Архангельские метаморфозы II часть

ВОРОШИЛОВСКИЕ  КОНИ


  Серёга-Киён конюхом был колхозным приставлен. Конюшня на отшибе стояла, в зарос-
лях кустов. И пахло там по-особому, и атмосфера была тоже особой. Уютной. И кони,
животные совершенные, ходили в загородке и просто маялись, тычась мордами. Груст-
ное зрелище было, однако. Пацаны, втихаря от Сергея, ночью коней на вольное пастби-
ще выпускали, тем самым выгоду приобретая, седлали. Гулкое фырчание лошадей пе-
ретекало в волшебно-волнующее приключение. Звёзды падали в разгорячённые бока
ездоков и наездниц, дух занимало. Плыли они над землёй по небу, и казалось им, что до-
гоняют они времена военные. А деревья, что надвигаются – вовсе и не деревья, а танки
фашисткие. Мальчишки эскадроном врезались в гущу, и ну лупить, махать палками. Зай-
мётся заря только, опомнятся, давай свободных коней в кучу собирать, да прячась, напо-
добие партизан, к конюшне пробираться. Но не повезло как-то. Конюх с плёткой поджи-
дал их у загона. Показались безобразники, а он, - ну их охаживать,
ну крепким словом припечатывать, совсем в раж вошёл. Отпорол тех, кто под горячу
руку попал. А на утро по
домам пошёл, к родителям на донос. Дома новая порка ожидалась. Для острастки. Не за-
хотел переносить предстоящего унижения Витька, обидно стало за геройскую непонято-
сть. И за командарма Ворошилова, что с небес ими руководил в битве с немцем. Подался
в Домнино, в кустах шалаш строить, и там жить до зимы, сколько сил хватит. Ягоды и
грибы в лесу есть, турнепс – на колхозном поле. Партизанить, так партизанить. Прознал
об этом Сергей, понял, что переборщил. Пошёл ВитькА разыскивать, кусты руками, как
пулемётной очередью, прочёсывать. Нашёл. И говорит: « Ладно, не серчай, но и меня по-
нять должен. Отвечаю я за коней. А случись что, кто отвечать будет, ты?». Взял парниш-
ку за руку и повёл в свои конюшенно-заповедные владения. Подвёл кобылу за поводья к
Витьке: «Катайся. Но только с моего позволенья». Залучились глаза парня, с тех пор они
 дружбанами стали, у Сергея только дочки были, сына ему как раз и не хватало,  стал ему
заместо сына.

               
               
КУЗНЕЦ


  Жил на деревне Кирилка-кузнец, была у него дочка Нина, хорошенькая, с тонкой душой,
  любил её Кирилл, жалел по-отцовски и всё про металл рассказывал, да поделки-завитушки
 с кузни приносил и тем дочку свою затеями удивлял. Приходит она как-то к нему на работу
 и видит на наковальне железо в руках отца оранжево-золотое, сверкающее искрами сыпучими,
а в самом железе том, раскалённом, -  сполохи играют, к себе взор притягивают.
Смотрит Нина, течёт железо из края в край как часы песочные, границы имеет и за грани-
цы эти не заходит. Задумалась и спрашиват:
 - Почему железо-то разгорается?
 - А про Жар-птицу слыхала?
 - Ну, да
 - Так это ж душа живая. В металл укутана.
 - Скажешь тоже, - протянула Нина.
 - Всё живое огненное начало в себе таит. И как железо-то раскалится, птица проснётся и
мастеру в его задумке нить-подсказку явит. Вот он с ней и дело вершит.
 - Разве железо живое?
 - А как же. Даже туфля на ноге и та характер имет, а железо – высока стать.
Идут они домой, Кирилл оступился и в луже гачи замочил, пришлось к реке спускаться и
штанины отмывать. Отмыл. Сели на пригорок. Тихо, и только баржа по фарватеру леси-
ну тянет. Старая, усталая. И пришли тут кузнецу на память два странных видения, кото-
рые никак забыть не может и объяснить тоже. Было это в его незапамятные молодые годы.
По Двине шёл пароход «Степан Разин», ночь на излёте. А он на своей лодке на рёлку* 
собрался, светало. И вдруг окаменел: на тот берег из воды женщина высокая в чёрном вы-
ходит, волосы до пят, идёт и всё кланяется. Тут пароход из видимости скрыл её, колёсами
прочухав. Так и не увидал боле. Забоялся переправляться туда, нет там жилищ и неоткуль
взяться этой высокой. И только солнце взошло, тогда переправился. За рёлкой острова  -
до самых Холмогор рассыпаны. Объезжал их бесцельно. Видит, от озера, одного из них,
к нему направляются Иван да Марья, с соседней деревни. Пошёл им навстречу, вгляды-
вается, а не и Иван и не Марья; похолодел, вспомнив, что они на погосте давно. А фигуры
в это время как-бы искажаться стали, в озеро бросились, только взграяли.** И тут
 Кириллка впервые на себя крест наложил. И ведь больше никаким калачом его рёлка та не заманит.
Да, и кому рассказать, - только у виска покрутят, не поверят.   

    
.............................               
Рёлка* – песчаная коса
Взграяли** – насмешливый шумный энергичный смех

               

 СОН



    Был у Палаги козёл болючий, никак поправится не мог. Взял да издох  в одночасье.
Делать неча. Куда мясо девать? Думала Палага,  думала и придумала: в ход решила
пустить, сердобольных соседей порадовать. Продала. Сидит, ждёт, что случится?
Извелась вся. Так издёргалась, что видит сон с четверга на пятницу. Идёт от двора
козёл ейный недавно околемший, рожища выставил, вид угрожающий соделал и ну Палагу
има по траве валять, да на своём языке лопотать-блеять. Долго катал, все бока избил,
а отстать не хочет, будто и неутомим вовсе. Проснулась в страхе, а бока и вправду
болят. Пошла в медпункт, показалась фершалице, о сне поведала, а та и речёт: мол,
набрал её астральный баран силу и отдубасил за что-то. Молчит Палея – за что,
губы поджала, домой скорёхонько  засобиралась, прощаться стала, мазь выписанну взяла
и задом наперёд отчалила. С тех пор коз не заводит. Только овец. Те смирёхоньки.