Пьяная мамзель

   Затренькал звонок.
   «Кого это ночью принесло?!» - подумал Стас и пошёл в коридор. В дверном глазке было что-то тёмное и бесформенное. Для порядка, поинтересовался - «кто там?». В ответ услышал вялый, но знакомый голос подружки.
   В открытую дверь нетвёрдой походкой, и цепляясь рукой за стену, ввалилась Светка, а вместе с ней амбре из духов, алкоголя и ещё чего-то трудноуловимого.
- Привет! Ты мне рад?! – промямлила она, с трудом ворочая языком.
- Я просто задыхаюсь от восторга!
- Ты не рад?! – она гордо вскинула голову, тем самым нарушила шаткое равновесие, и как следствие, покачнулась назад.
   Стас поддержал её, на всякий случай, чтобы не упала. Толкнул ногой дверь, чтобы она закрылась и, придерживая подругу за талию, повёл в комнату.
- Рад, рад, только не делай таких энергичных движений.
   Света плюхнулась на диван и, расслабившись, растеклась по нему, повторяя его изгибы.
- Ты откуда такая «хорошая»?
- У Маринки была. К ней сестра приехала, и мы отметили.
- Ни фига себе - отметили! Нахлесталась до поросячьего визга.
- Ну что ты ворчишь. Я тебя люблю!
- Я тебя тоже, обожаю. Но нельзя же так пить. Или надо оставаться там, где наклюкалась.      
   Удивительно, что ты вообще до меня добралась – последние слова он произнёс в полголоса, просто размышляя, но Света услышала и призналась:
- Не помню как шла… И увидела твою дверь.
- Обалдеть. Три квартала на автопилоте… Хорошо, что ничего не случилось. Хорошо, что посреди улицы встретилась моя дверь.
- Ну что ты смеёшься?! – Света попыталась показать обиду и надуть губки, но это, увы, не получилось, губки не надувались и не принимали нужную форму.
- Я не смеюсь, я переживаю за тебя.
 
   В тепле и покое мозг Светы тоже расслабился, и она впала в лёгкую прострацию. Она чувствовала себя в безопасности. И уже не было необходимости контролировать свои действия.
- Ты меня слышишь?
   Слышать то она слышала. Но понять… Понять, увы… Её мозг уже не воспринимал информацию извне. Он настолько увлёкся полётами ввысь и глубину, что напрочь забыл о своей обязанности управлять телом. А оно, брошенное на произвол, баловалось на полную катушку – принимало разнообразные и причудливые позы. Голова с трудом держалась вертикально: дёргалась из стороны в сторону и валилась вперёд. Все эти конвульсии напоминали движения робота, причём – плохо смазанного.
   Мимика лица, также, жила своей жизнью, гримасы радости и блаженства сменялись глуповатой улыбкой. Она смотрела на Стаса отсутствующим взглядом.
   Удивительно, но судя по всему, мозг периодически отвлекался от игры на нейронах и через кости черепа воспринимал хоть какую-то информацию извне.
   Посмотреть то она посмотрела, но не увидела. Трудно что-либо увидеть через упавшие вниз веки, ей сил хватало лишь на то, чтобы удерживать их на половину открытыми. Резкость при этом уже не наводилась. Значит, слышать она всё ещё может, а вот видеть, уже не в состоянии.
   Глядя на неё, Стас плакал смеясь. Света для чего-то перебралась с дивана на стул, и продолжала не дружить со своим телом. В особо сложных положениях, оно теряло равновесие, и как мешок с картошкой шмякалось со стула. Нечеловеческими усилиями, преодолев гравитационное поле мягкого ковра. Качаясь из стороны в сторону, поднималась на четыре опорные точки. Стоя на четвереньках, она была похожа на собачку. То ли чему-то радующуюся, то ли сильно больную, потому что её попка валилась, то в одну сторону, то в другую. Борьба с невероятно тяжёлой и неустойчивой «пятой точкой» вконец вымотала её. Блаженная улыбка сползла с лица куда-то в бок, и глупое выражение лица сменилось маской гнева. Но гнев был ещё тот… непослушные мышцы с кроились в злобно-смешную: брови на разном уровне и разной формы, губы сложенные в трубочку были похожи на куриную жопку. Она силилась что-то сказать ёмкое и гневное. Но, смогла только прошипеть что-то злобное. Но задница видать не на шутку испугалась и перестала вилять. Она поняла хозяйку – она говорила на её языке. В смысле на языке ей близком и понятном. Она и сама на нём иногда тихонечко бормотала. И вот это немного помятое тело, одежда и лицо после титанических усилий снова восседало на стуле. Видимо она собрала остатки разума в кучу и относительно быстренько покорила стул.
