Неужели это любовь? Часть 1

1.
Сквозь сон Тоня слышала, как над ухом звонко и назойливо жужжала муха… Нет, мухи… Тоня замахала руками, пытаясь отогнать противных насекомых, закрутила головой, и вдруг в нос ударила такая вонь, что она, наконец, открыла глаза…
Картина открылась ей неприглядная: над ней вилась туча огромных зеленых мух, прямо под ее ладонью копошились тараканы, а совсем недалеко от нее по-хозяйски медленно, вразвалочку, пересекала кучку мусора здоровущая крыса.
Тоня завыла сквозь зубы и вскочила на ноги. Прямо перед ней простирались горы мусора, ноги тотчас провалились по щиколотку, и она поняла, что проснулась на окраине городской свалки.  Она вдруг отчетливо вспомнила, как вместе с ее новым «другом» (кажется, его звали Вагиз… А, может, и не Вагиз… Да теперь уже не важно…) и его развеселой компанией они вывалились из ресторана и поехали к кому-то из них на дачу. Вспомнилась еще возня в машине, когда Вагиз (который, может, и не Вагиз) пытался добиться ее благосклонности на огромном заднем сидении иномарки, а она, в общем-то, и не возражала… Далее в памяти был огромный темный провал, без света и без звука, и вот – утро на свалке. «Картина Репина «Приплыли», - подумала Тоня, и стала озираться по сторонам, пытаясь понять, что делать дальше. Ее сумки, разумеется, рядом с ней не было, а значит, не было денег и ключей от квартиры Пропали все ее драгоценности – перстни, кольца, серьги, цепочки… «Господи…», - в ужасе прошептала она, колени ее мелко задрожали, а голова закружилась. Она не переживала из-за ключей – адреса ее Вагиз не знал, фамилии – тоже, а запасные ключи она всегда хранила у дочери, Ксюшки. Ей не жалко было золота и драгоценностей, но среди них были серьги и кольцо, которые ей подарил Павел, ее последний муж.
Они поженились полтора года назад.  В годовщину свадьбы он сделал ей подарок и просил всегда надевать эти украшения, когда бывал дома. Павел работал в Сибири, на нефтяной скважине, две недели дома, две -  на заработке. Денег в семью приносил много, отчета от Тони не требовал, но любил, чтобы в доме был порядок, вкусная еда и нарядная и ласковая жена, Тонюшка, как он ее называл. Через неделю он должен вернуться, и у Тони есть ровно семь дней, чтобы купить или заказать у ювелира точно такие же украшения. Версии «потеряла» он не поверит, «ограбили» - начнет выяснять, кто, где, когда, поднимет все свои связи, и не дай Бог, выяснит, как она проводит две недели без него… Конечно, Тоня всегда была очень осторожна: она никогда не брала с собой документов, никогда и никому не называла свою фамилию, никогда и никого не водила к себе домой. Это было незыблемое правило, которое она применяла давно, еще со времен своего первого замужества (Бог мой, как давно это было…). Но если Павел начнет рыть, то его не остановишь, а на грех, как говорится, и грабли стреляют, и тогда это будет полный крах… Он ее не простит, это точно, и она опять потеряет все свое благополучие и стабильный источник доходов. Нет, Павла ей тоже было бы отчасти жаль, он ее любит, она тоже к нему привязалась за полтора года… Но он не был бы ее главной потерей. Антонина давно уже никого не любила.
Из состояния нервной дрожи ее вывел шум мотора подъезжающей к свалке мусорки, и Тоня рванула к ней из последних сил. Мужик за рулем оказался сговорчивым, сочувственно выслушал рассказ красивой (даже на свалке), хотя и не молодой, женщины и согласился подвести ее до дома. Конечно же, Тоня назвала ему не свой адрес, а своей задушевной подруги юности, Валюшки. Та не работала, жила одна, иногда давала частные уроки английского, тем и довольствовалась. В Тониных загулах участия не принимала, но подруге всегда была рада. Она одна называла ее Тасей, с удовольствием слушала рассказы о ее похождениях, ее мужиках, поражалась ее бесшабашности. Охотно принимала Тонино угощение и денежную помощь, предоставляла ей, в случае необходимости, временный приют или квартиру для свидания, и никогда, никому и ни за что не выдала бы секреты своей подруги. «Только бы она была дома»,- думала Тоня.
