Не всё то золото

    Жаркое солнце, казалось, навсегда замерло в самом зените небосвода, резвясь своими бликами на новеньких золоченых куполах недавно отстроенного станичного храма. Служба закончилась около часа назад, и многие прихожане, основной массой которых были всегда неугомонные старушки, разбредались каждый по своим делам.
    Последнее время многие потянулись к храму. Особенно те, чей возраст все чаще напоминал о тленности мирского существования и неизбежности грядущего упокоения. Одни шли в него с искренней душой, другие поступали так, потому что считали это обязанностью, положенной каждому крещенному в православную веру. Третьи, признаться, грешили всю жизнь, и вот теперь настало время быть самым правильным и богобоязненным. Четвертые шли за компанию с давней приятельницей, пятые – потому что не привыкли жить без идеалов, которые разрушила всепоглощающая рыночная экономика. И так далее и так далее. Но как бы там не было, двери храма были открыты для каждого ищущего и страждущего…
    К воскресному обеду на станичном автовокзале всегда скапливалось множество люда. Одни ждали свой транспорт в гордом одиночестве, другие - за разговорами. Своих бойких и непоседливых детей успокаивали молодые мамаши, стайками вилась молодежь, потягивая из жестяных банок пиво и колу. Где-то смеялись, где-то ругались, кляня, на чем свет стоит, местную бюрократию и власть в государстве, а кто-то тоскливо поглядывал на часы.
    Привокзальные скамейки были забиты ожидающими, и поэтому две дородные женщины достаточно преклонного возраста нашли место поодаль, в тени большого ветвистого тополя. Расположились они на деревянном парапете, разделяющем асфальтированную площадку от небольшой клумбы.
Легкие ситцевые платки, покрывавшие их седые головы, не настолько спасали от жары, как того хотелось. Но в  преклонном возрасте жар, однако, лучше, чем мороз. По морозу вряд ли бабушки решились бы проехаться до станицы, чтобы попасть в храм на воскресную службу. Хотя, как сказать.
- Ты знаешь, Михална, куды ж мы котимся, коли, все Бога бояться перестали? Не зря отец Владимир на прошлой службе такими грозными словами попрекал одну старушку, которая-то и креститься не умеет, а в церковь – тут, как тут.
Розовощекая Михална понимающе кивая головой, доставала из матерчатой сумки, завернутые в бумагу пирожки, что купила у торговки по дороге к вокзалу. «Трапезу» она медленно раскладывала перед собой.
- Чтоб у вас руки поотсыхали, креста Божьего положить не можете,-  продолжала другая. – Совсем Господа нашего не боитесь, а еще прихожане православные. Прям так и говорил. 
- Надо же, - удивлялась собеседница, по всей видимости, не присутствовавшая на прошлой службе. – Верно и вправду так. Давай, Маша, бери пирожок, а то до автобуса ждать и ждать.
Женщина, названная Машей, перекрестилась и протянула руку к предложенному угощению.
- А эти молодые, чего там забыли? Поприходят во всем джинсовом, размалеванные, как, прости Господи.
- И не говори, Маша, стыд и срам. Ведь не зря же повесили на дверях церкви бумагу, что без платочков и в этой самой, как ее, косметике, не входить. А им все равно, идут, как на гулянку, а не в дом Христов. Когда надо креститься да кланяться, отвернутся задницей к алтарю, впялятся в образ и смотрят, а потом-то, глядишь, пьют, гуляют, срам устраивают, да морды друг другу бьют, людей пугают.
- Эка невидаль, в церковь заглянуть, а ты спроси их, хотя бы « Отче наш» из них кто знает? Да никто. Зато назубок все эти свои придурашные песни с руганью – вот тут-то они грамотные. Ох, и как их земля то носит? Куда же Господь батюшка наш смотрит?
Небольшая тучка незаметно накатила всей своей пышной массой, подмяв под себя палящий диск солнца. Стало немного прохладней, но каждый знал, что через минуту тучка уплывет, и все вокруг снова станет ярким и знойным. Глядя на эту спасительную тучку, бабушки-собеседницы продолжали жевать, да отмахиваться от назойливых мух и жары, сложенными вчетверо газетами. Отмахивались, да между разговорами посматривали по сторонам, на людей.
