10. Контролерский дебют

     Свою первую зиму в качестве дипломированного бухгалтера-экономиста Степнов встретил чисто в целинном совхозе, который ему «выпал» по разнарядке облсельхозуправления. Расположенное в двадцати километрах от железнодорожной станции и в ста – от его родительского дома, это село и впрямь отвечало своему названию - в честь вбивших здесь «первый колышек»  гвардейцев подмосковной танковой дивизии. Продолговатыми на четыре-восемь семей домами оно походило на казарменный городок, разбитыми  вулканообразными колдобинами улицами – на фронтовые дороги, а раскатывающими по селу цистернами с привозной питьевой водой – на передвижные солдатские кухни.
     Совхозную контору, и ту расположили здесь с учетом некоторых правил безопасности войскового штаба.  Со всех сторон, кроме парадной, к ней можно было подойти и подъехать только вдоль опоясывающей огромный машдвор, словно танкодром,  кирпично-каменной стены. Её более чем трехметровая высота казалась настолько внушительной, что даже появившийся в качестве утреннего попутчика Аркадия рослый и крепко сложенный главбух Залесский  выглядел сейчас на этом фоне простым оловянным солдатиком. Не помог ему стать еще выше и первый слой  похрустывающего под ногами легким морозцем  голубовато-белого снега.



     - Вот ты-то, сынок, мне сегодня и будешь нужен, - едва кивнув на учтивое приветствие Степнова, сказал, не глядя на него, главбух.
     - А когда, Геннадий Федорович? – настороженно спросил начинающий нормировщик машинно-тракторной мастерской. Но получить ответа не успел. Из-за бетонного угла, к которому они подошли, навстречу  им неожиданно появился сам директор Узбаханов, поволжский представитель уже второго после первоцелинников кадрового поколения.
     - Добрый вечер, Николай Шарипович! – почти торжественно вымолвил главбух, вежливо склоняя седеющую из-под солдатской шапки голову.
     - Добрый-добрый, - буркнул на ходу директор в белых утепленных сапогах-«бурках» и, сделав несколько шагов,  резко остановился. Поправил черную каракулевую папаху и с удивлением спросил: - Как это, Геннадий Федорович,  «вечер»? Вы же только на работу идете, солнце еще толком не проснулось.
     - А я как вас, директоров, увижу, так в глазах всегда темно становится, - для пущей убедительности потирая левой рукой глаза, толи в шутку, а толи серьезно ответил почти нараспев главбух.


     - Это у вас от ревизоров должно вечереть, - с такой же двусмысленностью парировал директор и, самодовольно хихикнув, быстро зашагал по снежно-утреннему насту.
     - Да-а-а, - многозначительно пробормотал уже себе под нос главбух, - молодые коты сначала шкодят, а потом на мышах отыгрываются…  Так что ты там у меня спросил, сынок? – повернув голову к попутчику и, словно вернувшись в себя, с оживлением вымолвил он.
     - А-а-а, - еще больше насторожился  Аркадий и подумал: «Помнит начатый разговор, значит, к шкодливым котам и меня относит», а вслух уточнил: - Так вы только не сказали, когда мне подойти.
     - Ах, да! – улыбнулся он. – Давай-ка сразу после обеда и заходь, когда уже народ зарплату получит да через коридор ко мне пробиться можно будет…
     Все эти часы излишне впечатлительный Степнов, хотя и по-прежнему работал как хорошо здесь отремонтированный двигатель, но постоянно меж тем думал-гадал: что же такое он сделал, где «нашкодил»? Закрыл последние недельные наряды-задания слесарей, подписал их у заведующего мастерской. И думал. Нашел расценки на новый вид токарной работы. Опять думал. Закончил подготовку дефектной ведомости на поступившие в ремонт тракторы. И снова думал-гадал. Даже не пошел на обед в машдворовский буфет, потому что опять-таки с тревогой ждал и думал.