Ей повезло. Валюшка как раз собиралась идти в магазин, и они столкнулись буквально у ее квартиры. Подруга впустила Тоню, закрыла дверь, поморщилась и сказала:
- Фу, Тася, что за вонь! Это даже хуже, чем вонь от моего старого дивана, который ты описала в прошлом году, напившись до изнеможения.
- Ой, Валюшка, нашла, что вспомнить! Я же купила тебе новый диван!
- Ну, допустим, не мне, а себе, ты же на нем спишь, когда деваться тебе некуда, - проворчала подруга, - что теперь стряслось? Ты на бомжей, что ли перешла?
- Нет. Вчера с одним там познакомилась, Вагиз, кажется… Ну, сначала в ресторан, там копания какая-то, вроде друзья его, потом поехали на дачу… не помню к кому… В общем, проснулась я на городской свалке, представляешь?
- Нет. Не представляю. Я там никогда не была, - ответила Валюшка.
- Прикинь, ни золота, ни сумки, ни ключей, ни денег… Слава Богу, мусорная машина на свалку приехала, вот я на ней к тебе и добралась.
Тоня прошла в комнату, намереваясь плюхнуться на диван и поведать подруге о своих приключениях.
 - Ой, только не на диван, - завопила Валюшка, -  вон, на табуретку, ее хоть помыть потом можно. Ты бы шмотки уже в машинку кинула и сама в душ, а то вся квартира свалкой провоняет, а потом расскажешь. Я пока чайник вскипячу.
Верная подруга знала жизнь Таси от и до, потому ее трудно было чем-либо удивить, но чтобы проснуться на городской свалке…. Она в недоумении пожала плечами, покачала головой и пошла на кухню, готовить подруге завтрак. А из ванной, сквозь шум воды, доносился хрипловатый Тасин голос: «Ах, какая женщина, какая женщина…. Мне б таку-у-у-ю…»
- Она еще и поет! – пробормотала Валюшка, - не-е-ет, горбатого – могила исправит, верно говорят.
Тася вышла из ванной через час, вся благоухающая, в Валюшкином махровом халате и с полотенцем на голове. Увидела приготовленный ей завтрак, радостно потерла руки:
- Ну, ты просто молодец! Я так есть хочу, как будто год не ела.
- Ешь уже да рассказывай, чего еще накуролесила, - сказала подруга, устраиваясь поудобнее в кресле, напротив.
- Да, знаешь, рассказывать особо и нечего. Напоили, трахнули, ограбили и выкинули на свалку. Правда, крысы там огромные, с собаку, могли бы сожрать, наверное… А может, и не могли… А еще там тараканов полно, мух зеленых…, - рассказывала Тоня, поедая при этом бутерброды и запивая их кофе,- но все это – фигня, подруга, жива осталась –  и  ладно. Беда знаешь в чем? На мне гарнитур тот был, который Пашка на годовщину свадьбы мне подарил, ну, помнишь, серьги и колечко с изумрудом, а вокруг мелкие брюлики?
- Помню, конечно, изумруд там сверкал, как твои глаза, когда мужика снимаешь, - усмехнулась Валюшка.
- Так вот его тоже нет. Сняли все, сволочи. А через неделю Пашка приедет. Купить такой же – вряд ли я найду у нас в магазинах, он же его из Сибири привез. У своего ювелира мне рисоваться резона нет – он же серьги и кольцо на мне видел, сразу догадается, что за беда. Поищи среди своих знакомых – может, посоветуют кого, кто сделает быстро и вопросов задавать не будет?
- Да-а-а, вот это ты попала, Таська, - сочувственно прошептала Валюшка, - я, конечно, поспрашиваю, но уж больно времени мало у нас.
«У нас» Тася приняла как должное, подруга всегда принимала ее беду, как свою личную. Может, потому, что личных бед у самой Валюшки как-то не случилось.
- Так ты прямо сейчас и начинай обзванивать всех, кто хоть как-то может пригодиться, - сказала она, - или нет, сначала Ксюшке позвони, пусть ключи мне привезет от квартиры.
- Тась, сама позвонить не хочешь? Она все-таки твоя дочь.
- Да ладно тебе! Если я позвоню, она начнет зудеть по телефону, где, да что, да куда ключи дела. А тебя она послушается, она тебя любит. А про меня скажешь, что я ванной, подойти к телефону не могу.
