Игрушки Анны

Петербург. Серое безразличное небо проступает из-под навеса над платформой, куда пару минут назад прибыл поезд из Москвы. Свежо, прохладно. Аня кутается в свой бежевый шарф крупной вязки и засовывает поглубже в карманы озябшие руки. Толпа новоприбывших выносит её к метро с синей волнообразной «М» у входа. Всё так непривычно. Аня, разглядывая дома, что стоят на другом берегу улицы, пытается понять, что это за город – Петербург. Но небо кутает серые дома в дымку, будто в туман, оно прячет их от Ани, не желая так быстро выдавать все секреты. «Ну и вредина», - еле слышно шепчет девушка ему в ответ. Уже шесть утра. Двери из толстого стекла отпирают. Аня поднимает свой багаж и идёт к турникетам. Полно людей. Все толкаются, суетятся. Каждому хочется поскорее добраться до дома, опустить тяжёлые сумки с вещами на пол, улыбнуться родственникам, что так долго их ждали. Затем, поспешно скидывая пальто и шапки, проследовать в маленькую тёплую кухню, где радостно пахнет свежими пирогами и дымиться чай. Только там, знала Анна, окончание дороги.

Поезд тянется до следующей станции бесконечно долго. В углу вагона на трёхместном сидении громко смеются два парня и девушка, небрежно держа в руках по бутылке пива. Остановка. Сердце Ани замирает. Она знает, что рыжие от ржавчины двери всё равно откроются, но ей почему-то тревожно. Створки расползаются в разные стороны, как двери люка, в вагон хлещет свет. Почти сразу открываются и двери самого вагона. Входят люди. Их ждёт работа, семья, сотня завтраков и ужинов, телевизор по вечерам. «Довольно уютный мир», - подумала Аня.

Красная керамическая плитка во всю стену. Станция «Невский проспект». Зев перехода извергает и поглощает толпы в коричневых куртках, которые почему-то кажутся серыми, и лишь изредка меж них промелькнёт розовый модный жакетик. Неуловимая тень серого питерского неба ложится на побелённые своды.

Невский проспект. Аня долго стоит, не веря своим глазам. Как часто она слышала это словосочетание, звучащее, как знак, как символ. Таинственное место. И вдруг – ничего таинственно. Невский проспект похож на любую главную улицу большого города. По нему также текут, толкаясь, люди, равнодушно подставляют свои фасады под мелкий мокрый снег дома, тротуары испещрены необъятными лужами. Аня опустила чемоданы в коричневый от придорожной грязи снег, а сама села на скамейку. Чёрный памятник Екатерине крупно выступал на фоне белого, как бумага, неба. Памятник великой женщине, жившей под этим небом. Она умерла, а её небо осталось. Аня не могла сказать плохо это или хорошо. Ей было как-то всё равно. Она достала термос с кофе и сделала глоток.
- А можно и мне немного?
Аня подняла глаза. Перед ней с ноги на ногу переминался юноша в лёгкой чёрной куртке нараспашку. Он пытался улыбаться как можно мягче и постоянно дышал на замерзшие пальцы.
- Пожалуйста, девушка.
- А я вам помогу сумки донести, - поспешно добавил он, поняв, что Аня и не думает с ним делиться кофе.
Сердце Ани куда-то упало. Она думала, что может любоваться городом, как картиной, что она стала невидимой, что ей можно всё. Но этот юноша своим появлением вдруг напомнил ей, что она человек из плоти и крови, и эти сотни людей, идущих по проспекту, видят её, что по ней, как и по другим, скользит их равнодушный взгляд. Подняться и уйти – очень простой, но эффективный план. Аня стала ощупывать сумки в поиске ручек.
- Девушка, что Вы, - засуетился юноша, - я ничего такого… подождите…. Что Вы, девушка, - парень смешался, не нашёл больше слов и умолк.
Ане стало его жаль. Она посмотрела на него ещё раз, но внимательнее: худенький паренёк, кажется, что он утонул в собственной куртке; некрасивый, но в его лице есть что-то приятное. Большие серые глаза смотрят тоскливо и умоляюще. Аня едва сдержала смех. Ей больше не было страшно.
- Держи, - девушка великодушно протянула ему свой термос, - у меня и бутерброды есть, хочешь?
- Давай.
Парень жадно ел, торопливо прихлёбывая кофе. Аня молча смотрела на него, на дома, на идущий снег, на прохожих.
- Спасибо, было очень вкусно.
- Это всего лишь бутерброды, - больше Аня не нашлась, что сказать.
«Не знаю почему, - подумала Аня, - под снег всегда хочется молчать, и чтобы играла музыка, и чтобы был дом….»
Аня поправила рукава так, чтобы они прикрывали озябшие ладони. Парень уловил её жест.
- Замёрзла? А почему ты в такую погоду не сидишь дома? Стоишь тут с сумками. Ждёшь кого-то?
- В этом городе у меня нет дома.
Но юноша ей не поверил. «Наверное, боится, что я попрошу номер её телефона», - решил он про себя.
- Ну, раз ты бездомная, хочешь, в клуб отведу? У нас с ребятами там вечером концерт, сделаем вид, что мы проверяем аппаратуру, идёт?
- Зачем мне идти  с тобой в клуб? – сразу насторожилась Аня.
Юноша рассмеялся.
- Чтобы согреться. Всё же в помещении теплее, чем на улице. Конечно, я мог бы пригласить тебя к себе домой, но что-то мне подсказывает, что ты откажешься.
Аня кивнула головой в знак того, что юноша правильно всё понял.
- Ладно, идём, здесь недалеко, - и парень подхватил Анины вещи.
- Ты что? – засуетилась Аня.
- Не бойся, всё будет в норме. Не за даром же я твои бутерброды ел? Всё честно, как и договаривались.

