Начало

Е.М. Давыдов

Начало

Три речных ушкуя показались из-за очередного крутого поворота Нижней Камы – торговые люди из Великого Новгорода возвращались домой после успешных торгов на рынках Жукотина и Хлынова. Прямые паруса пузырились под напором попутного ветра. Резные головы медведей  на высоких носах парусно-гребных судов гордо смотрели вперед.
Товары, плотно упакованные в кожаные мешки, лежали навалом на днищах ушкуев – килевых лодках длиной примерно десять саженей . Для рек они обычно строились без палубы. Кроме товаров на каждом ушкуе можно было перевозить до двадцати человек.
Гребцы размеренно поднимали и опускали весла в быстро убегающую за кормой воду. Часть молодцов спала, прижав к себе мечи. На переднем ушкуе у самой головы медведя сидел худощавый, аскетичного вида монах без камилавки. Его длинные седые волосы развевались порывами речного ветра. Глаза монаха пристально скользили по обрывистому, поросшему кустарником берегу. Кормовой ушкуйник изредка промеривал дно своим веслом.
Выплывающие ушкуи заметил местный пастушок, пасший коровье стадо на косогоре. На всякий случай мальчик быстро загнал свой скот в ложбину, а сам притаился  в кустах, наблюдая за приближающимся караваном. Судя по осадке, лодки сильно перегружены, оружия не видно. Пастушок почувствовал облегчение - похоже, грабеж не планируется. Когда суда без остановки прошли мимо, он быстро выгнал стадо из ложбины и почти бегом погнал его домой, чтобы во время предупредить своих - от вольных людей всего можно было ожидать. В последнее время они стали появляться в низовьях Камы все чаще.
Солнце тем временем катилось к закату, ветер поутих. Зеркальная поверхность реки окрасилась в розовый цвет. Чайки, ласточки, стрекозы носились в теплом воздухе. Мелкая рыбешка играла, выпрыгивая из воды. С шелестом низко пронеслась над головами новгородцев большая стая ослепительно белых лебедей и приводнилась на речной глади невдалеке белым облаком.
«Ну что, ребята, пора на ночевку устраиваться али рано еще?» - глухо произнес иеромонах отец Арсений со своего возвышенного места на носу ушкуя. «Пора, пора, батюшка» - дружно откликнулись православные. «Тогда выбирайте место для ночлега» - последовал краткий ответ. По команде монаха убрали паруса, и ушкуи пошли заметно медленнее. Вскоре подобрали подходящее место – рядом с огромным дубом, давно от старости упавшим в реку. Легко пришвартовались к сучьям гиганта. Отец Арсений расставил ночных дозорных и распорядился готовить ужин.
Батюшка второй раз был на Каме. Архиепископ Великого Новгорода во главе экспедиций обычно назначал своих людей – проверенных монахов. Они и грамотнее простых ушкуйников, способны к переговорам с местными племенами, многие знают языки. А главное – честно служат интересам Новгородской республики. Во многих землях новгородские монахи были первопроходцами.
Владыка с уважением относился к отцу Арсению – в прошлом, до пострига монах храбро воевал во владычном полку и неоднократно награждался за отвагу в бою.
В этот поход на Каму ватагу вновь направил сам Владыка. Отцу Арсению было поручено уточнить план Камы и ее притоков, подобрать перспективные места для новых поселений, а также продать накопившиеся на складах Новгорода кузнечные изделия – замки, топоры, гвозди, шарниры, серпы и косы. На рынках прикамских городов эти товары пользовались особым спросом. Их легко обменивали на булгарские кожаные сапоги, вятские меха, мед и ткани.
Кормчий Степан Пономарь, отвечавший за состоянием ушкуя, принялся смазывать уключины свиным салом. Попутно осмотрел днище и убрал холщевый парус. Отплывать придется на ранней зорьке - не до осмотров будет.
Вернулись с обхода местности разведчики и доложили отцу Арсению, что ничего подозрительного не приметили. Докладывали в полголоса, хоть и были на правом берегу, где степные всадники почти не бывали. Береженого Бог бережет» - так всегда наставлял своих ватажников батюшка. К закату солнца все, кроме дозорных, собрались у костра. Аппетитно пахло овсяной кашей, которую помогал варить сам отец Арсений, используя приправы по-монастырски. Перед началом трапезы батюшка прочитал молитву. После этого, как по команде, в походном котле застучали расписные деревянные ложки. Неожиданно послышался шелест травы, все сразу же насторожились и прекратили есть. Молодые гребцы Голяк, Чигвинец и Вохма по мановению руки отца Арсения схватили топоры и кинулись обыскивать густой травостой. Вскоре ватажники вернулись – оказывается, лиса прошла привычной дорогой на водопой к реке. Опустились сумерки.
После сытного ужина быстро вымыли посуду, залили костер, помолились и, не мешкая, завалились спать. Основная часть ватажников улеглась на ушкуях, кому в них не хватило места - устроились у кострища. Дозорные, лежа на траве, всю ночь бодрствовали, рассматривая от скуки звездное августовское небо и прислушиваясь к обманчивой тишине. Воздух был напоен запахами созревших трав и хвои. Под утро над рекой появился туман, выпала роса. Изредка над водой проносились стремительные стайки чирков, издали доносилось ухание филина.
Когда небо зарозовело над вершинами вековых сосен, первым проснулся отец Арсений. Монах поставил на пенек небольшую иконку с ликом Спасителя и долго молился, стоя на коленях. Помолившись, батюшка разжег костер и поставил вариться пшено. Затем растолкал ватажников и велел готовиться к походу. Седун вытащил вершу, поставленную им на ночь. Снасть была полна крупной рыбы. Весь улов быстро почистили и сварили уху. Насытились одной отварной рыбой, кашу оставили на обед. Перед отправкой батюшка разрешил всем искупаться.
Легкий утренний ветерок надул паруса, и ушкуи вновь плавно двинулись вверх по реке. Дозорные, устав от ночного дежурства, сразу же уснули. Отец Арсений как обычно начал читать Евангелие.
 За небольшим безлесным островком показались одинокие рыбаки с неводами. Увидев ушкуи, они побросали свои снасти и быстро скрылись в прибрежных кустах. Ушкуйники добродушно начали улюлюкать им вслед. Ближе к полудню в разрывах соснового бора, обрамляющего крутой берег реки, стали появляться вооруженные всадники, пристально рассматривающие ушкуи новгородцев. Проплыла мимо одинокая сторожевая башня из камня, поставленная на крутом косогоре. «К Елабуге подходим», - объявил отец Арсений. «Ночевать будем. Народ здесь мирный, в основном, братья славяне. Наши летописи говорят, что основали это поселение еще в десятом веке от Рождества Христова. Думаю, в одно время с Хлыновым», - сообщил монах.
Вскоре показалось селение из полусотни изб, прилепившихся к вершине холма. Донесся запах печеного хлеба, визг поросят, крики ребятишек. Ушкуи мягко, один за другим ткнулись крутыми носами в песчаный берег.
Сбежалось на берег почти все население городка. С дюжиной вооруженных всадников на вороном сытом жеребце прискакал на берег сам елабужский воевода - статный, красивый парень с пышной короткой бородой. Его глаза  с прищуром смотрели на толпу из под надвинутой на лоб высокой бобровой шапки. Распознав в плотной толпе старого знакомого - отца Арсения, он спрыгнул с коня и радостно кинулся к нему под благословение. Ватажники, все как один, отвесили низкий поклон хозяину городка. Гостей пригласили пройти  наверх. Охрану лодок с товарами воевода поручил своим воинам. Отец Арсений для надежности оставил на берегу Гоголя, рослого детину, закадычного друга Пономаря.
Гостей Воевода принял в своем доме. Это была большая изба из четырех комнат, крытая тесом и огороженная тыном. У ворот стояли два воина в красных шапках и сафьяновых сапогах с секирами в руках.
Стол накрывала сама хозяйка, жена воеводы. Скользящей походкой носили блюда на стол три румяных, бойких дочери, с любопытством  поглядывающих из-под опущенных ресниц на молодых новгородцев. В это время отец Арсений и воевода с глазу на глаз о чем-то беседовали в отдельной комнате. В заключение разговора стороны обменялись письмами. Одно от Владыки, другое для Владыки.
Тем временем хозяйка закончила накрывать на стол. Извинившись, что все на скорую руку (только что отпраздновали Медовый Спас), она пригласила всех за стол. Застучали скамьи и гости, неловко толкаясь, расселись; началось пиршество.
