасара купить /я тогда испанцами увлекалась. Все переводы с испанского покупала, среди них и Хулио Кортасар оказался, и Габриэль Гарсиа Маркес, и Алехо Капентьер....../ Вот так, сходишь после стипендии в магазинчик книжный,- и досвидос питание! Цельный месяц живёшь на копейки. Зато Кортасара читаешь, и по семь часов работы за инструментом. И казалось, всё нормально. Жить можно. А сейчас думаю, ничего себе...

          Многое мне надо делать и сделать, чтобы соответствовать самой себе тогда. Что я творила!.. Одна, с 15 лет - в чужом городе. Даугавпилс. Музыкальное училище.  Три часа и пятнадцать минут от риги в поезде! Изучено... Без родителей. Давалось мне 40 рублей в месяц на проживание, потом 30. Ни той, ни другой суммы мне не хватало. Поступила легко, после 9 класса общеобразовательной школы и 8 класса музыкальной. В прошлом году, не поступила в Рижское училище им. Язепа Медыня. Там было засилие евреев. Они командовали парадом. И только по блату поступали. У меня блата не было. И я не еврейка. Да и программу свою я сыграла, наверно, не в лучшем виде. Хотя и уверена, что не хуже тех, кто поступил. Но наша сфера - справедливостью никогда не отличалась! Так что я внутренне - сцепила зубы.

          Первое не поступление, то, что не меня выбрали - было для меня как нож в грудь. Даже не в спину. Результат был такой, что я ещё больше стала заниматься, стала из стали, никто не подходи. В нашем деле - без воли - делать нечего. Уходи сразу! Так что препятствия - закаливают сильных и дезориентируют слабых. Это правда. Я оказалась сильной. К тому же, у меня было желание скорее освободиться от общеобразовательной школы. Меня тяготило тянуть две школы. Я, конечно и однозначно, была кандидат в спецшколу Эмиля Дарзиня, где обе школы были совмещены и рабочий режим был отлажен в пользу музыки. Но в ней учились мои девочки, не я. Я же училась вместе с ними. Потому что там может учиться или баснословный талант, то есть без репетитора каждодневного, а мои родители не музыканты, хоть и не простые люди. Или дети особо одарённые, правда и то, что эта школа и есть для особо одарённых./это выражение я чаще употребляю с иронией, но в этом случае - нет./ Мои родители почему то не углубились в такие дебри перспективы, да и тем более не стали бы платить деньги за репетитора, а учительница по фортепиано в Юрмальской музыкальной школе, Ирэна Штраус, не подсказала родителям - куда меня надо направить. На тот момент ей видимо было всё-равно. Это была ошибка, но не моя. Я была ребёнок. И делала всё, что могла для себя, занимаясь по много часов. Поставила цель. Поступить.

         Помню, как я приходила из общеобразовательной Яундубултской школы, обедала, с собой - ничего, и уходила в музыкальную школу Майори, брала там класс и занималась до закрытия. И так каждый день. Ко мне в класс часто заглядывали.... Раз - и дверь открывалась. Тогда я не обращала внимания на это, не понимая... Теперь знаю, что это периодически заглядывали все педагоги школы, чтобы убедиться, действительно ли ребёнок самостоятельно столько занимается, и каждый день. Я играла с остервенением. Я знала, что никто мне не поможет, кроме меня самой. Родители не музыканты, значит, бесплатного репетитора нет, деньги за меня платить никто не будет, потому что родители всё время очень экономили, чтобы было хорошее питание и отпуск, в который они ездили каждое лето. Я, а потом и мой брат, то есть мы вдвоём - оставались с бабушкой. Она безропотно и самоотверженно брала двоих детей на себя, пока родители отдыхали. Так что...

         В один распрекрасный день моей учительнице, Штраусе Ирэне, доложили педагоги школы, что одна из её учениц сидит в классе до закрытия и играет. Было проверено каждодневно и многократно. Дверь то и дело хлопала. Все хотели убедиться своими глазами, что действительно ребёнок САМОСТОЯТЕЛЬНО столько занимается. И Ирэна, к счастью, стала наконец, серьёзно со мной заниматься. Я же не только не еврейка, но и не латышка! Зачем меня тянуть за уши??? Тем более, мои родители не привыкли задаривать педагогов. Они считали, что всё надо делать способностями и собственным усердием. А не задаренные музыкальные педагоги не очень то и стараются. А точнее, вообще не стараются. Провёл урок и досвидос! Зарплата идёт.