     Зашел же к главбуху внешне спокойным и бодрым, по-прежнему сохраняя свою детскую натренированность жизни на чужбине. Присел к углу его массивного с зеленой драпировкой стола, на котором лежали большие деревянные счеты, и даже попытался проявить инициативу первого вопроса:
     - Что-то по работе не так, Геннадий Федорович?
     - Конечно, по работе, - глядя в упор на потирающего пальцами свою  лобовую  родинку парня, как-то многозначительно ответил он. – По рабо-о-оте…
     Главбух, как в прошлом самодеятельный художник Подмосковья, обвел проницательно-изучающим взглядом сидящую перед ним молодую творческую натуру начинающего  финансиста-стихоплета, и опять сделал паузу.  «Точно, здесь что-то неладное», - стрелой пронзило сосредоточенный мозг нормировщика. А тот, чтобы нарушить  сковавшую его кабинет тишину, с силой щелкнул целым рядком счетных косточек от одного борта к другому и уже без тени задумчивости сказал:
     - Работаешь ты хорошо, ни одного замечания к тебе за полгода не было. И сегодня вот, в день зарплаты, опять никто из ремонтников с жалобой на твои расчеты не обращался. Поэтому есть, Аркадий, такое мнение. Уходит в декрет бухгалтер материального стола, и ее обязанности возлагаются на тебя. А нормировщиком посадим Свету, нашего диспетчера из автогаража… Ну, как?         
     - А я разве смогу? – от неожиданности ссутулился  побледневший Степнов. – У меня же опыта почти никакого…
     - Ничего, с такого же «почти» и я начинал. Поможем на первых порах, а внимательности и ответственности у тебя самого хватает аж до головы. И совести, кажется, тоже.


     Главбух резко встал из-за стола и подошел к соскочившему со стула Аркадию. Положил на его еще костлявые, но уже подкачанные юностью плечи свои увесистые мужские руки, заглянул в горящие под русыми кудрями голубые глаза и тихим голосом добавил:
     - Совести человеческой, сыновней… Я же знаю, что ты половину своей и так маленькой зарплатки регулярно  отправляешь родителям. А на что жить самому?  Да и подходит пора зазнобу себе заводить, вон какой парняга ладный уже нарисовался…
     - Отку…откуда же вы знаете? – загорелся румянцем смятения Аркадий. Его опять забегавшие от волнения  глаза, словно рассыпающиеся от электросварки искорки, мучительно искали какие-то еще слова, но по-отечески настроенный главбух остановил это юношеское намерение. 
     - Больше ничего не говори! Завтра же приходи и принимай дела, – уже не тихим, а почти приказным голосом  заключил он. Потом, на секунду задумавшись, уже доверительным тоном добавил: – А через неделю, учитывая твои человеческие качества, буду рекомендовать тебя на очередном заседании парткома в состав совхозной группы партгосконтроля. Там порядочных и принципиальных  - тем более не хватает…


     Очередное заседание этой имеющей большие властные полномочия группы, в состав которой Степнова ввели в качестве наблюдающего за порядком почему-то на молочно-товарной ферме, состоялось через три месяца. Среди других пяти вопросов на рассмотрение вынесли и результаты проверки жалобы недавно приехавшего на работу из Ингушетии тракториста. Ему, как выяснилось, недодали за месяц нахождения в реммастерской  почти ползарплаты. Начислили вместо среднемесячного жалования механизатора, который занимается капремонтом своего трактора, простую ставку низкоразрядного слесаря. И вдобавок списали в металлолом оба гусеничных полотна, которые он вовсе не менял, а только  слегка «подштопал» и крепче перезатянул.   
     - Конечно, я ны доглядел… Но выновата только одна Светка!  Потому шо только она занымается у нас выпыской нарядов и дэфэктных видомостей, – закончил свое короткое объяснение заведующий МТМ Лукашко.
     - Виновата, но я же приказа насчет этого механизатора и в глаза не видела, все они лежат у вас, Петр Семенович! – удивилась  позицией своего начальника нормировщица. – А вот по поводу гусениц я выполнила лично ваше указание – «спысать в мыталлолом, а то план по его сдаче недовыполняется».
     - А цэ забота твоя, красавица наша, - спокойно, сохраняя прежнюю тональность голоса, настаивал начальник. – Не знаешь нормативной документации, значыть слабой ты подготовки, Свытлана. А насчет цией тонны железяки вообще тут сказку рассказываешь. Я сказал тебе впысать-впысать в объем работы, а не спысать совсем. Вот и выплачывай  теперь из свого модненького карманьчика.