На столе громоздились дыни, арбузы, виноград, корзины яблок, сотовый мед в глиняных корчагах. «Угощайтесь, гости дорогие, все свежее, на днях из Жукотина привезли», - ласковой скороговоркой угощала хозяйка дома. Длинный стол ломился от разнообразных рыбных блюд, расстегаев, зайчатины и жареной дичи. Янтарная медовуха пользовалась заслуженным спросом. В конце концов, все устали от пиршества и потянулись на свежий воздух.
Отец Арсений попросил Воеводу показать город. Пошли вдоль единственной улицы, протянувшейся вдоль реки. Кирпичной крепостной стены не было, ее временно заменял частокол из вкопанных, заостренных столбов. «Да, слабовата пока Елабуга, вряд ли выдержите серьезную осаду, сожгут вас», - заметил отец Арсений. Воевода промолчал, виновато глядя себе под ноги. Поинтересовался монах и насчет количества воинов в дружине, ее вооружении. «Давно ли бились последний раз?» - спросил инок. «При мне осады не было ни разу. Был один такой случай – встретились мои со степняками в поле, но силы были равные - разошлись мирно, более того, они нам барана оставили. В прошлом году мы помогали отбиться вятским и жукотинцам. Опять с юга набег был. Крови было порядочно; степняк, известно, воюет луком и стрелами - издали. Славяне предпочитают биться на мечах в ближнем бою. Напали они на наших соседей ночью, хорошо, их дозоры не проспали», - рассказывал воевода. «А где у вас храм, что-то я не вижу?» - промолвил монах.  «Пожар у нас был, батюшка, и храм наш сгорел, не сумели спасти, сушь стояла. Слава Богу, городишко не спалили. Сейчас рубим сруб для новой церкви. Со временем, даст Бог, поставим кирпичную; подходящую глину уже нашли. Наработаем кирпич, пошлем людей к вам просить мастеров». «С этим поможем обязательно», - кивнул головой инок. Помолчав, он тихо спросил: «А хорошие попы у вас есть?». «Найдутся. Недавно двух юношей отправил в Киев учиться. Хорошие будут попы, ранее были дружинниками, в боях участвовали», - ответил воевода. Поговорили еще о торговле с башкирами и Великой Булгарией, о заселении Камы.
«Ну, добро, давай назад; переночуем у вас, а завтра в путь», - остановил прогулку отец Арсений. «Найдется, батюшка, место для всех, пусть твои молодцы хорошенько отдохнут перед дальней дорогой», - ответил согласно воевода. «Да, домой надо поспешать, осень на носу, холода. А нам еще грести и грести», -  заметил инок.
Осоловелые от медовухи ушкуйники дремали на лавках во дворе воеводы. «Так, ребята, сейчас всем спать, подъем на заре. Патрикей, пойди, замени Гоголя, парню надо поесть», - распорядился монах. Воевода приказал выделить ватаге продуктов. В ответ елабужцев отблагодарили скобяным товаром.
Отсыпались новгородцы вповалку на полу в самой большой горнице избы воеводы. На заре инок поднял ватажников. Парни, потягиваясь со сна, потянулись по спуску вниз к своим ушкуям. На берегу уже собралась толпа провожающих. Большинство населения Елабуги было родом из Новгорода. У стариков  еще сохранилась память о первопоселенцах. Новгородцев расспрашивали, как живет тот или иной конец, вспоминали Святую Софию, Детинец, Городское Вече. Новгородцы не успевали отвечать на вопросы. Раскрасневшиеся молодки совали им за пазухи свежеиспеченные булки и пирожки. Перед отплытием долго обнимались, приглашали друг друга в гости.
Пора, однако, было отправляться. Не мешкая, ватажники столкнули в воду ушкуи и Пономарь крикнул поднять паруса. Вскоре Елабуга скрылась в речном мареве. Снова слева потянулся нескончаемый хвойный лес, а справа равнина с озерами и дубравами. Из степи доносился горький запах полыни. Огромные стаи водоплавающей птицы медленно кружили у равнинного берега. Иногда стаи с шумом поднимались в воздух, напуганные медведем или сохатым.
Солнце достигло зенита. Мерный плеск воды и скрип уключин морили в сон. Все дремали кроме гребцов да Патрикея, наблюдавшего за берегами. Что-то парня насторожило, и он осторожно подобрался поближе к отцу Арсению. «Отче, не следует ли нам пройтись по той стороне, там и ветер сейчас покрепче, вон как ветлы гнутся, да заодно на степь посмотрим, нет ли кого. По-моему, только что две лисьих шапки промелькнули», - обратился к монаху бывалый бродяга. Патрикей трижды ходил на Волгу и много чего повидал. Опасность он чувствовал как никто. «Добро», - коротко ответил инок и, привстав, махнул кормчим взять вправо. Ушкуи, как утки, поплыли в сторону степного берега. На степной стороне ветер был заметно свежее и лодки, бойко разгребая воду, понеслись вперед. Кто-то из мужиков затянул было песню, но отец Арсений взмахом руки прекратил самодеятельность. Враг мог быть рядом. Впереди показалась узкая протока, ограниченная с двух сторон тополями и плакучими ивами. Здесь монах решил ненадолго остановиться, пока разведчики не доложат ему обстановку вдоль реки.
На берег были отправлены Голяк и Седун, оба из Неревского конца; в походе они всегда держались друг за друга. Парни разделись донага и тихо скользнули в прохладную воду. Водоросли неприятно коснулись ног. Крадучись, выбрались на берег и залегли в траве. Огляделись – ничего вроде бы подозрительного, до самого горизонта шелестящее море разнотравья, над которым носилось каркающее воронье. Отползая в сторону, однако, заметили два свежих конских следа. «Дозор степняков, надо уходить», - мелькнула у обоих тревожная мысль. Парни, не рассуждая и не чувствуя уколов сухой травы, быстро поползли в сторону лодок.
Тем временем ушкуйники в ожидании товарищей с любопытством рассматривали протоку. Непуганая утка с выводком подросших утят плавала в зарослях камыша. Вода была чистая как слеза. Словно через стекло были видны стайки красноперок, медленно проплывающих между водорослей и подводных сучьев. Расплескивая второпях воду, Голяк и Седун взобрались в ушкуй. «Отче, их дозор недавно здесь прошел, свежие следы, надо уходить», - скороговоркой доложили они монаху. Не мешкая, веслами и кормовиками начали выгребать на чистую воду. Поднятые паруса степняки все же заметили. Два всадника, настегивая плетками низкорослых лошадей, с криками понеслись к протоке, доставая из-за спины луки и стрелы. Две стрелы, выпущенные на скаку, вонзились в воду невдалеке от лодок. В ответ в сторону всадников понеслись хохот и улюлюкание. Степняки долго грозили вслед новгородцам сжатыми кулаками.
На отдых остановились раньше, чем обычно – встретилось для ночлега удобное место. Это было устье впадающей в Каму небольшой речушки. Пологий участок  берега был обрамлен холмами, заросшими вековым хвойным лесом. Дно и берега речки были усеяны валунами и плитняком. Густой ковер из разнотравья укрывал землю. Инок первым спрыгнул на каменистый берег, за ним последовали ватажники. Некоторое время все любовались раскинувшейся перед ними местностью. «Вот где селиться надо», - подумал монах.
«Братья, объявляю банный день. Времени до заката осталось немного, поэтому быстро занимаемся изготовлением бани», - распорядился отец Арсений. «Одобряем, батька, давно пора помыться», - дружно ответили хлопцы.
Баню построили быстро, благо подходящего материала было достаточно. Сначала из плитняка и глины сложили коробку и затопили в ней жаркий костер. Когда дрова сгорели, на раскаленные угли положили валуны, после чего соорудили крышу из жердей, веток и куска полотна. Входом в баню послужило отверстие, завешенное старой шубой. Баня получилась отменная – свежие березовые веники, жар, запах хвои, все как надо. Воду подавали из речки в ушате. Мылись долго, с наслаждением, перемежая пар с нырянием в реку. Последние домывались при луне. После бани посидели за чаем из душицы, которой здесь было полно. Успели даже постирать исподнее. Улеглись спать при свете добродушно посматривающей с небес луны.
Утро проспал даже отец Арсений. С виноватой улыбкой будил он соратников, когда солнце уже высоко поднялось над вершинами елей. «Ставайте, ставайте, ребята, пора уже веслами работать», - ворчал добродушно монах, понимая, что после бани обычно сон крепок. Все с трудом просыпались. Утренняя свежесть, наполненная запахами хвои, дикого меда и цветов усиливала сонливость.
