В. И. Уваров, Белая ворона

В. И. Уваров
      БЕЛАЯ   ВОРОНА

                Молящиеся жадно красоте,
О Духе помышляя, как о хлебе,
Мы, русские, от века – на кресте.
И ты не плачься: мол, жестокий жребий.
Виктор Смирнов.

          ВСТУПЛЕНИЕ



То, что я начинаю сейчас писать,  нельзя назвать моей автобиографией или моими мемуарами, это, скорее всего, моя попытка обдумать и разобраться в  прожитой мною  жизни. А она не так уж маленькая, в 2012 году мне исполнилось восемьдесят пять лет, и рассмотреть её со всеми  странностями,  невероятностями и необычностью её жизненных проявлений.  Оценить, пережитые события, с позиции сегодняшнего дня, сегодняшнего возраста, сегодняшних  опыта и знаний. Бесконечных обдумываний и  размышлений о проходящих событиях в окружающей меня действительности, в которой и я, по мере своих сил и возможностей, принимал посильное участие.
Почему свою работу я называю «Белая ворона»? Это в честь той вороны, которая имея белое оперение, очень выделяется в общем черном вороньем стаде, из-за чего много и сильно страдает. В общем, чем-то выделяться,  в общей живой массе, всегда тяжело и опасно.
Всю свою жизнь я прожил в составе различных,  созданных человеком, общественных форм своего существования, в постоянном соприкосновении с образующими эти формы людьми. С одними – поверхностными, с другими, более близкими и глубокими. От большинства людей, окружающих меня, я всегда ощущал теплое и уважительное отношение ко мне. И, в тоже время, меня всегда не покидало чувство одиночества.  Одиночество, среди многих благожелательно расположенных ко мне людей.  Такова общая особенность моей жизни. Таков мой удел. Да и не только мой, но и многих других людей, чем-то выделяющихся из общей массы народа.
Главное расхождение мое с окружающими меня людьми кроется в разности этической оценки проходящих в жизни событий и, особенно, в вопросе справедливости. Я хочу, душа моя требует, чтобы все строилось на принципе справедливости. Я стремлюсь все делать в соответствии с понятием справедливости. Люди же в своей жизни, часто придерживаются иного принципа – было бы выгодно, а дальше пусть и трава не растет. Я часто чувствую себя на Земле каким-то инопланетянином, выходцем из другого мира, где жизнь устроена на принципах справедливости. Или, может быть, во мне просыпаются  те принципы, на которых строилась жизнь моих далёких предков, предков моего народа – Русов. Живших на основании принципов духовной цивилизации. Известная людям, как счастливая страна: Беловодье. Как бы там ни было, но с моей натурой трудно жить в современном человеческом обществе.
Я, как та белая ворона, которая  всегда выделяется своей необычной окраской среди стаи обычных черных ворон, чем и привлекает и друзей, и недругов. Хотя  я не сказал бы, что моя жизнь на Земле бесполезна, напрасна. Однажды, оценку своей жизни, её полезность для человеческого общества, я услышал из уст одного моего знакомого. Он сказал так: «Хорошо, что на белом свете, на нашей грешной Земле, живешь ты и другие подобные тебе люди. Хотя их не так много, но когда встречаешь такого человека, особенно в трудное для себя и других время, то думаешь: не всё так плохо, как кажется, не всё так безнадёжно коль существуют люди с высоким духовным потенциалом. Пусть они даже ничего не делают для общества, просто живут на принципах справедливости, но и этого достаточно много, есть с кого брать пример, есть надежда, что это первые ласточки будущего морального облика человечества. И люди в своей жизни всё вынесут, все перетерпят, и, в конце концов, все преобразуют, как надо, и человечество не утонет в маразме».
Так кто же такой я есть? Ответ на данный вопрос я пока дать не могу. Что-то мнится, что-то, кажется, но это лишь догадки, которые чаще всего, ни на чём не обоснованы. Поэтому, вместо изложения догадок и предположений я попытаюсь описать свою жизнь, свои особенности, свои мысли и свои чувства, а что вырисуется из всего этого, то судить и определять не мне, а Вам, моим читателям, если Вы у меня будете. Никакой системы в данном жизнеописании, но не автобиографии, я придерживаться не буду, кроме того, что начну со своего рождения, а дальше, как получится.


МОЯ   РОДОСЛОВНАЯ.

Мои предки, по отцу – Уваровы, по матери – Киселёвы, выходцы из Воронежской губернии. По отцу, скорее всего с территории современной Тамбовской области, где и поныне существует городок Уваров и Уваровский район. По матери, адрес более точен. Они переселились на Кубань по переселению из Старооскольского уезда, Воронежской губернии, название деревни забыл. Сейчас город Старый Оскол входит в состав Белгородской области. Те и другие - выходцы из крепостных крестьян, но не пахари, а ремесленники. Дед моего отца, а мой прадед, Уваров Гавриил Семенович был колесником, мать – Мария Петровна, домохозяйка. Дед моей матери – Киселев Дмитрий был потомственным кузнецом. В Кубанские предгорья, и те и другие, попали по переселению, в начале семидесятых годов Х1Х столетия: Уваровы в город Майкоп, а Киселёвы в станицу Апшеронскую.
Как рассказывала бабушка, Матрёна Дмитриевна, станица Апшеронская в то время, а попала она в неё ещё маленькой девочкой, состояла из одной длинной улицы, дома которой были повернуты окнами в огород, а глухой стеной на улицу. Это делалось для того, чтобы в случае прорыва конных черкесов на улицу станицы, они не могли стрелять по окнам. Станица была огорожена, по всему её периметру, высоким деревянным частоколом, широким рвом и высокой земляной насыпью. Ворот было двое. Первые, в сторону Майкопа, в пределах начала современного Медпрома, вторые напротив тухинского моста. Когда женщины выходили за водой к реке Пшеха, то их обязательно сопровождал наряд казаков. Черкесы часто стреляли из-за реки, да и были случаи, когда они похищали женщин.
Мужчин Киселёвых в казаки не записали. Апшеронские казаки, как и казаки других станиц, старались не записывать в казаки мастеровых. Объясняется это тем, что в летние месяцы, казаки, практически на всё лето, уходили на учения. В станице оставались только женщины да старики, а жизнь продолжалась. Нужно было выполнять все необходимые сельхозработы, ковать  лошадей, ремонтировать инвентарь, обувь, шить, плотничать, крыши перекрывать, да мало ли в станице дел, которые нужно выполнить в летнее время. Вот поэтому мастеровых и старались в казаки не записывать.  Киселёвы построили себе кузню и стали кузнечить.
У моего прадеда - Киселева Дмитрия, были дети. Старший сын, имени его я не помню, он, как и его отец был кузнецом и дочь Матрёна, моя бабушка, с которой я, в основном, и вырос. Когда бабушка повзрослела, Дмитрий поехал  с ней в город Майкоп, где остановился у своих земляков – Плохотниковых. У них был сын Иван, там и сговорились поженить их. Вскоре сыграли свадьбу. Через некоторое время молодожены переехали в станицу Апшеронскую, где у них была своя небольшая избушка, на крутом берегу реки Пшеха, немного выше устья реки Туха. Я еще помню ее развалины, у нас там был огород. Дед Иван работал ездовым у разных хозяев, не редко ездил за линию. Так называлась довоенная граница между казачьей Кубанью и горцами. Возил туда строительный лес и сухофрукты, в обмен на зерно. Бабушка работала на табачных  плантациях принадлежащих греческим переселенцам, сначала табачницей, а потом кухаркой.
В 1902 году у них родилась дочь Люба, будущая моя мама, а где-то в году восьмом, точно дату не помню, у них родился сын Иван. В 1918 году дед Иван ушел с отступающими красными отрядами, в должности кашевара, и не вернулся. Еще при жизни, деда Ивана, незадолго до Октябрьской революции, Плохотниковы построили дом на Дубинке. Район строительства  назвался так  из-за огромных дубов росших там. Так и строились между дубов. Один дуб рос у нас прямо во дворе. Дом стоял, по современной планировке, на углу улицы Пролетарской  и Деповской. При доме был земельный надел размером в 30 соток.
Уваровы, поселились в городе Майкопе. Прадед изготовлял колеса. Жили довольно бедно. В 1877 году у них родился сын Гавриил Гавриилович. Подрос, научился сапожному делу, в свое время женился на Александре Кузьминичне Игутиной. Сапожничество большой прибыли не давало, поэтому Александра Кузьминична вынуждена была работать  на табачных плантациях табачницей по найму. В 1897 году у них родился сын Илья, а потом один за другим последовали: Елизавета, Михаил, Павел, Татьяна, Домна, Евдокия. Жили бедно, поэтому родители были вынуждены своих детей посылать на работу. Однако в школу ходили все. Но, более четырех лет никто не учился. Из-за необходимости помогать семье, Илья, как старший, учился меньше других, он окончил только два класса Церковно-приходской школы, после чего родители отдали в ученичество шорному делу. Ученик, в то время, был дармовым работником у хозяина, но как бы там ни было, за три года он шорному делу научился и стал подмастерьем. В 1910 году семья Уваровых, в связи нефтяным бумом, вызванным обнаружением больших запасов нефти на Нефтегорских нефтепромыслах, и  надеждой заработать на этом, переехала в станицу Апшеронскую. Купили небольшую хатку на одну комнату, на склоне к леваде, за сегодняшней почтой. Хата была настолько мала, что кровати было негде ставить. Отец с матерью спали на печи, а дети, в покат, на полу. Отец сапожничал, Илья шорничал, как помощник мастера шорника. Однако, достатка это не принесло. Весной 1916 года отец, мой дед Гавриил, умер от заражения крови. Летом 1916 года Илью призвали в армию, в возрасте 18 лет. Отправили на турецкий фронт. Сначала в г. Батуми, а затем непосредственно на фронт. Там он и встретил Февральскую, 1917 года, революцию. На проходящих митингах примкнул к большевикам и оставался твердым большевиком ленинцем всю свою жизнь, до самого своего последнего дня. Великую Октябрьскую Социалистическую Революцию он встретил в городе Феодосия, куда его полк Временное правительство перевело для сопротивления революции, однако полк отказался выполнять приказы меньшевиков. Илья был членом полкового комитета. За этот отказ полк был расформирован. Был приказ – сдать оружие. Но солдаты, по совету большевиков, отказались сдать оружие и разъехались по домам с оружием и боеприпасами. В январе 1918 года Илья вернулся в Апшеронскую, где принимал активное участие в создании красногвардейских отрядов, с которыми выступи сначала против Корнилова, а затем против грузин. Грузины в это время начали своё наступление из г. Туапсе по армавирской железной дороге. В районе станицы Пшехской их встретили объединенные красные отряды и разгромили их, после чего грузинские завоеватели бежали без остановок до самой Грузии. Победившие красные отряды были объединены в полки Красной Армии. Илья был избран командиром взвода.
В результате предательства главкома красных Сорокина некоторая часть красных, под Армавиром были пленены, в том числе и взвод Ильи. Много пришлось пережить Илье за полтора года нахождения Кубани под властью Деникина. Когда он вернулся из плена в станицу Апшеронскую, его хотели убить казаки, но его предупредили и он бежал в Майкоп, скрывался, чуть не умер от брюшного тифа. Когда в 1920 году  на Кубань пришла Красная Армия, он сразу же вступил в неё. В должности командира взвода штурмовал Крым по Чонгарскому мосту, затем воевал с Махно. В 1920 году от сыпного тифа умерла мать,  Александра Кузьминична, дети остались одни под руководством старшей сестры Елизаветы. В связи с этим, в марте 1922 года Илью демобилизовали, и он вернулся в Апшеронскую. В первую очередь, Илья наладил жизнь детей: обул, одел, накормил. Вскоре встретил Любу Плохотникову. Они понравились друг другу, полюбили друг друга и поженились. В 1923 году Илью приняли кандидатом в члены РКП \б\, а январе 1924 года  он стал членом коммунистической партии. 11 ноября 1924 года появился первенец – Владимир, названный так в честь В.И.Ленина. 26 ноября 1926 года у них родился второй, незапланированный, так говорила мама, сын Валентин. Это Я.
Вся работа Ильи, на протяжении всей его жизни, была связана с людьми, сначала профсоюзная, потом партийная, затем КомВУЗ давший ему незаконченное высшее образование и право быть учителем. Снова партийная работа. В 1937 году  настоящие враги народа, предшественники тех, которые в девяностых годах развалят СССР и уничтожат Советскую власть, объявили его врагом народа, английским шпионом и исключили из партии. Это в отместку за его верность и преданность партии и советской власти. Начали с него, опасаясь его возросшего авторитета среди коммунистов, особенно среди молодых, а также среди рабочих нефтяников. В конце 1938 года его полностью реабилитировали и восстановили в партии. Дальше он: зав РайОНО; директор Детского дома; партизанский отряд им. Капитана Гастелло и снова школа. В 1936 году, 2 декабря в семье Ильи появился третий сын – Борис.
За свою недолгую жизнь, прожил он 64 года, умер 21 января 1962 года, он многое сделал для Апшеронского района и города Апшеронск. Построил первую в городе типовую неполную среднюю школу, первым директором и был он. Предотвратил с товарищами перенос центра района из Апшеронска в Хадыженск. Организовал и создал в г. Апшеронске Историко-краеведческий музей, первым директором которого и был он. Написал первую историю г. Апшеронска в основном по рассказам очевидцев. Рукопись, к сожалению, пропала. Его уважали люди. Когда он умер, без преувеличения, за его гробом шло почти полгорода.
Теперь немного о других. Володя, мой старший брат, с которым в детстве мы были неразлучны, любили и уважали друг друга, всегда помогали и поддерживали друг друга. О нем у меня самые светлые воспоминания. Последнее письмо от него наши родители получили в 1943 году,  написанное в сентябре месяце на берегу Днепра и все. Больше от него ничего небыло. Отец долго разыскивал его пока, уже после окончания войны, не пришло из соответствующих органов извещение о том, что дальнейшие поиски прекращены: считать пропавшим без вести. По виду и характеру Володя был очень похож на отца. Воинское звание его – младший лейтенант, должность – командир пулеметного взвода. Было извещение, что его взвод отличился при освобождении города Дебальцево.
Дядя Ваня. Иван Иванович Плохотников, добрый, хороший человек, кузнец по профессии, кроме того заядлый охотник и рыбак. Помогал создавать базу для Апшеронского партизанского отряда, после был призван в армию. Пропал без вести под Харьковом в 1943 году. Бабушка – Плохотникова Матрена Дмитриевна практически убита немцем, который узнав, что она теща партизана, ударил её так, что она упала на землю спиной,  ударилась головой, и больше не поднялась. Это произошло зимой 1943 года. Мама, Уварова Любовь Ивановна, после смерти мужа еще долго жила с младшим сыном. Умерла в возрасте 92 лет, 10 марта 1996 года. Младший брат Борис живет рядом со мной на хуторе Самурский. Оба мы с ним уже в возрасте: мне идет 86 год, ему 76. У меня двое детей. Владимир -1952 года рождения и Сергей, рождения 1958 года. У Бориса четверо: Илья, Геннадий. Юрий и Борис.



        ДЕТСТВО


Итак, я, Уваров Валентин Ильич, родился в 1926 году, в Нефтегорской поселковой больнице,  в ночь с 25 на 26 ноября, как говорила мама, где-то в полночь.  В те времена, точного времени не было, судили о нём достаточно приблизительно. Поэтому тайной осталось, родился я 25-го или 26-го ноября?  Но так как 26-го  я, как бы там не было, уже был, то и записали: родился 26 ноября 1926 года.
Родился я большеголовым с большими немного выпуклыми глазами, как у нас говорят «лупатым». Отец посмотрел на меня и сказал: будет или очень умным или дурак дураком.  Ну, что же, предположение отца, в общем противоречивое, оправдалось. Бабушка, у которой я очень подолгу жил, часто, по какому либо заслуживающему того случаю, смотрела на меня и говорила:  «Умная у тебя Валька голова, да дураку досталась». Вот и проживаю я со своей умной головой свою жизнь дурак дураком. Конечно по современным меркам. Там, где люди  пользуясь умом, добывали себе блага, я  все боролся за справедливость, нередко удоподляясь в этом Дон Кихоту.
Однако, прожитой жизнью я доволен. Пришлось бы прожить её еще раз, я прожил бы её снова точно бы так.
