Детство
Как я научился читать
Было мне тогда 4,5 года. Зимой я попал в больницу, по-моему, с воспалением лёгких. До этого я был обычным мальчиком, а из больницы вышел не просто грамотным, а заядлым книгочеем, причем никто меня не учил.
Когда я пошел на поправку, мне кто-то принес большую книжку с цветными картинками. Соседи по палате мне часто её читали, и я выучил её наизусть. Это был рассказ про медведя, который нашел в лесу оставленную охотником трубку, кисет с табаком и огниво. Медведь научился курить и так пристрастился, что продолжал курить даже зимой, лёжа в берлоге. По этому дымку его вычислили охотники, и пришел Мише кирдык.
Такая вот назидательная притча о вреде курения. Мне она, правда, не помогла, курю я до сих пор, но грамоте обучила. Буквы там были большие и как-то сами собой стали складываться в слова, так что по выходе из больницы я уже довольно бегло шпарил всё что нужно и не нужно. Воспитательница в садике быстро смекнула, как извлечь из этого пользу, и когда ей надо было куда-нибудь слинять, давала мне книгу, усаживала перед группой, и я с выражением читал сказки, чувствуя себя важной и общественно-полезной персоной. Правда, нравилось это не всем, и некоторые завистники старались меня уязвить. Увы, нет добра без худа.
Но это уже другая история.
Как я столкнулся с женским коварством
(д/с з-да им. Петровского, Гурьев, 1956г.)
Когда наша группа была на прогулке, за оградой детского садика электрики починяли проводку на столбе. Воспитательница куда-то отошла, и я, как самый продвинутый, комментировал происходящее действо.
Что-то у них там не ладилось, и до нежных детских ушей время от времени доносилась весьма колоритная ненормативная лексика. Я повторял аудитории эти интересные словечки, разумеется, ни сном, ни духом не ведая их значения и не подозревая, что дискредитирую моральный облик будущего строителя коммунизма.
Однако, некая бдительная юная особа (видимо, более продвинутая, чем я), немедленно побежала и доложила, кому следует, о моём непотребном поведении.
Вернувшись с прогулки, я был допрошен в канцелярии (слово-то какое!) и честно сознался, что говорил то-то и то-то, за что и был подвергнут экзекуциям и репрессиям, так ничего и не понимая.
С ужасом ждал я возвращения домой, зная, что папаша во хмелю бывал горяч на руку. К счастью, отец (Царство ему Небесное) во всем разобрался (дома у нас никогда не матерились) и не стал меня наказывать.
А фамилия юной стукачки, как ни странно, была Морозова . Хотите верьте, хотите нет.
Как я первый раз влюбился
Шел мне в ту пору 10-й годик, а жил я у дедушки с бабушкой в Перловке под Москвой (вернее, над Москвой, как показано на карте).
Коммуналка, керосинки, чернильницы-«непроливашки». Через 3 месяца полетит Гагарин. Стою я как-то на лестнице, читаю Жюль Верна.
Тут надо пояснить, что книгами я увлекался, пожалуй, больше, чем следует, и бабушка, справедливо полагая, что растущему организму нужен свежий воздух, под разными благовидными предлогами выгоняла меня на улицу. Ну, а я, не будь дурак, прятал книгу за пазуху, и поскольку время зимнее, скрывался где-нибудь в подъезде и читал в своё удовольствие.
Ну вот, стою я таким манером, не шалю, никого не трогаю, и вдруг слышу сзади чьи-то шаги. Поворачиваюсь - стоит девочка из соседнего дома, назовем её, скажем, Лялька. Училась она во 2-м классе, этакая куколка с кудряшками и бантом. Впрочем, к прекрасному полу я тогда был совершенно равнодушен, и даже когда приходилось целоваться с той же Лялькой по ходу всяких детских забав, никаких особых эмоций не испытывал.
А тут она смотрит в упор своими синими глазищами и говорит каким-то странным голосом: «Саша, я тебя люблю!» Потом целует меня в губы, поворачивается и убегает.
Минуты две я стоял, как громом пораженный, потом медленно выпал в осадок. Теоретически-то в вопросах любви и секса я был подкован, знал, откуда дети берутся, но что делать в этом конкретном случае, даже такому могучему уму было непостижимо.