Быстро позавтракали остатками елабужских гостинцев. Перед посадкой в ушкуи на краю леса сложили большой крест из камней на заметку. Помолившись в дорогу, столкнули лодки в воду.
По мере продвижения в верховья Кама становилась величественнее и мрачнее. Крутые скалы с нависшими над водой елями и соснами, пещеры и расселины, медведи по пояс в воде, отсутствие людей. Пережили две страшные бури, думали все, конец. Однако нет, батюшка отмолил, все живые остались. Встретили птичий базар, - курлыкание и хлопание крыльев перекрывали скрип уключин. Батюшка разрешил Седуну подстрелить из лука трех гусей на еду. Лишнего не надо, все равно испортится.
Возвращаясь с добычей к своему берегу, неожиданно услышали жалобный женский крик, явно кто-то просил о помощи. Отец Арсений разрешил плыть на крик головному ушкую, остальным велел стать на якоря. На оклик с судна на берегу раздвинулись камыши, и в них показалась девичья фигура, призывно махающая рукой новгородцам.
«Плыви к нам, если можешь», - в полголоса крикнул ей монах. Девушка колебалась войти вглубь. «Степан, помоги ей, похоже, она не умеет плавать», - приказал монах Пономарю. Скинув рубаху, Степан прыгнул в воду, прихватив с собой для надежности кормовое весло. Глубина была небольшая – парню до плеч. Увидев это, девица подняла руки и смело двинулась навстречу к ушкуйнику. Общими усилиями ее подняли на борт лодки. Немедля двинулись в сторону безопасного берега. Девушка была русская, похоже, беглянка. Изможденное, худое лицо, рваное платье. С трудом попросила воды и, напившись, сразу же уснула. Степан накрыл девушку своим тулупчиком. «Беглянка, на спине следы кнута», - тихо произнес он. «Проспится – все расскажет; смотрите у меня, не приставайте к девице, а ты, Степа, следи, чтобы братья не баловали», - наказал монах.
Обессиленная девушка проснулась только на закате солнца. «Добрый вечер, красавица, крепко же ты устала», - промолвил Пономарь, первым заметивший ее пробуждение. Она слабо улыбнулась ему. Девице было не больше двадцати лет. Голубые глаза, распущенные белокурые волосы, прикрытые рваным платком. «Как звать то тебя?» - продолжил Степан. «Ульяницей кличут», - зардевшись, ответила девушка. Продолжил расспрос отец Арсений. «Расскажи-ка нам, милая, откуда ты родом, кто твои родители, как ты здесь оказалась, и что случилось с тобой?». «Родом я из селения, что верстах двадцати отсюда. Крещеная. Батюшка мой строит ветряные мельницы на заказ. Его все знают. На строительство одной мельницы у него уходит два года, поэтому мы всей семьей всегда с ним – матушка, я да два младших брата погодки – помощники батюшки. Поплыли и в этот раз вниз выполнять заказ. Полная лодка инструмента, разного железа. Запас продуктов с собой не берем. Кормят нас во время стройки заказчики.
Пришло мне в голову в тот день пособирать ягод, чтобы угостить всех, ну и как на грех, уговорила батюшку остановиться на луговой стороне ненадолго. Насобирала почти полное лукошко, ягод красным красно, уж собиралась уходить. Откуда ни возьмись, вижу, скачут ко мне два всадника. Я орать – тятя спаси, да куда там. Подскочили ко мне, один кинул меня на круп коня, и галопом ушли в степь. Прискакали на их стоянку, вижу одни юрты, ребятишки любопытные окружили, табун коней рядом пасется. Сразу же привязали меня веревкой к коновязи. Так и держали привязанной за шею, пока не убежала». «Как же тебе удалось убежать?» - участливо спросил монах. «А дочка хозяина помогла. Видно понравилась я ей. Жалела она меня, мясо тайком ночью приносила, кумыс. Я ее учила нашему языку. Однажды она сообщила мне, что ее отец – мой хозяин, собирается меня продать. Решила бежать. Однажды родители девочки ускакали в гости в соседнее стойбище. Вечером я попросила девочку ослабить мне на шее веревочный узел. Она все поняла, но не выдала меня. Когда все улеглись спать, я легко развязала ослабленный узел на шее и убежала в сторону Камы. Бежать было больше некуда, везде степняки. Под утро вышла на Каму. До встречи с вами простояла в камышах по колено в воде. Хотела переплыть, но испугалась - плаваю плохо, да и место тут больно широкое.  Всадники утром долго рыскали по округе, однако, меня не заметили в камышах. Батюшка, вовек не забуду вас и твоих людей за мое спасение». Девушка низко поклонилась всем. «Благодари не нас, а Господа Бога и Пречистую Богородицу, им ты всем обязана», - поправил отец Арсений. «Видно чистая у тебя душа», - добавил он.
Подошел Пономарь и подал беглянке чашку с наваристым гусиным супом. «Подкрепись, Ульяница, давно, знать, ладом не ела». Ульяница слегка порозовела лицом, принимая у парня еду. Гребцы с сочувствием смотрели на девушку. «А за что тебя били?» - полюбопытствовал монах. «Накануне побега отстегала меня плеткой хозяйка за то, что вымыла их котел плохо». «Да, крепко она тебя приголубила», - покачал головой монах. «А что с твоими родителями?» - спросил Степан. «Не знаю, думаю, надежду потеряли спасти меня и уплыли вниз», - ответила девушка. После еды Ульяница попросила нитки и иголку, чтобы починить платье. Укрывшись тулупчиком, она затем снова заснула.
Ушкуи споро шли по ветру вдоль скалистого берега, солнце готовилось к закату. Легкая волна раскачивала лодки. Отец Арсений начал подыскивать место для ночлега. Наконец, встретилась узкая заводь. В ней с трудом смогли уместиться три ушкуя. Как всегда монах первым делом отправил разведчиков осмотреть ближайшую местность. По близости нашли небольшой звонкий родничок с ледяной, кристально чистой водой. Разведка доложила – обстановка в округе благополучная. После этого поужинали и начали готовиться к ночлегу. Ульянице дали место в самом носу головного ушкуя между резной головой медведя и отцом Арсением.

Только в конце сентября, при первых заморозках караван из трех ушкуев вошел в Ильмень озеро. Показались маковки Святой Софии, все встали и истово перекрестились с поклонами в сторону святого храма – оплота Народного Вече. Ульяница тоже крестилась, поглядывая то на монаха, то на Пономаря.
Еще на Каме Степан втайне признался девушке, что полюбил ее и попросил согласия выйти за него замуж. На следующий день незаметно от других она шепнула парню, что согласна. Обрадованный Степан рассказал о своем намерении отцу Арсению и попросил у него благословения Монах охотно благословил и всех предупредил, что отныне Степан и Ульяница жених и невеста.
Когда три прямых паруса показались из-за горизонта, на пристань сразу же начал стягиваться народ. Побежали известить Владыку и посадника. Посадник Якун, узнав о событии, повелел ударить в малые колокола и сам вскоре прибыл на берег. Владыка не пришел – некогда, у него в тот день должны были состояться переговоры с делегацией ливов.
Многие из встречающих с волнением ждали возможную встречу с родными и близкими, ранее ушедшими в дальние края. Иные уже состарились в ожидании любимых. У других дети выросли без отцов, когда-то ушедших с ватагой. Ушкуйники последние десятки саженей проплывали стоя, надеясь увидеть в толпе встречающих родные лица. Из толпы послышались несколько радостных вскриков – кто-то узнал своих.
Радостное волнение пронизывало всех, кроме Ульяницы. В это время она с грустью вспоминала свою семью, оставшуюся далеко на Каме. Каково им сейчас? Плачут, небось, по ней всю дорогу. Наконец, гребцы подняли весла, и лодки уткнулись в прибрежный песок. Толпа заволновалась, с задних рядов стали напирать на передние, бойкие мальчишки путались под ногами. Посадник Якун распорядился провести на песке черту, за которую запретил переходить встречающим.