- О, вон они, бедовы дети – собрались кучкой, смеются, как чумные, смалят свои папиросы, да банки с ерундой обсасывают, - одна из собеседниц указала в сторону молодых людей, весело смеющихся по какому-то поводу, - и девки ж средь них смалют, не стесняются. До чего мы дожились, Михална.
Михална прищурилась, вглядываясь по указанному направлению.
- Да это ж, кажись, наши, поселковые. Вон же, дочка Галкина.
- Какой Галки?
- Ну, да что в аптеке работает.
- Верка, что ль? И впрямь она, вот жешь шалава, собрала вокруг себя хахалей горластых и пускает дым, как паровоз.
Девушка Верка, обласканная божьими старушками шалавой, улыбаясь, разговаривала со своими ровесниками, потягивала «Спрайт» из жестяной банки, передавая ее по кругу, а в другой руке держала зажженую сигарету. Время от времени компания весело смеялась, но совершенно не до такой степени, чтобы обращать внимание всей округи. Просто молодым, по всей видимости, было совершенно грустить не о чем, а может, так казалось.
Верка, слыла, конечно, девчонкой симпатичной, довольно стройна и фигуриста, что подчеркивалось плотно обтягивающей маечкой, стильной мини юбочкой, завидными ножками. В миловидном личике утопали большие выразительные синие глаза с длинными густыми ресницами и выделялись подведенные, слегка припухлые губки, щеки с ямочками и прямой носик. Длинных причесок Верка не носила никогда, поэтому крашенные каштановые волосы лежали в пышной, но аккуратной массе. Многие черты лица и поведения говорили о том, что эта восемнадцатилетняя особа обладает характером достаточно сильным, чтобы существовать в мире далеко не простом и достаточно свободолюбивым, чтобы быть поменьше от кого зависимым. И еще, как и большая часть современной развитой молодежи, была с минимальным количеством комплексов (если не сказать с полным их отсутствием).
- Известное дело, про нее весь поселок знает. И пьет, и курит, из этих самых баров, что как вшей в поселке порасплодилось, не вылезает, и с городскими незнакомыми в автомобилях импортных разъезжает, - напомнила Маша.
- Ой – ей, понятный срам. А для матери каково? Галка, та ведь неплохая баба, а это ее чадо в кого уродилось.
- Ясно в кого в отца. Васька такой же пройдоха был, гуляка да бандит. Во время Господь душу его забрал, царствие ему небесное, а то б спился где-нибудь, али пришиб кого, - при упоминании небесного царства, Маша лениво перекрестилась.
- Она работает – то где, нет?
- Работает, полы моет в детском саду, что на окраине. Большего такой не доверят.
- Еще к детям ее, бесстыжую допускают. Ой, да все они сейчас такие, хороших-то и не найдешь, наверное.
Между разговорами, да обсуждениями бурной жизни загнивающей  в конец молодежи старушки не заметили, как пакет с провизией опустел. Дожевывая свои пирожки, они перекинулись на новый подошедший к ним объект. Откуда-то из-за угла слегка прихрамывая и равнодушно созерцая мир, появилась небольшая размером дворняга. Рыжая, с проблесками белых наметин, она выбралась к людям, оставив в укромном месте свое недавно появившееся на свет потомство, в виде трех полуживых комочков, шевелящихся, и пискливых. Псина нерешительно приблизилась к аппетитно жующим старушкам и тоскливыми, полными надежды глазами уставилась на них. Слегка помахивая хвостом, она подошла ближе и замерла в двух шагах от бабушек.
Праведницы – старушки, едва приметив животину, молчаливо обращающуюся к ним своим просящим взглядом, тут же в унисон цыкнули. Михална угрожающе дернула ногой, а та, что звалась Машей, взялась за свою деревянную палку, на которую опиралась при ходьбе, и замахала ею в сторону дворняги.
- Пошла отсюда, тварь. Ишь, повадились попрошайничать. И выродков своих порасплодила, такими же бегать будут, да кусаться на улицах. Куды власти смотрят, милиция куды смотрит?