         Справедливости ради, всё-таки скажу правду. Иначе, зачем тогда писать?!. Когда Штраус пришла в нашу школу, она сразу была на особом счету, потому что училась /ЗАОЧНО!/ - в наше профессии это ИМЕЕТ значение, - у профессора Калныня. Её в быстрое время сделали завучем. У него учились только студенты из знакомых семей, истинные латыши или немцы, предназначенные повышать культурный уровень страны в дальнейшем. То есть хозяева этой страны, хоть тогда было советское время, и, например, в Московской аспирантуре - привилегии имели как раз национальные кадры из других республик. А русские и там должны были быть семи пядей во лбу, чтобы попасть на государственное место. Платных тогда не было.

         Далеко не все выдерживают экзамен, чтобы учиться на ОЧНОМ отделении. Тут ещё и РЕКОМЕНДАЦИЯ из среднего заведения должна быть. Без неё ты не имел право даже документы подавать в консерваторию. Никто бы и слушать не стал! Это значит, что либо ты должен быть из спецшколы Дарзиня, откуда поступали практически стопроцентно, да и играли они как звери, технически очень подкованно, или из Рижского училища Медыня, а остальные ... из училищ по городам и весям Латвии - на десятых... местах. Надо было быть семи пядей во лбу, чтобы например, поступить из училища Даугавпилса, как я, с рекомендацией, а ещё и на вступительных экзаменах доказать своё право учиться в консерватории. Рекомендацию с нашего курса на отделение фортепиано исполнительского факультета получили трое, это небывалое дело, так как давали одну-две. Айвар Брок /сын директора училища/, Юра Каспер /теперь известный концертмейстер в Риге/ и я. Любили больше мальчиков. Считалось, что мужская сила в нашей профессии так же необходима как и другая

         Так вот, Ирэна Штраус стала со мной заниматься серьёзно, я даже ездила к ней на дополнительные уроки в Засулаукс, где она жила. Это была очень чистая ухоженная квартира в старом добротном доме. Жила она с мамой. Личная жизнь, насколько я знаю, у неё не сложилась. Немецкость была во всём. В порядке. Всё лежало на своих местах. Это меня поразило. Она занялась моим образованием. Ставила редкие пластинки с великими исполнителями. Это было окно в будущее. Её внимание и помощь сыграли решающую роль
в моём выборе жизненного пути. Стать музыкантом. Очевидно, она как бы извинялась за своё первоначальное невнимание ко мне и сделала всё, для того чтобы я смогла дальше учиться. Вплоть до того, что поехала вместе со мной в Даугавпилс и репетировала со мной  до экзамена по специальности, который был первым.

         Ещё несколько слов про этот первый экзамен. Директор предоставил нам класс и матрасы. Мы спали на полу. Помню, главным произведением программы было Рондо Бетховена. Три последние страницы которого были достаточно виртуозны. Но в рондо всё крутится по кругу. И переход с небольшими изменениями выводит как бы в следующую часть. Во время экзамена я, играя Рондо, на ходу решила облегчить себе жизнь и последнюю страницу зажать. Сыграв переход в не туда, я элегантно перешла в заключительные такты. И отлично без всяких плохих последствий закончила. Там ведь были места, которые хоть и были отработаны от зубов, но всё-таки могли и подвести. Всё непредсказуемо! Учительница слушала за дверью, приложив ухо. Когда я вышла - она стояла бледнее снега. Но ничего не сказала. Потом уже мы обсуждали... Я сказала, что сама не знаю, как я так хитро решила "облегчить себе жизнь" в надежде, что комиссия не знает наизусть Рондо Бетховена и ничего не заметит. Так и случилось! Никто ничего не понял. И всё прошло безболезненно. Кстати, тоже самое сделала моя Гаянэ на экзамене в первый класс школы Дарзиня, элегантно и незаметно не сыграв самое трудное место в конце сонаты. Мы все смеялись........ Потому что обе в разное время блестяще прошли по конкурсу. Результат покрывает всё.