   Почему он, хам такой не помогал ей подняться? А задолбался её поднимать. Это бесполезное и неблагодарное занятие. Она недовольно ворчала и снова валилась. Стас неоднократно предлагал ей пересесть на диван, вполне безопасный, но она упёрлась как ослица, и не хотела расстаться с родным стулом. И вот она застыла на стуле в позе «Мыслителя» Родена – её правый локоть упирался в левую коленку, а сверху покоилась голова, полная глубоких мыслей.
   Стас повторил свой идиотский вопрос:
- Ты меня слышишь? Ложись спать!
   Она замотала головой как корова, отгоняющая надоедливых мух, и утробно изрекла: - Домой!
- Куда домой?! Тебя такую красивую, родители съедят без кетчупа.
   И тут яркая искра здравого смысла сверкнула в её мозге – точно, мать пошинкует, как капусту. А про отца и говорить даже не стоит. Он врач. Для него опьянение, это – отравление. Он будет лечить радикальными и не очень приятными процедурами.
- Только ты, не приставай сегодня ко мне, ладно…
- О-о, как… размечталась. К чему сейчас приставать?! Ты посмотри на себя – живой труп.
   Она хотела возразить, кокетливо играя бровями, что, мол, она ещё хоть куда, и прямо сейчас докажет... Но брови разбежались в разные стороны и изобразили совсем не то, что она хотела. Судя по всему, к ней пришло осознание того, что её мимика неправильно трактует её желания, и выдаёт неверную информацию. Устало махнула рукой, и тело с готовностью последовало по этой траектории, прямиком на пол.
   Стас сгрёб её с пола и положил на диван. Она не сопротивлялась, понимая, что это самый оптимальный вариант, поскольку сил у неё уже не осталось бороться со своим неадекватным телом.
   А от внезапного падения одурманенный мозг взбодрился и оценил ситуацию в нужном, правильном направлении, действительно, чего выламываться, как будто она в первый раз у него остаётся.
- Положи меня. Нет, я сама!
   Но это «я сама» будет до утра. Поэтому Стас быстренько вытащил её из штанов и блузки. И Света в последнем броске угасающего разума подзаползла под одеяло, и тут же отключилась.
   Включилась утром, в двенадцать, опухшая, с толпой ёжиков в голове, среди которых были два молотобойца, которые со всей дури лупили кувалдами по вискам. Запах, да и вкус во рту был такой, как-будто она языком вычистила общественный туалет. Увидев Стаса сидящего за компьютером, она с трудом ворочая пересохшим языком треснувшим голосом проскрипела:
- Воды! А-а, рассол есть?
- Привет, с большого бодуна! У вас - засуха? Вон, стакан стоит, лечись - и кивнул головой на полочку возле кровати.
   Рассол тугими глотками с трудом протискивался по её огнедышащим трубам. Это «с трудом» было отлично слышно, и казалось, что слышно даже шипение испаряющегося рассола в её раскалённом организме.
   И тут, она неожиданно для себя, громко и смачно выпустила воздух.
- Ой, прости! - и потупила глазки.
- Ничего страшного, это пар выходит. И хорошо, что спереди, а не сзади.
- Фу, ты. Какой пар, откуда?
- Так, у тебя, там, мартеновская печь. Но, я смотрю ты оживаешь - глаза заблестели. Ещё стаканчик?
   Она согласно кивнула.
   Через полчаса была, как огурчик, точнее, как помидорчик, согласно рассолу и опрометчиво заданному вопросу о состоянии в каком она была вчера.
   И она поклялась, по крайней себе, и по крайней мере на месяц, что так пить больше не будет...