Первым на берег сошел отец Арсений. Спокойным голосом он доложил Посаднику, откуда ушкуи прибыли, что видели, что привезли. Сообщил батюшка и об Ульянице. После доклада монаха встречающим было разрешено пересечь черту на песке. Толпа сразу же смешалась с высадившимися из лодок. Встречать ушкуйников сбежался народ из всех ближайших концов. Больше всего было молодежи и детей. Молодушки успели принарядиться в платья красного цвета, на головы надели коруны – праздничные головные уборы. Те, кто побогаче, топтали песок ногами в юфтевых туфлях или сапожках. Кто победнее надели привычные поршни из сыромятной кожи. На многих были разнообразные украшения - ожерелья, монисты, бусы.
После бурных объятий и радостных слез народ потянулся в свои дома. Шли со всеми счастливые Степан, Ульяница и его родители – хромой, седобородый кузнец Климята с женой Мареной. Охромел Климята в бою со шведами, получив удар мечом по ноге.
Дома Пономарь подробно рассказал старикам, что случилось с Ульяницей на Каме и, не откладывая, попросил у них благословения на брак. Старый Климята и Марена, готовые к такому исходу дела, не торопясь, истово перекрестились, после чего глава семьи снял с божницы небольшой, потускневший от старости образок Богородицы и торжественно приложил его к челам сына и невестки. Из глаз Марены медленно потекли бусинки слез, старик тоже не выдержал - отвернувшись, он украдкой вытер глаза рукавом длинной, до колен рубахи. Ульяница стояла, не шелохнувшись. Ее ладонь занемела, крепко сжатая в горячей, подрагивающей ладони суженного.
На следующий день всем семейством сходили в Святую Софию, где заказали благодарственный молебен и договорились с настоятелем храма о дне венчания. Пономаря здесь хорошо знали. До похода на Каму он часто прислуживал во время богослужений, бывало, звонил в колокола, возжигал и гасил свечи, помогал убираться. Так приклеилась к нему кличка Пономарь. Степа у родителей был самым младшим и самым любимым – двое старших сыновей давно жили отдельно своими семьями. Оба служили во владычном полку.
Ульяница сразу понравилась и добродушной Марене и ворчуну Климяте. Их удивила ее набожность, ласковое обращение к ним и Степану. В Святой Софии девица долго молилась перед аналоем на коленях, а потом усердно прикладывалась к иконам. Договорились, что венчать будет отец Арсений. До самой свадьбы на ночь Ульяницу уводили спать к родне.
Через неделю группу отца Арсения и выборных граждан от разных концов принял сам Архиепископ в храме Святой Софии. Здесь проводились не только богослужения, но происходили торжественные церемонии, различные собрания, принимались иностранные делегации и послы государств.
Первоначально о результатах торговой экспедиции снова подробно доложил отец Арсений. Он напомнил, что главной целью похода был обмен накопившихся в избытке железных товаров на товары, производимые в городах Нижней Камы. Монах сообщил, что хорошо расходились мечи и кинжалы, походные котлы, инструменты, гвозди. Новгородцы в обмен привезли юфтевую обувь, меха, ткани, ювелирные изделия, из оружия - луки со стрелами. Поход был признан успешным. Монах подошел к Владыке и передал ему письмо от воеводы Елабуги. Владыка внимательно выслушал инока, а затем выступил сам.
«Братья, я рад, что вы все благополучно вернулись в родной Великий Новгород и не слышно среди нас горестного плача по погибшим в походе. Рад, что мирно прошли торги на рынках камских городов, и вы удачно обменяли наши товары. Поздравляю, дай Бог, так всегда. Из казны Великого Новгорода вознаграждаем каждого, из ходивших в поход, пятьюдесятью гривнами. Да укрепит вас Господь в будущих начинаниях». После краткой речи Владыка начал задавать ушкуйникам конкретные деловые вопросы. Его интересовало все – погода, настроения торгового люда, заселение низовьев Камы. После длительного расспроса Владыка сделал краткий перерыв, после которого сделал новое сообщение.
«Братья, наши предки давно стали селиться на пустынных берегах Вятки и Камы. К примеру, в наших летописях сообщается, что славяне еще в шестом веке, расселяясь по равнине, вышли к Каме. Первые поселения славян на берегах Вятки появились еще в двенадцатом веке. Коренные жители камских и вятских лесов смешивались с нами и теперь иногда трудно отличить булгарина или удмурта от русского. Налаживалась торговля, со временем образовался Камский торговый путь. Благодаря выгодной всем торговле, появились города и поселки. Меньше стали воевать друг с другом, значит, меньше крови. По этому пути, братья, пойдем и дальше. Надо заселять Каму. Сообщаю: на следующую весну намечается новый поход на Каму по известному пути. На этот раз цель похода - основание поселений в низовьях и средней части Камы. Места подберете сами, там вам будет виднее. Садиться только на незанятых землях, чтобы не было причины воевать. Пойдете жить навсегда – семейные с семьями, молодые с невестами, холостые должны найти себе пару. Жениться на местных девушках не возбраняется. Будет лучше, если они примут Святое Крещение. В поход идете без принуждения, по желанию. Для закупки скота получите необходимые средства. Главой похода вновь назначается отец Арсений, по всем вопросам, связанным с походом, впредь обращайтесь к нему».
Владыка поправил пушистую бороду ладонью и строго посмотрел на народ из-под кустистых бровей. Ястребиные глаза придавали ему грозный, величавый вид. «Зимой всем строить ушкуи» - закончил Архиепископ. Все перекрестились и стали тихо расходиться.
Вечерело. Кое-где в избах засветили жирники и свечи, с луговин в раскрытые ворота потянулась скотина. Зазвонили колокола, и в храмах началась вечерняя служба.
После службы отец Арсений долго не мог заснуть в своей келье. Медвежье одеяло плохо грело старое тело. Мешали заснуть мысли о предстоящем походе. Страшило само предприятие с участием детей и женщин. Размышляя, монах решил брать в состав группы только бездетных переселенцев. Первую зиму придется тяжело. Возможно, не все успеют обзавестись теплыми избами. Первые годы вынуждены будут жить без церквей, пока не обустроят хозяйства. Ничего, для начала построят маленькие часовенки.
Вспомнилось, как после окончания собрания в Святой Софии Владыка отозвал в сторонку отца Арсения и еще раз настоятельно попросил как можно лучше налаживать отношения с местными князьками и активнее с ними торговать. Расставаясь, Архиепископ крепко обнял и трижды расцеловал монаха.
После Рождества в конце января Степана Пономаря обвенчали с Ульяницей. Гостей на свадьбе было много, пришли все, кто был в последнем походе на Каму. Ульяница смотрелась на загляденье в красивом, свободном платье с вышитыми красными узорами. На ее красивой головке ладно сидела коруна, на шее висели жемчужные бусы, монисты, серебряные привески и браслеты из Жукотина. Такие же разнаряженные были друзья и подружки новобрачных. Свадебный поезд катали боевые кони из владычного полка. Управляли поездом братья Степана.
В начале апреля пять ушкуев были готовы к походу, осталось их еще раз хорошенько просмолить. Паруса сшили зимой во время посиделок. Насушили в длинную дорогу сухарей, навялили постного мяса. В переселенцы записались преимущественно молодожены и холостяки. Им все нипочем, за Святую Софию готовы хоть куда. Отплывать было назначено сразу после освобождения Волхова ото льда.
Пришло время отправляться. Мелкие льдинки дотаивали на берегу реки. Свежий прохладный ветер дул со стороны Ильмень-озера. Свежепросмоленные ушкуи покачивались на прибрежной волне. Проводить сбежался народ чуть ли не со всех концов. Грузились долго - груз надо было аккуратно распределить по длине судна. На проводы пришли Владыка и посадник Якун. После короткой напутственной речи Посадника Владыка отслужил молебен, благословил всех отъезжающих, вручил отцу Арсению жалованную грамоту и мешок с гривнами для переселенцев. Перед посадкой в ушкуи отъезжающие встали на колени лицом к Святой Софии и долго молились, шепотом произнося свои заветные молитвы. Слезы закапали из голубых славянских глаз, хотя и крепились путешественники изо всех сил. «Ну, с Богом!» - скомандовал отец Арсений и началась посадка.
Пономарь и Ульяница были в числе отъезжающих. Еще зимой они сообщили Климяте и Марене о своем решении переселиться на Каму. Ульяница лелеяла надежду встретить там своих родителей, Степану понравился девственный край, богатый рыбой и пушным зверем. Старики настойчиво уговаривали остаться, но никакие доводы не помогали. Степан утешал: «Не одни пойдем, батюшка. Гоголь, Чигвинец, Седун, Патрикей, Голяк и Вохма – все с нами, одним концом жить будем. Построю свой ушкуй, в гости с Ульяницей приедем, не горюйте». Унылые Климята и Марена сквозь слезы слабо улыбались, мало надеясь на будущую встречу.