Родился я болезненным, но цепким к жизни. Меня два раза накрывал младенческий, однако я выкарабкался и продолжал жить, расти и развиваться. В семье я был вторым ребенком, первым был Володя, на два года старше меня. Как говорила мама, своему рождению я обязан случаю, т.е. я случайный ребенок. Никто меня не планировал, никто меня не ждал, но уж так вышло – я родился. Может быть эта неожиданность, как-то и отразилась на моей судьбе, однако обижаться на своих родителей я не могу. Рос я нормальным ребенком, достаточно живым и сообразительным. Мама говорила, что малышом я этим привлекал к себе людей. Однажды, когда мне было около года, она ехала со мной поездом в Таганрог, к отцу, бывшему там по работе. В вагоне я настолько привлек к себе внимание, особенно военных, ехавших в этом же вагоне, что они забрали меня к себе и долго не несли назад, мама уже стала волноваться, не украли ли меня.
В умственном развитии я всегда опережал своих сверстников, да и многих старших меня возрастом. Не случайно большинство моих друзей были старше меня. Правда здесь определенную роль играло и то, что мы  со старшим братом были неразлучны, всегда были вместе. Поэтому его друзья были и моими друзьями. Из их ансамбля я совершенно не выпадал, а часто был зачинателем и организатором некоторых игр и других предприятий. Фантазии и изобретательности у меня на это хватало. Во всяком случае, с моим мнением они всегда считались. Так было до тех пор, пока они не достигли возраста, в котором в их жизнь вошли девчата. Здесь уж мое мнение их не интересовало.
Следует отметить, что, несмотря на сплоченность дружеского коллектива, я в нем всё же стоял несколько особняком, не потому, что был младше их, а по свойствам своей натуры, своего характера. В частности, я не умел и не умею до сих пор врать, я всегда говорил и говорю правду. Если по каким-то причинам я не могу сказать правду, тогда я просто ничего не говорил – молчу, или же заявляю: не скажу. Я не мог и не могу взять самовольно, что либо чужое, поэтому я никогда не лазил по чужим садам, не потому, что боялся, а потому, что всякое воровство, каким бы оно не выглядело, противоречила всей моей натуры и я просто не мог этого сделать, органически не мог. Мне было до ужаса страшно, что мне скажу : «Ты вор». Случись такое я, наверное-бы умер от стыда. Хотя, эти лазанья в чужие сады, не имели никаких меркантильных интересов, скорее носило какой-то спортивный характер: обмануть хозяев стороживших свой сад и нарвать у них немного яблок или груш. Яблок же и груш и в своих садах хватало. Обычно из таких походов ребята, и Володя с ними, возвращались с таким количеством чужих яблок, сколько их помещалось за пазухой их маек заправленных в трусы.
Сколько я помню себя, я почему-то у своих сверстников и ребят постарше, пользовался определенным уважением и доверием. Они почему-то считали необходимым поверять мне свои секреты и тайны, причем, нетолько ребята, но и девчата. Отсюда, я много знал о внутренней жизни детского сообщества, но никогда, ни кому не рассказывал и не передавал доверенного мне. Об определённом уважении и доверии ко мне говорит и тот факт, что  меня никогда, никто не бил, сам я ни с кем не дрался и не затевал драки. Если же кто-то пытался затеять со мной драку или побить, то заступников за меня всегда было достаточно. И еще, у меня никогда небыло никаких кличек. У многих были, у меня же ни в детстве, ни в каком другом возрасте их небыло. Они почему-то ко мне не приклеивались. В чертах моего характера всегда присутствовали стеснительность и вежливость. В детстве, все соседские старушки были в восторге от моей вежливости, сколько бы я их не встречал, столько раз очень вежливо здоровался. Всегда, по мере своих сил, чем мог, помогал. Стеснительным я был всю свою жизнь, стесняюсь и поныне. Только взрослым я научился её маскировать. Я всегда стеснялся  добиваться,  чего бы то ни было, для себя, но зато, когда мне приходилось добиваться чего-либо для других, в этом случае стеснительность моя исчезала.
Сколько я себя помню, меня всегда одолевали любознательность и любопытство. Мне всегда было нужно все виденное познать и понять, поэтому  я хорошо помню, что меня часто ругали, за то, что, когда мы семьей шли на прогулку, то я, увидев что-то интересное, останавливался и рассматривал это, а родители уходили вперед, разговаривая между собой. Потом кинутся, а меня нет. Приходится возвращаться назад. Возвращаются и находят меня  глубокомысленно рассматривающим что-то заинтересовавшее меня. Читать я научился, когда мне не было ещё и пяти лет. Читать меня никто не учил, просто учили читать моего старшего брата, подготавливая его к школе, а я прислушивался, присматривался, запоминал. А потом, как-то вечером, я сел за стол около лампы, всё помню четко, как будто все это происходило вчера, взял букварь, раскрыл его  на странице,  с рисунком, где дети играют в мяч. Над рисунком был текст. Вот этот текст я и стал читать вслух. Мама с папой, в углу комнаты, возились с керосинкой. Вдруг слышу голос отца: смотри, читает! Все было хорошо, только вот я никак не мог запомнить букву «Р». Пришлось несколько раз спрашивать у отца, как эта буква читается?  Пока он не сказал: запомни слово «рак». После этого все наладилось, и я  с усердием стал совершенствовать свое умение читать, не только на букваре, но и на ростовских вывесках.
Отец мой, учился в то время, в Ростовском КомВУЗе. И жили мы тогда в небольшом однокомнатном домике, в глубине одного из ростовских дворов, на спуске к Дону, и в тоже время, не далеко от улицы Садовой. Помню, шли мы как-то всей семьей в центр, утро, зима, снег. Я остановился около одного здания с вывеской, а семья ушла вперед, стою и читаю вывеску: А-п-т-е-к-а. Росточком я был небольшого. Прохожие смотрят на меня и удивляются: «Смотри, читает».
Научившись читать, я подружился с книгой. Читал всегда, везде и много. Читал все, что попадало под руку. Какой-то системы чтения у меня не существовало, но КНИГА всегда была со мной. Я был читателем всех доступных мне библиотек. Причем, нередко, если у меня был доступ в книгохранилища, а он, чаще всего, был, я знал, не хуже библиотекарей, где какие книги стоят. Когда я был учеником второго класса, жили мы тогда в поселке Нефтегорск, то в детской библиотеке, я у библиотекаря пользовался таким доверием, она, нередко, если ей нужно было куда-то пойти, оставляла меня вместо себя, принимать и выдавать книги.
Когда мне в руки попадала, новая, не читанная мной книга, то я всегда нес её домой с восторгом в душе, в радостном ожидании того сладкого момента, когда я её раскрою и начну читать. Причем этот восторг ожидания чтения новой книги я ощущал всегда, не только в детстве, а всю свою жизнь. Моей не проходящей мечтой всегда была мечта о своей, личной библиотеке. И эту мечту я осуществил. Демобилизовавшись  29-летним офицером в звании старший лейтенант, из армии, и вернувшись домой, я заложил её основу, купив несколько первых книг, а потом, в течение всей своей жизни, пополнял её книгами, которые, по моему мнению, обязательно должны были быть в моей библиотеке. Сейчас в моей  библиотеке насчитывается около 3 тысяч книг. Создавая свою библиотеку, я не мог себе представить, не мог даже подумать, что возможно наступление такого  времени, когда книги, книги несущие многовековую человеческую мудрость, окажутся никому не нужными. И вот случилось. При возврате в капитализм книги оказались никому не нужны. Человечество впадает в какое-то маразматическое состояние.
Что ещё запомнилось мне из детских лет. Во первых мое странное засыпание. Когда я ложился спать, укрывшись с головой, у меня начинала кружиться голова, все идет кругом и одновременно мой язык начинал набухать, увеличиваться, пока не заполнял всю ротовую полость, и  тогда я засыпал. Такое засыпание вызывала у меня какую-то тревогу, не страх, а какое-то опасение и в тоже время было каким-то притягательным.
 Второе. Мой страх, на грани ужаса, перед закрытым, запертым помещением. Мне было всегда очень страшно, когда мама надевала на меня свитер с узким длинным горлом. Пока она протягивал через этот длинный рукав  мою голову, мне казалось, что он никогда не кончится, остановится, и я в нем задохнусь, Но вот голова проскальзывала, сквозь этот ворот наружу, и я облегченно вздыхал, пронесло.  Все это повторялось при каждом одевании свитера. Мне и в голову не приходила мысль, что сквозь ткань свитера воздух проходит свободно, и задохнуться в нем я не могу. Я всегда боялся любых закрытых, тесных помещений. В этом случае, дело могло доходить до истерики.
Третье. Когда  меня повели делать прививку против оспы, я не боялся. Спокойно уселся на стул, врач провела всю процедуру без всяких происшествий, я начал вставать и тут, внезапно потерял сознание. Приходя в сознание, я услышал, как они говорили, что на меня так подействовал запах спирта. Со спиртом и спиртным у меня у меня всю жизнь какие-то особые отношения. Первое мое знакомство со спиртным у меня произошло, когда мне шел семнадцатый год, оно состояло из стаканчика виноградного вина выпитого не в честь какого-то торжеств, а по необходимости. Мы возвращались из эвакуации, из Абхазии, меня страшно мучила малярия, никакие лекарства не помогали. Кто-то сказал мне, что надо выпить вина и тогда малярия оставит меня в покое, В это время мы находились в Гаграх, в ожидании попутного транспорта, а вернее, когда появится военная машина, идущая до города, Туапсе и военный комендант распорядится шоферу туда нас отвезти. В то время, железной дороги, соединяющий города Сочи и Сухуми, еще не существовало. Недалеко от нашего места ожидания был базар. Я пошел к маме, рассказал все, и она дала мне три рубля. С этими деньгами я и пошел на базар. Там был целый винный ряд. Я подошел к одному абхазцу, торгующему вином, и попросил его продать мне вина на имеющиеся у меня деньги. Нужно отдать должное этому человеку, он сперва сказал: тебе еще рано пить. Когда я ему рассказал про малярию, он только после этого  налил мне вина в стограммовый стаканчик, и я его выпил. Не обнаружив в этом вине ничего  особенного, так и защиты от очередного приступа малярии. Вторая встреча со спиртным у меня произошла, когда мне было уже лет 20. Я был курсантом школы авиационных механиков. Мне дали отпуск и я поехал домой, где отец, ради встречи, угостил меня наливкой – водкой настоянной на вишнях. Во время обеда, он налил мне, примерно три четверти стакана, этой наливки. Я выпил её и не чего не почувствовал. Спрашиваю его, что я пил?  Он говорит – водку. Я удивился. Хочу здесь сказать, что мой отец спиртного не употреблял. Когда же, окончив школу авиационных механиков, я прибыл к месту своей службы – в Энгельсское Военное училище летчиков, где стал работать вторым механиком самолета ТУ 2, мне было уже 21 год. Здесь была другая атмосфера и  свои порядки, в которых без спиртного не обходилось. В то время у меня сложилась определенная система употребления спиртного. Я не отказывался от него, но и не увлекался. Первое время, водка, даже с пивом, на меня одуряющее не девствовала. Сколько бы я не выпил, я всегда держал себя под контролем, всегда помнил все что делал и что говорил. Только потом, значительно позже, когда я был уже офицером, было мне 23 года, служил я  в должности комсорга отдельного механизированного батальона, вот тогда, я впервые испытал состояние – не помнить всего того, что я делал и что говорил.  Случилось это на свадьбе одного из моих товарищей. Это напугало меня и насторожило. Как правило, такое моментальное опьянение, от небольшого количества выпитой мною водки, происходило со мной, обычно, на всевозможных торжествах, таких как свадьба, юбилеи и т.д.  Зная это, я на этих празднествах старался не пить, но каждый раз оказывался пьян. И не потому, что много выпил, а потому, что мой организм так протестовал. В последний раз такое случилось со мной на праздновании моего юбилея. Отмечали мое  восемьдесятипятилетие. Я на нем опьянел буквально от одного небольшого глотка водки. По-видимому, мой обморок в детстве, был предупреждением  мне, об осторожном общении со спиртными напитками. И я старался не увлекаться ими. Но жизнь есть жизнь, как их обойдешь? Была ещё одна очень важная причина, моего осторожного общения со спиртными напитками. Дело в том, что после какой либо крупной попойки, я всегда ощущал резкое падение своего умственного потенциала. Это продолжалось в течение недели или двух недель. На мой взгляд, я делался тупым, как валенок. То, что мне давалось, до этого, легко и просто, теперь достигалось большими усилиями. Такое состояние меня удручало,  слишком много мне нужно было познать. И я старался ни по каким поводам не впадать в такие периоды.

ОТСТУПЛЕНИЕ. Это свежие мои размышления, с высоты моего возраста, знаний и опыта, о прошедшем и настоящем. Которые, если их описывать согласно последовательности жизненных  событий,  то имеется большая вероятность, того что  они никогда не будут высказаны.
10.06.2012 г. Размышляя, о существующей вокруг меня, в настоящее время обстановки, я внезапно пришел к выводу, что моя судьба напоминает судьбу двух великих людей, конечно с поправками на время. Не подумайте, что я заболел манией величия. Нет. Просто наши жизни чем-то напоминают друг друга. Эти люди (не падайте в обморок) – Прометей и Иисус Христос.
Прометей. Согласно легенде, он украл у богов огонь и отдал его людям. За что боги приковали его к скале на Кавказе. К нему ежедневно прилетал орел и клевал его печень. Так продолжалось до тех пор, пока не пришел Геракл и не освободил его.
Я. Я так  же, как и Прометей прикован к скале на Кавказе, только скала моя, это инвалидная коляска, а орел – это уже более пяти лет терзающие меня, день и ночь, ревматические боли всех суставов ног и рук, сердечные боли, а также болезни печени и желудка и многое другое. Я живу в постоянной непреходящей боли. В дополнение к этому, стараниями соответствующих органов, я ввергнут в глухую блокаду. Ко мне перестали приходить, перестали звонить не только посторонние люди, но и близкие и отдаленные родственники. Я в доме, в своей коляске, один. Людей вижу только в окно. Не с кем словом перемолвится, Не говоря уже о том, чтобы мыслями поделиться. Телефоны молчат. Со мной только жена. Но ей не до разговоров, и без этого хлопот хватает. Это еще хорошо, что благодаря моей упрямой натуре я, преодолевая боль, на костылях, немного передвигаюсь по дому, хожу в туалет. Иногда, в теплое время, жена выводит мою коляску во двор. И я тогда, нередко со слезами на глазах, выхожу на веранду, преодолеваю три ступеньки, сажусь в коляску и дышу свежим воздухом, греюсь на солнышке.
У меня сравнительно безупречно работает только мозг. Соображаю я еще не плохо. Вот эта способность соображать, обдумывать, понимать происходящее и предвидеть, в какой-то степени, будущее и привело меня, в дополнение к болезням, к глухой блокаде.
Так за какие прегрешения последовало  мне такое наказание?
Во-первых, я написал и издал за свой счет две книги: «Мироздание» и «Философские основы живой природы», в которых открыл человечеству новые пути и дороги к дальнейшему познанию всего существующего в мире. Конечно, это не понравилось некоторым людям и человеческим кругам, и они постарались затруднить мою работу и мою жизнь. Кстати,  есть сведения, что вторую книгу в Англии скопировали, переделали и издали, конечно, не под моим именем, и на этом заработали баснословные деньги.
Во-вторых, в двух других моих книгах, по размеру небольших, я затронул очень болезненную для  Европы, в первую очередь Западной Европы, тему  истинной истории территорий и населения Евразийского континента. В первую очередь, Сибири и населяющих ее народов. Особенно славянских народов. А среди них-Русов, Борусов и  Расенов. На основании известных мне исторических материалов и выводов многих честных ученых сделанных в последнее тысячелетие, я поднял вопрос о самой большой фальсификации, когда-либо совершенной  в мире. Фальсификации истории народов населяющих Евразию и особенно народов Сибири и Восточной Европы. И все это в пользу народов Западной Европы. Существующая в настоящее время история этих территорий и населяющих её народов написана так, что вся  цивилизация Евразии, а затем и всего мира, зародилась и осуществилась в Западной Европе при взаимодействии с Индией. Истина же заключается в том, что все народы, вся цивилизация Евразийского континента,  зародились и долго развивались на территории нынешней Сибири, климат которой был для этого достаточно благоприятный. Недаром жители тех времен называли свою страну «Зеленой страной». Наибольшего развития в Зеленой стране достигли жители Среднесибирского плоскогорья, которое, как утверждают ученые, никогда не было морским дном. Так что времени, для своего развития и совершенствования, жителям плоскогорья было вполне достаточно, и они достигли таких высот в познании окружающего мира, в том числе и космоса, к каким современное человечество еще и близко не подошло. На   территории плоскогорья жили, в основном, славянские племена и их объединения, и называли они свою страну - Беловодье. (Подробности читайте в моих книгах). Когда же под влиянием все-земной катастрофы, вызванной падением на Землю небольшого астероида, и вызванного этим смещением земных полюсов, на густонаселенную Сибирь обрушились холода. Народы, её населяющие, вынуждены были двинуться в путь в более теплые края. Дорога была, в основном, на запад. Жителям Беловодья там приходилось не однократно бывать, в частности, строить необходимые сооружения – энергонакопители. Однако, в связи с происшедшими изменениями климата Земли, туда предварительно была послана разведка. Она принесла добро.