Они так и шли вдвоём по весенней слякоти. Ане вдруг показалось, что кругом происходит что-то странное, не совсем естественное. Дело в том, что она перестала понимать, по какой улице они идут: по той, что дрожит и морщиться от малейшего дуновения ветерка или по той, что погружена в сизый пар от пролетающих мимо машин, людского дыхания и палаток с быстрой едой. «Интересно, так у них всегда?» – подумала Аня, но спрашивать об этом постеснялась. Её новый знакомый шёл, как ни в чём не бывало, будто улица была только одна, и тротуар не заводил их поминутно под зыбкую грань талой воды, а потом выводил обратно. Может, это чудится только ей? Или все настолько к этому привыкли, что даже не замечают?
- А мы ведь с тобой так и не представились, - вдруг прервал молчание юноша.
- Аня.
- Андрей. Ты откуда приехала?
- Из другого города, - уклончиво ответила девушка.
- Это и так понятно, что из другого. Я тебе понравился?
- С чего ты это взял? – удивилась Анна.
- Ну как, я же симпатичный парень, музыкант и…
Андрей ещё много говорил в таком духе. «Какую чушь мы несём!» - с отвращением подумала Аня, но прерывать Андрея не стала. Она знала, что ему неловко молчать, а говорить по существу, на серьёзную тему она не хотела. Ей почему-то казалось, что она очень устала, что за эти несколько часов, что она уже провела в Петербурге, она постарела на несколько тысяч лет, что как только она ступила на эту землю, произошло нечто важное и непоправимое. А вот Андрею казалось, что он говорит очень нужные вещи. Его самолюбию льстило, что Аня ни разу его не перебила, значит ей с ним интересно, а это самое главное. «Интересно, кто из нас ошибся первым, кто сделал неверный шаг?» - полюбопытствовала про себя девушка, но вслух ничего не сказала. Так они и дошли вдвоём до дверей клуба.

Тёмное помещение. Эта тьма другого рода, мёртвая тьма. Настоящая, живая тьма, что накрывает город по ночам, ¬¬¬¬- тёмно-бордовая, фиолетовая, по её венам бежит тепло неоновых реклам, отражённое десятками луж и витрин. А та тьма, что притаилась в клубе, чёрная, она очень похожа на смерть, поэтому, если в клубе не будет громкой музыки, посетители услышат, как мерят время их собственные часы.

Сцена. По ней и по залу бродят белые лучи прожекторов, изредка вспыхивает голубой и красный свет, как вспышка невидимого фотоаппарата, продлевая мгновение на пару секунд.
Аня отогрелась. И теперь седела за стойкой, потягивая из трубочки коктейль. Странно, ей не было весело. Она всегда обожала ходить по ночным клубам с подругами. Ей всегда было весело. А теперь такое чувство, что это и не она вовсе сидит на стуле, а кто-то другой. Может, даже тот юноша, что попросил кофе. Теперь она всё больше убеждалась, что не знает, как его зовут. Сомнений больше не было: кофе просил один человек, а болтал с ней всю дорогу другой, конечно, ведь они такие разные.