Молодые подошли к родителям окончательно попрощаться. Климята и Марена стояли в сторонке, еле справляясь со слезами. Шутка ли – детки покидают навсегда, ни их больше не увидишь, ни будущих внучат. Трижды обнялись и расцеловались. Старушка отвела в сторонку Ульяницу и шепотом спросила: «Ты случаем не на сносях?». «Похоже, матушка», - потупившись, ответила невестка. «А сын то знает?». «Нет, не говорила еще». «Смотри, не простужайся, не поднимай тяжести, береги дитя», - напутствовала на прощание повеселевшая Марена.
«Ваш черед садиться, вон вас уже кличут», - Климята слегка ткнул в бок сына. «Ульяница, пора», - окликнул жену Степан. Молодые, не оглядываясь, побежали к лодке. Ульяницу усадили рядом с мужем. Пономарь вновь был назначен кормчим передового ушкуя. Отец Арсений устроился, как обычно, на носу возле головы медведя головного судна. Отталкиваясь веслами, вышли на глубину, построились в линию и распустили паруса. Дул свежий попутный ветер – последовала команда сушить весла, силы гребцов надо было беречь. Ушкуйники с грустью смотрели на уплывающие вдаль маковки Святой Софии и стены родного города, которые они больше никогда не увидят.
В мае благополучно вошли в мутные воды верховьев Камы. Быстрое течение полноводной реки и попутный ветер ходко несли вниз строй ушкуев. До сих пор, Слава Богу, не было ни одной разбитой лодки, ни одного сломанного весла. С питанием тоже не было проблем: огромные стаи лебедей, гусей и уток на стоянках подплывали вплотную к бортам лодок; птичьего мяса было довольно. Рыба шла на нерест, судака, стерлядь и белугу ловили ивовыми корзинами в заводях. Ночи были еще холодные, спали вповалку спина к спине, плотно укрывшись медвежьими одеялами. Степные всадники пока не встречались. Однажды видели огромного, косматого мужика, разделывающего тушу медведя. Увидев ушкуи, он сразу же скрылся в зарослях.
Отец Арсений на одной из стоянок сообщил, что плыть придется до Жукотина – сначала надо будет приобрести на обмен ткани, нитки, иголки и другую домашнюю утварь. Потом караван двинется вверх. Часть кузнечных изделий в лодках была специально предназначена для обмена.
Навстречу попадались знакомые места и следы прошлых стоянок. Мрачные пещеры, скальные откосы и глухие провалы пугали впервые попавших сюда. Прибрежные заросли кишели зверьем и птицей. Невозмутимые лоси, стоя по колено в воде, спокойным взглядом провожали проносившиеся мимо лодки.
В конце июня высадились на равнинный берег булгарского Жукотина. Встретил новгородцев наряд конной таможни торгового города. Стражники за десять верст обнаружили подход каравана ушкуйников, и весь остаток пути сопровождали его. Толмач передал начальнику наряда слова отца Арсения о цели прибытия и времени отправления из города. Затем таможенники провели осмотр товаров в ушкуях. Отец Арсений оплатил пошлину, после чего были вручены всем подарки. Последовало разрешение войти в город и вести торг.
Весь берег был уставлен самыми разнообразными парусными лодками с тюками товаров. Быстро сновали черные от загара грузчики, гортанно кричали хозяева привезенного на торг добра. Неподалеку у коновязи стояла двугорбая верблюдица с верблюжонком и невозмутимо жевала солому. Разгружались свежая рыба, ранние овощи и фрукты. Новгородцы с живейшим интересом рассматривали эту картину, все было для них крайне необычно.
Жукотин в то время - город с населением около шести тысяч человек. Несколько пыльных улиц протянулись вдоль Камы. Большие рубленые избы (почти как у новгородцев) были крыты камышом или корой липы. За городом стояли войлочные юрты, в них булгары жили летом. Ремесленники в это время работали в своих домах, выделывая меха и ткани, шили сапоги, изготавливали ювелирные изделия. Всех удивило множество разгуливающих по городу гусей и отсутствие в нем садов и палисадников под окнами домов.
Рынок был на центральной площади напротив мечети. Торговля шла ежедневно без перерывов. Кто только не торговал здесь! Узбеки с успехом продавали ковры и тюбетейки, китайцы - великолепные шелка, удмурты - липовые кадки, корыта, шубы, башкиры пригоняли коней на конный рынок, отдельно стоящий за городом. За прилавками много было славян, торговавших преимущественно кузнечными изделиями. Видели даже двух купцов из Скандинавии, торговавших стеклянной посудой.
Походив по рынку, отец Арсений повел свою уставшую группу искать знакомого купца из Новгорода, давно торговавшего в Жукотине. Купца по имени Завид нашли в конце рынка за прилавком в тени огромного тополя, где он вместе с сыном Ратком торговал скобяным товаром. Земляки, как старые знакомые, троекратно расцеловались. Не обращая внимания на спутников монаха, Завид долго расспрашивал его о жизни в Новгороде – свежие новости с родины приходят не часто. Устав от расспросов Завида, отец Арсений улучил момент и стал знакомить его со всеми участниками похода. Наговорившись, Завид повел земляков к себе домой, оставив торговать сына.
Хозяйство у Завида было небольшое: изба да бревенчатая кладовка; ни лошади, ни другой скотины Завид не держал. Жизнь в городе не спокойная – всегда возможны набеги из степи; были случаи - ушкуйники грабили братьев славян. Не раз приходилось бежать из города. Для этого Завид держал на берегу специальную лодку.
Навстречу гостям с приветственными восклицаниями вышла дородная Милица - жена Завида. Первым делом женщина подошла под благословение к отцу Арсению, сложив ладошки пирожком. Затем гостей пригласили войти в дом. Изба была большая, однако расселись с трудом – народу было слишком много. Из-за тесноты Завид предложил перейти во двор. Там быстро натянули полог от солнца, расставили лавки и столы, Милица с помощью двух красавиц-дочерей быстро накрыла на стол. Дочери Завида привлекли всеобщее внимание. Обе высокие и стройные, румяные лица, тугие косы до пояса. Не женатые Патрикей, Гоголь и Седун впились глазами в смущенных молодок. «Хороши у меня невесты, можете свататься», - пошутила Милица, обратив внимание на взгляды парней.
От вида разнообразных яств у новгородцев разыгрался аппетит. Отец Арсений прочитал краткую молитву, и все приступили к еде.
Перед ужином Завид еще раз показал гостям город и рынок. Произвели на всех сильное впечатление обилие и красота узбекских ковров. Долго любовались китайскими шелками, пробовали на вкус незнакомые южные фрукты. Всем понравились сложенные из кирпича баня и  мусульманская школа. Обратили внимание на мощенный плиткой дворик возле бани, в центре которого бил маленький фонтан. Подивились, встретив черноликого, усатого мужика в чалме и одетого в бабье платье до пят. Мужик улыбнулся новгородцам, увидев их вытаращенные на него глаза. «С Каспия пришел, - пояснил Завид. Торгует фруктами».
Усталые и полные впечатлений новгородцы вернулись во двор Завида. Гостеприимная Милица всех женщин уложила спать в избе, а мужикам постелила во дворе под пологом. Было безветренно и тепло, в траве звенели цикады, издали доносились гортанные, прерывистые крики. Заснули быстро.
Рано утром после завтрака Завид увел новгородцев на рынок торговать «железом». Место для торговли распорядитель рынка выделил рядом с лавкой Завида. Скоро пошли покупатели – товар у новгородцев был ходовой: замки, топоры, гвозди. Нарасхват шли ножницы для стрижки овец. К концу дня весь товар был благополучно продан. На следующий день на рынок пошли женщины во главе с Милицей и отцом Арсением. Надо было закупить про запас беленого полотна на рубахи. Пономарь тайком чмокнул жену и сунул ей в руки кошелек с гривнами. Счастливая от поцелуя мужа, Ульяница быстро догнала товарок.
Милица, хорошо зная местный рынок, привела землячек к продавцу из Елабуги. У него было качественное полотно и приемлемая цена. Благополучно отоварившись, прошлись по лавкам и накупили разную мелочь, нужную в домашнем хозяйстве. После этого шумная кампания вернулась домой. На этом торговые дела были закончены. Весь вечер гости просидели с хозяевами за чаепитием. Патрикей, Гоголь и Седун, устроившись на лавке во дворе с дочерьми Завида, тихо напевали новгородские «страдания».