Я ведь был примерным октябрёнком, участвовал в самодеятельности, готовился в пионеры, и вот на тебе! Жюль Верн, школа, светлое коммунистическое будущее - все померкло, остались только бесовские Лялькины глаза.
Любовное томление продолжалось всю ночь, а утром я с трепетом поведал свою сердечную тайну Женьке из 4-го «Б». Он был мой сосед и, так сказать, гуру (или сенсей?). Рассказ мой изрядно его позабавил, но он не стал меня высмеивать, а посоветовал просто не обращать внимания. Оказывается, это девочки на спор так забавляются, и ему тоже приходилось выслушивать подобные объяснения.
У меня с души камень свалился, мир снова обрел устойчивость. Днем Лялька с подружками как бы невзначай дефилировала поблизости, наблюдая за моей реакцией. Но я их полностью игнорировал, и роман на этом закончился.
А всё-таки чего-то было жаль…
В том же 61-м году летом мы с папой и мамой пошли в Подмосковье по грибы. Вернее, сначала мы посетили музей-усадьбу Абрамцево, а после культурной программы решили пройти пешком до следующей станции электрички, поискать лесных даров. Музей мне не очень понравился, я тогда больше техникой увлекался, но в лесу было здорово, даже и без даров. Впрочем, и даров в те времена хватало, хотя я по малолетству больше напирал на малину и землянику.
В какой-то момент я забрёл немного в сторону и неожиданно вышел на поляну, где наткнулся на семью лосей. Их было четыре. Мамаша и два лосёнка мирно паслись прямо передо мной, а сохатый лежал в сторонке, в высокой траве и, казалось, спал.
Надо сказать, что диких зверей до этого я видел только в зоопарке, поэтому застыл, как завороженный, а потом, движимый лучшими чувствами, пошел к лосятам, решив угостить их малиной. Увы, я тогда не знал, что часто благие намерения неправильно истолковываются. Лось неожиданно встал и, утробно захрапев, попёр на меня, как немецкий танк, который я видел в фильме «Баллада о солдате».
«Мама!» - крикнул я шепотом, так как язык от ужаса отнялся, и задал стрекача. Ноги, к счастью, не отнялись. Быстрее лани мчался я по дебрям и буеракам, пока не выбился из сил и не убедился, что никто и не думал за мной гнаться.
Тут и обнаружилось, что я понятия не имею, куда я попал и что делать. Лес сразу стал каким-то чужим и неприветливым. Часа два я бродил то туда, то сюда, пока случайно не вышел на полу-заросшую не то дорогу, не то тропу. Уже начинало темнеть, я изрядно устал, проголодался и не знал, в какую сторону, собственно, идти.
Минут пять я стоял, как Буриданов осёл, а потом побрёл «куда глаза глядят». К счастью, выбор оказался правильным. Через полчаса я услышал гудок электрички и вскоре вышел к железной дороге, дошел до станции и вернулся домой, где получил полный набор и колотушек, и коврижек, но последних, конечно, больше.
Я до сих пор иногда думаю – что было бы, если бы я пошёл в другую сторону?
Про детские увлечения.
Я, по-моему, в 7-м классе переключился на марки (авиация и космос). А до этого
занимался рыбками. Прибыльное хобби было, кстати. Бойцовые петушки, например, шли в 60-е годы до 10 р. штучка. Так вот, этих петушков вместе с аквариумом я обменял с одноклассником на альбом довоенных советских марок. Они, если вы знаете, однотонные, невзрачные, поэтому мой приятель очень радовался такой удачной сделке. Однако радоваться пришлось недолго, т.к. прямо перед своим домом он споткнулся, и прекрасные рыбки еще долго барахтались в осколках стекла. Такая ирония судьбы.
Требовать марки назад он, конечно, не стал, но почему-то долго еще на меня дулся.
На этих марках, кстати, меня тоже здорово надули. Я отобрал те, что с самолетами и дирижаблями, а остальные, с танками и героями, хотел продать или обменять. Но кто-то сказал, что в Грозном настоящей цены не дадут, и посоветовал отвезти их в Москву. Были еще тогда порядочные коллекционеры! В Москве на Арбате меня сразу заприметил благообразный старичок и отвел в сторонку. Небрежно пролистав альбом, он сказал: - И что же ви за это старье хотите, молодой человек?
