Последняя радость

Их всегда было двое - Матеуш и Хельга, и жили они в городе с красными крышами, где ставни обвивает плющ, под окнами гнездятся ласточки, а в сердцах людей поют гордость и радость. Матеуш был вольный художник, русоволосый и сероглазый, с улыбкой такой щедрой, что, кому бы ни улыбнулся он на улице, прохожий отсыпал ему сдачи звонкими червонцами смеха и теплым рукопожатьем.
Под стать ему была Хельга - с черными косами и глазами зелеными, как самое море, в красной юбке, на поясе которой всегда висел мешочек с сушеной лавандой. Все в городе знали, что Хельга - ведьма, но не оттого, что читала она заговоры, или раскладывала карты, или ходила в полночь к подножию городского холма срезать травы серебряным ножом. Нет, оттого звали Хельгу ведьмой, что могла она сделать чудо из любой мелочи, какую ни дай. Из отреза старой ткани мастерила она вышитые занавески с бубенцами; из трех картофелин и пучка зелени - ужин, которого не едал сам король; из взгляда и молчания - любовь огромную, как небо над ее городом.
Утром распахивала Хельга ставни и, заплетая косы, песней рассказывала миру про своего Матеуша. А тот брал кисти и краски, натягивал на мольберт свежий холст - и без слов рассказывал миру про свою Хельгу.
Жили они счастливо - а долго ли? - о том спроси пекаря, или зеленщика, или сапожника, что ходил по их улице. Для людей - долго, а для влюбленного сердца - всегда меньше минуты.
Но у судьбы свои счеты, не сверяется она с часами на ратуше. Пришла по осени к Матеушу беда, да не беда, а сама Красная смерть. Не постучавшись, вошла ночью в спальню и поцеловала Матеуша прямо в губы.
Бледнее тени стал он с того дня, выцвели русые пряди, потускнели серые глаза, как зимнее небо. Появились метки Красной смерти на вышитых Хельгой платках, на простынях, где больше не согревали Матеуша объятия возлюбленной. Сон ушел от него, а сестра сна не торопилась забрать свой долг.
Всех докторов города обошла Хельга, и все отказались идти в дом, который отметила Красная смерть. Молитву и смирение предложил ей слуга бога, которого она не признавала, и в гневе ударила она того наотмашь.
- Не печалься, кохана, - тихо говорил ей Матеуш. - Сегодня такой свет, что, видно, в небесах празднуют рождение ангела. Сядь здесь у окна.
И снова брал он кисти и краски, снова натягивал чистый холст, а Хельга пела звонко и радостно, чтобы не печалился с ней любимый.
А когда однажды утром не смог он встать с постели и весь красным стал белый платок, пошла Хельга на берег моря. И там разбила она смерть Матеуша на тысячу тысяч смертей, и нашли они пристанище в сердцах всех людей, кто жил в городе. Никто из них не умер в тот день; лишь красные ленты их жизней стали короче на час. Но разве не отдали бы они его добровольно ради своего веселого художника?
С того мгновения пошел на поправку Матеуш, заблестели серые глаза, проник в легкие свежий воздух. На руках носит он Хельгу, целует ее в губы, сам расчесывает гребнем тяжелые косы. Отчего же она так печальна? Ни разу не улыбнулась возлюбленная, вернувшись с моря. Черная мысль грызет ее, и, куда ни взглянет, везде она находит ей подтверждение. Не просто час жизни забрала у людей Хельга, а их последнюю радость. Сладость последнего материнского объятия; горечь последней чашки кофе; прелесть последнего выращенного тюльпана. Утешение украла у людей Хельга - то, что помогает смириться с не вечной, но долгой разлукой.
Тяжко теперь Хельге смотреть на город. Не ладится шитье, не сплетается песня, рассыпается в пальцах пестрой пыльцой лаванда. Но что горше всего - не люб ей стал Матеуш. Выжгла вина любовь, и остался только холст с недописанным портретом...
Тогда снова пошла Хельга на берег и обратилась к сияющему богу, который был ей отцом, а не хозяином. Попросила она забрать отведенное ей время в уплату своего злодеяния. Но ответил бог, что вся ее жизнь меньше тех радостей, которые она украла для Матеуша. Если и может он что забрать у Хельги, так это радость, потому что она больше всей ее жизни.
Заплакала Хельга, но обратились слезы в камень и упали на землю. Большим стало сердце без радости, большим и пустым.
Не вернулась Хельга домой, потому что не хотела печалить Матеуша. Оторвала она от своей юбки полосу и смастерила из нее маску, чтобы скрыть шрамы, оставленные каменными слезами. Тенью пошла она из города в город, ища тепла и куска хлеба. Но, увидев ее, люди крестились - "Красная смерть!" - уводили детей в дом и крепко запирали двери. Напрасно стучалась Хельга - человеческий страх надежней любых замков.
С той поры прошел не один год - а может, столетие? У судьбы свои счеты, не сверяется она с часами на ратуше. Ходит по свету Хельга, метет землю красной юбкой, а где оторвется от нее лоскут - там вырастает пышный мак. Но не радует он зеленых глаз - да и что может порадовать саму Смерть, у которой отняли утешение забвением?