Утром Завид привел во двор коня с телегою для перевозки багажа новгородцев на берег реки. После завтрака отец Арсений в качестве благодарности за помощь вручил Завиду солидный кошелек с гривнами. Дочери Завида грустно поглядывали из-за кухонных занавесок на отъезжающих, особенно на трех парней, с которыми так хорошо пелось вечером на лавочке. Забирая на берегу коня, Завид и Ратко тепло распрощались с гостями.
Утренняя Кама блистала зеркальной гладью. Берег давно уже был наполнен обычной суетой. На кострах разогревались котлы с варевом, заспанные торговцы вылезали из своих лодок и шли умываться в реку. Новгородцы быстро загрузили свой товар и ушкуи, скрипя уключинами весел, медленно отошли от берега. В первый день прошли около двадцати верст, больше не смогли – не было попутного ветра. В основном, шли на веслах. На ночлег остановились под крутым откосом невдалеке от шумящего водопада кристально чистой воды. Место было безлюдное, глухое, ни одного человеческого следа. В траве валялись ветвистые лосиные рога, испуганная людьми рысь молнией метнулась из кустов на сосновый сук. На стволах деревьев были видны следы медвежьих задиров – здесь матерый зверь точил когти.
Пока готовился ужин, ватажники вместе с отцом Арсением обошли окрестность. Для организации поселения место было вполне подходящее – признали все во время ужина. Чистейшей воды сколько угодно, земли под пахоту достаточно, полно зверья и рыбы, только не ленись, знай трудись. «Завтра утром предлагаю принять окончательное решение, кто остается на поселение. Выбор за вами. Место, как видите, подходящее, недалеко Жукотин и Завид с его красавицами», - монах слегка улыбнулся. «А теперь, братья, помолимся и спать», - заключил он.
Теплое июльское солнце рано разбудило путешественников. Поставили вариться кашу в большом чугунном котле, мужики искупались в реке. После завтрака еще раз обошли местность. Пришла пора кому-то объявить о своем согласии остаться здесь на поселении.
Долго в раздумье сидели у костра, прихлебывая из глиняных кружек травяной чай. Наконец, встал здоровяк Ратша и коротко произнес: «Остаюсь». К нему присоединились две женатые пары и восемь холостяков. «Благослови нас, батюшка», - попросил монаха рослый молодой новгородец. «Кому-то надо оставаться. Страха нет, работы не боимся, плохо одно – где взять суженных, без семьи не проживем», - добавил парень. «Не горюйте, девиц найдете в Жукотине или в Елабуге, это недалеко отсюда, не пожалеют вам невест и местные удмурты», -успокоил молодцов инок. «Все наладится, главное, до зимы обустроиться». Глаза новопоселенцев повеселели.
Три дня не отплывали, пока не заготовили лес для построек. Все работали до седьмого пота. Настроение поднималось при виде штабелей ошкуренных бревен. Собрали нужное количество мха для заделки пазов, разметили участки для отдельных хозяйств. Все - остальное сами. Пора было двигаться дальше. Утром отец Арсений отслужил молебен и освятил поселение. Перед отплытием остающимся раздал положенную сумму гривен. Когда отплывали, над головами с шелестом пролетели два сокола, преследующих какую-то живность.
В Елабуге задержались ненадолго, здесь земля уже давно была заселена. Отец Арсений встретился с Воеводою и передал ему послание Владыки, а также частные письма елабужанам. Как водится, Воевода организовал баню, после которой долго угощались медовухой и богатой закуской. На прощание обменялись нужными товарами.
После Елабуги плыть стало легче – подул свежий попутный ветер, поверхность Камы покрылась белыми барашками. Ушкуи под парусами ходко резали крутую волну, орошая брызгами сидящих в лодках. Отец Арсений начал читать молитвы. Пономарь был в восторге от такой погоды, Ульяница спряталась от брызг под кожаное одеяло, под ним было тепло и уютно. Временами полотнище паруса от порывов ветра страшно хлопало, отчего женщина испуганно вздрагивала. Лодки стремительно неслись в верховья Камы.
За полмесяца пути открыли два поселения. Отряд резко сократился – люди оставались на новых местах. Расставались уже легче, без надрыва и слез. Вперед шли только два ушкуя.
На очередной ночлег остановились в знакомом Пономарю и монаху месте – в прошлом году здесь ночевали. Крест из камней сохранился, только густо зарос травой. На прежнем месте валялись закопченные глыбы от походной бани. Пономарь быстро обошел округу. Напугал парня ошалелый молодой кабан, хрюкая, выскочивший из кустов. «Вот досада, сколько свежего мяса убежало», - про себя пошутил Степан.
С утра, похлебав жидкую кашу с сухарями, мужики пошли основательно знакомиться с местностью. Всем понравилась площадка, по средине которой протекала речушка. Крутые холмы защищали низину от северных ветров, пологий берег, густо поросший лесом - источник легкодоступного строительного материала, небольшая заводь – удобное место для стоянки лодок. Запахи хвои, чабреца, душицы, зверобоя, иван-чая и множества других трав смешались в воздухе в единый, неповторимый аромат. Кругом стоял гул от работающих пчел и шмелей. Очевидно, можно будет попробовать ставить борти. Невдалеке в густой траве обнаружили несколько ручейков. Отец Арсений ковырнул землю и растер горсть на ладони. «Не шибко богатая земелька, ну да ничего, если навозом подкормить – средний урожай даст», - отряхивая руки, заключил монах.
Уставшие и опьяневшие от лесного воздуха, все присели отдохнуть. Незаметно потянуло на сон. Вскоре тишину нарушил могучий храп парней, вместе с батюшкой в разных позах устроившихся на траве. Тем временем Ульяница с женой Голяка Беляной накрыли нехитрый стол и стали громко кликать мужиков. Никто не отвечал и не появился из зарослей. Пришлось женщинам вместе идти их искать. Нашлись мужики благодаря их богатырскому храпу, раздававшемуся в бору. Женщины с трудом их растолкали, не сразу проснулся даже отец Арсений. Мятые со сна лица блаженно улыбались. «Батюшки, вы что как пьяные, кто же это вас напоил здесь?» - поинтересовалась Ульяница. «Бор напоил, кто кроме него, вон там угощают», - поддержал шутку Голяк, растирая искусанное комарами опухшее лицо. Ульяница и Беляна звонко засмеялись: «Отец Арсений, а вы тоже пили?». «Пил, а как же, только грех над стариком смеяться, вспомните Писание. Ну да ладно, на первый раз прощается вам этот грех», - пошутил монах, вставая на затекшие ноги. Неровной походкой все потянулись из «пьяного» бора потчеваться чем Бог послал.
После второго обхода приняли окончательное решение основать здесь поселение. Согласились все – остается Степан Пономарь со своими людьми. Отец Арсений удивил всех заявлением, что останется с ними. Последний ушкуй пойдет в одиночестве в Новгород для передачи Владыке сообщения по результатам похода. Возражений не было, наоборот, большинство обрадовалось такому развитию событий.
В этот же день начали рубить лес, работали до сумерек. Патрикея отец Арсений отпустил пораньше, надо было наловить рыбы на ужин. Улов был отменным – в основном, судаки и стерлядь.
На следующий день отец Арсений распорядился валить лес вдоль речки, а женщинам, кроме пищи, готовить временное жилье – шалаши из веток.
Заготовка бревен прошла успешно. Много сделали парни из последнего ушкуя. Первым делом они срубили часовенку и поставили ее на взгорке, очищенном от деревьев. Крест и маковка просматривались со всех сторон. После этого невдалеке от часовни собрали келью для отца Арсения. Печурку в келье довольный монах сложил себе сам из речного плитняка. Теперь он почти каждый день проводил в часовне службу. Поселок рос на глазах – вскоре десять срубов из свежеошкуренных бревен стали на свои места на берегах речки.
Спустя две недели простились с уходящими на запад. Перед этим подготовили и передали письма родным и близким. Ульяница сообщила свекрови, что в ноябре ожидает появления дитя и, даст Бог, к этому времени у них будет готова изба. Дом будет просторный и теплый. Окрестят ребенка в часовне, которую уже построили. Степан в избе сложил печь и начал рубить баню. Беляна сказала, что будет мальчик.