Прожектора, как слепые, шарили по залу. А на сцене кричал и прыгал человек: худенький, джинсы еле-еле сдерживал ремень, безрукавка смешно и жалко болталась на нём, как на вешалке. Музыка со всего размаху била по людям. Они что-то кричали ей в ответ. Казалось, солист сейчас упадёт в изнеможении. Что он поёт? О чём? Его слова поглощает шум тысячи других слов. Ему всё равно, слышат ли его. Ему нравиться носиться по сцене, ему просто нравиться там быть. Мелькнуло что-то белое. «Может, мне померещилось?» - попыталась успокоить себя Аня, но нет: что-то белое и тонкое, уносящееся ввысь мелькало опять и опять. «Леска», - поразилась своей догадке Аня. Леска, ну конечно леска. Андрей был привязан к сотням ниточек, что управляли им. Ане стало немного странно: как это раньше она не заметила, что Андрей – кукла. Вот он выкладывает перед слушателями своё горе, свой протест, но сам на танки никогда не пойдёт, сам и пальцем не пошевелит, чтобы что-то исправить в этом мире. «Мой вклад в общее дело – это мои песни», - будет говорить он во всех интервью, если, конечно, кто-то вообще обратит внимание на такое банальное ничтожество. Аня чуть не поперхнулась напитком от смеха, когда попыталась себе представить это некрасивое лицо и большие серые глаза, когда Андрей будет произносить эти пафосные слова. Ему будет весело, а он будет обязан петь грустные песни. Тогда Андрею придётся настраивать себя на концерт, ходить и повторять, что всё плохо, хотя у него давно уже всё хорошо. Игрушка… Странная работа: менять душу на хлеб… но у марионетки нет души. Так даже лучше. Аня поправила волосы, соблазнительно положила ногу на ногу и томно-насмешливым взглядом окинула зал. Ну да, всё в точности, как она и предполагала: кругом ни одного человека, всё до отказу забито игрушками. Но не просто игрушками, а её игрушками. Теперь ей больше не одиноко и не страшно. Она теперь знает, что будет делать в этом городе – она будет играть.

Аня поздно вернулась домой. Собственно, ничего необычного, она всегда пропадала по ночам неизвестно где, всё равно её дражайший Андрюша был то на гастролях, то в клубах, то у любовницы, а то просто напивался самым прозаическим образом. Нет, Анну вовсе не мучила совесть, ведь она не нанималась Андрею в няньки, а стала его женой, что предполагает некоторую взрослость и независимость. К тому же, она не собиралась нарушать брачную клятву, которая сводилась к тому, что Анна не должна бросать Андрея. Что ж, прекрасно, ей как раз нужен такой непритязательный муж, у которого свои заботы, и он оставит её в покое, позволив наслаждаться жизнью. Чем, чем, а вот как раз жизнью Анна всегда довольна. Лёгким движением сбрасывая с плеч норковую шубку, она вспомнила, как в ресторане этот плюшевый мишка, набитый долларовыми купюрами, предлагал ей чудесную, маленькую виллу из импортных кубиков, украшенную множеством дорогих персидских лоскутков. Ну что ж, если в жизни нет ничего настоящего, надо ловить момент и радоваться игрушечному.

- Где ты была? – устало спросил Андрей.
Он стоял в дверном проёме и там, где он собой закрывал окно, образовалась чёрная бездна.
- Один знакомый пригласил меня на кофе, - с невинным видом отозвалась Анна, сделав вид, что она поглощена переодеванием, и не обращает внимания на мужа.
- А где был ты? – бросила девушка как бы невзначай, тем самым давая понять, чтобы Андрей не лез в чужие дела.
- В клубе, с друзьями. Сегодня был концерт, - угрюмо отозвался он.
- А, вот и чудесно.
Аня примирительно поцеловала мужа, говоря тем самым, что она не обращает внимания на такие пустяки. А затем она закрылась в ванной, и через мгновение оттуда доносился шум воды и тихое довольное пение.

Андрей опустился на стул, обхватив голову руками. Так он и сидел, прислушиваясь к звукам улицы. За окном проехала машина, и лучи её фар протянулись через всю комнату, на мгновение задержались на потолке, а потом погасли. Мелкий снег танцевал в рыжих лучах фонарей, что конвоем вытянулись вдоль проспекта. Разноцветными газами переливались нижние этажи зданий, будто дорогие ювелирные изделия. А над этой пёстрой, бегущей вдаль яркой полосой наклонилось чёрное ночное небо, укутанное в шубу облаков, вздыхающее ветром. Оно уже тысячи лет смотрит на землю. Всё смотрит, и смотрит, и смотрит… Андрея начало клонить в сон. Он так устал, как никогда в жизни. Бывало, он кутил, выдерживал не одну весёлую пирушку за другой, но всегда его усталость была приятной, он наслаждался похмельной пустотой, жаловался ребятам, шутил, но в ответ неизменно слышал утешительное: «Ничего, всё пройдёт». А теперь – тишина, и даже этих слов ему никто не скажет.