     Но в отличие от новой нормировщицы Аркадий уже знал, что за невозмутимым спокойствием этого мешковатого, точно набитого свежей соломой, долговязого ветерана совхоза кроется обычное равнодушие. Он его продемонстрировал полгода назад даже при пожаре собственного дома. Когда  теряющий от полученного шока сознание сын прибежал за отцом, тот повел себя точно непосредственный поджигатель объятого пламенем жилища. Медленно вышел из цеха, поправил соломенную шляпу на лысой голове, чтобы не получить солнечного ожога, и размеренным шагом направился за ворота машдвора. «Ну, ты хоть сейчас быстрее можешь?! – кричал сквозь горькие слезы уже получивший повестку в военкомат Лукашко-младший. – Дом же наш догорает!» А он так же спокойно ответил: «Мать жива, ты тоже. Куды ж спышыть, раз догорает…Хай себе догорае»… 
     Теперь он с таким же спокойствием стал демонстрировать свое равнодушие к другому «пожару». Житейскому. Только здесь не оставлял в начинающем бушевать  «огне», а уже собственноручно бросал в него человека. Свою еще молодую, едва распечатавшую  трудовую жизнь  помощницу. И Степнов не выдержал.
     - Светлана здесь виновата лишь частично, - волнуясь, но уверенно сказал он. – Она оформляет наряды и ведомости со слов, не имея на то самых элементарных первичных документов, которые накапливаются в вашем сейфе. А вы потом только подписываете, даже не глядя на них…


     - Да ты, Аркадий, закреплен же контролировать  только доярок да свынарок, а ны ремонтников. Цэ, во-первых. А, во-вторых, ты шо такое, хлопче, гаворишь? - попытался почти пропеть своим басистым украинским говором завмастерской. Но его прервал главбух:
     - Насчет непрофильности его контролерских обязанностей – это же формальность… А вот по поводу  вашей ответственности не надо  отнекиваться, Петр Семенович, он ведь абсолютно прав.
     - Гыннадий Хведорович, за шо с цэ меня так по старой голове-то? – по-прежнему невозмутимым голосом ответил тот.
     И  Аркадий понял: надо решать, сейчас очень многое зависит именно от него, бывшего нормировщика и ближайшего помощника Лукашко. Его-то он уже и знает в подобных житейских ситуациях. После одной из них, получив очередную начальственную «оплеуху», и вынужден был пойти на такой необычный и даже внешне непорядочный шаг. Оформил наряд следующего содержания: «Вид работы: токарная, победитовыми сверлами. Объем задания: просверлить два отверстия в носу заведующего МТМ диаметром 0.5 см. Расценки: 0.95 коп.х 2 =1 руб.90 коп. Надбавка за срочность: 0.50 коп. Итого: 2 руб.40 коп. Подписи: заведующий МТМ Лукашко, нормировщик Степнов». Вконец расстроенный тогдашним очередным поведением своего начальника, он вложил этот наряд в небольшую пачку других и отдал ему на подпись.


     И вот он теперь у него в кармане: может заговорить, а может и продолжать молчать дальше. «Что же делать, - начал терзать себя Степнов. – Предъявив сейчас этот фиктивный наряд, как контролер я поступлю правильно, покажу халатное отношение к работе самого руководителя. А как человек? Поступлю очень мерзко, да и еще по отношению к ветерану, ровеснику моего папаньки… А  не лучше ли промолчать, не вмешиваться  не в свое «непрофильное» дело?...  Но не вмешался бы тогда, в нашем аульном  перелеске, тот бы усатый зверски надругался над Марусей. А так…Правда, тоже ничего хорошего не вышло: и брат погиб, и сама еще в себя до сих пор приходит. Так и сейчас. Покажу эту бумажку -  наживу себе врага  и косые взгляды его сторонников, а промолчу - уничтожат  малознакомую мне Светку, заодно и совесть мою»…
     Разгоряченный от столь мучительных для него раздумий, он крепко сжал на мгновение кулаки, привычно снимая с себя нервное напряжение, резко встал и направился к столу председателя группы партгосконтроля. Подошел и, держа в руке сложенную вдвое бумагу, посмотрел на спокойно сидящего в сторонке Лукашко. Еще раз мысленно взвесил свое решение и сказал:
     - Простите меня, Петр Семенович, за этот подписанный вами наряд, но я вынужден его приобщить к делу. Кто-то же должен…