Накануне отъезда, после прощального ужина до самых сумерек новгородцы просидели, обнявшись, на берегу Камы. Отец Арсений отдельно о чем-то долго говорил с кормчим уходящего ушкуя. Прощались грустные - привыкли друг к другу как родные братья. Были еле скрываемые слезы, братские объятия, обмены скромными подарками.
Наступило утро прощания. Наконец весла опустили в воду. «Забыл спросить, что передать Владыке, как окончательно назвали поселок?» - крикнул кормчий с ушкуя. «Скажи Пьяный Бор», - ответил монах, освящая Крестным Знамением дорогу одинокому судну. Долго потом стояли новоселы на берегу, улавливая взорами исчезающий вдали парусник.
В сентябре начали пилить лес на доски. Пилы визжали на всю округу, погода подгоняла – пришли холодные вечера и утренние заморозки.
Как-то Ульяница с Беляной пошли в лес за груздями. Неожиданно из-за деревьев выскочила с грозным лаем рослая собака, перепугав женщин до смерти. Хорошо Беляна успела во время схватить с земли палку, с помощью которой и удалось отбиться от лающего пса. На шум из леса вышли две девушки с корзинами, полными ядреных груздей. Судя по их платью, это были местные жительницы – удмуртки. По схожести обликов было видно, что они сестры. Старшая из девушек, отложив корзину, отозвала рычащую собаку и привязала ее к сучку на короткий поводок. Девушки на родном языке начали быстро о чем-то говорить, изредка посматривая на незнакомок. Похоже, одна предлагала убежать, а другая хотела познакомиться с неизвестными. Ульяница, поняв это, пригласила сестер отдохнуть, указав рукой на траву возле себя. Девушки опасливо приняли приглашение и уселись рядком. Сначала всем было неловко, не знали с чего начать. Догадались – начали угощать друг друга едой, взятой с собою в лес. Это растопило обстановку. Перекусив, вытерли фартуками полные губы и, улыбаясь, снова попытались общаться. В конце концов, выручил язык жестов. Старшая из аборигенок осторожно погладила округлившийся живот Ульяницы и вопросительно показала на пальцах срок беременности. Русская ответила также пальцами. Удмуртки кивками дали знать, что поняли. Так мало помалу началось общение женщин – лед окончательно растаял.
Ульяница предложила девушкам показать им строящееся поселение. Те охотно согласились. Поддерживая будущую мать под локти, женщины осторожно спустились с холма в долину. Навстречу попались свои парни во главе с отцом Арсением, которые возвращались из леса с жердями для крыш. Столкнулись на поляне нос к носу. «Двух невест привели вам, кому нравятся – налетай», - задорно воскликнула Беляна. Курносые поняли, что речь идет о них, и смущенно заулыбались. «А как хоть звать твоих невест?» - пробасил холостяк Вохма. «Сейчас узнаем». Беляна начала поочередно прикладывать ладонь к груди и называть имя. Аборигенки поняли и назвали свои имена, когда до них дошла очередь. Старшую звали Тютин (Утенок), а младшую Зюзик (Малиновка).Значения своих имен они изобразили звонкими голосами. Новгородцы с интересом стали приглядываться к девушкам. Чигвинец даже посмел взять в руку пухлую ладошку Тютин, приложил ее к своей груди, а затем указал на одну из достраивающихся изб. Лицо девушки стало пунцовым от смущения, и она медленно высвободила ладонь из руки новгородца. «Не балуй и не спеши, твоя будет», - тихо одернул нетерпеливого парня отец Арсений. Зюзик тем временем сама загляделась на Гоголя – голубоглазого здоровяка с окладистой, пушистой бородой. Парень это заметил и немного смутился.
Отец Арсений, зная несколько удмуртских слов, попытался узнать, откуда пришли девицы. С трудом выяснили, что их небольшая деревня находится примерно в двух-трех верстах в низине за гребнем холмов. Самое главное – узнали, что девушки незамужние. Более того, договорились, что они придут к новгородцам в ближайшие дни вместе с родителями и старейшинами деревни. Аборигенки показали на солнце, которое готовилось к закату. Ясно – пора расходиться Девушек проводили, нагрузив свежей рыбой.
Через неделю делегация представителей удмуртской деревни спустилась с вершины холма в поселение новгородцев. В составе группы были родители Тютин и Зюзик, старейшины деревни (три седобородых старика), а также сами девушки, которые скрывались за спинами мужчин. Спустя некоторое время они, как старые знакомые, представили новгородцам родителей и стариков по именам. Отец Арсений с дружелюбной улыбкой подошел к гостям, пожал всем руки и произнес, как мог, короткую приветственную речь на удмуртском языке. При этом гости временами с трудом сдерживали смех. Когда монах закончил свое приветствие, от их группы отделился седовласый, пожилой удмурт с ожерельем на шее. Он тоже поприветствовал новгородцев, но они из его речи не поняли ни слова, даже монах. После напряженной официальной части все расслабились и стали ближе знакомиться, на лицах появились искренние, доброжелательные улыбки. Продолжили первую встречу за стерляжьей ухой на берегу речки. Удмурты с удовольствием похлебали русское угощение. На закуску всем досталось по куску отварного судака и белуги.
Насытившись, старейшины с большим интересом рассматривали устройство новгородского ушкуя, вытащенного на берег.
Родители Тютин и Зюзик тем временем с любопытством поглядывали на Чигвинца и Гоголя – эти сильные мужики им явно нравились. Отец Арсений отозвал в сторонку старейшин и родителей девушек. Расположившись на траве, не торопясь, обсудили возможность женитьбы новгородцев на их дочерях. Без долгих уговоров было получено согласие. О приданном пока не говорили - знания языка не хватало.
Монах рассказал о сути разговора Гоголю и Чигвинцу. «Ну, как, мужики, нравятся ли вам девицы? По-моему, они не против выйти за вас замуж. Думайте, вам жить. С родителями и старейшинами все, повторяю, обговорено. Кроме приданного и дня свадьбы. Да, еще надо получить согласие на крещение девушек. Если не нравятся, предложу другим братьям. Размышляйте». Чигвинец, не раздумывая, охотно согласился жениться на Тютин, а Гоголь - на Зюзик. Когда еще подвернется такой благоприятный случай. Будущие невесты, смущаясь и краснея, тоже, недолго думая, согласились выйти замуж за Чигвинца и Гоголя. Старейшины разрешили нашим парням общаться с избранницами. Пока суть да дело.
На прощание удмуртам подарили мешок вяленой рыбы, несколько чугунков, а девушкам по шелковому платку. Удмурты, в свою очередь, обещали подарить кое-какую скотину на развод. Обе стороны несколько раз встречались, согласовывая условия свадьбы, назначенной на Покров.
Отцу Арсению разрешили окрестить девушек, что он и сделал за неделю до венчания. Крестил в студеной воде Камы. Возможно, в тот день девчонки стали первыми христианками среди удмуртов. Зюзик получила при крещении имя Зиновия, а Тютин стала Татьяною. Гоголь и Чигвинец нетерпеливо ждали дня бракосочетания. Надеялись, что к Покрову избы вчерне будут готовы для вселения. Осталось сложить печи, настелить полы и закрыть крыши. После Рождества монах обещался свозить парней в гости к купцу Завиду в Жукотин. Удмурты обещали дать на поездку пару коней с санями. Авось удастся сосватать его дочек. А, может быть, сам Завид поможет подобрать невест.
Осень проходила в заботах и хлопотах. На зиму запасли вдоволь грибов и ягод, насушили рыбы. Задымили, наконец, печи. По утрам над поселком раздавался звон колокола, призывающего на службу. Правда, из-за отсутствия настоящего взамен служил пока большой чугун. Однако, по его зову все исправно шли к часовне.
Приближался Покров. Отец Арсений разрешил ходить на охоту. Охотились на петли, капканы и ямы-ловушки. Вскоре появился запас выделанных шкурок. Часть использовали для пошива себе зимней одежды, остальное - на подарки. Ульяница заметно погрузнела – подходило время рожать. Это ее сильно тревожило – все впервые, одна надежда на Беляну, но и она не знаток, сама недавно впервые забеременела. Появилась надежда на благополучный исход после знакомства с Зиновией и Татьяной. Девушки обещали договориться с опытной повитухой из их деревни.
