Приговор Глава 3

Первый тревожный звонок зазвенел, когда умер муж. Вернулся из похода со своими товарищами – и слег с двусторонней пневмонией. Он всегда был очень смел в своих поступках и никогда ничего не боялся, - ни трудностей, ни людей, ни стихий, ни Бога. Бога для него, как и для нее долгое время, просто не существовало, он надеялся только на свои силы и резервы своего организма. И действительно, он никогда не болел ничем более серьезным, чем обыкновенное ОРЗ, один-два раза в год.

А тут воспаление легких… необъяснимо, невероятно, потому что походы были его страстью и увлечением со времен юности, и за это время он привык выживать в суровых условиях, спать в палатке или в мешке прямо на земле – и достаточно закалил свой организм.

Теперь она припоминала, что незадолго до последнего похода мужу попался в кладовке старый деревянный ящик из-под старой советской посылки. Заложником их кладовки он был уже много лет, с тех пор, как умерла ее мать. Она была человеком верующим, но так как не выставляла это напоказ, дочь узнала об этом только после ее смерти. Она не смогла вырваться на похороны матери - как раз была встреча какой-то важной делегации...

Отправила деньги соседке матери, чтобы та организовала похороны. А в ответ получила вот эту посылку с иконами и маленькую записочку, что часть икон мать, еще будучи живой, отдала в местный храм, остальное завещала единственной дочери.

В ту пору она была еще неверующим человеком и восприняла материнский подарок со смешанным чувством досады, непонимания и даже стыда, - и решила его никому не показывать, а особенно мужу. Он вряд ли понял бы такой жест, а уж о том, чтобы выставить иконы в советской квартире на всеобщее обозрение не могло быть и речи. Ведь в гостях у них так часто бывали сослуживцы и даже кое-кто из начальства...

Так, чтобы сохранить наследство матери, она, не став даже распаковывать посылку, запрятала ее в кладовку, подальше от глаз мужа, где та и пролежала еще лет десять, прежде чем все-таки была обнаружена. Объяснять мужу, что это единственное, что осталось у нее от матери, было бесполезно - он был заядлым атеистом и богоборцем. Не верил он во всю эту религиозную чепуху, даже несмотря на то, что все, во что он верил, рассыпалось в прах вместе с развалом Союза. Он рос в семье социалистического толка, поклонников коммунистических идей, и то воспитание, которое он получил, определило его мировоззрение на всю оставшуюся жизнь.
 
Удивительно даже, как она, прожив жизнь рядом с неверующим, любя его и разделяя многие его взгляды, смогла вдруг полностью поменяться и обратиться к Богу! За что ей, наконец, была дана такая благодать? Иной раз она думала, что если бы муж не ушел, она так и осталась бы вне церкви, вне веры, вне Бога, вне жизни... Но потом, пресекая в голове подобные мысли, думала о том, что в тот раз мужу как раз и был послан шанс спастись. Ведь спастись можно малым: одним жестом, одним словом, одной мыслью... Но он отказался от этого шанса, выбросив иконы ее матери. Он даже не посмотрел, что там, внутри, - ему достаточно было просто приоткрыть крышку ящика, как он разразился настоящим приступом гнева, так несвойственного ему, потому что по жизни он был достаточно хладнокровным человеком.

А ей не хватило мужества прекословить ему. Он вернулся домой, вымыл руки и, как ни в чём не бывало, продолжил сборы в поход. Но вот она внутренне никак не могла найти себе места, бродила по квартире, начиная какое-нибудь дело, но тут же охладевая и бросая его... Вроде бы, не было причины для тревог, она не думала о чём-то конкретном. И, наконец, поняла, что все это время именно выброшенная коробка с иконами не даёт ей покоя.
 
Она искала этому объяснение, но не находила. Она даже сама толком не знала, что за иконы хранились в этом ящике. Каких святых это были образы и почему они неожиданно так привлекли ее. Десять лет она не вспоминала о них, и ей было все равно, что они пылятся в кладовке и могут быть испорчены плесенью. Но именно сейчас, когда они, гонимые, покинули этот дом, он словно осиротел, лишился покоя и какого-то невидимого покровительства. К тому же, это было единственное, что осталось от матери у нее, неразумной и неблагодарной дочери, которая в свое время даже не удосужилась поехать в деревню и забрать материнские вещи.