     Председатель быстро пробежал взглядом по написанному и откровенно расхохотался. А через минуту смеялось уже все собрание. Не сдержал своей улыбки даже сам заведующий МТМ. Но затем, словно вспомнив свою сегодняшнюю роль, повернулся к Степнову и тем же спокойным голосом произнес:
     - Ну, и пакостнык ты, булгахтеренок, шо то раньше за тобой такого я ны замечал. Видать, испортыли тебя  в центральной конторе-то.
     - А вы, товарищ Лукашко, - перешел на официальный тон главный контролер совхоза, - обсчитали механизатора и нанесли хозяйству своими служебными действиями большой материальный ущерб. Размер его поручается подсчитать бухгалтерии, а решение о порядке возмещения за счет виновного должностного лица примем на заседании бюро группы…
     Он оказался везучим и на этот раз. Действие объявленного на весь совхоз наказания пришлось отложить из-за события, о котором здесь не могли и подумать. Пришло сообщение о скором приезде в хозяйство совмещающего для весомости должности Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совмина СССР главного москвича.  И с этого метельного дня весь коллектив, находясь в  зимних празднично-будничных атрибутах  людской заторможенности,  стал жить в режиме ускоренной и всеобщей подготовки к встрече небывало высокого гостя. «Да и гостя ли? Или все-таки хозяина? - подумал Степнов, получив задание подобрать газетные вырезки о подобных визитах в другие села страны. – Если он запросто может громыхнуть туфлем по трибуне ООН, то что же  от него ждать здесь, в нашей глухомани! Только зыркнет  своим лысым взглядом, и совхоз рассыплется.  Вот и будет тебе, земледелец, гость».


     В такое состояние непредсказуемости и даже страха постепенно входили все, кто хоть как-то становился причастным к этим подготовительным работам. И прежде всего, конечно, совхозное начальство. Оно, видать, понимало, что быть на вершине почестей самому – это одно, а вот создать эти самые высокие почести кремлевскому хозяину – совсем другое, куда менее приятное и опаснейшее занятие. Потому и расписало в своих планах встречи все, что даже еще не знали москвичи.
     - Продукты и повара будут ихние, - сказал на специальной планерке директор совхоза Узбаханов, - а вот дороги и люди – наши. От них можно ждать чего угодно. Вот и закрепите за каждым столбом человека, а за каждым человеком еще одного. Сплошной контроль и каждодневная перепроверка! Учет и анализ будут потом...
     И «закрепили». В одном из конторских кабинетов даже начали снимать пол и рыть яму под туалет. По инициативе, кстати, того же завМТМ Лукашко. «На всякий случай, - как он сказал. - А вдруг из Москвы не привезут, в лимузин же сортир не поставишь» А сделали ответственным за этот важный участок жизненного обеспечения, понятно, его же. Вот и долбят теперь промерзшую под столом перебазированного на ферму ветврача землю.


