Наименьшее из зол

«Наименьшее из зол»
        Стасик зашел с утра пораньше к своему другу Никите, дабы вместе пойти к Белому и почитать книги, а после пойти в горы. Мальчик все лето провел на даче, бродил в глухой чаще, искал духов леса. Бродягой хочет быть. Ему бы бродить по полям ночами, ибо только так он может утолить тревогу, что сидела внутри него так глубоко, что ничего не могло ему помочь, но лишь только природа могла заглушить его внутреннюю боль.
       Никита жил рядышком, он любил ездить на мотоцикле по ночным улицам, петь песни под гитару религиозного содержания, одна из его песен называлась «Пустота, завернутая в подарок», а другая «Не в ту дверь», а еще «Будда, я люблю тебя». Они пользовались наибольшим успехом у толпы, а она после этих песен сходила с ума и у моря сидела и молчала, созерцала пейзаж.
       Друг спал, но, услышав звонок, просунулся и открыл дверь квартиры. Стасик достал дудку из сумки и стал пионерские гимны дудеть, а Никита вышел в черной пижаме. Белый стал смеяться, ибо ему было ясно, что Никита уже неделю не выходит из дому. Он запрыгал на месте, чтобы разрядить атмосферу покоя. В коридоре они решили обсудить план действий.
- Парни, я еще часок вздремну, через часик зайдите, хорошо? – зевает он, ковыряясь в носу. – Я вчера был у моря и искал ракушки. Читали роман Ларса Герлинга «491»?
- Нет, и не будем. Пошли в горы! – уговаривал его Стасик. – Мы сегодня должны палатку разбить у ручья, грибов собрать, дожди же шли всю неделю.
- Ладно, но мне надо перед походом пойти в массажный салон, дабы там причудливые машины, которые делают людям массаж спины, головы, шеи, ног, рук, сделали бы моему телу приятно, - ответил друзьям Никита.
      Белый же тихо улыбался, он был в рассвете сил, ему было только двадцать лет, он хохотала над всем миром, он, глядя Никите в глаза, молвил, не обращая внимания на отца Никиты, что сидел на кухне в кресле и громко вслух читал Пер Лагерквиста.
- Белый, я весь дрожу в предвкушении похода, не хочу тянуть резину, давай же сделаем это вместе, друзья, нас горы ждут! – радостно молвил Никита. – Я уже не тот юноша бледный, я хочу силы в горах ощутить, буду, как Гамсун по ним ходить!
- Давай-давай, Никита, люби свое тело, сегодня люби его, мы же договорились. Это полезнее будет для тебя, чем умствовать, ведь я не думаю, следовательно, я существую! – добродушно так по-своему Белый его настраивал на нужный лад.
- Никита, я наполнен любовью к этой жизни, что меня беспрестанно рвет, - вдруг сказал отец, - я тебя люблю, а ребята пусть идут сами в поход. Сынок, ты мне лучше подари на новый год книжку с эсхатологическими изречениями. Тоска – сердце человека, хаос – сердце мира.
- Отец, мы буревестники, мы волну создаем, своей поток, будем там заниматься проблемами сознания! Нарциссизм – это первый класс, мы это уже прошли, – ответил ему сынок.
И тут басом молвит Стасик:
- Когда мне было лет десять, то я видел сон, в том сне я видал дали изумрудные и хрустальные дворцы. Я думал, что и есть социализм. Но теперь ясно, то были миражи. Мой кумир - Христос. Как вспомню его во снах! Он был с бородой и длинными черными волосами, как сейчас помню, во сне мне всегда говорил, что я буду знаменитым! Все точно так же он вел себя, как и на иконах. Теперь я верю, что мой путь лежит во Христе, ведь смерти нет. Там меня будут ждать мои друзья и родственники. Это мой путь. Мой и ничей больше! К черту прогресс!
       Белый деловито взял Стасика за руку, и они пошли пить чай. Никита налил им чаю в черные чашки, а черные обои на стенах говорили лишь том, как все внутри ребят было возвышенно. Они сидели за столом и обдумывали сегодняшний побег из мира рационального. Отец сидел у окна и внимательно читал книгу.
- Ха, послушайте-ка, молодые люди, что пишет автор! - веселым тоном он внимание их на себя переключил отец, - мы, искатели духа, чудесны. Мы с какой планеты? Зима уже уходила прочь, скворцы прилетели, снег уже почти весь растаял, странники удобно сели на лавочку и закрыли глаза. Им виделись небеса.
       Белый зачем-то объявил о том, что у него новая страничка в интернете есть, где его лишь только истина будет всем любопытным доходчиво объяснена.
- Какой ты философ, однако! – заметил иронично Стасик, - у тебя все в голове так четко и упорядоченно! Мне бы так. Роль Люцифера мне не по силам. Устал обожествлять свое «я».