Молнией в ее голове мелькнула мысль, в любых других обстоятельствах показавшаяся бы сумасшедшей, - ей, образованной, культурной женщине, всегда следившей за собой, дипломированному инженеру, копаться в помойке?! Но на какое-то мгновение все предрассудки стерлись из ее сознания и гордость замолчала. Врачи, чтобы вылечить человека, зачастую должны изучать его фекалии, так же и гордецу, чтобы вылечить свою душу, необходимо унизиться...
 
Сказав мужу, что пойдет к соседке, она бесшумно взяла с вешалки плащ и вышла за дверь. И тут ее словно подхватил вихрь! Она метнулась вниз по лестнице так, словно любое промедление стоило кому-то жизни! Бежала по ступенькам и думала, как еще она смогла вытерпеть так долго. Каково же было ее разочарование, досада, когда она увидела, что мусорный контейнер пуст...

Мусороуборочная машина прошла, такое впечатление, вне расписания. Глаза запылали, в горле засвербело от внезапно подступивших рыданий. Такой реакции она от себя никак не ожидала. Она чувствовала себя ребенком, которого вынудили проститься с чем-то очень дорогим его сердцу.
 
Она вернулась домой ни с чем, стараясь не думать о судьбе материнских икон. Но все же случившееся при всяком удобном случае напоминало о себе глухой, нелепой болью. Стоило ли как-то связывать поступок мужа с его внезапной болезнью, - она не знала. Но порой эти два события связывались в ее представлении сами собой, и волна протеста и негодования, страха и неприязни перед божеством, которого все называли милостивым и справедливым, поднималась в ее душе. Возможно, что и в храм в первый раз в жизни она попала именно потому, что чувствовала необходимость высказать какому-нибудь батюшке - служителю культа - все наболевшее. Ей хотелось задать много вопросов, по большей части риторических, тем, кто посвящает всю свою жизнь служению несправедливости!

Батюшка внимательно выслушал все ее нападки, даже не изменившись в лице, - в его влажных глазах по-прежнему блестела пламенная нежность. А, когда она закончила, сказал: "Стоит ли рассматривать наступление смерти человека в связи с каким-то его дурным поступком? Бог желает всем нам спастись, - и забирает нас в наилучший момент для спасения нашей души. Кто знает, может быть, ваш муж сделал бы что-то более серьезное впоследствии, - но Бог не попустил этого. И вообще, человек уходит именно тогда, когда его жизнь прожита. А прожить жизнь можно и к тридцати, и к двадцати, и даже к пяти годам. Человек уходит после того, как исполнит свое предназначение, запланированное Богом. Бог милостив: Он никому не дает прожить жизнь без смысла, какой бы дурной она ни была. Это мы зрением постороннего оцениваем ее как бесполезную, но на самом деле все не так".

Ей понадобилось достаточно много времени, чтобы принять эти слова. Она-то смотрела на смерть мужа эгоистично, что он оставил ее, еще молодую женщину, одну с работой, с хозяйством, с ребенком, который толком еще не был поставлен на ноги... А потом вдруг посмотрела на ситуацию так, как говорил ей батюшка. Она и при живом муже была достаточно независима; ее образование и опыт не дали бы ей пропасть; за совместную жизнь они нажили достаточно, чтобы она ни в чем не нуждалась, да и Алиса с ранних лет была удивительно самостоятельной девочкой.

Оглядываясь назад, она вдруг поняла и то, что ее муж действительно прожил свою жизнь, во всех смыслах этого слова. Хоть он никогда не верил в Бога, но он не был злым, старался помогать людям, всю жизнь честно работал, и даже развал Советского Союза, когда так много людей пустилось во все тяжкие, он сохранял человеческое лицо. При этом не разучился радоваться жизни и был неисправимым романтиком. Да, он был строгим отцом, но все это лишь из лучших побуждений и своего вечного стремления к идеалу. Вместе они вырастили дочь, дали ей, что могли... И вдруг это богохульство с иконами! Возможно, Бог действительно забрал его, чтобы он не повредил себе еще больше.