     «Разве нельзя было подождать хотя бы до весны? – мысленно чертыхаясь, шел туда же по метровым сугробам-валунам контролер животноводов Степнов. – Это тут, на окраине села, такое творится. А еще дальше? Да наших бульдозеров не хватит, чтобы расчистить ему дорогу до поезда». Но, словно учтя эти юношеские негодования, на работу собрали наилучшую технику со всех соседних и даже отдаленных совхозов.  Направили на каждый километр столбовой, в человеческий рост заснеженной  дороги по бульдозеру или скреперу.  А как только они закончили проходку трассы, разыгрался двухдневный буран, который, словно издеваясь над этой грохочущей денно и нощно техникой, не замел чуть и ее. Помогло лишь то, что тракторы работали попарно, двигаясь навстречу друг другу. Но все равно метель сделала свое дело. По маршруту предстоящего следования высочайшего гостя образовался такой снежный тоннель, что из-за его более чем двухметровой высоты бортов уже не видно было ничего: ни дежурившей  круглосуточно техники, ни курсирующего дважды в день в качестве экзаменатора директорского «газика».
     В селе же такую расчистку сделали только на подъездах к конторе и столовой. А за остальные занесенные снегом дороги и дома даже внутренне благодарили зиму: «не видно будет ни поломанных уже за годы целины заборов, ни облупленных стен многих домов, ни колдобистых дорог». И вот начальству – очередная незадача. Пришло сообщение, что Никита Сергеевич пожелает посетить  какую-нибудь  простую совхозную семью. Директор тут же поставил перед помощниками три условия: подъезд к этому дому, в нем соответствующая обстановка и параметры привлекательности хозяйки. Мигом перебрали  и по спискам, и в памяти всех кандидатов и остановились хотя по подсказке Степнова, но чуть ли методом голосования,  на фамилии доярки Розы.
     -  Правда, трудовые показатели у нее не ахти какие, - предупредил на всякий случай Аркадий, - а вот остальным условиям директора отвечает.


     Кроме, как потом оказалось, и «обстановки». Поэтому спешно, чуть ли ни в аварийном порядке,  вместо ее мебельной рухляди завезли из райцентра очень приличный для этих мест трехкомнатный гарнитур, выдраили двор, обновили даже забор. И всем селом, районом, частично даже областью стали ждать  этого исторического приезда.
     Но подъехавший к украшенной флагами, портретами и лозунгами конторе  в длиннющем сопровождении высочайший гость сломал весь заготовленный сценарий. «Вот это автоколонна! – опешил от такого впервые увиденного количества черных легковушек Аркадий. – Если бы к каждой прицепить впереди скребок, то и не надо было  сгонять сюда столько тракторов. Да и подешевле вышло бы». А гость сделал несколько шагов по стометровой красной дорожке и подошел к свезенным со всей округи седобородым старожилам этих заснеженных степных просторов.
     - Здравствуйте, товарищи саксаулы! -  приподняв на лбу свою серую с отливом каракулевую папаху, торжественным, словно находясь на трибуне недавнего партийного пленума, голосом  поприветствовал их кремлевский вождь.
     - Не саксаулы, Никита Сергеевич, а аксакалы, - незаметно шепнул ему помощник.
     - А какая разница, все равно самые крепкие и уважаемые в этих краях, - рассмеявшись, удачно нашелся впереди всех идущий. Спросил у собравшихся о житье-бытье, об отношении их к вопросам освоения целины, включения в здешний севооборот теплолюбивой «королевы полей» - кукурузы…  И в результате такого ли предложения или просто по случайному совпадению, но, услышав столь непривычное в этих заснеженных краях слово, областной фотокорреспондент потерял равновесие и свалился с горки вниз. Хорошо штакетник обновили, за который он зацепился одной штаниной, а то бы достал головой заледенелую землю. А так только рваной штаниной да разбитым фотоаппаратом и отделался.


     Но ничего этого окруженный людской стеной высокопочтенный гость не видел. К тому же он все время  куда-то спешил, то и дело поглядывая на часы и помощника. Когда же направился по приглашению почти ставшего перед ним на колени директора в совхозную контору, Степнов чуть не крикнул от испуга: «Да куда же их столько-то человек! Здание разломают, опять придется делать капремонт». Но, точно к его удовлетворению, за гостем пошли всего чуть более десятка человек, видимо, заранее предупрежденных. Осмотрели кабинеты, побеседовали там  «о ходе выполнения очередных решений партии и правительства» и вскоре – назад. Аркадий подумал, что сейчас начнется поход в издающую на все село свои необыкновенные запахи столовую. Но ошибся. Московский люд больше на эту ковровую дорожку, которая вела и к застолью, так и не вышел.  Генсек по-ленински вскинул вверх правую руку, сделал прощальный полуоборот перед собравшимися  и быстро направился к черной, сверкающей непроницаемыми стеклами «Чайке»….
     Очередная неделя прошла куда веселее самого Нового года, который село всегда отмечает с особым размахом – времени-то свободного после полевых работ хоть отбавляй. А тут еще и обеденный стол с красно-черной икрой и семгой остался нетронутым. Вот и пробили сюда стежки-дорожки со всех концов района. Задержалось в так называемой командировке начальство, участвующее во встрече гостя, а к нему подъехало и новое, рангом чуть пониже. И стали всем миром помогать поварам, очищая столы и посуду. Засиживались там чуть ли ни сутками. Директору даже, видать, уже надоело возиться с такими гостями,  и он  во всеуслышанье бросил в адрес главбуха злую утреннюю шутку:
     -  Вот теперь, Геннадий Федорович, у тебя точно в глазах должно потемнеть… Давайте подводить итоги.