- Анечка, знаешь, через неделю будет наш большой концерт перед гастролями. Хочешь, прийти поддержать меня? Ребята тебя тысячу лет не видели, так что будут рады. Придёшь?
- Милый, я думала, что ты у меня уже большой мальчик, - шаловливо ответила Анна. Она только что вышла из душа, и от неё приятно пахло розой.
«Так всегда», - как-то обречёно подумал Андрей. Аня ни разу не говорила с ним серьёзно с момента их первой встречи.
- Будь умницей, не сиди допоздна, - Анна чмокнула мужа в макушку, и, ласково потрепав по волосам, исчезла за дверями спальни.
Андрей не двинулся с места. Почему? Почему именно сегодня? До этого его в жене всё устраивало: она жила и не мешала жить ему. Она не мучила его ревностью, никогда не просила денег, не лезла в его творчество, не ныла, обиженно закусив губку: «А когда же ты  посвятишь песню мне», в тех редких случаях, что они гуляли вдвоём, она легко позволяла ему держать собственные руки в карманах, а не в её руках. Это было очень удобно. Лучшей жены он и представить себе не мог. Так почему сегодня у него такое чувство, что он что-то забыл, что-то пропустил, что-то потерял…
- Что со мной? – спросил он у тишины, у домов за окном, спокойно мудрых в мокром снеге, спросил он у неба, которое лишь делает вид, что краем глаза наблюдает за людской жизнью.
- Ты скучаешь, - просто ответили дорожки фар, появившиеся из пустоты и туда, по-видимому, ушедшие.
- По кому? Мне не по ком скучать, - возразил Андрей.
- Разве? – удивился изменчивый проспект, растворяющийся в неверном оранжевом свете ночного освещения. Но он был мудр, и удивился так, для вида, чтобы не выдавать Андрею сразу все тайны.
«Ну и вредина», - подумал Андрей. Он тоже притворялся. Он знал, что произошло сегодня. Он понял, кого ему не хватает: ему не хватает той удивительной, абсолютно типичной, но такой особенной девушки, у которой однажды попросил кофе. Что же они тогда друг другу сказали? Ничего. И это было правильно. А вот весь тот бред, что нёс потом Андрей, был ошибкой, ужасной ошибкой, непоправимой ошибкой, ведь Анечка была необычной девушкой, зато он был обыкновенным дураком. «Какая разница, зачем убиваться, если всё равно нельзя ничего изменить», - с остервенением подумал Андрей. «Я устал, пойду спать, и ну это всё…»

   Анна возвращалась после концерта, разумеется, без мужа. Андрей остался с друзьями по группе праздновать успех. В лужах отражался город, чёрная машина и усталое лицо красивой девушки, ничего не выражающее, кроме брезгливости и презрения. Анна опустила стекло, чтобы блики не мешали ей разглядывать прохожих. Себе это она объясняла тем, что просто хочет найти новую игрушку. Но это вовсе не так. Она боялась признаться себе в том, что каждый раз её сердце вздрагивало от надежды, когда она встречала худеньких парней в лёгких курточках. Но, конечно, это всё не то, и Анна отворачивалась с разочарованием, но никогда не уставала ждать и надеяться, что встретит знакомое лицо того юноши, что когда-то попросил у неё кофе. И если бы кто-то рискнул сказать, что это и есть её муж – Андрей, Анна просто высмеяла бы этого глупого человека.

«Странно, люди оказались игрушками, машинки – заводными, а этот старый город, построенный ещё Петром – настоящий. Я смотрю на стены, а они сложены из кирпича, а не из кубиков, просто удивительно! Наверно Петербург и кажется таинственным, потому что он единственно реален в мире кукол». И тут Анне стало так весело, что она рассмеялась, впервые просто рассмеялась, без всякой наигранности, без желания произвести на кого-либо впечатление. Она была счастлива тем, что уже неделю не отпускало такое чувство, что скоро её поиски окончатся, и она найдёт, кого искала. Поэтому она смеялась так беззаботно и от души. Ане уже давно снилось, что этих трёх лет не было, что она уснула там, на Невском проспекте, что это он решил наказать её за то, что она усомнилась в его магии. И это он рассказал ей правду о всех людях. «Ну зачем, зачем? Я не хочу», - вдруг заплакала Аня. Её радости, как не бывало. Аня свернулась калачиком на заднем сидении и горько плакала. Она показалась себе такой маленькой, такой беззащитной, что даже город может так жестоко подшутить над ней. «Ну зачем?» - повторила она свой вопрос ещё раз не с ненавистью, а скорее с укором. Вдруг Аня вскрикнула – ей почудилось, что от её запястий тянется леска – и этот крик прорвался в ночное небо, разорвав плотную завесу облаков. В эту ночь над Петербургом висело тёмно-фиолетовое небо, полное ярких звёзд.