Первыми двинулись Беловодцы, за ними остальные племена. Так началось «Великое переселение народов». Вы мне можете не поверить, но я вижу, как проходило это переселение. Бескрайние степи, бескрайние обозы из телег и кибиток, бескрайние стада крупного рогатого скота, бескрайние табуны лошадей, все это медленно движется на закат Солнца, посыпаемые с неба, мелким снегом.  Так выглядит переселение издалека. Но, можно приблизиться ближе. И тогда видны мелкие детали обозов, отдельные люди. Их одежда, вооружения, и т.д. Беловодцы выступили первыми потому, что они были наиболее подготовленными для длительного пути. У них были знания, умения, определенные приспособления, техника для преодоления встречающихся трудностей, таких как переправы через реки и многих других. А рек на их пути было много, и были они  широкими и полноводными. Нужно было строить переправы, изготовлять паромы и другие плавсредства. Беловодцы это умели делать. Делали сами и учили других. Двигались медленно, с длительными остановками и к началу седьмого тысячелетия приблизились к Волге. К этому времени переселенческий поток несколько уменьшился, так как часть переселенцев, пройдя Аральское море, повернуло на юг. Потом это ответвление общего поток снова разделилось. Часть его пошла в Индию, где и осела,  создав цивилизацию под названием «Санскрит». Другая часть, обогнув с юга Каспийское море,  пошла на Ближний восток. Оставшаяся часть переселенческого потока переправилась через Волгу и продолжила путь на запад. Русы и Борусы, достигнув Среднерусской возвышенности,  на ней и  закрепились. Остальные двинулись дальше. Пройдя Черное море, наиболее крупные племена переселенцев повернули на Балканский полуостров. Расены осели на берегу Адриатического моря, где создали государство – Расения. Другие же славянские народы, такие как Пеласги и Лелеги, заняли остальную часть Балканского полуострова.
Те же народы, которые не пошли на Балканы, заселили Причерноморье и Карпаты.  Некоторая часть народов-переселенцев перешла через Карпаты и заселили восточную часть Западной Европы. А еще их часть пошла дальше. Известно, что некоторые славянские племена дошли до берегов Атлантического океана и осели там.
Теперь вернемся к берегам Волги и к Западной Сибири. В Западной Сибири, когда прошла основная волна переселенцев, осталось еще много разных мелких племен и народов, которые, подозревается, были объедены  народом хунну в Союз племен, под руководством народа организатора. После прохода основной массы переселенцев, это объединение, под названием «гунны», еще долго гуляло по просторам Сибири, Китая и других прилегающих стран и земель. Живя, в основном, за счет грабежей, Здесь на время оставим гуннов и вернемся еще к одному народу, шедшему с  передовой частью переселенцев. Этот народ носил название «Готы». Идя вслед за Русами, они во время переправы через Волгу, обогнали их, дошли до Черного моря и объявили все Причерноморье,  и само море, своими владениями. Поэтому, некоторое время, Черное море носило название – Готское море. Когда Русы, подошли, после завершения переправы, к Причерноморью, то Готы их встретили во всеоружии. Но, были Русами разбиты, но из Причерноморья не изгнаны. Поэтому они, еще долго, не давали спокойно жить Русам и Борусам, стараясь взять реванш за поражение, пока последние, при помощи других славянских племен, не вытеснили их в Западную Европу. Где они стали называться – «Германцами». Кстати говоря, эта битва ярко высвечивает разницу между Русами и Готами в их культурном, военном и экономическом развитии. Если Русы в битве были защищены от неприятеля металлическими шлемами и кольчугами своего изготовления, и бились мечами, также собственного изготовления, которые очень ценились у всех народов, потому, что они были изготовлены из такой стали, которая  позволяла их сгибать дугой до  рукояти, и не ломаться. Эти мечи  были остры и не тяжелы. Снаряжение готов состояло: вместо шлемов, коровьи или бычьи черепа с рогами, вместо кольчуг, коровьи шкуры, а оружие весьма разнообразное.
Теперь вернемся к Гуннам. Это многонародное, разноплеменное объединение, вдоволь погуляв по Азии, решило перебраться в Восточную  Европу, но было встречено там не весьма любезно. На их пути стояли Русь и Борусия. Попробовали гунны сами разделаться с этим славянским объединением, но не получилось. Тогда они заключили союз с готами. В результате гунны, как степняки, напали с юга, а готы с севера. Тяжелая была битва. Но Русы и Борусы выстояли и одержали победу. После которой Готы отправились в Западную Европу, а Гунны в Предкарпатье, где создали свое государство. Но, ненадолго, вскоре они были славянами вытеснены в Закарпатье, на территорию Западной Европы, где столкнулись с Готами и подчинили их себе. После смерти последнего вождя гуннов – Атиллы, Готы, объединившись с закарпатскими славянами, разгромили гуннов в битве. Гуннский союз распался, а составляющие его народы разбрелись по всей Западной Европе, где и осели. Объединённые с другими народами переселенцами местом проживания, но сохранившие свои, свойственные им черты и характеры. Так создавались Западноевропейские государства. Вы спросите, а откуда же взялась высокоразвитая культура западноевропейцев? В основном, все перенято у славянских народов. В то время живших на всей территории Западной Европы и по уровню развития культуры значительно превосходивших всех остальных переселенцев. Основы готической архитектуры переселенцы и особенно Готы, переняли у наследников Атлантов, переселявшихся из восточной Скандинавии в теплые места. Потом западноевропейцы об этом забыли и присвоили все эти достижения себе.
Все, что я изложил выше, не понравилось сильным мира сего, вот они и распорядились приковать меня, как и Прометея, к скале, на Кавказе. Правда, моя скала не совсем скала, это всего лишь инвалидная коляска, но мне от этого не легче, потому, что в дополнение ко всему я лишен  возможности общения с людьми и моя квартира превратилась для меня в тюремную одиночную камеру.
О, Иисусе Христе  я много писать не буду. Напомню только всем читателям его высказывание. Он говорил « Нет пророка в своем Отечестве, как нет его и в своей семье». Он был прав, стократно прав. Все это я испытал на себе. Так, что мы с ним по своим судьбам довольно близки друг другу. Недруги могут сказать – тебя ведь не распяли. Такое не сделано только потому, что в наше время это не принято делать. Однако, если не распяли меня физически, то духовно распяли, это точено.

ДЕТСТВО. Продолжение.
Третье. У меня с самого мальства было сильно развита способность к фантазии. Я фантазировал на любые темы. Мог вести фантастические игры сам с собой, довольно увлеченно и продолжительно.
Четвертое. Читая книги, я нередко, читаемое превращал в реальное, т.е. я  входил в образ героя  книги настолько, что жил его жизнью,  переставая ощущать окружающую действительность. Так, читая М. Горького, его книгу «В людях», эпизод о том, как он читал книгу в отблесках лунного света, от начищенной медной кастрюли, я воспринимал читаемое, как действительное, происходящее со мной.
Кроме страсти к чтению книг, у меня в детстве была еще одна непреодолимая страсть, это желание учиться. Я постоянно мечтал о школе и когда мой старший брат пошел в первый класс,  я отправился туда вместе с ним. Тогда мне не было ещё  и шести лет. Вошел в класс и сел за свободную парту. Учительница посмотрела на меня и ничего не сказала, стала вести урок, учить детей азбуке. Я всё это уже знал, но сидел и слушал, ощущая блаженство, что я в школе. Так я ходил в первый класс месяца два. Ко мне относились вполне лояльно, никто не выгонял, но и, ни кто не обращал на меня внимания, даже тогда, когда я поднимал руку чтобы ответить на заданный классу вопрос.  Все считали мое желание учиться, детской причудой. Да и была тогда такая установка, в школу принимать детей только достигших восьми лет. Медики тогда доказывали, что начинать учиться детям младше восьми лет вредно для их здоровья. Невнимание ко мне учительницы, в конце концов, вынудило меня покинуть школу. И всё же, в школу я пошел, в нарушение установки медиков, на три месяца раньше достижения мной восьмилетнего возраста. Результатом того, что мне не позволили учиться в школе в шестилетнем возрасте, стало причиной порождения во мне, потом, во все школьные годы, какое-то легкомысленное отношение к учебе. Это не значило, что у меня пропало желание учиться, нет, учиться я хотел. Просто мне, первое время, было скучно сидеть на уроках. То, чему учительница учила остальных учеников, я уже давно знал и поэтому большой старательности в выполнении учебных заданий не проявлял и, несмотря на это, был отличником. За что, по окончанию первого учебного полугодия, был награжден калошами. Помню этот первый мой школьный Новый год. Провожали 1934 год и встречали 1935 год. Гулявший по России голод, еще не ушел, но стало немного полегче. И вот наши родители решили для нас сделать новогодний праздник с подарками.  Для подарков они из кукурузной муки испекли большой пирог, начиненный молотыми вареными лесными грушами. Разрезали их на куски, по числу учеников в классе, и раздали нам. Это было, для того времени, лакомством и мы его с аппетитом съели.
В последующие годы, в последующих классах, по сложившейся привычке, я большого труда к учебе не прилагал. Обладая неплохой памятью, я мог особенно не утруждать себя чтением учебников, обходился тем, что рассказывал учитель. Тогда же, когда я учителя не слушал, увлеченный чтением какой либо книги, в щель между крышкой парты  и самой партой, мне было достаточно быстро пробежать глазами заданный текст урока, чтобы обеспечить себе твердую тройку, а нередко и четверку.
Все свободное время я отдавал чтению. Мое бессистемное чтение хотя и не давало глубоких знаний, но давало возможность о многом иметь представление. Поэтому, среди своих сверстников, я выглядел знатоком. Потом, в армии, они меня звали «ходячей энциклопедией», хотя, до энциклопедии мне было очень, очень далеко.
Довольно рано я начал задумываться над своей будущей профессией. Было три варианта. Все они влекли меня. Я хотел стать писателем, хотел быть археологом, мне хотелось быть  агрономом  селекционером, выводить новые сорта растений и особенно садовых, как Мичурин. Эти три профессии, в основном, и определяли круг моих чтений, дум и стремлений. Да еще фантастика, приключения и сказки всех народов. Кроме того мне еще хотелось научиться хорошо рисовать, играть на музыкальных инструментах и петь. Однако ни одно, ни другое, не третье мне не давалось. По рисованию были определенные успехи, но совершенствоваться в этом искусстве мне не давал один мой природный недостаток, у меня всегда  тряслись руки, не сильно, не всегда заметно, но тряслись. Я был обостренно нервным человеком. Что, не позволяло мне провести твердую, четкую линию, а овалы я мог рисовать только отдельными небольшими штрихами. Все это убеждало меня в том, что хорошего рисовальщика из меня не получиться, и я  оставил свои попытки. Хотя, потом, в пожилые годы, пожалел, поняв, что штрихи не были помехой.
В отношении музыки и пения. У нас в роду не было ни музыкантов, ни певцов. В станице, времени моего детства, музыкальных школ еще не было. Так, что учить меня было некому. В отношении игры на музыкальных инструментах. Как это ни странно, но затруднение состояло в том, что я не мог понять, как из отдельных звуков создаётся музыкальная фраза. Пробовал сам, но у меня ничего не получалось. А без понимания любого процесса я неспособен к его воплощению. К сожалению, объяснить мне все это было некому. Несмотря на то, что я не мог играть на музыкальных инструментах, музыку я понимал и любил. В своей памяти я был способен воспроизвести слышанную музыку, но воспроизвести её в звуке,  я не мог. Хотя, когда я слушал музыку, я отчетливо слышал и понимал всякую фальшь. В отношении пения. Петь я любил.  Часто пел для себя. Петь для людей я просто стеснялся. Потом я убедил сам себя, что у меня нет ни голоса, ни музыкального слуха. Хотя мне люди говорили, которым удавалось услышать мое пение, что я хорошо пою. Когда я учился в военном училище, там создавался хор, прослушивали всех курсантов, и меня в хор записали. И я в нем пел, и претензий ко мне никогда не было. О том, что я могу петь и петь неплохо, я узнал только в пожилом возрасте. Когда мне было под семьдесят лет, жена купила коз, и я стал пасти их в лесу. Вот там, в лесу, я и запел в полный голос. И оказалось: голос у меня хороший, хорошие музыкальный сух и музыкальная память. Слышанные в детстве песни я вспоминаю и правильно пою. Не только правильно, но как говориться с душой. Но, вот беда, когда я запел, аудитории у меня уже не было. Болезнь  приковала меня к коляске. Однако, я пою. Потому, что  пение приносит мне  большую пользу, оно успокаивает, поднимает настроение и уменьшает боли. Когда я еще ходил, нередки были случаи, когда от  большой нагрузки на ноги при хождении по лесу и горам у меня, на обратном пути к дому, начинали сильно болеть ноги. А как я любил ходить! Лекарства не успокаивали боль. Тогда я начинал петь, иду и пою. От пения боль всегда затихает.
Такое же дело у меня было и с поэзией. Поэзию я люблю, много я её читал. У меня довольно большая поэтическая библиотека. Но, когда я пробую  написать стихотворение, у меня ничего не получается. В моих творениях почему-то всегда не обнаруживалось ни  мысли, ни рифмы. В школьные годы, для меня было мукой, выучить стихотворение. И в тоже время, в своих снах, детских не помню, снах взрослого человека, даже пожилого возраста, мне часто снилось, как я хорошо пою, играю на рояли и читаю людям свои прекрасные стихи. Которые я хорошо помню, но только до момента выхода из сна. Проснусь, и о них оставалась только общая память, ни одного слов, ни одной строки. Оставалась в памяти - затемненная комната, молодые люди, молодые мужчины и женщины. Почему-то мне кажется, что это было где-то на юге, может быть в Сочи или в другом каком-то месте, но определенно до революции, а может быть и до первой мировой. Вот им я и читал свои стихи, пел и играл на рояле. Мне кажется, я был офицером в небольшом чине. Еще мне мнится, что я погиб еще молодым, толи на дуэли, толи в бою.
С биологией у меня шло всё хорошо, всё интересно, всё понятно. Я даже проводил некоторые биологические опыты и наблюдения. Много читал книг о видных биологах мира, таких как Мичурин, Лютер Бербанк, Мендель, Дарвин, Брем, Докучаев, и многих других.
С историей и археологией. Я просто упивался историческими книгами, как художественными, так и  научными.
В школьные годы,  и впоследствии, я постоянно пытался писать рассказы и повести, фантастические произведения. Некоторые опусы того времени имеются в моем архиве. Первым изданным моим произведением, была короткая повесть «Перевал». Где я описал подробно все, что пришлось пережить, увидеть, услышать, испытать, во время ухода от наступающих немцев, в августе, сентябре 1942 года. Когда мы, эвакуируясь, угоняли колхозный скот. Во время моей службы в Энгельском  летном училище,  при Доме офицеров был организован литературный кружок, членом которого был и я. Руководством ДК было принято решение о периодическом издании рукописного журнала из произведений членов кружка. В первом номере этого журнала и была помещена моя повесть. Тираж небольшой, каждому автору по экземпляру и еще несколько для  библиотеки. К   сожалению, мой номер журнала,  уже после демобилизации из армии, затерялся.
В конце концов, все мои увлечения нашли своё место в моей жизни и деятельности. На сегодняшний день я агроном, биолог, почвовед, философ, историк и писатель. По всем названным профессиям у меня есть опубликованные труды.