Я сказал: - Не знаю, хочу вот походить, прицениться.
Старичок замахал руками: - И даже не утруждайтесь, больше двухсот вам никто никогда не даст!
Я рассчитывал получить не больше пятидесяти, поэтому как-то растерялся.
Видя мое замешательство, он сказал: - Что, мало? А еще пионер! Ладно, грабьте меня! Вот еще пятьдесят, и больше даже не просите!
И, вручив мне 250 р., он скрылся в арбатских переулках. Я, не веря своему счастью, помчался домой. Дедушка с бабушкой, у которых я жил, тоже очень обрадовались. Дед, железнодорожник, получал 80 р. У бабушки пенсия была 12.50.
Но думаю, это была, в лучшем случае, треть настоящей цены...
Лето 1962-го выдалось богатым на приключения. В первый же день каникул меня
угораздило сломать правую руку. Мы играли в купалке на Урале «в ковбойцев и индейцев». Спускаясь на лассо (из бельевой веревки) с вышки, я загремел вниз головой метров с трех. Приземлился как раз на руку, кисть вывернуло под углом 90*. Компания моя предпочла поспешно удалиться, и я один побрел в больницу. Было не очень больно, но противно. Помню, больше всего боялся, что мама узнает и больше не пустит на речку.
Ну, доехал на автобусе до поликлиники. Никто из гурьевской публики не удивился, что мальчик гуляет с вывихнутой рукой. Только когда уже сидел в очереди(!) к хирургу, какая- то сестричка спросила:
- Мальчик, ты что такой бледный?
Меня уже изрядно мутило, рука начала отекать, но я бодренько сказал: - Да вот, рука что-то… (Я думал, что ее сейчас быстро вправят, и я спокойно пойду домой).
Тут, конечно, поднялась суматоха, рентген, гипс и все такое. Да, хороший был маме подарочек!
Из-за этого я не смог поехать в пионерлагерь с моим лучшим другом Сашкой Матвеевым. Когда через пару недель гипс сняли, мама отправила меня в Москву, в Перловку. Там я и узнал, что Сашку в пионерлагере убили. Утопила местная шпана, из-за ф/аппарата «Смена», который ему подарили на день рожденья. Дело даже не завели, сказали, что он самовольно в тихий час пошел на речку и утонул. Это была моя первая большая потеря.
Ну, когда в августе я вернулся в Гурьев, мы с мамой и полетели в Алма-Ату, к маминой институтской подруге. Летели долго, до Ташкента шесть часов на Ли-2. Болтало сильно, меня не раз тошнило. В Ташкенте пересадка на Ил-14. Ждали его долго, часа два, прямо на поле, на жаре, под крылом самолета. Потом еще три часа до Алма-Аты. Зато когда вышли, то попали в другой мир. Казалось, что прямо над аэродромом нависает живописный горный хребет. На самом деле до него было километров 30 (Заилийский Алатау). Я тогда впервые увидел снежные горы, и впечатление для пацана было не слабое. Воздух был чистый, прохладный, не то что в Гурьеве. Прямо на улице росли яблони, а вдоль дорог журчали арыки с чистой водой. В общем, мне там понравилось. Но видно, если лето началось с невезения, то им оно и закончится.
В последний день перед отъездом нас пригласили на пикничок на высокогорное озеро Иссык, в 40 км от Алма-Аты. Мама, конечно, с радостью согласилась. Мы пришли к месту сбора, там говорят, что автобус будет через час. Я решил пока погулять в большом яблоневом саду, который был прямо за дорогой. И там немножко заблудился, завороженный красивой природой. Впрочем, вскоре сориентировался, и минут через сорок от силы вернулся на остановку. Но там была одна мама. Оказывается, машина прибыла почти сразу, как я ушел. Меня подождали минут 20-30, и спокойно уехали без нас. Мама утешала меня, сказав, что мы еще сюда вернемся. Папе предлагали работу в тамошней Геофизике. Но в 63-м, как известно, мы поехали не в Алма-Ату, а в Славянск, кажется, и потом в Грозный. А на озеро Иссык в том же году сошел мощный сель, унесший более тысячи жизней. В том числе два пионерских лагеря. В газетах об этом не писали. По-моему, оно не восстановилось и по сей день.
Свидетельство о публикации №213040601347