         А ведь первоначально тяга у меня была к другому. Я искренне и страстно хотела стать актрисой. Думаю и даже уверена, что была бы "не последней..." Сцена мне с детства дом родной! Родители об этом знали. Я покупала в киосках все фотографии киноактёров, которые то и дело появлялись. И мечтала о карьере актрисы. К сожалению, а может и к счастью, жизнь распорядилась иначе. Учебная нагрузка в двух школах затмила моё время и разум, и я постепенно стала ослабевать к профессии актёрской. Хотя, хорошо помню, когда обсуждалось моё поступление в музыкальное училище, я твёрдо заявила, что закончу училище и всё. Дальше - иду в актёрскую профессию. Родители хитро сделали вид, что согласны. Надеясь, что я втянусь, а мечты об актёрской карьере забудутся. Сотрутся. Так оно и произошло.

         Дело в том, что не только закончить музыкальную школу и получить диплом, но и тем более музыкальное училище - требует огромного труда, многих часов за инструментом, отказа от простой обыкновенной жизни, которую вели люди, ещё не знающие чем они займутся. Я же знала. Справедливости ради, что и в музыкальную школу я пошла, потому что мама настояла. Я согласилась, не понимая в какую каторгу собралась. Но было поздно. Был куплен инструмент у кого-то из евреев, отбывающих в Израиль на постоянное жительство и избавляющихся от всего. Инструмент же был очень красивый, настоящий немецкий с чугунным каркасом и клавишами из слоновой кости, очень тяжёлый,- а не такие как делают теперь. К первому классу пианино стояло в большой комнате. И папа влёк меня к нему, подбивая подобрать известные песни, которые раньше всегда пели в компаниях на праздниках. Он был очень музыкален, а его отец, Никита, потрясающе пел. У него был тенор, как у Лемешева, и тянуть он мог дольше всех. Поэтому его всегда приглашали на свадьбы, гулянки в станице Подлесной и рядом близлежащие.

         Как то я спросила бабушку Анисью, как же так, он пошёл на гулянку, а ты дома по хозяйству. Неужели ты его не ревновала? Это меня удивляло. На что бабушка мудро мне заметила: "Я же знаю, что он всё-равно вернётся ко мне! Да и голос я его слышу через поле, знаю чем он там занимается. Раз поёт, то... всё в порядке! Он и на виду!" Папа унаследовал любовь к музыке и по-моему, у него был поэтический дар. С удовольствием пел в компаниях. Но главенствовала, конечно, мама. У неё тоже был очень хороший голос, и она была запевалой и ведущей в любой компании! Сопрано, нежное и бархатное... Конечно, она однозначно могла стать певицей, если бы училась. Но... Послевоенное время. Надо было думать о выживании. Наследства, которое можно было бы потратить на образование,- не было.

         Таким образом, папа руководил моим репертуаром, любую песню, которую он напевал, я тут же схватывала, потом делала обработку и постепенно превращала в инструментальную версию. Так, не умея играть, я уже подбирала самостоятельно. Дело дошло до того, что папа лично составил список вещей, которые я уже, подобрав, могла сыграть на празднике, то есть когда у нас дома бывали гости. Родители очень любили застолья, были гостеприимными людьми, по кавказскому обычаю - на столе всего должно было быть много и выпивки тем более. Папа делал своё Бургундское, как он называл, очень, крепкое, более сорока градусов, по вкусу напоминающее отменный коньяк, к томцу же был большой спец по части вин! А соответственно и по сбору ягод в огромном количестве, чтобы хватило в первую очередь, конечно, на варенье, а во вторую - на вино. Его конёк - это Рябиновое.... Больше его нет. И это, конечно, отдельная тема для рассказа. Ни один праздник не обходился без приглашённых. Я же с объявлением папы - выступала и играла всё, что смогла подобрать.
Видно, что родители очень мной гордились. А гости, естественно, восхищались. Куда же им было деваться?! В то время далеко не у всех было в доме пианино...

           УглУбилась, как говорил Михаил Горбачёв... Ну что ещё написать? Хватит. До следующего раза!......



                4апреля 2013года 12:36