Приговор Глава 4

При этих мыслях она успокаивалась, но тревога все равно не рассеивалась. Тогда, после смерти мужа, ее мучения только начинались. А начались они с того, что Алиса не пришла на похороны отца. Для разбитой горем матери это был еще один удар, тем более болезненный, что исходил он от единственного родного человека, который у нее остался. Пришедшим на поминки сослуживцам пришлось объяснять, что дочь слишком тяжело переживает потерю отца и стремится уединиться.

Первые дни, в одиночестве готовя поминальный обед, она сама думала, что это действительно так: дочь вдруг пропала, потому что нуждается в том, чтобы побыть одной, - и даже не искала ее, не звонила на ее телефон, желая не тревожить. Когда же та не объявилась и на кладбище, мать серьезно обеспокоилась, но виду не подала, напротив, придумывала различные оправдания для Алисы. Как же трудно ей было играть спокойствие, когда внутри ее раздирала двойная боль! Нет, не из-за горя Алиса скрылась с глаз долой, не переживала она и не плакала в уединении, - она просто проигнорировала все то, что в ту пору происходило в их семье.

Худшие подозрения матери подтвердились, когда дочь, наконец, вернулась домой. Мать пристально вгляделась в ее лицо, надеясь отыскать хоть какие-то следы страдания: печаль в потухших глазах, глубоко залегшую морщинку между бровей, высушенность слезами, усталость от бессонных ночей… Но дочь вела себя как ни в чем не бывало, - словно и не было похорон отца, словно бы вообще ничего не случилось, - только отводила глаза от прямого, выпытывающего взгляда матери. Она была немного взъерошена и помята, но помятость эта не имела ничего общего с душевными терзаниями.
 
Конечно, она отчитала дочь, конечно, был скандал, когда она и кричала, и плакала, и успокаивалась, и снова кричала, что отец умер и что ей, Алисе, нужно пожалеть мать, быть более внимательной к ней и не расстраивать ее. Алиса все выслушивала молча, и самое страшное, невозможно было понять, то ли она со всем согласна, то ли ей абсолютно безразличны нравоучения матери. За все время она не проронила ни слова, ни слезинки.

И с того момента началось противостояние, которого не случилось даже тогда, когда Алиса была подростком и на семью должны были бы обрушиться все «прелести» переходного возраста. Их общение отныне сводилось к попыткам матери что-то внушить дочери, вернуть ее к нормальной жизни, и полному равнодушию с другой стороны.

Иногда моменты горячих увещеваний сменялись периодами полного затишья, когда она вела себя даже презрительно, желая тем самым показать дочери, что ей абсолютно все равно, что та делает со своей жизнью. Она прибегла и к такой своеобразной терапии в надежде, что это поможет.

В другое время она пыталась увлечь дочь хоть чем-то: совместными походами по театрам, кино, выставкам, - но Алиса на все отвечала лишь равнодушием. ПОЛНОЕ РАВНОДУШИЕ. Ко всему: к страданиям, увещеваниям, стараниям матери. В ответ на крики она лишь закрывалась в своей комнате и громко включала музыку. В ответ на заботу извинялась и говорила, что уже чем-то занята. К ней невозможно было подступиться, хотя они по-прежнему жили в одной квартире. Алиса была какая-то непроницаемая, закрытая, ее невозможно было вывести на разговор по душам. Она виляла, юлила, отговаривалась, тем самым вызывая в матери лишь бешенство и досаду. Ее комната, хоть и не запиралась, но стала для матери почти неприступной крепостью, куда та не могла зайти без содрогания, какого-то тяжелого чувства, что спускается в саму преисподнюю.

При этом все вроде бы было как обычно. Мать со дня на день ждала каких-нибудь страшных известий или повестку в милицию, но ничего не происходило. Алиса тоже внешне никак не изменилась: она по-прежнему училась, работала, одевалась не броско, ни с кем не заводила шашней и ничем не провоцировала недовольство матери. Но та, внезапно открывшимся материнским чутьем, чувствовала, что что-то не так, что ее дочь заболела каким-то странным недугом, от которого еще не придумали лекарства. И вряд ли медикаментозное лечение могло бы здесь помочь… Разве есть таблетка от остекленелых глаз, в которых наряду с полным штилем присутствует что-то безумное? Или есть микстура от внезапного, истерического смеха, который вдруг вырвется без причины? От ухмылок не к месту, от периодов уныния, когда человек сидит и даже не пошевельнется, но которые внезапно могут смениться жаждой куда-то бежать, что-то сделать, надавить на газ и умчаться! Разве есть пилюля, которая бы смогла вразумить человека и открыть ему глаза на то, что он живет лишь по мановению своих страстей!

Такой страстью для Алисы, апогеем всех ее стремлений, был мотоцикл. Бездушный механизм, который всегда внушал матери лишь безумный страх, не потому только, что на нем легко расшибиться, но и оттого ещё, что страсть Алисы к гонкам постепенно заменила все другие интересы и затмила даже насущные потребности.

На усовершенствования этой машины тратились значительные суммы. Этот монстр и так выглядел внушительно, - а дополнительный декор и боевая раскраска делали его ещё более устрашающим. Мать чувствовала, что добром это не закончится. Вместо того, чтобы думать о семье и детях, Алиса привела и поставила под окнами это железное чудовище, так, что мать не могла без содрогания выглянуть на улицу. А когда Алиса садилась на него и уезжала кататься по городу, мать места себе не находила.

Сначала она не могла делать ничего другого, кроме как ждать, беспрестанно выглядывая в окно, - все валилось из рук, мысли путались. Сознание рисовало самые страшные картины: где дочь, с кем, жива ли она еще. Зачастую доходило и до этого. Позже, когда она начала молиться, молитвы очень помогали ей, успокаивали, - и все неизменно заканчивалось благополучно.
 
Алису забавляло, что мать беспокоится и молится за нее. Во-первых, она очень быстро научилась ориентироваться на дороге и управляться со своим мотоциклом. Она маневрировала столь стремительно и мастерски, что многие мотоциклисты-мужчины не могли за ней угнаться. Мать и не знала, что в своей среде Алиса была уже достаточно знаменита: ей восхищались, у ее были поклонники, ей бросали вызов, к ней приходили за советом. Могли ли молитвы матери удержать ее от очередной тренировки, тем более что, чтобы всегда оставаться первой, требовалось беспрестанно совершенствовать свои навыки?.. Алиса, как и ее отец, не верила в Бога и относилась к молитвам матери, как к очередной причуде.

Алиса относилась к своему мотоциклу, чуть ли не как к своему любовнику, кардинально меняясь, если собиралась провести время в его обществе: надевала мотоциклетный костюм, неприлично обтягивающий ее тело, покрывала губы красной помадой, цепляла шлем и распускала волосы по ветру. Мать надеялась на силу молитв, хотя порой, видя, что ничего не меняется к лучшему, ей хотелось все бросить. Руки опускались, накатывало отчаяние.

И как раз в этот момент между ней и дочерью произошел один разговор, который дал понять, что её молитвенные усилия не напрасны...

Продолжить чтение http://proza.ru/2013/04/11/355