Субьективное о нас

Которое я написал в первую очередь для себя
Мне скоро 69, и я все еще живой и в довольно хорошем состоянии тела и духа, несмотря на то, что пришлось перенести операцию, которую весомая часть мужчин переносит в гораздо более позднем возрасте.

Чувствую себя великолепно, а особенно тогда, когда на улице солнце и никто не парит мне мозги своими проблемами, что для меня большая редкость.

Привычка быть всегда и за всех ответственным у меня на генетическом уровне, так как это одна из черт, характеризующих мой народ.

Чтобы не ломать голову в поисках ответа на вопрос, о каком народе идет речь, постараюсь описать несколько характерных черт, присущих нам.

Мы суетливы, чуть высокомерны, а любой из наших идиотов нам кажется гением по сравнению с людьми других племен.

Мы не очень спортивны, не склонны к грубой физической работе, впрочем, не исключая того, что мы ее все же сделаем, когда это некому сделать за нас.

Мы любим поесть, но не склонны к чрезмерному потреблению алкоголя, хотя среди нашего народа попадаются такие рекордсмены, каких не найдешь среди тех народов, выпивка для которых является системным времяпрепровождением.

Мы расположены к полноте, поскольку для нас сесть поесть котлеты в десять вечера не проблема, а привычка, а оправдание всегда найдется.

Фраза «вдруг завтра война, а я не покушал» для нас — не анекдот, а случай из жизни.

Мы склонны к аналитике, что проявляется в том, что среди нас много любителей и профессионалов шахматной игры и карт.

В нас так много негативных черт, что некоторые из них из порока превратились в наши достоинства.

Занудство, свойственное нам в большей мере, чем многим другим, оказалось на пользу там, где требуются усидчивость и терпение, а именно — в познании точных наук, потому что только лишь достоинствами ума не всегда можно достигнуть результата, а занудство в стремлении доказать свою правоту переходит в другую черту — упорство.

Среди нас много музыкантов, и это не потому, что мы в чем-то отличаемся от других, не менее талантливых народов, а потому, что в стремлении доказать, что мы можем многое, мы, а точнее — наши родители обладают завидным упорством, порожденным занудством, которые приносят им достойные плоды, что относится так же и к другим родам деятельности человечества.

Ведь наш мальчик или девочка из интеллигентной семьи, не играющие на скрипке или фортепьяно, до недавнего времени были нонсенсом, несмотря на полное отсутствие музыкального дарования.

Наша суетливость в итоге привела к тому, что мы кажемся себе подобными Гаю Юлию Цезарю, умевшему делать сразу множество несовместимых дел, и наша суетливость способствовала тому, что мы успеваем порой делать дел столько, что другому человеку, не из нашей стаи, покажется невозможным.

Другой вопрос, что поскольку мы делаем много дел сразу, результат на поверку оказывается не всегда таким, какой бы мы хотели. Но в благородном порыве мы поначалу этого не замечаем, а когда приходит понимание того, что мы напортачили, мы срочно начинаем суетиться по другому поводу, чтобы отвлечь внимание от совершённого.

К тому же наша суетливость сослужила нам неплохую службу, так как во многих случаях переросла в напористость, которая необходима для достижения результата.

Достаточно часто напористость наша приносила нам кучу неприятностей, включая такие, как устранение некоторых наших вождей нашего пролетариата, имевших наглость посчитать, что они смогут построить рай на земле и им найдется место в этом раю.

Кого-то настиг удар ледоруба, кого-то просто поставили к стенке, а многих впоследствии объявили вредителями и отправили осваивать шахты Магадана и Воркуты. А для того чтобы они там себя комфортнее чувствовали и не боялись за свою жизнь на территории, кишащей дикими зверями, их поместили в комфортабельные деревянные дома со всеми удобствами во дворе и поставили вооруженную охрану для их защиты.

Причиной нашей врожденной бережливости стало то, что большинству из моих сородичей, живших много столетий тому назад, пришлось постоянно/иногда в пределах одного поколения, а иногда и чаще, менять место проживания, и зачастую не по своей воле.

Опять же — наша жадность сослужила нам хорошую службу, позволив умнейшим из нас стать хорошими банкирами и приносить пользу не только себе, но и многим другим, потому как деньги являются одним из двигателей прогресса.

Мы не привыкли хвастаться нашим достоянием, потому как в крови у нас память того, как легко у нас всё забирали, и слава Б-гу, если только забирали нажитое, ведь чаще с нажитым забирали и нас. Когда на время, а чаще — насовсем.

Правда, среди нас оказались и такие, кто позволяет себе жить на широкую ногу. Но пример БАБа и АРА, наживших свои капиталы слишком быстро, слава Б-гу, не стал достойным для подражания, а благотворительная деятельность, не выпячиваемая наружу, имеет очень давние традиции среди нашего народа и действительно служит на благо тех, кто наиболее в этом нуждается.

