Жена моего папы мужик

ЖЕНА МОЕГО ПАПЫ – МУЖИК. (дневник девочки по имени Даша)

… Кончилась нормальная жизнь и начался кошмар. У меня большая комната, очень красивая, с голубым ковром и необыкновенной  мебелью.  Вместо потолка  большая картина, составленная  из  разноцветных  кусочков каких-то камней и стекла. Сказали – мозаика, тебе нравится? Еще бы не понравилось!  Там морская жизнь изображается, русалка с хвостом вместо ног, рыбы сказочные, красивые раковины и прочие красоты, на которые не устаешь любоваться, лежа в постели. Придумали же такое!  Это вам не просто со скуки плевать в потолок, окрашенный белой известкой, а  получать удовольствие, глядя на творение неизвестных художников. Русалку я назвала Плеядой, потому что это имя звучит красиво. Иногда  я разговариваю с ней. Но что с нее возьмешь? Она молчит, как рыба. А мне так много нужно рассказать.
 С недавних пор этот потолок перестал мне нравиться. Я поняла, что это подкуп. Да, да,  меня хотят подкупить всей этой  мишурой, заставить  забыть прошлое.  Игрушки – тоже подкуп.  Они везде. Некоторые из них  живут  в специальном домике, ярком,  разрисованном цветами и узорами. Другие расположились на полках, стеллажах, а то и просто на полу. Мягкие, глазастенькие, они меня  жалеют. Бери  любую, но я  играю только с бегомотиком, у меня  такой был, но остался в прошлой жизни и с ним, конечно, играет Петька. У него-то нет такой комнаты, как у меня. Но я бы с радостью вернулась домой, к маме и брату. Только это невозможно. Нас разделили после  развода родителей,  и это так ужасно, что не хочется жить. И почему  мама не оставила меня с собой? Наверное, она была не в себе. Я вообще не понимаю, как она не сошла с ума. Жили-жили, и вдруг оказалось, что папа женился на … мужчине. Все произошло внезапно. Папа забрал меня с  собой и перевез в эту красивую и очень большую квартиру. Его «жена» необыкновенно красив(а). Моложе папы. Увидев его в халате, из - под которого торчали голые ноги, (кошмар какой!), я сказала папе, что жить с ними  не буду, имею право, я не игрушка, а человек и у меня есть  права, я пойду в суд и скажу, что мне не нужен ненормальный отец,  который женился на – мужчине.
Конечно, от  меня долго скрывали  эту ненормальную историю, говорили, что этот красавец Роберт просто друг отца и что им  удобнее жить в одной квартире, потому что они вместе работают. Но правды не скроешь. Мама, потеряв рассудок, проговорилась и как-то по-особому зло, открыла мне страшную тайну, чтобы я знала, кто мой отец. Лучше бы не говорила. Потому что в голове не умещается : как  это – однополый брак? Такое безобразие нельзя терпеть. И перестаньте об этом. Но вообще-то я бы сама догадалась с помощью телевизора, который без стеснения говорит обо всем этом, чтобы мы, дети, узнали правду жизни.

15 марта.
Мне плохо. Сижу над учебником английского и смотрю, как падают на тетрадь лепестки белых цветов. У них горьковатый запах, который что-то напоминает, но я не могу вспомнить, что именно. Цветы принес Роберт. Он постоянно возвращается домой с большими букетами, в красивой обертке с ленточками и оборочками. Цветы всюду. В гостиной, в прихожей и даже на кухне. У него такая работа. Он всегда при цветах. Говорит, от звезд достается.
Я считаю, что в этом есть что-то паршивое. Работать на звезд, как лакею. Но ведет он себя с ними кошмарно. Недавно слышала, как он орал на какую-то певицу: «Мне наплевать на твое недомогание. Ты должна петь! Иначе все разорву, останешься нищей!»
Выходит, ни слуга, а наоборот. В школе, куда я попала, творится ужас. Меня колют электрошоком, выдирают мне волосы, рвут одежду и поджигают лицо. Пока эти гады не знают, что творится в моей «семье». А если узнают, мне не жить.