Теперь немного об особенностях моего сознания. Чтобы я ни делал, или чтобы мне не предстояло сделать, я должен это понять. Пока не пойму, сделать не смогу. Понять, по-моему, это значит воссоздать в сознании картину предстающего дела во всех его  взаимосвязях и завершенных логических построениях. Разбираясь с проблемами, которые я должен решить, я воссоздаю в сознании картину уже известного мне процесса в его логической определенности и взаимодействии. Потом, на основании логического процесса новых взаимообразований и взаимодействий, основанных на известных и безусловных данных, рисую картину дальнейшего развития процесса. И когда все, что я испытываю, в конце-концов, ложится в определенную логическую матрицу, картина воображаемого процесса завершается. Я, если это возможно, проверяю полученный мысленный результат. Который я вижу во всех его ракурсах и в полном объеме. Именно, я его вижу. И если надо, корректирую. Как это делается в компьютере.
И еще одна особенность моего сознания. У него сильно развита способность к синтезу. Я, по отрывочным фактам, узнанным в разное время и из разных источников, до поры и времени, хранимым  моим мозгом,  способен  воссоздать общую картину  определяемого этими фактами, процесса. Затем, дополнить её логически оправданными догадками, которые, если они не нарушают общую логику процесса, а наоборот, ещё больше укрепляют её, становятся предсказуемыми фактами, а весь синтезируемый процесс, реальной частью еще большего процесса. Здесь нужно подчеркнуть, что эта система синтеза процессов применима для изучения биологических процессов, исторических процессов, философских проблем, и многих других процессов проходящих в природе, вплоть до космических. В общем, любой процесс, явление, предмет и т.д. я сначала увижу в своем сознании, а потом уже осуществлю его или описываю.
Характерно, что когда я внутренне вижу те или другие отвлеченные процессы или явления, то, в целом, мой мозг не напрягается, напрягается область третьего глаза, как во лбу, так и в затылке. Поэтому, это видение находится как бы  вне мозга, впечатление такое, что оно создается чем-то иным, а мозг их рассматривает и пытается понять и воспринять. Т.е. видения процессов, это не результат работы мозга, а материал для работы мозга. Зачастую эти видения проскакивают в голове как озарения. Кратковременно, но достаточно для того чтобы включить работу мозга, и тогда он уже сам предпринимает попытки все разложить по полочкам. Такие озарения, бывают чаще всего, когда обдумываешь процессы мироздания. Но, бывают и на другие темы. Причем, если в момент появления озарения, ты не засечешь и не закрепишь его в мозгу, то больше ты его не вспомнишь.
У меня давно сложилось убеждение, что меня, с момента моего рождения и по сей день, кто-то или что-то, постоянно оберегает. В моей жизни было столько возможностей умереть, а я живу. Мне скоро исполнится 86 лет, я же жив, и помирать не собираюсь.  Мне, в начале июля 2012 года, назначена первую группу инвалидности, пожизненно. Я уже пять лет прикован к коляске,  живу в постоянном ощущении боли, у меня болезнью поражены почти все органы и части тела, даже пальцы болят, чем затрудняют мне писать даже на компьютере. Только один мозг всё еще добросовестно исполняет свои обязанности. Поэтому я и пишу.
О пережитых мною случаях, угрожающих мне смертью, я уже подробно писал в своих книгах, поэтому здесь я только перечислю их. Начнем с рождения. Вскоре после моего рождения меня два раза подряд накрывал младенческий. Говорят, что для многих новорожденных в того времени, хватало и одного раза. Ещё малышом, в возрасте 3-4 лет, я заболел малярией. Помню, как мама выносила меня на руках в сад и клала под вишней, где я и лежал, временами теряя сознание. Малярией я болел на  протяжении 12-13 лет. Когда я об этом рассказал одному врачу, то он сказал, что такого не может быть, я должен, по его мнению, уж давно умереть. Я три раза тонул и не утонул. Однажды я сорвался с обрыва горы с высоты метров 30-35, и благополучно приземлился на полусогнутые ноги, на песочек. Хотя вокруг  были россыпи камней. Я переболел всеми детскими болезнями, кроме скарлатины. Лет в двенадцать, я был сбит бегущими лошадьми, запряженными в линейку, и отделался небольшим искривлением позвоночника, что, в свое время, послужило причиной отчисления меня из лётного училища, по случаю перевода его на реактивные самолеты. С детства у меня было больное сердце. В четырнадцать лет рентген показал, что у меня расширение обеих сердечных желудочков. Мне выделили путевку в Анапу, в детский санаторий. Я должен был, в предстоящий понедельник,  получить её,  но в воскресенье началась война. В пятнадцать лет меня пытался расстрелять немецкий самолет, но об этом в своё время.
Вот что интересно, когда я вспоминаю себя маленьким, где-то до семи лет, то всегда вижу вспоминаемую картину дважды. Сначала вижу себя, как и любой другой человек, что-то делающим, в ограниченном  пространстве возможной для меня видимости, а потом, через мгновенье, я начинаю видеть себя со стороны, и не только себя, но и всё окружающее меня. Смотрю я на себя и на окружающую меня картину на определенном расстоянии, позволяющим мне, одним взором, охватить и себя, и обстановку, в которой я нахожусь. Смотрю я эту картину сверху, но не вертикально, а сбоку, под острым углом к земле. Это позволяет просматривать всё пространство,  в котором я нахожусь и меня в нем. Чтобы стало более понятным все, что я написал выше, поясню на примерах,  которые я уже упоминал.
Эпизод первый. Я начинаю впервые читать. Это было в Ростове. Вечер, я сижу за столом лицом к выходной двери. Беру букварь, раскрываю его, передомной страница, на которой рисунок: дети играют в мяч. Над рисунком небольшой текст, строк в пять. Я присматриваюсь к тексту и начинаю читать. Не по буквам, а словами. Отец с матерью возятся в углу с примусом. Отец услышал, что я читаю, поднял голову и говорит матери: «Смотри, читает». Вы, конечно, понимаете, что уткнувшись в букварь, я этого видеть не мог. Но вижу. Вижу и себя сидящим за столом, и читающим букварь, и настольную керосиновую лампу с зеленым абажуром,  стоящую на столе и всё окружающее. Всю эту картину я наблюдаю откуда-то из под потолка, над дверью.
Эпизод второй. Ростов. Утром мы всей семьей идем в центр. Жили мы в то время, на спуске к Дону. Зима, свежевыпавший снег. День светлый и ясный. Улица и дорога идет на подъём. С правой стороны аптека. Я останавливаюсь и начинаю читать вывеску, родители ушли вперёд. Идущие мимо меня люди с удивлением смотрят на меня, говорят: «Читает». Всё это, я наблюдаю откуда-то сзади и сверху, под тем же острым углом к земле.
Таких примеров можно привести много,  видел я их довольно часто,  но только до семи лет. После семи лет, такого отстранённого видения себя и всего окружающего, уже не наблюдалось. Во всяком случае, если и наблюдались, то не столь ярко и не всегда.
Какими же ещё странностями и особенностями отмечено мое детство, если смотреть на него с высоты моего восьмидесятипятилетнего возраста. Все они связаны с войной.
Летом 1942 года, немцы прорвались на Кубань. Наши войска, под давлением немцев, отходили к Кавказским горам. Вместе с войсками отходили и многие гражданские жители, кто не хотел, и кому нельзя было оставаться на территориях занятых немцами. Колхозы и совхозы угоняли в горы скот. Вот и мы, мама, я, и Борис,  8 августа 1942 года, в полдень, около Тухинского моста, присоединились к колхозу «Вперед», угонявшему свой скот в горы. Я, в качестве гонщика скота. У нас была пара лошадей и телега. После двухчасового отдыха, колхозное стадо двинулось в направлении гор. Мама с Борисом забралась в телегу, я сел на облучок, взял в руки вожжи, встряхнул ими и сказал: «Но», и лошади двинулись вслед за уходящим стадом. Вот именно в эту минуты и окончилось мое детство. Началась, по существу, моя самостоятельная жизнь. А было мне в ту пору пятнадцать лет. Отец проводил нас до окраины станицы Апшеронской и ушел на сборный пункт Апшеронского партизанского отряда имени Капитана Гастелло. А мы двинулись с колхозом к видимым вдали горам. Прошли и проехали станицы Ширванскую, Самурскую, поселок Черниговский, а потом, по руслу реки Пшеха,  вглубь гор, в Тубинский котлован. О событиях этого пути, я уже писал в своих книгах и статьях.
Сначала, мы несколько опережали фронт, а потом шли и ехали вместе с ним. Так, из поселка Режет,  утром, мы выезжали на юг, а немцы, в это же время, входили в него с севера.  Это был последний успех немцев. Наши бойцы, противостоящие им, бросились на них в штыковую атаку. Немцы, как всегда, это известно из прошлого, штыковую атаку не выдержали и бежали назад, за Волчие ворота. Больше немцы, здесь, наступательных попыток не предпринимали.   На этом участке, фронт стабилизировался.
В Тубинской котловине оказались запертыми: большая группа войск, масса эвакуированных, и большие стада разного скота. Вот немцы нас там и бомбили. Утром, как только небо пронижут лучи Солнца, над котлованом появлялась «Рама». Так обитатели котлована прозвали двух-фюзеляжный немецкий самолёт-разведчик и корректировщик - «Фок и Вульф». Она облетала весь котлован и улетала. За ней, вскоре, появлялись «Юнкерсы» и начинали бомбить. Отбомбившись, улетали на обед, Ближе к вечеру, все повторялось. Рама, Юнкерсы, бомбежка, и так каждый день. Ночью бомбили редко. Ночные бомбежки самые страшные. Не потому что опасные, а потому, что при дневной бомбежке ты видишь, куда летят самолёты, видишь, как от них отрываются бомбы и прикидываешь – куда они упадут. Опасны они для тебя, или нет. Ночью же, ничего не видно. Поэтому кажется, что каждая бомба летит именно в тебя, и сейчас рванет, и ты вжимаешься в землю. Кроме бомб, ночью, немцы иногда сбрасывали дырявые металлические бочки, наполовину наполненные железом и камнями. Такие бочки в полете визжат, свистят, гудят, а ударившись о землю – грохочут. От них мороз по коже и оторопь берет. Страшно.
К бомбардировкам, красноармейцы и гражданский народ, вскоре приспособились. С рассветом, все поднимались на покрытые густым и высоким лесом, склоны окружающих котлован гор. Немцы же, почем-то, над лесом предпочитали не летать, а значит и не бомбили его. Но, зато, Верхним, Средним и Нижним Тубам доставалось сполна. Вечером же, как только  немцы улетали, все спускались вниз, где и ночевали. С утра – всё сначала. В связи с такой тактикой  применяемой и военными и гражданским народом, потери от бомбёжек были незначительны.
Скот поили из реки. Гоняли скот к реке  ночью. Бывали случаи, когда, по какой-то необходимости, небольшие гурты скота гоняли днем, в немецкий обеденный перерыв. Однажды днем, во время немецкого обеда, я повел своих лошадей к реке на водопой. Под моей опекой было четыре лошади. Две – мои и две, ехавшей с нами  молодой женщины, жены командира Красной Армии, с двумя малолетними детьми. Всё было тихо и спокойно. Я напоил лошадей и отправился в обратный путь. От реки до леса, куда я шел, было около километра. Я прошел уже половину дороги, когда внезапно, в небе, появилась вынырнувшая из-за горы «рама». Она развернулась и пошла вдоль котлована, на север, обстреливая его из пулемета. Что делать?  Повернуть назад, чтобы укрыться под обрывистым берегом или бежать к лесу? Ни то, ни другое сделать я не успевал. Я осмотрелся. Недалеко от себя, увидел небольшой молодой ольховый колок, с уже опавшей листвой. Самый толстый ствол в нём, был у дерева, росшего в центре колка, сантиметров 20 -25. Колок просвечивался насквозь. Но, что поделаешь, решил укрыться в нём. Ввел в него лошадей, и держа их за уздечки, стал за стволом центрального дерев.  Стою и смотрю. Оказывается, я с лошадьми нахожусь в средине зоны пулеметного обстрела рамы. Это видно по фонтанчикам пыли, вскакивающим при ударе пули о землю. Эти фонтанчики всё ближе и ближе приближаются ко мне, вот скоро они накроют и меня, и лошадей. Но,  что это? Вдруг, не дойдя до меня метров 20 – 30, фонтанчики исчезли. Самолёт пролетел над нами,  уже не стреляя. И полетел своей дорогой. Что случилось – не знаю. То ли патроны в ленте кончились, то ли не заметил меня с лошадьми, хотя такое трудно даже представить, мы были одни, на совершенно пустом поле. То ли еще что. Но, обычно немцы, заметив человека, гонялись за ним, пока не убьют. А сейчас «рама» вдруг оставила нас и улетела.
Я вышел из своего укрытия, вывел лошадей и пошел к опушке леса, где укрывались наши колхозники и, где была мама и Борис и много других людей, в том числе и военных.  Когда я подошел к ним, ко мне подбежала девчонка из Тамани и спросила: А ты злякався? Потом, поняв, что я её не понимаю, исправилась: А ты испугался? Практически, как я все происшедшее оцениваю сейчас, я не испугался, и не потому, что я такой храбрый, а просто в моём характере есть черта: я боюсь, когда беда далеко, но когда беда рядом, я становлюсь удивительно спокойным, собранным, мозг чётко оценивает обстановку и ищет пути выхода. Но, всё это вне меня, т.е. я не напрягаю своё сознание, оно само, автоматически, решает возникшую проблему. В результате я никогда не впадаю в панику.
В заключение этого раздела расскажу об одном исключительном случае, происшедшем в описываемое мною время и запомнившийся мне на всю жизнь.  Это не про меня, я его только наблюдал. Это о величии советского человека и его беспредельной вере в победу. А произошло вот что. Очередная бомбежка застала меня на склоне горы, в мелком кустарнике. Я лег на землю так, чтобы кустарник прикрывал меня сверху и стал ожидать конца бомбежки. Когда Юнкерсы отбомбившись, стали улетать, я увидел,  что метрах в пяти от меня, из кустарника, поднялся красноармеец. Он посмотрел вслед улетающим самолетам, погрозил им кулаком и сказал: «Ну, подождите, доберемся и мы до Берлина».
Это не моя выдумка, это факт. Факт, когда мы были заперты немцами в горах, когда у нас не было соли, хлеба, а у красноармейцев, к тому же, почти не было патрон. Патроны доставляли в небольшом количестве, перелетая через перевал, наши труженики войны, самолеты У2. Всем известные и любимые «кукурузники». Советский красноармеец считал, что это не конец, это только начало, и мы дойдем до Берлина, мы победим.
Прошло уже столько лет – 71 год, а образ этого красноармейца стоит у меня перед глазами, он говорит: как бы ни было трудно, как бы не было больно, крепись, победа будет за нами.
Как я уже говорил, в горниле эвакуации, в горниле почти полуторамесячных бомбёжек, мое детство окончилось. Наступил другой период жизни – моя молодость. Почему молодость, а не отрочество, юность? Потому, что Отрочества  и Юности, как это принято понимать, у меня не было. А был непосильный труд в болезни, голод, а потом – строй Обыкновенный военный строй, основанный на воинских уставах. Вот и всё.


ОТСТУПЛЕНИЕ  2.   Знаковые  числа в Русской  Истории.
Таких чисел – два. Это 12 и 200. Не буду высказывать своего мнения о роли и значении названных чисел в Русской, Российской истории, предлагаю рассмотреть сам ход исторического процесса, начиная от рождения России и русского народа,  и по настоящее время. Начнем с 1380 года. Этот год, самый знаковый в истории России и русского народа. Не будь его, не было бы России и русского народа. Это самый великий день в русско-российской истории и более великого – не было и никогда не будет. Недаром все враги русского народа, так стараются принизить значение этого года и его день – 8 сентября. Мало того, они стараются вообще убрать их из нашей истории, утверждая, что никакой Куликовской битвы не было. Заявляя, что они, делали раскопки на Куликовом поле и никаких костей там не нашли. Они замалчивали, как замалчивают и поныне, всё то, что не соответствует их желаниям и стремлениям. Правда, им не нужна. Правда же состоит в том, что по какой-то случайности, или  злому умыслу, в летописях о Куликовской битве указывается не то поле, на котором действительно проходила битва, а совершенно иное поле. Место, широко известное Русам и другим народам того времени, как самая большая обсерватория, из всех существующих тогда, как на территории Руси, так и землях прилегающих к ней территориях дружественных Руси народов. Поле, которое  по всем показателям, как рельеф, заболоченность, расположения леса, и т.д.  похожее на действительное поле битвы, как вторая капля воды.
