Ты не прав, папа

Среди моих рассказов есть несколько про наши больницы. Что видел, то и написал. Облупленные стены, злые врачи, кормёжка, на которой не только поправиться, но и выжить проблематично.

Иные читатели на меня за эти (и другие) рассказы чуть ли не с кулаками набрасываются. Чернушечник! Только негатив видишь! Что мне им ответить? Если дипломатично – то следовало бы сказать, что они не совсем правы. А если откровенно и от души – то послать бы их куда подальше… Ещё раз скажу, что я не пишу плохого или хорошего. Я пишу то, что вижу, слышу, думаю и чувствую. А материал для моих писаний дают мне окружающие люди и обстоятельства.
Итак, прооперировали дочь. Операция достаточно сложная, поэтому  после операции не менее недели надо провести в больнице под наблюдением врачей. Пришёл я дочь проведать. Случалось мне бывать в разных больницах, в том числе иностранных. Ничего радостного и воодушевляющего там не увидишь. А российские больницы с их неописуемым убожеством – это вообще отдельная душераздирающая песня…

Я в больнице. За столом на входе сидит дежурная.
- Вы к кому?
Называю пациентку и палату.
- Раздевайтесь и проходите.
Сдаю в гардероб свою куртку и шапку.
- А где у Вас тапочки? – спрашиваю я дежурную (знаю, что без них в больницы не пускают. Обычно на входе стоит автомат, в который надо бросить металлическую пятирублёвку и получить одноразовые "бахилы").
Женщина посмотрела на мои ботинки, которые ей, возможно, показались чистыми.
- Проходите так.

Прохожу. Поднимаюсь по лестнице. В глаза бросаются широкие окна из цельных стекол в пластиковых рамах с гладкими белыми подоконниками. Провожу рукой по стене. Чистый, бархатистый на ощупь материал.
Иду по коридору. Какая чистота! Оглядываюсь – не оставляю ли я после себя следы своими грязными ботинками? Слава Богу, не оставляю.

Вот и палата номер 6. Стучу. Мне отвечает голос дочери. Вхожу.
- Привет, дочка!
- Привет, па! Ты почему без тапочек?
- Не дали. Так пустили.
- Без тапочек нельзя. У нас тут чисто.

Да, палата не просто чистая. Идеально чистая. Белоснежные простыни на блестящей никелированной койке, напротив которой на свисающей с потолка подвеске стоит работающий телевизор.
- Во! Хорошо ты тут устроилась! С телевизором даже.
- Тут в каждой палате телевизор есть, - говорит мне дочь.
Мгновенно я вспомнил больницу, в которой сам в прошлом году лежал. Телевизор был один. Стоял он в коридоре. Посмотреть одну на всех программу приходили больные из разных палат.
- А это что у тебя? – спросил я, указав на какой-то агрегат в виде пластины, закреплённой на высокой ножке.
- Это ионизатор воздуха, -  сказала дочь.
- Тоже в каждой палате? – спросил я.
- Конечно.
- Да-а-а-а… - протянул я. – Очень даже ничего. А это что? Холодильник?
- Конечно, холодильник. Продукты у меня здесь.
- Да-а-а-а-а...,  дочка. Шикарно ты устроилась.

Тут я вспомнил, как хранил продукты в своей больнице. Холодильник один – на весь  этаж и полностью забитый. Больные, если найдут в нём свободный уголок, впихивают туда принесённые харчи в пакетах  с записочками.

- А здесь что? Туалет?
- Ага. И душ тоже.
- Душ? А ванны нет?
- Нет. Ванна будет дома.

Видал я наши разные больницы. Но такую, чтобы с туалетом в палате, впервые.
- И сколько же тут в палате народу?
- Я одна. Тут палаты в основном на одного человека. Скучно…

У меня рот широко открылся. Не знаю что сказать. Снова вспомнил свою палату в прошлом году. Скучно не было. Нас было шестеро. Моё место было в углу. Впритык ко мне лежал мужик, протягивавший мне свои пахучие ноги. А слева вдоль стены лежал дед, время от времени издававший звуки, сопровождавшиеся запахами…

Туалет был в конце коридора. У разбитого окна мужики стоят и курят, несмотря на предупредительную записку на двери, что курить запрещено. Одна кабинка заколочена. Вторая – без шпингалета. Если уселся – будь добр придерживать дверцу рукой. Но будь внимателен. Иначе кто-нибудь из нетерпеливых сдёрнет тебя с унитаза.   Впрочем, долго на нём не посидишь… Из окна хлещет леденящий ветер, так что во избежание воспаления лёгких желательно не задерживаться здесь с голым задом…

Мы вышли с дочкой в холл. Под пальмой в кадке я сел в глубокое мягкое кресло. Дочка устроилась напротив меня на диване.
- Как операция прошла? – спрашиваю я. – Было больно? –
- Не очень. Только сначала чуть-чуть. А потом обезболивание сработало. Но когда резали, я почувствовала. Неприятно, конечно.
- Я тебе тут принёс кое-что. Яблоки, фрукты.
- Ты что, па! Тут питание сказочное. И подружки приходили, гостинцы приносили. У меня полный холодильник. Не поем. Возьми обратно.
По коридору проходят пациенты. У некоторых в руках смартфоны. Кто-то разговаривает, кто-то-то тыкает по дисплею, гуляя по Интернету. На некотором удалении конторка, за которой сидит медсестра. Подходящие к ней пациенты берут у неё таблетки, меряют давление.
Решил и я своё померить. Подошёл и обратился к медсестре.
- Извините меня, пожалуйста. Я не пациент, но мне очень было бы интересно своё давление узнать. Можно? 
- Почему же нельзя? Давайте вашу руку,- отвечает мне женщина.

Давление несколько повышенное. Забыл поутру таблетку выпить. Дожил… На таблетках живу. А таблетки всё дорожают и дорожают…
Мы разговариваем с дочкой почти ни о чём. Я достаю свой смартфон, показываю снятую по пути нашу разлившуюся реку. В эту весну разлив рекордный.

- Ничего себе! – удивляется дочь. – Я в больницу ложилась, ещё ничего подобного не было.
- Скажи, дочка, отчего тут шик такой? Наши люди в таких больницах не лечатся.
- Это ведомственная больница. Для своих сотрудников.
- И что это за ведомство?
Дочка называет.
- А! Знаю-знаю такую контору монопольную. Хорошо живут ребята. Не зря они с нас такие цены дерут. Скажи, в какую копеечку обойдётся твоё лечение.
- Тут всё бесплатно.
- Что? – я чуть не поперхнулся. – За бесплатно нынче и петух не кукарекнет. Один мой знакомый себе на операцию полгода копил.
- Пап, ты совсем от жизни отстал. Или забыл, где я работаю? 
- Знаю я, где ты работаешь. Прыщик на ровном месте.
- Ты не прав, папа. Я хоть маленький, но уже начальник. В номенклатуру вхожу. Пока, правда, только на самой нижней ступеньке.
- Представляю, как роскошно лечат на ступеньках повыше.
- Так жизнь сделана, пап. Ты понимать должен.
- Да понимаю я всё.
 
Я целую дочку и ухожу.

На выходе дежурная приветливо со мной попрощалась. Я иду домой. Иду и думаю, что очень хорошие больницы у нас всё-таки есть. Но не для всех. Так разве на всех хорошего хватит?