2 апреля.
Когда мы сидим за столом втроем, у меня кусок в горле застревает. Смешно смотреть, как эта парочка нежничает. «Дорогой, тебе сколько кусочков сахара положить?»  Какая фальшь! И эти слова произносит  человек, качавший меня на руках, когда я была маленькой. Слово «папа» имело для меня особый смысл Нельзя передать словами, что оно означало. Можно только чувствовать, как билось сердце, когда он приходил с работы. Иногда он брал  в руки сверкающий золотом саксофон и вдувал в него свое дыхание, свою душу. Я балдела от звуков, от которых вибрировало нутро. Папа сливался с инструментом, вернее, превращался в него, Изогнутый как английское  S, он был неотразим.  А теперь смотрю на них и не верю, что такое возможно. Наверное, они прикидываются, потому что это модно.
Иногда на лице моего папаши появляется хитрая улыбочка. В голосе фальшь, я же чувствую. Вся эта история – липа. Подозреваю, что они притворяются. Этот Роберт красив, собака. У него гладкая кожа, и он ухаживает за лицом, как женщина. На полочках в ванной стоят разные баночки с кремом, флаконы и прочая ерунда.
Однажды до моих ушей донеслась отрывочная фраза: «с волками жить, по-волчьи выть. Никуда не денешься они захватили все, и нам ничего не остается, как  мимикрировать…»
Ну вот, мои  подозрения подтвердились. Мимикрировать – значит  притворяться.

16 апреля.
Очень трудно отличить ложь от правды. У меня голова идет кругом – как понимать жизнь, если в ней все запутано. Кругом вранье. Можно ли верить человеку, который говорит «да»? Или его «да» - это «нет»?  А другой, если скажет «хорошо»,  не означает ли «хорошо» «плохо»? Верить никому нельзя, Я тоже врунья.  Стоит Роберту бросить на ходу «Как дела, родная?» и  меня бросает в краску. Почему? Ненависть у меня переплетается  с… восторгом. А ведь он ненормальный. Таких давить нужно. Он испортил мою жизнь. Вот что.
Раньше  отец  выступал в ресторанах. И все было хорошо. Пока не появился этот Роберт. Это он переманил папу в ужасную жизнь под название шоу-бизнес. Сначала была радость: появились деньги. Мама купила себе красивую шубу, Петька потребовал компьютер. Потом в маминых ушах засверкали камушки. Хотели купить новую квартиру. И вдруг все рухнуло. И я оказалась здесь, чтобы любоваться на новую «жену» и ненавидеть родного отца.
Решила отравлять жизнь «голубкам». Забросила английский. Я заявила вечером, что получила  «кровать» по физике. Папаша не понял – при чем тут кровать? Пришлось объяснять, что английское «bed» – это кровать, но звучит как плохо («bad»).
– Ну и что? – удивился папа. – У меня тоже по физике были сплошные кровати.
Не связал мою пару с появлением Робби. Ладно, приготовлю что-нибудь похлеще.

***

У нас появилась домработница. Дама в норке и с высшим образование. Конечно, толстая, крашеная блонд, в очках. Будет готовить еду и убирать квартиру. До этого мы питались полуфабрикатами, готовили самцы. Я придумала одну каверзу: облила чернилами (пришлось поискать!) красивый ковер в их спальне. Нет, я просто не могу об этом писать. Спальня, где спят в обнимку двое волосатых мужиков..
Когда-нибудь я их убью, это точно. Надо только придумать, как это сделать.

***

Вчера случайно нашла напечатанную на компьютере бумагу за подписью моей мамы.  Удивительно, что папаша ее не спрятал, забыл, наверное. Мама подала в суд. Требует определить время свидания со мной. Отец не разрешает, не хочет, чтобы отрылась завеса над его тайной во всей ее красе. Жаль, что мне еще нет четырнадцати, а то бы я сама обратилась в суд. Впрочем, ничто не мешает мне никого не спросясь поехать домой, к маме и Петьке.
Сделаю это в субботу.

20 апреля.
Да, я была дома. Сказала Октябрине Викторовне, что  иду на экскурсию в музей и уехала.
В доме почти ничего не изменилось, за исключением микроволновки. Мама выглядит неважно, лицо похудело, под глазами мешки. Я увидела у нее на тумбочке рядом с диваном груду коробочек с лекарствами. Петька все такой же. Я попросила его отдать мне любимого бегемотика, но он отказался. Сказал, что это память обо мне. Мама ни о чем не расспрашивала. Только глотала таблетки одну за другой. Будет хуже, если она заболеет. Она сказала, что не может взять меня к себе, потому что папа ее  обманул и отобрал меня за большие деньги. Купил что ли? – удивилась я. Да,  купил, сказала она, но не тебя, а кого нужно.
У меня было ужасное настроение. Ничего хорошего – видеть развалившуюся семью. Петька храбрится, но ему тоже плохо. Он  забивает мозги игрой на компьютере. Всех расстреливает и  начинает снова. Я попросила у мамы ее шелковый шарфик, он пахнет ее волосами.