На самом деле, битва состоялась в названный день и названное время, но не на Куликовом поле, а на другом, расположенном, на тогда существующем, Астраханском тракте. По которому, Дмитрий и спешил на встречу с Мамаем. Сейчас это поле находится на территории Рязанской области, недалеко от города Скопин. Здесь, на этом поле, деревни носят названия связанные с битвой, здесь стоят памятные церкви и часовни, здесь отмечены места захоронений, но только на той половине поля, которую занимало Дмитриево войско. На территории же, занимаемой, во время битвы, мамаевым войском, нет ничего. Более подробно с описанием этого исторического поля, поля непреходящей русской славы, но почему-то  замалчиваемое всеми нашими историками, всех времен и народов, вы можете ознакомиться в первоисточнике. Журнал «Чудеса и приключения», №8, 2011год. Автор статьи Александр Косарев. Статья – Алмазы с неба. Не удивляйтесь, что столь серьезный материал напечатан в журнале с таким названием. Во–первых, в этом журнале есть специальный раздел: «Гипотезы», а во-вторых, попробуйте вы опубликовать, что-либо новое, изменяющее официальную версию русской истории, в любом другом нашем журнале или газете.
Кстати говоря, установление истинного места, где проходила Куликовская битва, объясняет многое, ранее не понятное. Например, поведение Рязанского князя. То он рвался, вместе с Мамаем разгромить Дмитрия, а затем замолк и ушел в кусты. А объясняется это просто. Он, когда заводил игру с Мамаем, предполагал, что битва состоится где-то на Московской территории, а когда стало известно, что битва состоится на территории Рязанского княжества, тут он и сник. По той причине, что все рязанцы ушли к Дмитрию, защищать свою землю. Тоже самое произошло и с Ягайло. Путь к месту битвы значительно удлинился, и он, при всем своем старании не мог туда успеть. Оправдание было. Да он и не стремился туда поспевать. Было опасение остаться, вообще, без войска.
Теперь вернемся к знаковым числам Русской истории. Начинается оно с 1412 года. Почему с этого года, а не 1380 года? А потому, что в этом знаменательном для России и русского народа году не было ещё ни России, ни русского народа, была только разгромленная, раздробленная на множество мелких княжеств, Русь – Северная Русь. Она только что начинала делать попытки к объединению в единое, независимое государство. Эти попытки напугали  Рим, и Византию. Для пресечения таких попыток и должного наказания Руси за них, было решено: организовать на Русь специальный крестовый поход, с привлечением к участию в нём татаро-монгольской орды. Во главе которой, в то время, стаял Мамай. Не только привлечь к участию в походе, но сделать так, чтобы видимым организатором похода был именно Мамай. А для того чтобы Мамай не сделал что-нибудь не так, как требуется, его окружили большой группой советников, которые и осуществляли подготовку и провидение этого неудавшегося, как и все остальные крестовые походы, особого крестового похода. На Мамая была возложена только одна задача, собрать как можно большее войско из всех подчиненных ему народов. В походе, кроме мамаевцев, принимали участие войсковые подразделения Византии и Рима, а также других государств, как то германцы, поляки, чехи, венгры, литовцы и множества других добровольцев из европейских и иных стран. Рим, для большей гарантии успешного окончания похода,  включил в состав войск идущих на Русь, свою лучшую, непобедимую Генуэзскую черную пехоту.
Узнав, о готовящемся походе, всколыхнулась вся Северная Русь, всколыхнулись другие народы, живущие на землях Руси, всколыхнулись соседи Руси, понимая, что если Русь не выдержит удара, им  тоже не  жить. И потекли воины в Москву. А потом и на поле брани, с мыслью победить или лечь там костьми. Третьего не было дано. И выстояли, и победили. Чем обеспечили себе независимость и свободу, возможность создать на территории Руси, истинно независимое, единое государство.
Сразу, после возвращения с поля битвы, князь Дмитрий возобновил работу по созданию единого государства, из множества мелких княжеств Северной Руси. Объединяя  их вокруг Москвы. Процесс объединения проходил довольно быстро. Этому способствовали – Победа, авторитет Дмитрия, призывы христианской церкви и её помощь в проведении объединительных процессов. А главное - стремление народа к спокойной жизни под защитой  объединенного, единого государства. Объединение проходило достаточно легко. Многие княжества сами объявили о своем присоединении к единому государству Русов и передали Дмитрию свои полномочия. Других, приходилось уговаривать, объяснять  им выгоду   присоединения к единому государству.  В этой области много работала церковь. Были и такие, которые показывали строптивость, таких  требовалось хорошо припугнуть, и к ним, под стены их столиц, приходилось посылать войско. Государство создавалось и крепло.
Наряду с работой по созданию нового государства, велась работа по созданию органов государственной власти, а также создавались условия экономической независимости нового государства. Уже в 1381 году Дмитрий начинает чеканить свои деньги. Можно утверждать, что к 1412 году, новое государство Русов, было создано. Если 1380 год был годом зачатия современной русской государственности, то 1412 год, для неё, был годом достижения своей возрастной зрелости. Теперь это было хорошо организованное, могучее государство. И, окружающие её недруги, с опаской стали посматривать на него, не решались, как это было раньше, свободно ходить, на раздробленную Северную Русь, грабить её. Теперь для таких наглецов всё кончалось по русской пословице – «Пошел по шерсть, да вернулся стриженым». Могли и совсем не вернуться.
В процессе становления нового, объединенного государства, родились и новое название этого государства, и новое название народа населяющего  его. Это ложь, что название этому государству  дали, как ходят разговоры, толи поляки, толи греки, толи еще кто. Название  этого государства, как и название народа, родилось естественным путем. Родил  его сам, населяющий  новое государство, народ. Раньше, до объединения княжеств в единое государство, населяющих эти княжества людей, называли по названию княжеств: московиты, владимировцы, нижегородцы, тверчане, и т.д. Теперь же, в едином государстве, должны были быть и новые, единые , названия, как государства, так и народа. И такие названия появились.
На мой взгляд, это произошло следующим образом. Во время формирования нового государства, требовалось как-то его называть, причём, названием нейтральным, не обижающем ни одного из членов объединительного процесса, таким названием и стало сочетание двух слов: Русь (в честь бывшей Святой Руси) и «сия», что обозначает: «эта». Так и говорили, так и писали – Русь сия, т.е.  Русь эта, а никакая-то другая. У русского  народа существует стремление,  всё упрощать. Поэтому в этом словосочетании был удален мягкий знак, а само словосочетание стало произноситься, а затем и писаться,  как единое, нераздельное слово: «Руссия». Кстати, это объясняет, откуда, в слове Россия, появилась вторая буква «с».
Потом, в процессе использования, для удобства  произношения, вместо  буквы «у» стали говорить  букву «о» и получили существующее поныне название: «Россия». Народ населяющий, в период существования Руссии, стали называть «Русским». Это название прижилось, и здравствует, по сей день, и впредь не думает как-то изменяться.
Таким образом, из всего вышесказанного, вытекает, что  к 1412 году, Россия окончательно оформилась, как суверенное, независимое, сильное государство со своим собственным названием и своим единым народом. Поэтому мы и берем 1412 год, как  год, с которого начинается исчисление знаковых чисел России и русского народа. А значит и годом рождения России и Русского народа, годом становления русской государственности. Все заявления о тысячелетии русской государственности ложны. России и русскому народу на сегодняшний день ровно 600 лет. Однако, не надо забывать,, это надо всегда помнить, что Россия и русский народ являются наследниками многотысячелетнего народа Русов из Беловодья,  восьми тысячелетней Руси Европейской - Руси Святой, потом Руси Северной. Русский народ один из самых древних народов Земли, этим надо гордиться, а не восторгаться какой-то мифической тысячелетней Россией. Отмечать же шестисотлетие истинной России и истинного русского народа  лучше всего и правильнее будет - 12 декабря 2012 года. Этот день знаменателен тем, что обозначается тремя числами 12. Двенадцатый день, двенадцатого месяца, двенадцатого года. Такое сочетание чисел повторяется только один раз в тысячелетие.
Для нас, живущих в настоящее время, этот день очень важен еще и потому, что именно к этому дню, Свет окончательно вытеснит тьму из нашего бескрайнего мира и станет единым его руководителем
В тонком мире, на его планете Ирий, симбиоте нашей планеты Земля, Свет уже окончательно укоренился и там, по этому случаю, состоялся праздник. Об этом празднике мне было видение. Довольно долгое время  мне была предоставлена возможность, в какой-то степени, наблюдать за ходом борьбы между Светом и Тьмой. Для чего, проснувшись утром, я смотрю, в левый от меня, затемнённый угол комнаты, и перед моим взглядом, на короткое время, открывалась, схема состояния  взаимоотношений между  Светом  и Тьмой, в виде определенных знаков. Когда, я только начинал вести наблюдения, то почти вся обозреваемая картина .была занята Тьмой и только очень небольшими участками сквозь Тьму пробивался Свет, сейчас уже черноты Тьмы практически не видно, остались только сумерки.
И вот 21 июля 2012 года, утром, я проснулся и по уже выработанной привычке посмотрел в затемнённый угол. Там, вместо привычной картины состояния  борьбы Света и Тьмы, я увидел большую рамку в виде падающей капли воды, находящейся в ярком круге света. В рамке я вижу старика, белого, с белой бородой, он ласково и ободряюще смотрит на меня и улыбается. От неожиданности того, что я увидел, я автоматически закрыл глаза. Спохватился, открыл глаза, но старика уже не было. Зато был праздничный салют. Он состоял из ярких и одновременно необычно мягких  и, в тоже время, очень острых вспышек света, расходящихся во все стороны, вытесняя сумерек. Каждая такая световая вспышка сопровождалась взлетом вверх, с последующей россыпью во все стороны, необычных цветов. Напоминающих длинные лепестки земных цветов, какого-то нежного и тонкого красно-фиолетового цвета. Сколько я затем не закрывал и не открывал глаза, каждое открытие глаз, сопровождалось взрывом необычного света и взлетом необычных цветов.
Итак, в тонком мире свет утвердился в своём царствовании. Теперь дело за нами.
Теперь, кратко проследим  последующие проявления знаковых чисел в жизни России и русского народа.
Прошло 200 лет после образования России и образования из русов отдельных мелких княжеств, единого русского народа.
1612 год. Россия растерзана. Голод. Холод. Постоянные стычки  и мелкие войны, не поймешь, кто с кем и зачем. Грабежи. Пожары. Поля не засеяны, заросли сорняками. Москва занята поляками. На российский трон посажен польский царевич. Россия стоит на краю бездонной пропасти. В это время, в Нижнем Новгороде, по призыву местного жителя Кузьмы Минина, для спасения России, начинает создаваться Народное ополчение.  Ополченцы обратились к русскому патриоту, князю Пожарскому, возглавить ополчение. Под руководством князя Пожарского и Кузьмы Минина ополчение двинулось на Москву. И освободила Москву, и изгнала поляков с российских земель, и положило начало возрождению России.
Прошло еще 200 лет. 1812 год. Наполеон, собрав под свое командование войска всей Европы, двинулся на завоевание и уничтожение России. Как не велика и страшна была эта всеевропейская армия, поднявшиеся Российские народы разгромили её, а остатки от неё, вышвырнули  назад, в Европу.
Прошло еще 200 лет. Наступило наше благословенное время: 2012 год. Современное состояние России, чем-то напоминает состояние России 1612 года. Россия на краю пропасти. Еще немного и она туда обрушиться. Дело стоит за народами России и особенно Русского народа, Позволят ли они совершиться этой несправедливости или же подобно Русским людям 1612 года,  поднимутся, объединятся и, разгромив, вышвырнуть врагов за пределы своей Родины. Если верить Российским числовым знакам, так оно и будет.
Об этом говорят и виденные мною вещие  видения и сновидения, которые я опубликовал недавно в своей небольшой книге «Наследники волхвов», тиражом в 10 экземпляров, отпечатанных на принтере. Других возможностей по издания этой книги в  настоящих издательствах,  благодаря заботам неких государственных органов, у меня просто нет. Но, повторяться здесь я не буду, в надежде, что если народу это потребуется он сам издаст мою книгу в нужном ему количестве. Однако, в добавление ко всему написанному в названной книге, здесь, я изложу еще одно сновидение, которое я умышленно  в книгу не внес.
Ночь. Я вхожу  в ярко освещенную комнату. Комната пустая, только ближе к правой стене стоит длинный стол, за ним сидит какой-то человек. У левой белой стены, прямо на полу,  лежит что-то, похожее на человека, избитое в кровь, что-то напоминающее отбивное мясо, от головы до пяток. Я подумал, не живое. Однако, это кровавое месиво зашевелилось и даже стало пытаться что-то сказать. Я присмотрелся, и вдруг, в лежащем,  узнал Путина. Я посмотрел на сидящего за столом человека. За столом, в своем вылощенном костюме, с бесстрастным выражением лица,  сидел Медведев, и равнодушно смотрел на шевелящегося и что-то бормотавшего Путина. На этом сон оборвался.
О чем говорит этот сон? Чтобы понять его, нам нужно вернуться несколько назад, к выборной компании президента. Меня удивляло, как мог Путин при таком сокрушительном падением его рейтинга, без поддержки каких либо общественных организаций, даже единую Россию он отстранил от себя, смог так круто победить. Потом обдумав все, как следует, я понял, Путин был не одинок. Его, в течение всей избирательной компании поддерживала, организовывала и проводила выборы самая большая, самая сильная, самая сплоченная, на принципах круговой поруки, организация нашего времени –  криминальная организация. Организованный криминал. Криминал, впитавший в себя всех, кто за 20 лет «демократии» сумел присосаться  к телу России, и её народа, и теперь, беспрерывно сосет из них, их последние соки. Это -  высшие чиновники, юристы всех мастей и должностей, продажная интеллигенция, и так  до вышибал, решающих - пропустить тебя  туда, куда тебе нужно, или не пропускать.
В результате, президентских выборов, как таковых, фактически не было. То, что проходило под названием  «Выборы», была только инсценировка выборов, фальшивая от начала до конца. Эта фальшивка практически ничего не решала. Всё было решено заранее, не  избирателями, на избирательных участках, а совсем другими людьми  и в другом месте. Поэтому, якобы избранные на этих выборах руководители государства, такие же фальшивые, как и сами выборы. Фактически они ничего не решают, потому, что не имеют на то прав. Решают все, другие люди. Это хорошо законспирированные  руководители криминальной организации.  Чтоже проходило под названием выборы? Что свершилось под этим прикрытием? Ничего особенного. Просто, в России была проведена и успешно победила криминальная революция. Власть, в России, в свои руки взял  настоящий криминал.  Россия стала криминальным государством. Следует отметить: такое на Земле случилось впервые. Здесь россияне первопроходцы. Главным отличием криминального государства, от обычных государств, заключается в том, что законы криминала, известные, как «понятия», стоят над всеми государственными законами. Государственные законы, это для народа и главная их задача, выжать из народа, как можно больше богатств. Так что жим  будет увеличиваться. Он будет увеличиваться до тех пор, пока всем не станет ясно, что скорое начало Народной Революции - неизбежно.
Тогда начнется массовый исход всех тех, кто без зазрения совести грабил Россию, разрушал её экономический, культурный, политический, военный потенциалы и т.д. и  свил себе за границей тепленькое гнездышко. Успеют ли только сбежать все?
Теперь вернемся к сновиденью о Путине. Криминальная власть, по своей сути долгой быть не может. Это определяется тем, что составляющие криминальную организацию люди, и вообще, все занимающиеся криминалом люди, исключительные индивидуалисты. Собраться в какую либо группу или организацию, они могут только на определенное время, для достижения определённой цели. Как в нашем случае. Выпал, в какие-то века, фарт: дограбить такую махину, как Россия. Почему бы  не сделать это? Вот и организовались. Набьют карманы, и начнутся у них внутренние разборки, и организация начнет рушиться.  Процесс этот ни чем остановить нельзя.