На Покров выпала солнечная, прохладная погода. Удмурты пришли на свадьбу всей деревней за исключением древних стариков и старух да детей. Под любопытными взорами аборигенов отец Арсений торжественно совершил обряд венчания молодых у часовни. Были самодельные свечи и венцы. Священнодействие монаха произвело на язычников сильное впечатление. Особенно им понравилось хоровое пение в исполнении трех новгородцев. Пономарь умело прислуживал Отцу Арсению во время венчания. Завершилась торжественная часть, гости и хозяева расселись за длинным столом, установленным во дворе Гоголя. Угощение было разнообразным: глиняные чаши были наполнены наваристой ухой, жареная зайчатина, отварное утиное мясо с хреном, пирожки с ягодами украшали стол. Удмурты принесли огромный жбан медовухи и разлили ее по берестяным кружкам. Две счастливые пары молодоженов сидели во главе стола рядом с родителями и Отцом Арсением. После краткого поздравления молодоженов монахом все встали и дружно осушили  кружки, после чего принялись за угощение. На некоторое время шум за столом поутих. Когда новобрачных развели по домам, начались пляски. До самых сумерек распугивали пролетающих птиц задорные звуки свадебного гуляния.
В конце октября Ульяница с помощью повитухи благополучно разрешилась. На свет появился крепкий мальчик, первый ребенок, рожденный в поселении. Назвали малыша Первушей (первый у родителей). Радости Пономаря не было пределов. На сороковой день Отец Арсений окрестил малыша в Каме. Вода была очень холодной, но ребенок почти не кричал. В церковную книгу монах занес первую запись. Крестными ребенка стали Голяк и Зиновия.
Первая зима была студеной, ветреной, снега засыпали избушки выше окон. Вороны замерзали на лету, камнем падая в снег. Кама промерзала на мелководье до дна. Печки топили, не жалея дров, благо древесины было предостаточно. Поездку в Жукотин Отец Арсений перенес на лето.
Малыш Ульяницы и Пономаря за зиму ни разу не болел, хорошо развивался, радуя родителей. Отец Арсений часто заходил к ним, играл с мальчиком, все более привыкая к нему, как к родному. Его, как любого старика, тянуло к ребенку.
Суровость зимы не мешала работать новоселам. Продолжалась заготовка строительного леса, пилили доски, плели корзины и верши. Женщины шили рубахи и паневы. Зиновия и Татьяна понемногу осваивали русский язык. Вечерами при свете горящей лучины они вязали носки и варежки из шерсти, принесенной из родной деревни. Отец Арсений простудился, однако общими усилиями его поставили на ноги. Весной удмурты снабдили новгородцев семенами овощей, ржи и пшеницы.
Весеннее солнце к концу апреля полностью растопило снега. Ульяница в первый раз вышла на крыльцо с сыном, завернутым в теплые пеленки. Голубые глазенки Первуши с любопытством стали знакомиться с окружающим миром. С помощью удмуртов новоселы начали обзаводиться скотиной. Старики Зиновии подарили молодым теленка и жеребенка, Чигвинец с Татьяной получили на развод овцу и барана.
Беляна по секрету сообщила Ульянице, что у нее скоро будет ребенок, чем сильно обрадовала подругу. Сказала, что ждет девочку, будущую невесту для Первуши. Все лето новоселы, не покладая рук, работали на раскопанной целине. Даже Отец Арсений сразу после службы шел на свой огород. На его ухоженных грядках к осени обещался хороший урожай капусты, моркови, лука и репы.
По сложившейся традиции иногда вечерами новоселы собирались вокруг костра на берегу Камы. И тогда, нарушая тишину, над рекой разносились протяжные славянские песни. В эти моменты бородачи от избытка чувств украдкой плакали, вытирая скупые слезы рукавами. Перед их глазами стояли Святая София, родные стены Великого Новгорода. Вспоминались родители, братья и сестры. Теплая грусть охватывала всех. Взоры поющих были обращены на закат солнца.
Пришел жаркий август. Теплый ароматный воздух шел из леса. Ульяница накормила уставшего мужа и, прихватив малыша, пошла на Каму постирать пеленки. Привычно усадив ребенка в теплую речную воду, сама занялась стиркой. Мальчик радостно шлепал ручками по воде, что-то произносил непонятное, играл галькой. На душе молодой матери было покойно и светло. Неожиданно издали послышались вроде бы знакомые голоса и шлепание весел по воде. Ульяница подняла голову и пристально посмотрела вдаль. С низовьев к берегу приближалась простая лодка, в которой сидели четыре человека. Необъяснимо тревожно забилось сердце. Ульяница выпрямилась, отряхнула паневу и взяла на руки сына. «Батюшки, да ведь это мои родители с братьями! Господи, глазам своим не верю!» - воскликнула Ульяница, заходя в воду навстречу лодке. Два-три гребка веслами и нос суденышка ткнулся в берег. В лодке действительно были родители и братья Ульяницы. «Боже ты мой! Доченька, доченька нашлась! – кинулась через борт с раскрытыми объятиями матушка Видана. Старый мастер Прокша также второпях выбрался из лодки и, не веря своим глазам, крепко обнял и трижды расцеловал дочь. Затем ткнул корявым пальцем в Первушу, спросил: «А это чей молодец, уж не мой ли внучек случаем?». «Разве не видно - весь в тебя, конечно, твой внук, батюшка», - рассмеялась Ульяница. Немного стесняясь, подошли и поцеловали сестру братья. Матушка Видана взяла Первушу на руки. Нежно лаская ребенка, спросила: «Отец то у мальца есть?». «Вон бежит к нам, Степаном кличут, новгородец», - с гордостью ответила Ульяница. На шум сбежался весь поселок. Подошел со всеми и Отец Арсений. Первым делом перезнакомились.
Первуша стал капризничать, устав от шума и тисканий. Ульяница взяла ребенка и, успокоив его, рассказала родным о всех событиях происшедших с нею в прошлом году. Прокша, в свою очередь, поведал, что он с сыновьями недавно завершил постройку ветряной мельницы в одной из деревень на Вятке и сейчас после окончательного расчета возвращается домой. План - добраться до холодов. «Будем ждать новый заказ на постройку ветряка». «И ждать нечего, стройте у нас, нам нужна мельница, правда, Отец Арсений?» – зашумели новоселы. «Истинная правда, оставайтесь с нами, мельница нам позарез нужна. Избу вам поставим, да еще отдельно заплатим гривнами за постройку мельницы. Тут у вас дети и внучек Первуша. Даст Бог, будут еще внуки. Вместе жить надо», - промолвил монах. «Оставайтесь, батька, здесь вам хорошо будет, пока у нас поживете, места хватит», - поддержал Степан Пономарь. «Ну, что, старуха, остаемся? Дочь, внук да зять на дороге не валяются, как думаешь?» - весело спросил Прокша жену. «От такого предложения грех отказываться, ясное дело - остаемся, и думать тут нечего, поживем пока у детей», - ответила Видана. На том и порешили. Отец Арсений крепко пожал заскорузлую широкую ладонь Мастера.
Гурьбой отправились показывать поселок. На радостях помолились у часовни. Далее пошли смотреть хозяйство Степана и Ульяницы. «Как поселок то назвали?» - спросил по дороге Прокша. «Пьяным Бором называем, воздух здесь какой-то пьяный, особенно в лесу. Походишь немного – сразу ко сну клонит. Отец Арсений так и записал в свой книге – Пьяный Бор. Привыкли уже к этому названию», - пояснила Ульяница.
Вечером собрались на посиделки у костра. Видана и Прокша с удовольствием подпевали давно забытые славянские песнопения.
Мельницу строили всем народом, даже удмурты приходили помогать. Прокше оставалось только давать распоряжения. Попутно он учил своему мастерству своих сыновей и Степана Пономаря. Вскоре на окраине поселка на пригорке возник остов ветряка.

Кама постепенно наполнялась людьми. Гребные и парусные лодки проплывали мимо нового поселения, нередко останавливаясь возле него на ночлег. Красота местности привлекала путешественников. Кто-то оставался здесь навсегда. Пьяный Бор начал жить своей жизнью, положив начало собственной, скромной истории.



Выдержки из литературных данных:
Х-ХI вв. – возникновение г. Елабуги;
Город Хлынов (Вятка) основан новгородцами после 1181г.;
Заселение Вятки новгородцами началось в ХII в.;
Впервые восточные славяне появились на Каме в VI-VII вв.;
В 1324 году, покорив Устюг, новгородский князь Юрий вошел в Орду, спустившись вниз по Каме;
Село Пьяный Бор - одно из древнейших в Камском крае;
Известно, что в 1662 году, во время башкирских войн башкиры «воевали село Пьяный Бор и церковь Божию сожгли и утварь церковную и Евангелие и колокола и иную многую утварь».