Ксении, Тониной дочери, было двадцать пять лет, она уже пять лет была замужем, мужа своего любила, была примерной женой и хозяйкой, при этом была неплохим экономистом, и на работе ее ценили не потому, что она была женой директора завода, а именно за ее деловые качества. Мужа звали Дмитрий, он был старше Ксении на десять лет, работал, как уже упоминалось, директором крупного завода и считался в области перспективной номенклатурной единицей. Детей у них пока не было, но они «над этим работают», как говорили они сами всем интересующимся, в том числе и потенциальной бабушке, Антонине. Ксения образ жизни матери не одобряла и не принимала, но мать есть мать, а родителей, как известно, не выбирают. Подругу матери, которую она называла тетя Валя, она, действительно любила. Она знала ее давно, с самого своего детства. Случалось, тетя Валя забирала ее из садика, а потом и из школы, ходила на родительские собрания, когда матери было некогда, а иногда и жила у нее недельку-другую, когда мать куда-нибудь уезжала. Родители разошлись, когда ей было пять лет. Сестер и братьев у нее не было, ни родных, ни каких других. С отцом они сначала встречались, правда, редко, а потом он совсем перестал приходить, говорят, спился совсем.  Бабушки обе умерли.  Она считала тетю Валю своей родной и единственной тетей. Так что, когда та ей позвонила, Ксения без лишних вопросов взяла ключи и поехала к ней.
Едва переступив порог Валюшкиной квартиры, Ксения сморщила носик:
- Чем так ужасно пахнет у тебя, тетя Валя?
- Что? Все еще пахнет? – сделала удивленный вид тетя, - я думала, что все уж выветрилось. Я на днях полотенце кухонное замочила в тазике да и забыла про него, а оно возьми да  и затухни. Вот теперь отстирываю в машинке. Ты проходи, Ксюшенька, проходи.
Ксения прошла в комнату, увидела мать, сидящую на диване, и присела рядом.
- Привет, дочь. Все хорошеешь, - улыбнулась Тоня.
- Здравствуй, мама, - ответила Ксения, целуя ее в щеку, - ты тоже неплохо выглядишь… для своих лет…  Только веки что-то отекшие, не скажешь, почему? – усмехнулась дочь.
- Да вот поплакала немного…
- Ты плакала? Из-за чего?
- Шла я к Валюшке вчера вечером, Павел же на вахте, ну, ты знаешь… Пацаны какие-то, сволочуги, сумку из рук выдернули и смылись, а там ключи, деньги… Денег, правда, немного было… Вот так, Ксюша… Ты ключи привезла? Надо еще пару комплектов заказать, одни тебе отдам, а другие пусть у Валюшки лежат, на всякий случай…
- Я давно уже выросла, мама, а ты все сказки мне рассказываешь… Ну, ладно… Это твоя жизнь. Не мне тебя судить. Вот твои ключи и… будь осторожна, хорошо? – она поцеловала мать в лоб, как ребенка, - мне пора идти.
- Ксюшенька, посиди еще, куда ты торопишься, сегодня же суббота, муж твой до вечера занят, посиди, а? – просила тетя Валя.
- Не могу, тетя Валя, мы сегодня с Димой вечером в театр идем, надо еще себя в порядок привести,- улыбнулась Ксения,- так что в другой раз.
Ксюша была очень похожа на мать: натуральная блондинка с большими зелеными глазами, высокая и стройная. При этом умна, образована и воспитана. Но что-то в ней было такое… или, наоборот, в ней не было чего-то такого, что было в ее матери… Не было того, выходящего за грани приличия, кокетства во взгляде, на который все мужчины, от юношей и до дедушек, попадались, как мухи на липучку. Не было вызывающе сексуальной походки, не было того манящего призыва в выражении лица, в усмешке, в жестах, который намекает на вседозволенность и обещает блаженство. Ксения была неприступно красива. Она была красива, как нарисованный с ее матери портрет. Красота же Антонины казалась настолько живой и доступной, что любой мужчина, увидав ее, непременно считал, что именно он и есть герой ее романа. «Вот ведь какая разница, - думала Валюшка, целуя Ксению на прощание и закрывая за ней дверь, - казалось бы, откуда эта разница между ними? Наверное, это из разряда тех редкостей, когда в семье алкоголиков вырастает здоровый и умный ребенок, на дух не выносящий спиртного,-» улыбаясь, сделала она вывод, возвращаясь в комнату.
Тася курила на балконе. Валюшка взяла свою записную книжку и стала искать среди своих знакомых тех, кто был бы полезен им с Тасей в их беде.

Продолжение следует.