В тридцатые годы прошлого столетия у нас демонстрировался фильм – «Праздник Святого Иоргена», с Игорем  Ильинским в главной роли. Его напарник по фильму, профессиональный вор и жулик, говорил: «Главным в профессии вора является умение вовремя смыться». Вот и рушится организация. Я думаю, что создатели организации, в противовес нынешним официальным руководителям России, люди умные, и они прекрасно понимают, что срок их управления Россией недолог. Длительность его определяют, с одной стороны внутренними разборками в криминальной организации, а с другой, грядущей, уже недалёкой, Народной революции. Значит, в отпущенный сложившимися обстоятельствами, короткий  срок нужно взять, как можно больше, и не какими-то кредитами, акциями, и т.д., а живыми  деньгами. Я думаю, что они для этого предпримут следующие шаги. Во-первых: не будут исполнять созданные Путиным последние, драконовские законы, такие как о митингах и демонстрациях, и т.д. Прекратят нагонять в города полицию и внутренние войска, для разгона мирных, протестных действий,  народа. Дадут возможность народу свободно высказаться, изложить свои желания. Они прекрасно  понимают, что разгонять митинги и демонстрации, арестовывать манифестантов, штрафовать непомерными шарфами, в настоящее время, все равно, что заливать бензином огонь, только приближать революцию. Пусть народ свободно проводит манифестации, пусть слушает выступления на митингах, а они, в это время, спокойно, без лишнего шума, будут выкачивать из карманов народа последние их копейки,  за счёт значительного повышения цен на всё, что только есть. Но, в современной России, народ нищ, и многого из его карманов не накачаешь. Поэтом нужно прибегнуть к более радикальным мерам. Таким, как введение в России, перенятого у США закона о налогообложении, согласно которому величина подоходного налога определяется величиной получаемого дохода. А не так, как в России. для всех установлен единый подоходный налог в 13%, независимо от размера дохода. Это выгодно богатым, а не народу. В других странах мира размер подоходного  налога определяется размером получаемого дохода и нередко достигает 50 % и выше, от получаемого дохода. Вот здесь и открывается золотая жила. Нужно только строго проследить, чтобы все, без исключения, в установленное время, полностью платили эти налоги. Нарушителей строго наказывать.  Вот тут-то и потекут живые деньги бесконечным потоком.
Конечно, это не предотвратит Народную революцию, но может задержать её на какой-то небольшой срок, что позволит выполнить завет вора- профессионала, из названного выше фильмы,  «вовремя смыться». Но смыться не просто, а «смыться» без нарушения своего инкогнито. Для этого необходимо, согласно криминального этикета, , уйти так, чтобы не осталось свидетелей. Особенно, много знающих свидетелей. В эту категорию попадает и Путин. О чем и повествует нам последний пророческий сон.
Вообще, каждый человек выбирает и строит свою судьбу, свою долю, сам. Всё  что он делает в течение своей жизни, то и получает в конце её.
В средние года 20 века, среди людей ходила такая фраза-заключение. «Жадность фраера сгубила». Это впрямую касается и Путина.






МОЛОДОСТЬ

Дальше, события развивались своим порядком. К концу сентября 1942 года, стало ясно, что скорого возвращения домой не предвидится и из Тубинской котловины надо уходить. Дорога для отхода была одна: через Гнилой перевал. Нам повезло. Во время подготовки к переходу перевала, мы встретили отца. Он с двумя бойцами партизанского отряда шел в город Сочи, в штаб партизанского движения, с донесением. Встретив отца, мы повеселели. Теперь преодолеть перевал будет намного легче. Подождав, после встречи с отцом, ещё пару дней, пока колхозники передавали армии скот, мы, вместе с колхозниками, двинулись к перевалу. Подошли к первому крутому подъему. Здесь, в широкой лощине, заросшей лесом, все, кто шёл на перевал, расставались с телегами и лишними вещами. Брали с собой только то, что можно было унести на своих плечах, или увезти на лошадях во вьюках.
Лощина вся была забита оставленными телегами, а в телегах лежали сундуки, чемоданы, самовары, одеяла и матрасы, одежда, и многое, многое другое, что люди хотели увезти с собой, чтобы как-то облегчить себе жизнь в эвакуации, а теперь всё приходиться бросать. Но, что поделаешь? И бросали, нередко с плачем. Бросили и мы, что не помещалось во вьюки двух лошадей. Преодолели, стоящий перед нами подъём, и вступили на заросшую лесом, относительно ровную, с небольшим подъёмом,  местность перед перевалом длинною около пяти километров. По этой плоской местности, беспрерывной лентой, тянулась дорога. По этой дороге, также беспрерывной лентой, тянулась вереница, одна за другой, навьюченных лошадей. Люди предпочитали идти по обочине, по лесу. Но, не все. Каждый хозяин лошадей и вьюков, шёл впереди своей лошади или нескольких лошадей, держа в руках поводья. Он вел  их по этой дороге. Если лошадей было несколько, то вёл только головную лошадь, а остальные цугом были привязаны друг за другом и за головную лошадь.
Но, какая это была дорога? По ней, уже прошли сотни лошадей. Если учесть, что постоянно лили дожди, то это была не дорога, а река грязи. Когда встанешь на эту дорогу, то ноги сразу проваливаются в грязь значительно выше щиколок.  Вы знаете, что это такое, грязь разбитой горной дороги? Это не просто грязь, которую вы встречали на кубанских землях или землях других мест. Горные разбитые дороги, их грязь, это смесь размокшей почвы с мелкими остроугольными камешками.  Когда идешь по этой грязи в высоких сапогах, это не страшно. Но, когда сапог нет, и ты вступаешь в это месиво голой ногой….  Вот, так я и шёл, все  пять километров, по этой грязевой реке, ведя за собой, гуськом, четыре лошади. Когда мы прошли грязевую реку и поднялись на, так называемый «Порог» перевала, где я   вымыл в ручье свои ноги, выяснилось, что ступни обеих моих ног, довольно густо, изрезаны острыми грязевыми камешками. Многие ранки кровоточили. Мне была оказана первая помощь, ранки намазали йодом и забинтовали. Я надел калоши и рано утром, вместе со всеми, стал подниматься на перевал.
Подъём был очень крутым, а также скользким, из-за постоянно идущих дождей  и  непрекращающегося разминания его поверхности  людскими и конскими ногами. Падали люди, падали лошади. Но люди, безотказно помогая друг другу, продолжали карабкаться вверх по склону. Лошадей на подъеме я не вел. Их вели, мой отец со своими товарищами. Но зато, мне был препоручен мой младший, пятилетний, брат, которого я, то вёл за руку, то тащил на себе. Так, к концу дня, мы и достигли вершины перевала. Это была небольшая поляна. Шел дождь, срывался снег. На окраине полянки стояли бойцы заградительного отряда. На нас они никакого внимания не обращали, проверяли только военных, и то не всех, а одиночек. За каждую группу, отчитывался их командир. Спускаясь вниз, по южному склону, мы, недалеко от вершины перевала, увидели красноармейцев, пробивающих дорогу к перевалу, и следом за ними стоял, в ожидании, большой караван навьюченных ишаков. Это везли, для закрытых в Тубинской котловине подразделений, так нужные им патроны, гранаты, соль, хлеб, и многое другое. Спустились еще немного, стало смеркаться, и мы остановились на ночлег. Утром, пошли дальше и быстрее. Южный склон, оказался несколько положе северного. Идти было немного легче.
Спустились с перевала, вышли на дорогу, ведущую в Лазаревку  и здесь, обнаружилось, что ранки на моих ступнях начали нарывать. Вскоре  все небольшие нарывы на каждой ступне соединились между собой, и образовался один сплошной нарыв, охватывающий всю ступню. Идти я не мог. Пришлось, вьюки одной лошади распределить между тремя оставшимися, а на освободившуюся лошадь усадили меня.   И поехал я к Черному морю. Так были заложены основы моего будущего ревматизма. Немного не доезжая до станицы Лазаревской, отец со своими спутниками  пошли в ближайший колхоз и взяли у них две телеги. Дальше я поехал с большими удобствами.
Из Лазаревской отец ушел в Сочи. Выполнять свое задание. А мы, вместе со многими другими эвакуированными, медленно двинулись в том же направлении, по дороге, вдоль берега Черного моря. Ехали только ночью, Днем дорога была занята перемещающимися войсками. Странно, но никаких бомбёжек не было. Ноги мои потихоньку заживали.  Я постепенно и осторожно начал ходить. В целом, путь от Лазаревской до города Сухуми, прошёл без особых приключений. Разве только то, что когда мы проезжали Сочи, стояла плотная, черная темнота, даже лошадей не было видно. В общем, получалось как в той народной присказке: «Ночь темная, лошадь черная, еду, еду, да и пощупаю, тут ли она». Правда, лошади у меня были карие, но их всё равно не было видно. Добравшись до Сухуми, мы остановились на ночлег вблизи железнодорожного вокзала. Ночь прошла спокойно. Но, утром развернулись нежданные события. Мы уже заканчивали завтракать, когда со стороны моря, неожиданно, появился немецкий самолет и сбросил на здание вокзала небольшую бомбу. Бомба в вокзал не попала, она упала рядом с северной стеной вокзала, около стоявшего там киоска. Пострадал один красноармеец, пивший там воду. Конечно, эта бомбежка, вызвала небольшую панику среди народа, внутри вокзала и вокруг него. Мы же, пережившие почти  двухмесячную ежедневную бомбежку, на эту бомбу практически не отреагировали. Закончили завтракать, сложили на телеги вещи, запрягли лошадей и поехали на дорогу, ведущую от вокзала к тракту. Выехали на дорогу, стали на обочине, женщины куда-то пошли по каким-то делам, а я остался около телег. Стоял я, в ожидании, около своей телеги, лицом к дороге. Загудел самолет, пролетел он над территорией вокзала и улетел. Никаких бомб не бросал. В целом, народ к этому пролёту самолета отнёсся спокойно. Но, не все. Внезапно, со стороны вокзала появилась, вихляющая из стороны в сторону, по мокрой и скользкой дороге, грузовая машина.  Я стоял и смотрел  на приближающуюся машину. В кабине, за рулем, сидел какой-то местный житель. Прошло с тех пор столько лет, а я до сих пор вижу его выпученные от страха глаза и искривленное страхом лицо. Он, по моему, не соображал, что он делает, рвал руль из стороны в сторону и машина, больше шла юзом, то по одному краю дороги, то по-другому. Я засмотрелся и не сообразил, что таким порядком, он может  задеть меня, несмотря на то, что я стоял на обочине. А когда сообразил, было поздно. Я не успел поднырнуть под ручицу телеги и, идущая юзом машина, окончанием своего борта, прижала к ручице мою голову. Но не сильно. Наверное, каким-то болтом, расположенным на окончании борта, у меня, на правом виске, был вырван треугольный кусок кожи. Думаю, что мне очень, очень повезло. Приблизься борт к моей голове ещё немного, хотя бы на пол сантиметра и моя  дорога здесь бы и окончилась. Однако, интересно, борт сам не смог  продвинуться на эти пол сантиметра или его кто-то, или что-то, придержало?
В Сухуми, мы сдали лошадей с телегами армии и нас на машинах (конечно не одних нас, а и других, подобных нам беженцев) отвезли на постоянное место жительства в Ачигварский чайный совхоз, Галльского района, Абхазской АССР. Сначала нас поселили, вместе с ещё одной небольшой семьей, в большой однокомнатной квартире. В этой квартире со мной приключилось одно из странных событий, которые, время от времени, случаются со мной. С приездом в Абхазию,  меня вновь  стали одолевать приступы малярии. В Абхазии, как и в других малярийных местах, были противомалярийные пункты, Которые, несмотря на войну,  действовали. Такой пункт был и в совхозе. Я стал его посещать, принимать там противомалярийные уколы. Приступы ослабели, но не прекратились. Однажды вечером, после окончания очередного  приступа, я лежал на кровати и приходил в себя. В комнате - глубокий сумрак. Напротив меня, около правой стены, – дверь на улицу. Вдруг я вижу, как эта дверь медленно открывается и в комнату входит какая-то маленькая старушка. Закрыла за собой дверь, постояла немного и  стала медленно, мелкими шажочками, по над стенкой и печкой, приближаться к кровати, на которой я лежал. Я лежу тихо, не двигаюсь. Когда старушка близко подошла к кровати, я приподнял голову и посмотрел на неё, она остановилась и отступила назад. Затем, всё повторяется. Я положу голову на подушку, она крадется ко мне. Я поднимаю – она отступает. Так повторилось несколько раз. Я, ничего не подозревая, решил, что это мой младший брат пугает меня и с криком «Борька не пугай меня» вскочил на ноги и тут же упал на пол. На крик прибежала мама и соседи, и с ними Борис, они на улице готовили ужин. Включили свет. В комнате посторонних нет. После, женщины говорили, что это за мной приходила «лихоманка», но я ей не покорился. Более подробно,  этот случай я описал в рукописной, (сделанной на принтере)  книге «Наследники волхвов», вместе с другими невероятными происшествиями,  случавшимися со мной.
Потам нас расселили с соседями. Нам выделили двухкомнатную квартиру на втором этаже двух этажного дома. И потекла эвакуационная  жизнь. Нас, маму и меня, зачислили в чайную бригаду разнорабочими. Мы сразу же включились в сбор чая второго сорта. Происходило это так: мы обрывали руками на концах побегов чайных кустов зеленые, молодые листья чая и бросали их в большую, плетенную из  лозы, корзину. Когда мы этими листиками полностью наполняли корзину, то несли её к месту приёма собранного чая, где собранный чай взвешивали и высыпали в большую кучу. Потом, эту чайную кучу, перевозили на чайную фабрику. А мы, с освободившимися корзинами, шли на плантацию заполнять её новыми листьями.
Кроме меня, в бригаде, было ещё несколько мальчишек, примерно моего возраста, которые, как и я, впервые, увидели здесь, как чай растёт. Конечно, сборщики чая из нас были никудышные. Поэтому, нас больше ставили на другие работы. Такие, как копать междурядья чая, тохать междурядья, что значит, пропалывать междурядья. Местные жители тохами называли мотыги и тяпки, отсюда и «тохать». Посылали нас собирать чайные орешки-семена, сеять в ручную люпин, как зелёную подкормку и т.д. Во время сбора чайных семян, я впервые увидел живущих на чайных кустах мышей и удивился. Они из травы плели на ветках чайных кустов небольшие гнёзда, в которых и жили. А сами были такие маленькие и симпатичные, что и обижать их не хотелось. Поэтому мы, собирая семена, их гнезда не трогали. Зимой, мы вместе с другими рабочими бригады подстригали, специальными ножницами, чайные кусты. Ножницы были большими, работать ими можно было только обеими руками. К одному из лезвий этих ножниц  был прикреплен, сделанный из металлической сетки, сборник для обрезков от чайных веток. Эти обрезки, потом, увозили на чайную фабрику, где из них готовили плиточный чай. Зарабатывали мы конечно мало, нехватало опыта работы с чаем. Но, каждый рубль был ценен. То, что взяли с собой, уже истратили. Приходилось быть экономными. Или, как у нас говорят, «по одёжке протягивать ножки». Поэтому, утренний завтрак, у меня часто состоял из двух яблок и небольшого куска хлеба. Нам на семью, по карточкам, по твердой государственной цене, насколько я помню, черный хлеб стоил 90 копеек килограмм, полтора килограмма хлеба. Для работающих - по 600 граммов и на иждивенца – 300 грамм. Благо, в ту теплую осень, у местных жителей созрел богатый урожай яблок. Продавали они их сравнительно недорого. Кроме того, в совхозной столовой, ежедневно, можно было купить дешевый обед, состоящий, как правило, из  затирухи и каких либо варёных овощей. Сыт, конечно,  таким обедом не будешь, но, и скоро не помрешь. Для справки.   «Затирка», или по простому – затируха, это пшеничная или ржаная мука, смоченные водой и скатанные между ладонями рук, в определенные мелкие, мучные, образования, вместо лапши и  поджаренные, в сухую, на жаровне. Из этой затирки и варится суп. Подгоревшая мука дает этому супу, красноватый цвет.
Этого питания, ясно, не доставало. Ощущение голода не покидало ни днем, ни ночью. Приходилось изыскивать дополнительные источники питания. У мамы были привезенные с собой некоторые вещи, такие как носки, чулки, сорочки, и т.д. На эти вещи можно было выменять у местных жителей, мингрелов, кукурузу. Вот я этим и занимался. В выходные дни, а иногда и в рабочие, ходил я по поселениям местных жителей, дом от дома.  Дома же, на территории этих поселков, располагались  очень редко.  Не менее чем на 250 - 300 метров, друг от друга, так что, через забор, с соседом не поговоришь. Поэтому, каждое утро, со всех сторон, от каждого дома к дому, звучали громкий крик, это поселковые соседи переговаривались друг с другом, сообщали свежие новости.