- Я вот думаю, друзья мои, что одержимость "концом света" сегодня налицо. Озабоченность "концом света" тесно связана с состоянием всеобщего беспокойства, в котором пребывают современные люди, - вдруг вырвалось у отца тяжким камнем, - я тут тоже кое-что мыслю себе наедине, сидя в этой кухне уже двадцать лет подряд. Я могу тоже труд издать. Мои мысли философские! Моя идея! Ваши женщины носят не детей, а драгоценности. Я упал в дыру, словно Алиса в стране чудес. Обожаю великое солнце язычества.
- Отец, жить надо вопреки всему! – вдруг заявил Никита, – люби этот мир, прошу тебя. Мы сегодня идем в горы, дабы совершить медитацию за мир во всем мире, нет войне! Мы увлечены прыжком в неизвестность. Прыжок силы нас манит. Идем по ту сторону этой земли.
- Рад вам помочь, молодежь! – радостно произнес отец, - естественно, «конец» будет не «концом света» как такового, как некоторые хотели бы это представить. Но, по меньшей мере, «концом» одного из миров! Итак, индуистская доктрина учит, что человеческий цикл, называемый Манвантарой, делится на 4 периода, в течение которых примордиальная духовность постепенно все более и более затемняется. Эти периоды древние традиции Запада называли Золотым, Серебряным, Бронзовым и Железным веками. В настоящее время мы находимся в 4-ом веке, в Кали-юге или в «Темном веке», причем, согласно индуистскому учению, мы пребываем в нем уже 6 тысяч лет и несколько столетий, то есть со времен, гораздо более древних, чем те, которые известны так называемой "классической истории". Постепенно истины, ранее доступные всему человечеству, становятся все более сокрытыми и недосягаемыми. Число тех, кто ими владеет, со временем уменьшается, и хотя сокровища «нечеловеческой» предвечной мудрости никогда не могут быть утрачены окончательно, они окружают себя непроницаемым покрывалом, таящим их от человеческих глаз и затрудняющим к ним доступ. Именно по этой причине повсюду, хотя и в разных формах, мы встречаемся с одной и той же проблемой: нечто оказалось утраченным, по крайней мере, для внешнего восприятия — нечто такое, что стремящийся к истинному знанию должен отыскать заново. В то же время индуистская традиция утверждает, что сокрытое вновь станет видимым в конце цикла, который, в силу непрерывности, связывающей между собой все вещи, одновременно окажется и началом нового цикла. Прогрессирующая материализация убивает души людей. Люди Возрождения действительно стремились свести все к чисто человеческим пропорциям, исключить любые принципы более высокого уровня и, выражаясь символически, отвернуться от Неба под предлогом покорения земли. Гуманизм представлял собой первую форму того, что впоследствии стало современным «лаицизмом» — чисто секулярным, светским мировоззрением. Именно благодаря своему стремлению свести все к человеку как к самоцели, современная цивилизация вступила на путь последовательных нисхождения и деградации, завершившихся обращением к уровню нижайших элементов в человеке и ориентацией на удовлетворение его наиболее грубых, материальных запросов, что само по себе является достаточно иллюзорной целью, поскольку, цивилизация постоянно порождает значительно большее количество искуственных потребностей, чем она сама способна удовлетворить. Разве мы не достигли уже упомянутой в священных книгах Индии циклической стадии, "когда все касты смешиваются, и даже традиционная семья исчезает"? Чем сильнее они стремятся эксплуатировать материю, тем больше они превращаются в ее рабов, обрекая себя на все убыстряющуюся спешку и на постоянное бесцельное и бессмысленное волнение, на рассеивание в чистом множестве, влекущее к окончательной диссолюции.
- Ой, отец, после твоих слов, мне еще больше захотелось уйти в нирвану, - простонал Никита.

        Белый вдруг понял, что ему надо найти свою внутреннюю женщину, ведь тогда он может не идти в горы. А пусть Стасик с Никитой в походе йогой занимаются. Все равно ему на них. Он с любовью обвел глазами людей, что были в кухне и произнес решительно:
- Творчество примеряет человека с несимпатичными сторонами бытия. Творчество дает творящему ощущение высшей свободы. И смерти мысль мила моей душе. Знаете ли, когда мне было совсем мало лет, то я во сне увидел женщину лет сорока, что стояла у темного окна и грустно смотрела на пустынную улицу. То была ведьма из Мексики. Я понял, что она есть моя внутренняя женщина. Теперь, может быть, я найду ее в мире людей, а может быть, в мире духов или суккубов. Мне все равно теперь: страдать или наслаждаться! 
- Скажи, любезный друг, ты любишь ее, только честно? – вдруг отец спросил так деликатно, на что Белый ответил без раздумий.
 - Конечно же! Это моя любимая женщина! У меня все сны были лишь о ней. Я бы рад дома лежать, но с ней. Я по ночам слушаю, как она приходит тихо в мой сон! – взволновано ответил Белый. – Кончено же, она любимая звезда!