     Что ж «ломать – не строить», справились и с этим. Заминка возникла лишь в двух вопросах. Надо было быстро превратить туалетную комнату, которой Лукашко так никому и не дал воспользоваться, опять в кабинет ветврача. И вернуть на склад райпотребсоюза завезенный в дом доярки Розы мебельный гарнитур. С первой задачей справились быстро: завалили яму собранной со всей конторы макулатурой, настелили опять пол и даже шуточно отметили новоселье. А вот со вторым пунктом – ситуация беспрецедентная.
     - Как это забрать?! – возмутилась доярка. – Завезли как подарок к приезду высокого гостя, мою мебель куда-то  сбагрили, а теперь назад? Не выйдет!
     Пригласили ее к заведующему фермой – ни в какую, в совхозную бухгалтерию –  не подействовало, в партком – тоже   положительного результата не дало. Тогда поручили постращать ее партгосконтролем. К разговору у председателя его группы  Бисембаева, который одновременно является и заместителем секретаря парткома, позвали и Аркадия. И как курирующего ферму контролера, и как бухгалтера материального стола. Разговор начал уже наэлектрилизованный предыдущими разборками председатель:
     - Ну, Роза, пошутила немного, и хватит. Не отвлекай людей от основной работы, с нового года ее и так у всех хватает. А в бухгалтерии – особенно, сбивается отчет. А ты вот им мешаешь этим дурацким гарнитуром закрыть расходную часть хозяйства.
     - Так спишите…Это же дело уже ваше.
     - Как это «спишите»? – возмутился Бисембаев. – Мало того, что тебе весь дом и двор прибрали, так завезли еще и дорогостоящий гарнитур, какого не имел никогда даже наш директор…  И ты предлагаешь его списать?! Отдавай немедленно!


     -  А я его у вас просила? Нет. Сами всё мне навязали: и уборку, и мебель эту. Меня, между прочим, тоже от дел и отдыха отвлекли, я даже к сестре на день рождения не смогла из-за этого поехать. Все уговаривали: «такой гость, такой гость!»  И я пошла вам навстречу, послушалася, дура… А теперя… Нет, не отдам!
     - Да пойми же ты, как сама сказала, дуреха! Так нужно было для встречи гостя. Но он к твоему дому  даже не приблизился.
     - Он и к столовой не приближался, а сколь суток там почти вся область гудела! Всё ведь выпили и съели, ничегошеньки на склады-то не вернули? Небось, даже поболе того спишите…Вот и туды дорога моей мебели тоже.
     - Да твою-то мебелишку мы вернем и поставим на старое место, сдай только гарнитур этот чешский.
     - Я и говорю о моем гарнитуре, который стал для меня самым дорогим в жизни подарком. Как сознательной беспартийной – в честь приезда главного партийца…
     - А ты что скажешь, Степнов? – обратился председатель к молча наблюдающему за этой перепалкой Аркадию. – Твой же годовой отчет о движении основных средств совхоза она задерживает.
     - Задержка вся эта, конечно, ни к чему, - прибрав  правой пятерней упавшую на высокий лоб русую прядь своей шевелюры, тихо сказал он. – Меня задерживает неопределенность по более весомым затратам.
     - Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Бисембаев.
     - В том числе и то, что она по-своему права.
     - Это говорит мне бухгалтер и контролер?! - возмутился председатель группы и сердито глянул на Розу: - А ты пока иди, потом вызовем…