Вот  и ходил я от дома к дому, предлагая свои вещи в обмен на рушенную кукурузу. Мерой цены вещей, было количество  полулитровых баночек, заполненных в обрез кукурузой, за каждую вещь в отдельности. Тут уж приходилось торговаться. Так или иначе, возвращался я из таких походов, с кукурузой и не в убыток себе. Когда кукурузы набиралось такое количество, которое можно было отнести на мельницу, чтобы смолоть её, я это и делал. Конечно, на мельнице, за помол, брали какое-то количество зерна, однако, справедливости ради,  скажу, что с меня брали значительно меньше, чем с других. Не знаю почему. Может вид у меня был такой, что у нормального человека вызывал желание вообще ничего не брать. А был я очень худым и пожелтевшим. Из кукурузной муки мама варила мамалыгу, конечно, не такую, какую варили местные жители – мингрелы. Мама варила её по кубански, мингрелы же варили мамалыгу такой густой, что ломали её, как хлеб, руками. Ели эту мамалыгу с приправой. Такой приправой были или кусочек сыра, или лобио.  Лобио, это сваренная наполовину с горьким перцем, в маленьком глиняном горшочке, фасоль.  В каждой порции мамалыги, ложкой, делалось небольшое углубление. Углубление заполняли лобио. Ели эту мамалыгу руками, осторожно, каждый кусочек её, макали, краешком, в лобио. Ел я это лобио, когда  ходил наниматься к мингрелам, копать огород, конечно, за кукурузу. Почти всегда хозяйки, в добавление к  договорной плате, кормили меня мамалыгой.
Ещё одной моей обязанностью в обеспечении семьи пищей было посещение, время от времени, рынка. Рынок находился в городе Очимчири, находящемся в 10 км от нас, по дороге на Сухуми. Для посещения рынка я поднимался с рассветом, завтракал тем, что было, и отправлялся в дорогу. Шел нормальным шагом, без остановок  и часам к одиннадцати был на рынке. Что-то продавал, что-то покупал, а покупал я только продукты, в основном кукурузную муку. Часа в два дня, я снова отправлялся  измерять шагами заветные десять километров. Но, теперь шел медленнее, так как был загружен покупками. Домой возвращался часам к шести. В течение дня, я ничего не ел, разве иногда, когда становилось в невмоготу, позволял себе купить, самую дешевую базарную пищу, небольшой кусок вареной кормовой тыквы. Стоил он, насколько мне помнится, три рубля. Вот и всё.
На мой взгляд, хорошей иллюстрацией нашей жизни в Абхазии может послужить сохранившееся письмо, которое я писал отцу в конце декабря 1942 года. Привожу его полностью, таким, каким оно было тогда написано, без всяких поправок.
«Здравствуй дорогой папочка. Передаю тебе привет от мамы и Бори. Мы  все живы. Сообщаю тебе, что два письма, посланные с Мирошниченко, мы получили, которым очень рады. Пишу это уже 5-е письмо тебе. Мы живём в Ачигварском чай совхозе. Сейчас работаю один я, а мама не работает, так как окончательно слегла. Ей врачи дали справку на легкую работу, а она работала на плантации и совсем заболела. Незнаю, как жить и что делать, где брать деньги на кукурузу. Менять барахло жалко, но приходится. Мы кой что променяли. Сейчас малонужных или лишних вещей нет, и мы незнаем, что делать. Есть нечего. Меня также часто трясёт малярия. (Так как тут место малярийное). Я зарабатываю мало, не больше 60 рублей  в месяц, что едва хватает на суп. Папа если ты сможешь отпроситься, то приезжай, хоть на 1 день и забери нас отсюда. Может устроишь где нибудь там в колхозе или ещё где-нибудь. Постарайся отпроситься и приехать. Боря за тобой и домом очень скучает. Не буду много писать, а скажу, что мы живём так как жил ты когда пришёл из армии. Повторяю ещё раз, что мама очень больна, ей трудно ходить.  С тем до свидания, твой сын Валя. Папа вложи хоть лист бумаги». 
             Почти ежедневно, в мои постоянные обязанности, входила заготовка дров.
Для этого мне нужно было сходить в лес, срубить дерево, очистить его от веток, а ствол отнести к дому, в котором живу. Там, на месте рубки дров, рубил ствол на куски, необходимого размера, колол их на поленья нужной толщины и  переносил  в комнату, к печке. Зачастую, растапливал её. Сырые дрова трудно заставить гореть, а у меня, по какой-то причине, они загорались. Правда, на дрова я рубил только граб. Это дерево содержит в себе какие-то легко воспламеняющиеся смолы, которые относительно легко загораясь, помогают загораться и самому дереву. Конечно, не без использования при растопке сухих щепок.  Хочу сказать, что с дровяной проблемой, я справлялся относительно легко потому, что у меня был небольшой, легкий и очень острый топор. Этот топор наварил особой сталью мой дядя Ваня, кузнец  и мастер на все руки.
Живя в эвакуации, я очень страдал от отсутствия книг. У меня был только томик прозы Лермонтова. До этого прозу Лермонтова я не читал. Почему-то она меня не привлекала. А здесь, по воле судьбы, я открыл для себя Лермонтова и удивился, почему я его до этих пор не читал. Прочёл  запоем в восторге от своего открытия. Прочёл и загрустил, читать больше было нечего. Не буду же я перечитывать одно и тоже. Нужно сказать, что перечитывать книги я не люблю. Насколько я помню, я дважды читал, причём с удовольствием и каким-то чувством открытия, только одну книгу - роман Льва Толстого «Война и мир». Решил я обратиться в совхозную библиотеку. Требуют документ подтверждающий личность. А какой документ? Мне ещё шестнадцати  нет. Правда, потом записали по материнскому паспарту. А вскоре, я сам стал полноправным гражданином моей страны. Мне,  26 ноября 1942 года, исполнилось  шестнадцать лет. Не могу вспомнить, получил ли я в ту пору свой первый паспорт, или получил его только, после демобилизации из армии, в 1956 году. Жилось нам довольно тяжело и голодно. Но когда штаб партизанского движения стал присылать нам, через военкомат, положенное нам денежное пособие, стало несколько легче, но отнюдь не жирно.
Зимой 1942 года наше отделение начали переоборудовать для содержания заключённых. Нас переселили на первое отделение совхоза, располагавшееся на высокой горе с левой стороны дороги на Гали. Наша большая комната, в большом одноэтажном здании, смотрела на запад, а наша дверь открывались на  неширокую дорожку перед очень крутым и длинным склоном в долину, по дну которой бежал ручей. Вид на окружающую природу, я вам скажу, был отменный. Вместе с нами, в комнате представляющей нашу квартиру, жила ещё одна семья. Как сейчас помню – Клевачёвы  из Калининской области. Семья состояла из трех человек: мать и двое детей. Дочь, немного старше меня, работала в Поти, в столовой, и наведывалась к нам по выходным. Помню, её восхищали мои кубанские  «чи пойти, чи не ходить» «чи надо, чи не надо». Она всегда им весело, с добродушной лукавинкой  смеялась. Второй ребёнок, был мальчишка, примерно  Борисова возраста. Жили мы дружно, без всяких эксцессов. Помогали друг другу и делились друг с другом, чем могли. Поэтому я и помню их так хорошо. Вместе с ними мы внимательно следили за всеми фронтовыми событиями, обсуждали и с нетерпением ожидали того момента, когда мы сможем поехать домой.
После разгрома под Сталинградом, перед немцами стала проблема, или быстро выводить свои войска с Северного Кавказа и Кубани, или получить котел значительно больший, чем Сталинградский.
И вот, в феврале 1943 года мы узнали, что наша станица Апшеронская уже освобождена. Мы стали собираться в дорогу, ждали только посыльного, которого отец должен прислать нам в помощь. И такой посланник вскоре прибыл. Это был наш сосед, годом старше меня, у которого, кроме нас, была здесь и своя родня. И мы тронулись в обратный путь. Домой! Домой! Клевачёвы оставались на месте. Им ещё не было открытого, свободного пути к их дому.
Сборы в дорогу были недолги. Как говорится в народе: «Голому собираться – подпоясался и пошел». Сложили всё, что ещё могло пригодиться, в наволочку от матраса, и поехали. От Ачигвар до Сухуми поездом,  от Сухуми и далее, до Туапсе, автомашинами. Благо, что был отдан приказ автотранспорту, безвозмездно, помогать эвакуированным, вернуться домой. Вот мы и ехали с пересадками, но каждый пройденный этап пути приближал нас к родному дому. Вот здесь, на этом пути, я впервые почувствовал, какое значение для меня имеют понятия: Родина, Родная земля. Когда мы при возвращении домой пересекли границу между Абхазией и Краснодарским краем я внезапно почувствовал, что вот теперь я дома, я на своей родной земле. И хотя Абхазия не чужая земля, а часть великой страны – Советский Союз, но для меня она всё же чужая земля. На своей земле и дышится легко. В последующей всей своей жизни, где бы я не был, где бы я не жил, привыкнуть, навсегда, к этим местам я не мог и всегда возвращался на свою малую Родину, на свою родную землю, к своим родным лесам, к своим родным горам, в свою станицу Апшеронскую, в Апшеронский район. Из Туапсе, на попутном транспорте мы добрались до станции Индюк.  Станция Индюк расположена в узкой долине с крутыми стенками, заросшими  густым лесом, у подножья горы Индюк. По относительно  плоскому дну долины проложена железная дорога, соединяющая города – Туапсе и Армавир, которая, сразу за станцией и её хозяйством,  уходит в тоннель. Вдоль правой стенки долины проложено шоссе – Туапсе – Майкоп. Вот на этой дороге и расположена наша станица Апшеронская. Итак, мы у начала нашего последнего перегона. Еще немного и мы дома. Станция Индюк не была оккупирована немцами. Она была на линии фронта. Здесь шли упорные и тяжелые бои. Об этом, пока мы ожидали попутных машин,  нам постоянно напоминали взрывы мин заложенных в лесу, на стенках долины. Отчего они взрывались, неизвестно. Может их, тревожили звери, или были какие-то другие причины, но взрывались они регулярно.
В каком состоянии было здание станции, не помню. Может быть, его вообще не было. На рельсах, стояло несколько товарных вагонов  теплушек. Их занимали военные.  Мы с Борисом стояли на небольшой возвышенности напротив этого эшелона и рассматривали его. Напротив нас стояла теплушка занятая военной кухней. В открытой двери был виден красноармеец в белом халате, что-то там делающий. Вот он поднял голову  и увидел нас, посмотрел и спросил у стоящих здесь же взрослых: а это, кто такие? Кто-то ответил: Это дети партизана. Тогда он что-то зачерпнул из стоящего рядом мешка и, посмотрев на нас, кивнул Борису: «Иди сюда». Когда Борис подошел, он ему говорит: «Задери подол рубашки» Борис задрал, а красноармеец высыпал ему туда котелок пшена. «Иди. Пусть мамка ваша наварит вам каши».
Где-то в полдень или около того, подошла наша оказия. Машины были загружены строительным инструментом. Мне досталась машина, загруженная одноколесными тачками. Вот на них я и поехал «до дому, до хаты». Проехав станцию Индюк, автомашина стала подниматься на перевал. Еще на пути к перевалу, его высшей точки, меня удивляли срезанные вершины  некоторых лесных деревьев, но когда мы поднялись на перевал,  передо мной открылась странная картина, весь лес, все деревья в нем, стояли без своих вершин, будто какие-то огромные ножницы подстригли их. Я сначала застыл в недоумении, а потом понял – вершины деревьев срезаны пролетающими и взрывающимися снарядами и минами. Только по этим срезанным вершинам леса, можно представить себе, какие жаркие бои проходили здесь.
Через несколько часов езды  на этом качающемся грузе, я попросил остановить машину в станице Апшеронской, на перекрестке дорог, повторяющим собой все стороны света, в начале нашей улицы Пролетарской. Поблагодарил военных, сидящих в машине, и побежал к своему дому, к любимой мною бабушке Матрёне. Я вбежал в дом, оббежал все комнаты, бабушки нет, выбежал на улицу, зову «Бабушка»! ответа нет, Вбегаю  снова в дом. Тут подошли соседи. Кто-то обнял меня и погладил голову – «Бабушки нет».  «Как нет, а где она»? И тут меня словно обухом ударило по голове: «Она умерла». Я опустил голову на стоящий рядом комод и, наверное, впервые в жизни, по настоящему, заплакал. Проплакав некоторое время,  я подумал, надо встретить и предупредить маму. Я побежал на перекресток. Мама уже приехала и шла к дому, Я рассказал ей о смерти бабушки. Она ответила, что уже знает об этом, ей рассказали встретившиеся люди.
Как же умерла моя бабушка? Соседи потом рассказывали: это случилось в начале зимы 1942 года.  Бабушка в своём дворе рубила дрова, чтобы истопить печку. Во двор вошёл немец, агрессивно настроенный своей любовницей,  жившей  и родившейся в доме  на другой стороне переулка, противоположном нашему дому. Она была молодая, всего на два года старше меня. Она, в свое время, вилась вокруг моего старшего брата, но он на неё внимания не обратил, несмотря на то, что с рождения жили рядом и играли вместе. Её считали порядочной девушкой. Но, вот пришла оккупация. В их доме поселился молодой немец, и она спуталась с ним, стала его любовницей. Сидя у окна, из которого был виден наш двор, она наблюдала за бабушкой, потом подозвала своего немца и сказала. Вон рубит дрова теща партизана, пойди и забери у неё дрова. Немец пошел, и стал забирать нарубленные ею дрова, Бабушка не давала ему их. Тогда немец выругался и ударил её кулаком. Бабушка упала и ударилась обо что-то головой. И больше не встала. Так я лишился своей любимой бабушки, искренне любившей меня. Только иногда она, прижимая меня к себе и гладя меня по голове, почему-то говорила: «Бедный ты мой сиротинушка». Почему она так говорила? Похоронили её на старом станичном кладбище, в самом его конце. После, я неоднократно просил людей участвующих в похоронах, показать мне её могилу. Никто не смог найти её. Правда, там свежих, безымянных,  оккупационных могил был много.
По возвращению домой,  я вернулся в свою школу, имени А.С.Пушкина, в девятый класс. По своей одежде, я выглядел  пугалом. Одежды и обуви у меня не было. Вместо куртки и брюк у меня был комбинезон, который я подпоясывал  ремешком  напуская на него  немного вышележащей части комбинезона, так чтобы казалось, что на мне одеты, по отдельности, и брюки и тужурка. На ногах у меня были сапоги, разорванные на пятках, но зато хромовые. Мои одноклассники, в определенные дни, собирались вечером на одной из полян станицы, так тогда было принято, где играли в разные подвижные игры, танцевали и плясали, и обязательно пели. Без песни тогда, никуда. Приглашали и меня, но я стеснялся своей экипировки. Только позже, когда я приехал из армии в отпуск,  я встретил такого же отпускника, бывшего своего одноклассника, только я  был представителем авиации, а он - военно-
морских сил. Он мне рассказал, что среди наших одноклассников была одна девчонка, которая очень хотела, чтобы я приходил на эти вечеринки. Как видите, для истинной симпатии, одежда никакой роли не играет. Жалко только, что я об этом слишком поздно узнал.
В мае 1943 года меня пригласили в военно-призывную комиссию. Мне было только шестнадцать с половиной лет. Ввиду того, что  своим видом, я  напоминал скелет, с натянутой на него кожей, да к тому же у меня болели и слезились глаза, мне была предоставленная двухмесячная отсрочка. В ходе этих двух месяцев в нашем районе проходил набор в  Ростовскую спецшколу ВВС  №10. Отец включил меня в число кандидатов. Медицинскую комиссию я, несмотря на мою худобу, прошел успешно и был зачислен в число её абитуриентов. И вот я в вагоне, на верхней полке поезда, везущего  меня, в город Баку. Потом другой  поезд доставил в город  Тбилиси и, наконец, третий, к цели нашей поездки,  в город Ереван. В город, сыгравший очень значимую роль, в становлении моего культурного развития. До Еревана, что я, обыкновенный станичный мальчишка, мог видеть, кроме кино, да изредка приезжающий в станицу цирк Шапито. Да ещё, когда я был в пионерлагере в городе Туапсе, нас водили в приехавший туда кукольный театр марионеток, где нам показали постановку «Золотой ключик». Я был ошеломлен увиденным, я не мог даже представить  себе, что так, по человечески, могут играть куклы. А Ереван предоставил мне возможность, познакомится с высокими образцами мирового искусства.