- Пошла, пошла вон. Нечем в тебя запустить, - поддержала Михална, - разбрелись тут твари голодные. Как не люблю я этих бродячих собак, ну просто ужас. У самой кобелина на цепи, всю душу вымотал, - прожевывая пирожок, призналась она.
Дворняга испуганно отскочила. В нерешительности, постояв несколько секунд и на последок окинув сердобольных старушек печальным взглядом, словно надеясь еще на что – то, побрела в сторону своих щенят. Больше она на глаза  не появлялась и выбралась лишь через некоторое время, когда автобус увез большую часть толпившихся на вокзале людей. В их числе уехали и две богопослушные бабушки.

* * *

« Да, лихо они вчера меня кинули. Как я раньше не догадалась, что мой парень и моя подруга схлестнулись раньше между собой, чем я могла об этом подумать? » - Верка сидела на диване  в своей тесной спаленке, в которой еще обитал и ее младший брат – третьеклассник, обняв руками голову, мысленно рассуждала и вспоминала подробности вчерашнего посещения бара. От эдакой культурной программы голова сегодня просто разрывалась в клочья. Помимо всего было муторно и еще от переупотребленного зелья под названием « водка «Кристалл», вино «Для милых дам» (которым угощал за свое поступление в институт бывший одноклассник). Потом скинулись на джин с тоником. И, кажется, еще было пиво.
«Бр-р, погуляли, что называется в усмерть, а теперь чердак трещит со страшной – престрашной силой. Ну да ладно, сама виновата. Так все – таки мой Вадик, теперь уже не мой Вадик, а моя лучшая подружка Ирочка  – теперь уже тоже не моя. Они принадлежат теперь друг другу. Сраные Ромео и Джульетта. Вот, это прикол, блин! Ну да Бог с ними, таких Вадиков пруд пруди, а Ирка, Ирка сама виновата, знала, на что идет. Конечно морду б ей для порядка начистить, да не сегодня и не завтра. Пусть живет, жалкая, да на глаза мои не попадается. Как это в библии сказано: «Прощайте врагам вашим, и вам воздастся, » - Верка рассмеялась оттого, что невольно вспомнила где-то услышанный завет.
 «Ладно, к черту эту лирику, надо в люди выбираться, скоро уж и солнце на закат пойдет. Интересно дождь кончился? Нужно срочно взять пиво, иначе умру в расцвете лет ».
Верка тяжело поднялась с дивана, глянула на себя в зеркало, которое висело в прихожей, скривила ехидную гримасу.
Дома никого не было. Мать явно еще на работе, «младшой» скорее всего, мотался по улицам с пацанами.
 «Вот я ему задам, если уроки не выучил, - подумала строгая сестра, – опять матери придется краснеть за него на родительском собрании. Где же деньги, пиво бесплатно сейчас не дают. Кажется где – то в книгах у меня была десятка. Точно, вот она».
Верка извлекла из старого томика Пушкина десятирублевую купюру, накинула куртку и вышла из квартиры.
Дождь действительно закончился. Кое – где, окропляющие серую гладь асфальта, лужи, да легкий влажный ветерок, срывающий слегка пожелтевшие листья, напоминали, что осень не за горами. Отмахиваясь от редких капель дождя, падающих с деревьев, Верка неторопливо следовала по тротуару вдоль домов, то и дело, устало, здороваясь с проходящими мимо знакомыми. Свежий ветер немного бодрил и заставлял невольно ёжиться.
« Легко дышится, свободно, - снова рассуждала про себя Верка, - но свобода, какая – то давящая, никакого удовлетворения от этой свободы и от этой жизни. Словно и не жила. А что я сделала хорошего в жизни, чтобы испытывать это удовлетворение. И будет ли оно от хорошего? Но ведь кто-то вообще ничего не делает и живет себе в кайф, трехэтажные особняки выстраивает, на иномарках рассекает, на заграничных пляжах тусуется. Странно все это. Ну, накачу я бутылку пива сейчас, полегчает на душе, встречу своих друзей, подружек, промаемся дурью с полночи, а завтра снова работа, снова вечер и все будет повторяться изо дня в день, пока однажды не сойдешь с ума».