Сколько хороших и не очень изобретений не появилось своевременно на свет божий по причине того, что их авторы не имели возможности профинансировать их. Возможно, поэтому встретить у мусорных баков кого-либо из моего народа — из области фантастики.

Чем мы не могли угодить тем народам, среди которых нам приходилось жить — не могу понять. Но лихая судьба бросала мой народ по разным странам и разбросала так, что странно, почему мы до сих пор существуем, и заметьте, не только существуем, но и довольно успешно развиваемся.

Я не буду ударяться в разбор исторических событий, из-за которых большинству из нас пришлось в конце той, а остальным — в начале новой эры покинуть родное государство, которое как независимое давно перестало существовать. Но полагаю, что зря фарисеи сдали Изю ментам Понтия Пилата.

Знай они, к чему все это приведет, наверное, задумались бы, но я уже упомянул, что среди нас хватало, да и сейчас хватает идиотов.

Так вот, возвращаясь к нашей бережливости, я хочу лишь повториться, что она была лишь следствием условий нашей жизни, а не генетическим перекосом.

А как вы думаете, жил и выжил бы какой-либо народ, не приспосабливайся он к условиям проживания?

Вот и мы все время приспосабливались.

В большинстве случаев нам это удавалось, несмотря на то, что теряли мы при этом больше, чем находили, но двадцатый век показал, что старые методы выживания больше не проходят.

Правда, мы верили в то, что и на этот раз прокатит, но, видимо, пришло то время, когда у нас просто не осталось шансов.

Честно говоря, нас предупреждали.

Были такие умные головы, как Жаботинский и Герцль, которые давно говорили о том, что нам всем пора браться за ум и поскорее возвращаться туда, откуда наши предки бежали. Но мы же считали себя умнее всех, и на дворе было не мрачное средневековье, а цивильный двадцатый век, и мы видели, что дело Дрейфуса не нашло понимания в среде цивилизованных народов, и слышали голоса протеста, и думали, что будет лучше, но лучше не стало, а стало хуже.

Стало, как в том анекдоте про жену, которая все время говорила мужу, что ей плохо, а он все успокаивал ее, говоря, что сейчас всем плохо, а наутро, когда увидел, что она мертва, сказал:

— Сарочка, я же не знал, что тебе хуже всех!

Так вот, Шести Миллионам из наших стало хуже всех.

Еще мы очень обидчивы, а особенно наши родители на нас и все мы на всех своих родственников.

Мы очень чувствительны к проявлениям неуважения к себе и часто гипертрофируем эти проявления. Хотя на самом деле ничего подобного не происходит, но мы любим обижаться, потому что это освобождает нас от обязанности что-то делать полезное или доброе в адрес тех, на кого мы обиделись.

Этим самым мы любим привлекать к себе внимание и сочувствие окружающих, поскольку мы были лишены этого сочувствия на протяжении многих столетий, что привело к тому, что в нас развился синдром невинной жертвы.

Впрочем, к этому было много оснований, и тут мы пришли к пониманию того, почему мы являемся избранным народом: нас избрал Б-г, чтобы мы отдувались за всех.

Странный у него был выбор, однако.

Мог бы и подумать, прежде чем сделать свой выбор, но не мне его учить.

О наших отношениях с ним не готов вести публичную полемику, но вывел для себя одно положительное его свойство.

С ним можно договориться, и он понимает каждого из нас, и если гневается, то ненадолго.

Правда, в последний раз он нас предупреждал, но мы не послушались, потому как большинство из нас свою избранность поняли превратно и решили, что умнее нас никого нет, но оказалось, что это не так.

Ах, я опять про Шесть Миллионов.

Так вот, когда я слышу упреки моих соплеменников в том, что наши раввины и те, кто помогает им в борьбе за сохранение веры — бездельники, сидящие на нашей шее, мне очень хочется врезать им не по паспорту, а по… Ну, вы этот анекдот не хуже меня знаете.

Я только хочу спросить у них:

— Если вам не нравится ваша национальность и принадлежность к одному из древнейших народов, почему вы до сих пор считаете себя одним из нас?

В мире полным-полно не менее благородных народов, да и религий тоже предостаточно, так отрекитесь, забудьте, мы не обидимся.

Две тысячи лет эти люди сохраняли наши обычаи и нашу веру, несмотря на то, что их гнобили, убивали, отбирали все, чем они владели, пытками заставляли отказываться от своей веры. А они упрямо цеплялись, сохраняли для потомков и таки сохранили веру в то, что однажды наш народ соберется снова вместе и будет продолжать сохранять свою веру и свои корни.

Кто еще был способен на подобное?

Вот пишу это и думаю, а для кого? И отвечаю: в первую очередь для себя, потому что человек, не понимающий свой народ, не поймет и поступки других народов.