Ростовская спецшкола ВВС  размещалась в Доме книги, по улице Терьяна, номер не помню. Школа, в этом здании новой постройки, занимала весь первый этаж, второй этаж оставался в распоряжении книжников. Чем они там занимались, я так и не понял, никаких книг в этом здании я не видел, только постоянно туда-сюда сновали какие-то люди. Но, зато, несколько выше нас по улице, на противоположной её стороне, через дом или два, в специальном здании, книг было неисчислимо. Да каких ещё книг! Там располагалась знаменитая Армянская республиканская библиотека. Как сообщает Советский энциклопедический словарь, она была основана в 1832 году. На 1976 год в ней было 6,4 миллионов единиц хранения. Среди которых, редкие издания, такие как европейские инкунабулы, первопечатные армянские книги, ноты и карты на армянском языке, и многое, многое другое. У этой библиотеки есть своё собственное, неофициальное название, к сожалению, я его забыл, а в разных справочниках, не нашёл.
Как это ни странно, но, до приезда в Ереван, я не имел никакого      представления о спецшколе ВВС, я думал, что в ней учат летать на самолётах У-2, на полеты которых и на отвагу их лётчиков, я насмотрелся сидя в Тубинской котловине. Однако, оказалось, что спецшкола ВВС это школа  подготовки пополнения для летных училищ, она давала ему среднее образование. Жили ученики по воинским уставам, носили воинскую авиационную форму, точно такую, как носят курсанты лётных училищ, кормили нас по норме курсантов училищ, но вот одна беда была у этих школ, подчинялись они не Наркомату Обороны, а подчинялись Наркомпросу. Однако, несмотря на это, военные патрули нас нередко загребали наравне с остальными военными. Поэтому мы, в шутку, называли себя: «Потешным войском Наркомпроса».
Летом 1943 года, в целях  обеспечения военных училищ, уже несколько подготовленной, добровольно выбравшую свою будущую военную профессию, молодежью, способную быстро осваивать новые виды военной техники, решением правительства СССР было запрещено призывать в армию учеников из всех военных спецшкол, что до этого практиковалось. Спецшколы же были разные, не только авиационные, но и артиллерийские, танковые, морские, и другие. В дополнение к этому было принято решение – отозвать из армии всех учителей и преподавателей  вузов, а также других учебных заведений. В это же время принимается решение о военной реформе, частью которой было переименование командиров Красной Армии, в офицеров Красной Армии, а также замена существующих знаков военного отличия, треугольников, квадратиков, шпал, и других знаков, носимых на петлицах, на погоны. Введение погон вызвало много разговоров и толков, вплоть до заявлений, что не будем их носить. Мы тоже судили и рядились, возмущались и грозились, но только до того, как нам привезли наши погоны. Они были голубые, окантованные золотой тесьмой с металлической авиационной эмблемой на поле погона. По размеру, несколько чуть уже армейских. Получив погоны мы, не мешкая, отправились приделывать их на наши гимнастерки. Подобное наблюдалось и в военных подразделениях.
Повышение и совершенствование моего культурного облика, в Ереване, началось с того, что я, однажды, осматривая город,  на одном из зданий центральной части города, увидел вывеску, извещающую о том, что здесь находится картинная галерея. Я зашёл. То, что я там увидел, меня ошеломило. Я никогда не видел ни одной настоящей картины, а тут их…. Я ни один свободный день посвятил осмотру выставленной экспозиции, благо с нас денег за посещение не брали.
Как это ни странно, но я сейчас не могу  вспомнить ничего из всего там виденного, а ведь там были выставлены многие шедевры, не только армянские, но и те, которые  попали туда по эвакуации. Всё виденное было необычно, всё красиво, всё волновало, всё это не давало сосредоточиться на чём-то одном, да и мои знания, об авторах, выставленных произведений, были очень скудны. Только одну картину, я помню до сих пор. Но, это для меня было чудом. Картина висела в полутёмном коридоре, сразу же, как входишь в выставочный зал, довольно высоко от пола, чтобы рассмотреть её, приходилось задирать голову. На картине был изображен какой-то испанский гранд,  поясной портрет. По принятой в его время моде, он был одет в рубашку с кружевным воротником. Вот кружева меня и удивили. Они были настоящими объемными кружевами. Несколько раз я приходил в музей и рассматривал их. Нарисованы они, или это настоящие кружева, приклеенные к портрету? Наконец убедился - нарисованы. Это, каким же талантом надо обладать, чтобы изобразить красками кружева столь объёмно и столь реально. Чудо! Человек сотворил чудо. Кто автор этого портрета я не знаю. Столько много на меня тогда обрушилось нового, неизвестного, чудесного, что всего я запомнить не мог, осталось в памяти что-то общее, всеобъёмное.
Примерно через месяц, после приезда в Ереван, я пошёл и записался в  эту чудесную библиотеку, в читальный зал, где проводил большую часть своего свободного времени, за чтением различных книг,  в основном приключения и фантастику. Через какое-то время я стал пользоваться, у библиотекарей, определенным доверием и был допущен к самостоятельному осмотру, находящихся в библиотеке, в особых помещениях, хранящиеся там книжные чудеса. Это были огромные книги,  почти метровой высоты, окованные железом, закрытые большим металлическим висячим замком и цепями прикованные к полу. А рядом, на специальных стеллажах, под стеклом, лежали книжки-малютки, которые можно было читать только через большую лупу, лежащую рядом и многое,  многое другое. Моя голова буквально пухла от обилия столь неведомой  мне, до этих пор, чудесной информации.
А неведомое мною, само катилось ко мне, успевай только поворачиваться, да как-то усваивать виденное и испытанное. Вот нас ведут в Русский театр, на шефский спектакль. Там ставили  «Горе от ума» Грибоедова. Я первый раз в жизни в театре, для меня всё чудно, глаза разбегаются. Да и артисты, участвовавшие в спектакле, были из широко известных московских театров, эвакуированных в Ереван. К зиме 1943 года, на проспекте имени Сталина, было законченно строительство нового оперного театра Еревана. Первый спектакль, спектакль открытия, был посвящен  Чайковскому. Ставилась его опера: «Пиковая дама». В спектакле учувствуют многие известные артисты,  разных городов страны, её  военной зоны. Пригласили и нас. Я оперу, до этого, слышал только по радио. Ну, поют и поют. Вместо того чтобы говорить – поют. Никакого впечатления. А здесь, в театре, сама обстановка предвещает что-то необычное, чудесное. Звучит негромко вступительная музыка, и ты готовишься увидеть что-то необычное, ранее тобой невиданное, волшебное. Поднимается занавес, открывается ярко освещенная сцена, на ней люди одетые в одежду пушкинских времен, соответствующая тому же времени обстановка. Льется музыка, ей в унисон люди на сцене поют. Ты прислушиваешься, всё это тебя захватывает, и ты начинаешь жить всем происходящим на сцене, переживаешь, страдаешь, мучаешься, томишься в ожидании: «Уж скоро полночь, а Германа всё нет» и идешь вместе с героиней, чтобы броситься в Неву. Занавес опустился, гром аплодисментов, зрители стали постепенно выходить, потихоньку что-то обсуждая. А я ещё долго, не дней, а недель, жил под впечатлением этой, впервые слышанной, мною оперы. Воспоминал, видел, и снова пережевал некоторые её сцены, в сопровождении воспоминаемой мною, прекрасной музыки. В дальнейшей моей жизни, где бы я ни был, если была такая возможность, я шел в оперу.  Больше всего опер я слушал в Киевском оперном театре. Дело в том, что с осени 1945 года, до лета 1947 года, я учился в школе Авиационных механиков, находившейся в городе Васильково. Киевский оперный театр, был нашим шефом. Он часто приглашал нас на свои постановки. В Киеве, я слушал оперы:  «Наталка-Полтавка», «Запорожец за Дунаем», «Мазепа», «Риголетто» и некоторые другие, которые помню эпизодами, но забыл названия. В Москве я слушал оперу «Фигаро», в Куйбышеве – «Евгений Онегин», не помню где –  «Паяц», в Ленинграде – «Русалка», и  так далее.
Летом 1944 года, наша школа вернулась в свой родной город – Ростов. На улицу Красноармейскую 1. Последнюю ночь в Ереване мы провели на булыжной площади, перед вокзалом, нам почему-то не подали состав. Так на булыжнике и спали. Утром состав подали, и мы распростились с Ереваном. Городом моего культурного рождения.
В Ростове, в спецшколе ВВС, я пробыл почти год. Завершал среднее образование. Хотя здание школы ремонтировали к нашему возвращению, однако, завершить его полностью не успели. Не окончен был ремонт отопления. Поэтому, в теплое время мы жили в помещении школы, а на зиму нам было разрешено снять квартиру или кровать у местных жителей. Конечно, тем, у кого на это деньги были. Тем, кому платить было нечем, утеплили две или три комнаты в школе и сделали в них местное отопление. Занятия проводили в школе, но в период больших морозов, переносили их в расположенную недалеко женскую школу. В то время, в стране, начали вводить раздельное обучение мальчиков и девочек. Как это было в гимназиях царского времени. Однако, опыт не прижился и обучение снова стало совместным. Деньги на квартиру и на некоторое улучшение моего питания отец присылал регулярно. Питание в школьной столовой, в отличие от Еревана, в основном  состояло из двух блюд: сахарная свёкла с водой, это суп и без воды – второе. Не думайте, что у нас был плохой директор, он для нас делал всё возможное и невозможное. Но, Ростов не Ереван, после оккупации здесь мало, что осталось. Так, что обижаться на директора нельзя. Помню, в первую ростовскую зимовку, чтобы мы не мерзли, он где-то выбил для нас внеплановые шерстяные кофты, которые мы и одевали под шинель.
Самым значительным днем  моей жизни, в период окончания школы, как и для всех народов страны, был день Девятого Мая:  ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ  ПОБЕДЫ. Рано утром, когда было ещё совсем темно, я проснулся от радостных криков и выстрелов. Накинув на себя кое-какую одежду, я выскочил во двор,  в котором, я в одном из домов, снимал квартиру. Двор был полон людей. Люди обнимались, целовались, плакали, радостно кричали: По-бе-да,  По-бе-да!!! По всему городу, было слышно, шла стрельба в воздух. Кто-то вынес красный флаг. Я взял его и полез на ворота, чтобы там его укрепить. Примерно через час нашего общего ликования, я с товарищем, с которым мы вместе снимали квартиру, вернулись домой, оделись и отправились в город. Все улицы были забиты ликующими от счастья людьми. Всех военных они  обнимали, целовали, подбрасывали в воздух, а потом угощали вином и водкой, конечно с закуской. Погуляв с другом по улицам, часа два или три, кто в тот день время считал, мы с другом пошли на базар и купили бутылку водки. Потом распили её. Где, с кем и как, не помню, но пьяными не были. Не заметили, как вечер наступил.
Следующий день мы уже не праздновали. Мы готовились к экзаменам, очень важным экзаменам, каких ещё не было, выпускным экзаменам. Где-то в апреле, точно не помню когда, нашим правительством было принято постановление, согласно которому, все ученики, всех школ, успешно окончивших десятый класс в мае - июне 1945 года впервые, получали не свидетельство об окончании школы, а им вручался Аттестат Зрелости. Для повышения ответственности учащихся и преподавателей при сдаче экзаменов на аттестат зрелости, в каждом классе обязательно присутствовали ученые и преподаватели  из институтов и университета. Поэтому, к этим экзаменам мы готовились очень серьезно. Экзамены для всех выпускников спецшколы ВВС окончились благополучно. Получили мы Аттестаты и нас отпустили навестить родных, предупредив, что все мы должны вернуться в определённый день для прохождения призывной медицинской комиссии. Комиссию все выпускники прошли успешно и нас направили в Батайское училище летчиков истребителей. На этом наша гражданская жизнь окончилась, перед нами открыла двери Служба. Военная служба Родине.
Когда мы ещё проходили курс молодого бойца, в училище пришёл приказ о переориентации  деятельности училища. Теперь оно, согласно приказу, начиная с 1945 года, должно было готовить летчиков для реактивной авиации. Поэтому мы, теоретически, сразу становились первыми курсантами реактивщиками Батайского училища летчиков. А практически, нам теперь нужно было снова пройти медицинскую комиссию, так как перегрузки при полёте на реактивных самолетах в несколько раз превышают перегрузки винтовых истребителей. И те, кто был пригоден для полётов на винтовых машинах, мог оказаться непригодным для полётов на реактивных самолётах. Так и получилось. Перекомиссия установила, что у меня  в одном месте несколько искривлён позвоночник. Это искривление я получил, когда в детстве, я попал под лошадей. А также, в верхней части сердца, при нагрузке, слышен, не положенный там быть, шум. Таким образом, меня и ещё нескольких моих сотоварищей, по разным причинам, отчислили из училища и откомандировали на Украину, в город Васильков, Киевской области, где располагалась Военно-авиационная школа механиков. Город Васильков располагался тогда в тридцати километрах южнее Киева, в настоящее время, я слышал, он стал составной частью Киева.  Васильков древний город, ему более тысячи лет, но широкую историческую известность получил  он потому, что  в этом городе, в своё время, располагалось Южное декабристское общество.
Курс обучения в этой  школе был рассчитан на два года, вот эти два года я и пробыл в ней и скажу прямо, не без пользы для себя. Дело не в том, что я стал механиком. Авиационный механик это моя военная специальность и тут никуда не денешься. Я говорю о другом, о своём культурном росте. Раньше, я уже писал о том, что благодаря шефству Киевского оперного театра над нашей школой,  который нас часто приглашал на свои постановки непосредственно в театр, я там прослушал целый ряд опер европейских, русских и украинских, таких как «Мазепа», «Запорожец за Дунаем», «Наталка Полтавка», и др. Кроме этого, наши шефы, время от времени, приезжали к нам в школу, со своими концертами, в которых, принимали участие и ведущие певцы Киевского театра. В исполнении участников шефской группы, звучало много песен современных, национальных и оперных арий. Так я был приобщен к высокому искусству песенного, украинского жанра.
Руководству нашей школы пришла в голову мысль: создать в школе свой хор. Создание этого хора проводилось довольно просто, курсантов построили и повели в клуб. Там мы, по одному, заходили в зал, где стояло пианино, за ним сидел школьный капельмейстер и тыкал пальцем в клавиши. Ткнет и говорит, «повтори». Так мне впервые пришлось озвучивать музыкальные ноты. Ткнув  в три или четыре клавиши, а я, как только смог, повторил их, он отпустил меня. Я спросил: « Ну, как!», он ответил: «Пойдет». Так узнав, что какой-то музыкальный слух у меня всё же есть, я был зачислен в школьный хор и пел в нём до окончания учёбы, т.е. почти два года.
Кроме всего, эта школа механиков выправила мою фигуру, сделала её достаточно стройной, а шаг мой четким и пружинистым. Для достижения этого мне потребовалось всего четыре парада: два майских и два ноябрьских  Парады проходили в городе Киеве, на площади «Крещатик». Принимал парады генерал Гречко. Всё  остальное время, исключая учебу и практику, мы готовились к параду. Так, что скучать было некогда. В это время, в свободные от парадов и учебы часы, я начал пробовать писать рассказы, хотя, если быть откровенным, то пробовать писать рассказ я начинал ещё в пятом классе школы. Не скажу, что они у меня получались, но, как говорится: терпение и труд всё перетрут, писать я не переставал. Я, наверное, чувствовал, что писать это моя судьба.
В 1947 году срок обучения в школе окончился, мне было присвоено звание «сержант», как хорошисту, Отличникам присваивалось звание «Старший сержант», а отстающим – «Младший сержант». И я, вместе с группой моих сотоварищей, получил назначение в город Энгельс, в Энгельсское лётное училище, на должность второго механика пикирующего бомбардировщика ТУ – 2.
С прибытием к месту службы  моя молодость закончилась. Если до этого  знаменательного часа, меня опекали, воспитывали, обучали и учили,  без права принимать свои решения, то теперь я стал самостоятельным человеком, специалистом, и выдвигать свои решения стало моей  обязанностью. С этого начался мой очередной период  жизни: - «ЗРЕЛОСТЬ».