Знакомый

     Как и договаривались встретились в шесть, возле метро, по-дружески поцеловались, и неспешно отравились в сторону ул. Городецкого, минуя  яркую, многолюдную  толпу, обмениваясь на ходу дежурными, пустыми фразами.
     Она никогда не любила Крещатик -  огромная, шумная улица, замурованная в бетон,  напоминала ей театр абсурда, где безвкусно перемешалось прошлое и настоящее, ложь и вымысел.
     Старая архитектура взирала на город с немым упрёком и безнадёжной тоской.  Главная улица Киева  который год была безнадёжно мертва. Мёртвая и в то же время невыносимо многолюдная она, как нельзя лучше передавала дух современного времени. Грустное зрелище…
     Её окликнул давно забытый голос. Стремительно пробежав взглядом по многоликой толпе  не сразу заметила одинокую  фигуру,  чуть в стороне, ближе к переходу, а заметив, только со второй попытки узнала   того, кого так долго не могла забыть.
     Привстав с парапета, нервно затянулся, снял затемнённые  очки, и, выбросив окурок, неуверенно направился к ней. Высокая,  слегка сутулая фигура…  Чуть измятая, застиранная, когда-то белая футболка,  слегка обтянула  всё ещё подкачанные бицепсы, выдавая не только мрачное настоящее, но и блестящее спортивное прошлое.
     Усталый, потрёпанный вид: исполненные  нечеловеческой боли, ещё более глубокие, чем в молодости глаза; резкие морщины не пожалели его смуглую, постаревшую  кожу... грубая трёхдневная щетина, и лёгкий перегар кричали, что дно близко...
    - Почти не изменилась... Давно не виделись…
    - Давно... Лет десять.

    И наступила оглушительная тишина. Та редкая  убийственная тишина, когда беззвучие способно оглушить своим грубым криком, и утопающий в весне Киев вдруг стал одиноко осенним. Новое платье вдруг стало жутко неуютным и колючим,  руки длинными и неловкими, а жесты и голос  фальшивыми.
    А потом разразился гром, перешедший в безутешный весенний ливень.
    - Так может  в кафе? Здесь рядом… Не мокнуть же… - не выдержала подруга, всё это время удивлённо хлопавшая накладными ресницами,  принявшая поначалу странную встречу за недоразумение.


    Они заказали по чашке горького кофе, и просидели в кафе минут двадцать, пока не закончился ливень, обмениваясь пустыми, ничего не значащими фразами, вопросами и ответами.
    Она так и не рискнула взглянуть ему в глаза,  он так и не отважился  взять её за руку.
     - Сигарету? – спросил он, когда вышли из кафе.
     - Я бросила.



     До спектакля оставалось ещё минут пятнадцать, и она зашла в дамскую комнату поправить макияж: усталый рассеянный взгляд, лёгкая сеточка морщинок возле глаз показалась ей значительно ярче, чем обычно, лицо  неестественно бледным, а ироничная складка возле накрашенного рта невероятно глубокой. «Чёртово время!» - ругнулась про себя, и вышла.

     - Кто это был?
     - Так... Знакомый...

     Отрешённая, она никак не могла сконцентрироваться на спектакле: Кот Бегемот был раздражающе неуклюж, Маргарита изрядно постарела, и только Хостикоев в роли Воланда был великолепен, как и 10 лет тому назад. «Воланда нельзя сыграть, Воландом можно только родиться.» - подумала она и даже  не пыталась больше  следить за происходящим на сцене.
   
     - Мне вдруг показалось, что осенняя тьма выдавит стекла, вольется в комнату и я захлебнусь в ней, как в чернилах. – доносилось где-то со стороны…

     Тьма накрыла её и она вспомнила всё как во сне:  первую встречу,  осенние прогулки по Андреевскому,  их поход на Ильяс-Кая, Наутилус Помпилиус»,  «Nirvana», одни наушники на двоих, тёмное ночное небо и звёзды… Никогда ещё звёзды не были так близко, как в ту волшебную ночь…




      Чуть слышно открыла дверь, и крадучись на цыпочках зашла в квартиру, чтоб не разбудить шестилетнего сына, приоткрыла дверь и тихонько заглянула в зал: Андрей, гладко выбритый, аккуратный, в тёмном шёлковом халате сидел в полумраке на мягком, дорогом диване, закинув нога на ногу и с безразличным видом  гулял по телевизионным каналам. Весь дом казалось пропитался неестественной атмосферой покоя  и уюта, и вдруг, что-то случилось: дыхание словно перекрыло, и тошнота подкатила к горлу…
       Словно задыхаясь, она всё так же на цыпочках прокралась в спальню, выскользнула из опротивевшего, неуютного, чёрного платья,  натянула первый попавшийся под руку топ и джинсы, накинула ветровку, наспех зашнуровала кроссовки, и прихватив наушники и плеер, выскочила в грязный, пропахший сыростью и куревом подъезд с облупившейся штукатуркой, и только здесь смогла свободно  вдохнуть.

       Под тёплым моросящим дождём  подошла к сигаретному киоску, и первый раз за 10 лет закурила, а потом пошла наугад  бродить по мокрыми весенними улицами ночного города, под шум дождя и вечную «Нирвану»:
   We passed upon the stair
   We spoke of was and when
   Although I wasn't there
   He said I was his friend
   Which came as a surprise
   I spoke into his eyes
   I thought you died alone
   A long long time ago…


Рецензии