Верка не заметила, как подошла к распахнутым дверям магазинчика, нащупала в кармане десятку и пару монет мелочью. Невольно слух ее привлек скрип тормозов. Буквально в метре остановилась коричневая «Ауди», опустилось тонированное стекло, и высунувшаяся из нее холеная с темной щетиной физиономия произнесла с кавказским акцентом: «Красавица, если мы будэм ехать прамо по этой дороге, выдим из твоего поселка?»
-Выйдешь,- равнодушно ответила Верка, одаривая «джигита» иронично-надменным взглядом.
Достаточно массивную шею любопытного странника обрамляла весомая золотая цепь, на безымянном пальце левой руки, высунутой из приоткрытого окна и нервно постукивающей по крыше кабины, виднелась приличных размеров печатка. Верка чувствовала, как из салона на нее таращатся, по крайней мере, еще пара пытливых глаз.
- Хочэшь с нами прокатиться, дорогу покажэшь, а то заблудымся, - зазывающе улыбнулся «джигит», - у нас шампанское есть, коньяк.
- Пошел, вон, - отмахнулась Верка и стала подниматься по ступенькам к магазину.
- Жал, смотри жалэть будэшь, телка, - зло буркнул под нос водитель  и, рванув с места, погнал свою «тачку» дальше.
Верка сплюнула, выругавшись про себя, и оглянулась вокруг, словно хотела убедиться были ли свидетели ее вынужденного диалога с этими придурками. И тут взгляд девушки упал на съежившегося под кустом пухленького и мохнатого щенка коричневого окраса, который терпеливо лежал на брюхе и неуверенным, но смышленым взглядом желтых глаз, словно ожидающих чего-то нового и надеющихся на что – то необычное, смотрел на Верку. Нечто теплое и просящее было в этих умных глазах, расположенных двумя бусинками на смешной, симпатичной мордашке. 
Взгляд Верки, словно магнитом притянули эти собачьи глаза. С самого раннего детства она чувствовала себя неравнодушной к таким вот бездомным, скитающимся, голодным и надеющимся на доброту людскую  «братьям меньшим». Девушка стояла, опустив руки в узкие карманы джинсов, и любопытно взирала на щенка.
- Эй, ты чей? – тихо спросила она, - иди сюда.
Верка несколько раз цыкнула языком, подзывая объект своего внимания. Щенок неуверенно поднялся, завилял коротким, еще не развившимся хвостиком и попытался что-то выдавить из себя, похожее не  то на лай, не то на повизгивание. Но подходить не решился. Тогда Верка сама приблизилась к щенку, осторожно опустилась перед ним на корточки и протянула руку. Щенок еще больше замахал хвостом, отступая то назад, то, снова приближаясь, обнюхал теплую девичью ладонь и несколько раз лизнул ее шершавым языком.
- Ухоженный, на бездомного и не похож, - улыбнулась Верка, поглаживая щенка и беря его на руки, - Ты, что тут делаешь?
Щенок, недолго думая, обнюхал  ее лицо и, не церемонясь, лизнул девушку в щеку.
- Фу, ты, - возмутилась Верка, - целоваться то зачем? Ты, наверное, голодный? А у меня и дать тебе нечего.
Она потрепала пушистое создание, которое преданно и с надеждой глядело в веркины глаза, за смешные несоразмерно великоватые уши.
- Ладно, сиди здесь, сейчас что-нибудь придумаем!
Девушка отпустила щенка на землю и по ступенькам поднялась на крыльцо магазина. Внутри пара посетителей глазела на витрины. Верка поздоровалась с круглолицей продавщицей, услышав взаимный сухой ответ и, помня, зачем пришла, достала из заднего кармана джинсов смятую десятку.
Прямо перед ее взором на широкой, утопающей в глубину прилавка, полке искрились разномастные пивные бутылки. Пластиковые, стеклянные, в которых плескалось «Жигулевское», «Арсенальное», «Клинское» и еще с десяток наименований. А рядом импортное – баночное, в фигуристых, нестандартных бутылках, правда – дорогое. Слюнки текли, глядя на это похмельное спасение. Заплати, протяни руку к откупоренной бутылке и иди по улице наслаждайся, кайфом. Вон, и любимая «Балтика – 4», темная и терпкая, но можно перебиться и темным «Сталинградским», на которую уж точно денег хватит. А вот, на сосиски приблудившемуся щенку, вряд ли.