***

Самцы приходят поздно. Такая у них работа. Утром я их не вижу, - отсыпаются. Мне очень трудно хранить в тайне свои секреты. Подруг у меня сейчас нет. Была одна, дачная, еще из прошлой жизни. Но она так и осталась в прошлом. Не знаю, смогу ли теперь ездить на дачу, где мы жили, когда все было нормально. У меня теперь одна «подруга», свидетельница ненормальности в доме. Это Октябрина Викторовна. Она работала в институте генетики, изобретала новые лекарства. Платили мало, а  нее трое внуков, пришлось ей идти в услужение. Ей столько же лет, как моей маме. А куда денется мама, если случится беда?
Сегодня утром Октябрина приготовила пшенную кашу. Я ела и плакала. Вспоминала маму. И Петьку. Я так давно не ела каши, мне давал невкусную еду. И вдруг на тарелке каша. На тарелке – детство. И дача. Вишни спелые, рви и ешь. И душистые флоксы. Неужели я не увижу всего этого? Никогда?
Нет, я должна что-то придумать. Испачканный ковер, в чернилах, Робби просто выбросил. Ничего не сказал. Не ругался.
Пожалуй, я отрежу ножницами его длинный хвостик, когда он сядет за стол. Подойду и отрежу. И еще его надо избить. До кровавых синяков на морде. Но кто это сделает? Надо подумать.
Сегодня услышала, как мальчишки обсуждали новый фильм про бандитов (о чем же еще?) и без конца повторяли пидер да пидер. Один плевался в прямую: душить таких надо, давить как тараканов. А второй, шибко  умный, объяснял проблему по научному. Я даже остановилась послушать и наклонилась, будто поправляю липучку на ботинке.
«У них в организме что-то нарушено, это не их вина».  «Все равно давить! – настаивал первый. – Раньше таких в Магадан высылали, чтобы не портили других людей». «А ты откуда знаешь?» «Был такой закон. Уголовное дело… А теперь его нет, вот они и оживились. Хотят шествие организовать. Я первый буду их бить камнями».
Я почувствовала, что краснею.
Если бы знали эти ребята, что приключилось со мной. Вернее, с моей семьей. Надо найти книжку и прочитать, в чем причина такого уродства.

***
30 апреля
У меня был день рождения. Папаша повел меня в ресторан, похожий на дворец французского короля. Очень красиво: занавески особенные в три полотна, с воланами, люстры сверкают, как драгоценные камни. На столах посуда, из которой жалко есть и пить. Пошел, конечно, и Роберт. Долго обсуждали, что заказать. Остановились на устрицах и омарах. Мне не надо ни того, ни другого. Я сказала, чтобы принесли фрукты и сок. Официант, одетый  как модель, вежливо выслушал, посмотрел на самцов и я прочитала его мысли, похожие на того мальчишку, который орал: «давить таких надо!»
И зачем только этот Роберт припёрся? Я была зла и нахально  спросила: – А вы что подарите мне?
– Два билета в Большой, – спокойно ответил он. – На премьеру.
Нет уже и вправду пора отрезать ему хвостик..

***

и что я мучаюсь? Ведь у меня под рукой генетичка Октябрина. Она же биолог и, конечно, знает откуда и почему берутся такие пары, как мои самцы. Я долго ходила вокруг да около и, наконец, заговорила с ней на больную тему. То, что я услышала, поразило меня как громом. Оказывается, все это было и раньше, очень давно.
Воины Александра Македонского спали друг с другом, когда рядом не было женщин. Такая же трагедия происходит и среди заключенных, посаженных за преступления на много лет. Ну, ладно возразила я ей. – Это особые условия. Но ведь не все воюют, не все сидят в тюрьме. По-моему, мои самцы (что ты, девочка, не говори так!) притворяются, потому что у них, где они работают, так заведено и начальники такие же и надо быть как все. Октябрина усомнилась в правильности моей догадки. И стала расспрашивать, как жили мои родители раньше. Как вел себя папа. Я стала вспоминать и ничего хорошего не вспомнила. Папа часто уезжал, не приходил ночевать. У него была какая-то своя тайная жизнь.
– Ну, вот видишь, – сказала Октябрина, – его что-то не устраивало, он скрывал свою жизнь. Пока все не решил за него этот Роберт.
А как же появились на свет я и Петька? – спросила я.
-Одно не исключает другого.
И что бы ни случилось, ты ведь любишь папу..
Нет! – крикнула я. –  Я его ненавижу! Он грязная тварь, таких давить надо, как тараканов.