     Такого острого разговора у Аркадия еще ни с кем не было. Соскочивший со стула и нервно забегавший по кабинету Бисембаев такое ему наговорил и в таких тонах, что он уже хотел, было, огреть его по голове, как того незабываемого техникумовского военрука. Он-то испинал его тогда сапогами, а этот – еще больнее, словами… Но, едва сдержавшись, только выкрикнул, чтобы перебить барабанистый голос председателя:
     -  Да вы хоть дайте-то мне сказать! А то уйду сейчас!
Разъяренный начальник от такой юношеской дерзости точно опешил. Остановился раскрасневшийся от истеричного монолога, подошел к своему столу  и уже потухшим голос произнес:
     - Ну, давай.
Степнов тоже вконец успокоился, собрался с мыслями и как можно отчетливее начал излагать свое мнение:
     - Что же у нас с вами сейчас получается? Насильно устроили из дома простой доярки  «потемкинскую деревню», которую никто опять же не по ее воле не посетил, и ей же теперь говорим: давай сама и  разрушай всю эту показуху… А если она возьмет и напишет обо всем этом цирке самому Ему?
     - Роза-то?! Да она же полуграмотная.
     - А такие, как известно из истории, самые яркие доносы и писали. Терять-то ведь ей нечего.


     - Да не агитируй меня за советскую власть, - перешел на доверительный шепот председатель группы. – Сам-то я всю глупость этой ситуации понимаю, а вот пойди объясни нашему директору…
     - Что, ему еще и такого скандала не хватает?
     - Нет-нет, - опять вернулся к прежней позиции Бисембаев. – Надо на доярку повлиять. Займись Розою, а то ни ей, ни тебе добра не видать.
     Выполнение этого поручения Аркадий откладывать не стал. Однако сделал все по-своему. Продиктовал доярке небольшое, всего на тетрадный листочек, но емкое по содержанию письмо в адрес Хрущева, которому адресуется просьба положить конец насилию над простой труженицей целинного совхоза. Копию коряво написанного текста Роза отнесла в приемную директора, а первый экземпляр подготовила к почтовой отправке в случае дальнейшего давления на нее.
     - Только поступи именно так, - строго-настрого наказал ей Степнов. – Зачем же без надобности грязь на родное село свое будешь лить.
     И его расчет оказался точным. Испуганный таким дояркиным  поступком директор вызвал Розу в кабинет и в присутствии других участников этой истории с наигранным удивлением сказал:
     - Разве у тебя хотели забрать гарнитур? Я же просил только его хорошо, со вкусом тебе установить и должным образом оформить.  Не поняли меня, что ли?...Так что правильно поступила, письмо на почту еще не сдала. Давай его сюда и иди спокойно работай.
     - А не-е-ет! – рассмеялась доярка. – Дайте мне сначала какую-нибудь официальную бумажку, что это мебель моя, а только потом получите письмо.
     - Хорошо, - уже не очень довольным голосом проигравшего сказал директор. – Оформите ей как подарок по итогам года.


     Главбух кивнул на Аркадия, и он отправился вместе с Розой выполнять радостное для нее распоряжение директора. Сам же Узбаханов сочно вслед им выматерился и оставшимся в кабинете  сказал:
     - А настоящего писаку вычислить, и чтобы больше мне на глаза не попадался!...Не этот ли мальчишка-бухгалтер тут замешан?...Я же говорил тебе, Геннадий Федорович, что в твоих глазах еще по-настоящему потемнеет…  Идите, все свободны.
     Внешне понурый Залесский вернулся к своему главбуховскому столу, можно сказать, вполне удовлетворенным. Пригласил Степнова, опять положил на его костлявые плечи свои мясистые мужские руки и, глядя прямо в его глаза, произнес:
     - А ты  молодец, сынок, отстоял-таки простую беззащитную работницу. Может, это и не совсем по-контролерски, но зато  по совести человеческой, справедливости… Только вот как нам теперь здесь работать, он ведь тебе житья не даст.
     - Ничего, Геннадий Федорович, я вот на днях получил повестку в военкомат, через месяц в армию уйду… А там сама жизнь подскажет.