- Теть Люб, - по-свойски обратилась девушка к продавцу, - а Вы продаете в долг, под запись?
- Продаем, - лениво ответила продавец, одаривая покупателя неприветливым равнодушным взглядом, - но только людям надежным и тем, кому доверяем. А ты, Верочка, у нас в таких не значишься.
- Понятно, - коротко ответила Верочка, - ну тогда, взвесьте мне вон той колбаски на десятку, и вот еще рубль мелочью.
Девушка небрежно бросила купюру на весы и с ухмылкой, глядя в глаза продавщицы, высыпала сверху оставшиеся монеты. Работница прилавка все также лениво прошла к остекленной витрине, достала батон вареной колбасы, широким лезвием ножа чиркнула небольшой кусок и бросила на весы.
- Завернуть или как? – нехотя спросила она.
- Завернуть, - кивнула головой Верка.
Возвратив лишние пятьдесят копеек, продавщица небрежно отдала покупку. Верка еще раз взглянула на притягивающий и манящий своим содержимым ряд пивных бутылок разного калибра, потом на издевающиеся глаза продавщицы и, сплюнув про себя в душе, вышла из магазина.
« Ладно, от жажды по пивасику еще не один не умирал, может, и я уцелею», - решила девушка.
Мохнатый щенок поджидал свою кормилицу на том же месте и, виляя хвостом, неуклюже подбежал к ней. Неожиданный ужин был аппетитно уничтожен за пару минут. Весело искрилась собачьи глаза,  а шершавый язык облизывал ладонь «спасительницы». Также искрились и глаза Верки, поглаживая дожевывающего деликатес щенка. Она бормотала, не обращая внимания на редких прохожих: «Наелся? Ну и молодец. А я вот, благодаря тебе, без пива осталась. Ну да, черт с ним. Ладно, все, беги куда-нибудь, чтоб никто не обидел».
Верка осторожно подтолкнула щенка подальше в кусты, поднялась и, оглядываясь на него, тихо пошла вдоль по улице. Щенок сначала не желал расставаться с приятной и доброй «хозяйкой» в лице Верки, но вскоре исчез из поля зрения. Со спокойной совестью и больной головой, она шла немного счастливая и немного несчастная, одновременно ругая и утешая себя:  « Не дура ли? Осталась без пива, последнюю десятку извела на случайную дворнягу, пусть даже совсем маленькую. Кто из друзей узнает – засмеет. Ну и пусть. Зато им это слабо».
Верка шла уже, не оглядываясь, как вдруг, справа из стройного ряда кустарника, разделяющего тротуар и проезжую часть, прямо под ноги снова выкатился пухлый комок и, повизгивая, устремился за девушкой.
- Опять ты? – удивленно улыбнулась Верка, - решил обмануть меня, догнать и выбежать на встречу?
Щенок вилял хвостом и, весело лая, глядел в глаза своей кормилице.
- Извини, у меня для тебя больше ничего нет! Так что, пока.
Но щенок и не думал расставаться с такой подругой. Он жалобно смотрел, словно хотел сказать о чем-то более высоком, чем кусок колбасы. Верка подняла его на руки, всмотрелась в довольную морду и прижала к себе.
-Что, хочешь со мной? Ладно, пошли. Попробую на этот раз сделать маме достойный подарок, если конечно она тебя вместе со мной из дома не выставит.
Щенок, взобравшись на плечо, от удовольствия жмурил глаза и облизывал джинсовую куртку хозяйки, спокойно шагающей по тротуару. Где-то на западе, сквозь тяжелую пелену туч, проглянуло алое солнце, собиравшееся вскоре залечь за горизонт до самого утра. А перед глазами идущих, высоко в небе, обозначился едва различимый хвост семицветной радуги, всегда желанной и поистине неповторимой.


                5 ноября 2002 год