***

В школе меня перестали травить и поджигать. Я перестала быть новенькой. А ведь раньше не давали пройти. Ты чужая! Ты не своя!
Мне очень хочется поднести зажигалку к морде Роберта. Он чужой, он выродок, он не такой, как все люди. Он виноват в том, что испортил папу и нашу семью. А ведь жалко – поджигать. Он красив, собака. Его показывали по телевизору. На экране он еще красивее.
Октябрина не только готовит, но и убирает. Правда, редко. Зашла я умыться в ванную, а там на полу трусы мужские, не знаю чьи.
Я возмутилась и стала топтать их ногами. Я возненавидела все это мужское: бритвы, кремы, дезодоранты. Выбросить бы все это в мусоропровод.
Вечером опять говорили про это. Октябрина даже рисовала на листочке какие-то клетки в мозгу и объяснила, что происходит с человеком, если у него чего-то в избытке или не хватает. Только я ей не верила. Просто эти выродки  не хотят жить по-человечески. Подавай им не то, как у других.

***

Вчера я настроила себя по-боевому и отправилась в частную фирму, где нанимают охранников. Фирма из двух человек и соответственно столов. На охранников не похожи.  Скорее на артистов. Я спросила, сколько будет стоить хорошая лупка нехорошего человека. Фирмач сбросил с лица маску солидности и расплылся в улыбке.
– Кого же ты хочешь наказать, девочка?
Я сказала: отца. И еще одного мужика.
– А именно?
– Его жену.
Брови фирмача поползи вверх.
– Жену?
– Он тоже мужик, – объяснила я. – Семья.
Фирмач понял и огорченно вздохнул.
– Допекли?
– Не то слово. Видеть не могу.
– Ну, отлупим, а дальше? Синяки пройдут и все останется по-прежнему.
Я посмотрела на край манишки его рубахи и почувствовала тошноту. Так возненавидела все мужское.
– А почему ты с ними? Где мама? – вдруг заинтересовался фирмач.
– Меня купили, – коротко ответила я.
И фирмач понимающе закивал головой.
– Подай протест! – вдруг  выпалил он, и я поняла, что передо мной афганец.
– Годы не  вышли. Но мама уже подала.
– Вот так и действуй! – Афганец поднялся со своего места и заходил по комнате..
Черте-те что происходит, – бормотал он себе под нос. И ко мне: борись! Не делай глупостей, но помоги маме выиграть дело. Понимаешь? Не подводи ее и будь осторожна.
Он прав, конечно, что и говорить. Но если дальше терпеть, то прирастешь к этой жизни, привыкнешь и не захочешь ее менять.


***

У меня в комнате  на каминной доске стоят фотографии из прежней жизни. Я, Петька и мама.. Мы трое и папа. Голова к голове, рты полны смеха. Я хочу быть писательницей. Пожалуй, попрошу отправить меня в Лондон учиться. А что? Оба олуха согласятся, и я избавлюсь от них. Пожалуй, надо потребовать еще что-нибудь. Например, сотовый телефон, украшенный бриллиантами, с кино- и фото- камерой и даже телевизором.
…Мне предстоит решить очень, очень важный вопрос? Я должна преодолеть свой страх и не думать о том, что будет с мамой, когда я уеду. Кстати, чтобы я уехала, нужно разрешение родителей. Мама, конечно, заплачет: на кого ты меня бросаешь? Я должна убедить ее в необходимости моего отъезда. Папаша с Робертом возражать не будут и деньги заплатят, сколько потребуется. Ведь не я же одна буду учиться в колледже, теперь многие богачи отправляют детей за границу. Меня с легкой душой отпустят мои «родители», имею в виду отца и Роберта. Да и  мама в конце концов согласится. Я скажу ей, что это единственный выход из того положения, в которое я попала.
Мне должны заплатить за потерянный дом, за разбитую семью. Подрасту, достигну зрелости и сама разберусь, как мне жить.
Сегодня зайду в то агентство,  где работает афганец. Мне надо услышать, как он говорит: «Борись!»
Да, я буду бороться…