- Я и не сомневался, в тебе, ты герой, я сразу признал в тебе одного из наших. Рыбак рыбака…- вдруг шутливо ответил ему отец. - Мальчик, позволь я отвечу тебе словами Евангелия: "Извращение должно прийти в мир, но горе тем, через кого оно придет. Она вовсе не суккуб, ни в коем разе! Не хочу тебя обидеть, друг мой, но в тебе плодится заумь. Я без женщин двадцать лет. Моя жена была пьяницей. Она ушла в Лисью бухту жить. Я же в то время думал о князе мира сего. Читал Мережковского и Толстого. Слушай, парень, а тебя ко мне послали высшие силы. Ты услышал мое желание, ты ведь чуткий такой, мне такой и нужен, а ведь желание философа есть желание самого Бога! К черту современный мир, идем в горы рисовать солнышко наше.
- А у меня беда. Сны мои о нем. Об отце. Он отец бросил нас с мамкой. Я его не видел никогда. Мне страшно от этого всегда во снах. А ночами спать не могу! – вдруг произнес Стасик и сел на пол.
- Стасик, вы больны, вы рыцарь безумия! Молодость ходит со смертью в обнимку. Не надо мне ни дыр ушных, ни вещих глаз. На твой безумный мир ответ один – отказ! Ты грустное и ни на что похожее животное, Стасик! – ответил ему Белый.
- Я бог, я червь, я царь земли, - произнес Никита, зажмурив глаза, – ты, Стасик, прав, любимый, ведь материальный мир так банален и скучен, лучше поболтать о чем-то духовном, чем телами тереться друг о друга.
    После этих слов Стасик взял со стены кухонные часы и выкинул их в окошко.
- Времени нет, - прошептал он отцу на ухо, - ведь нет же его, нет.
 - Ровно час прошел с тех пор, как мы появились на этот свет! – кричит от радости Белый. – Всего лишь час.
- Идемте же быстрей в горы! – подбодрил отец Белого. – Нас ждет костер и беседы о вечных истинах.   
- Белый, слышь, вам дан шанс спасти свою душу из цепких лап сансары, - сказал Никита, - мой отец вам все расскажет: и про то, что все странные кругом, и про то, что самоубийство – аристократ среди смертей.
        Все прошли в зал. В углу гитары стоят, пиано у окна, в шкафах тысячи книг. В темном зале были старики, которые проходили тут сеанс умирания. На кроватях догнивали бабушка и дедушка Никиты. Они лежали на кроватях, закутанные в тряпки. Им не спалось.
- Когда-то и они ходили в горы! – смеялся отец, - ибо механизм был неумолим, они ощущали боль, но приятную боль, от которой становится как-то иначе совсем в голове. Они лежали на этих самых кроватях, где я зачинал с твоей мамой тебя, Никитушка. Да, как помню то время: в зале играла музыка из Индии и горели благовония на столике у окна. Твоя мама пела мантры, а я пил вино или плакал от радости бытия. Шла релаксация и беседа о Кришне, который спасет мир от верной гибели, ведь кризис современного мира очевиден и Библия говорит о втором пришествии и взывает о бдении, ибо «в чем застану...».
     Друзья, осмотрев унылые лица стариков, быстро выбежали во двор. Никита с отцом сидели на диване и рассматривали предков. Стасик очень боялся того, что скоро ему надо будет быть собой.
      Белый заметил на одной из картин, что рисовал отец, синего ангела, что пел о любви к жизни. Белый стал подпевать ангелу, а Никита вдруг появился на пороге кухни и стал шептать свои стихи. Он сел на пол и созерцал отца и друга. А Белый, открыв рот, слушал пение ангела.
- Подари мне мир любви! – сказал ему Белый.
- И мне подари мир любви! – просил у ангела Стасик.
- Я люблю вас всех! – сказал вдруг Никита. – И тебя, отец!
- И я люблю тебя, сынок! – спокойно произнес отец. – Гробы изнутри здесь вроде матраса, с точки зрения местного среднего класса смерть – это красиво и как бы сон. Никита, помнишь, как ты в возрасте двадцати лет, а сейчас тебе уже тридцать два, встречался с девушкой, которая заставила тебя подстричься и одеваться, как все парни, чтобы быть обычным мужиком, который рано или поздно будет мужем и отцом семейства? Ты продал тогда свою гитару и купил ей новое платье.
- Молчи, отец! Н тереби раны былые, все в прошлом теперь, не надо! – уговаривал его сынок. – То было в детстве. Сейчас я уже йог, а мне прошлые жизни уже по боку.
- Никита попал в то время в ловушку системы, - снова продолжил отец, - он действительно постригся и стал проводить время только с ней. Совсем перестал общаться с друзьями, ибо она говорила, что они погубят его своим сатанинским учением. Никита носил на шее цепь с замочком, он отрастил себе бороду до пояса, набил на руках татуировки с черепами и чертями. Он бегал по залу и тряс своей бородой, тем самым, веселил стариков, что ели торт и пили чай. Никита пел на весь зал нежным голосом: «Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! Почти равен Богу – разуменьем! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что мне эта квинтэссенция праха?».
          Стасик принял душ, а после умывался, разглядывая обои с рыбами в ванной комнате.
- Чего молчишь, отец? – сурово спросил Никита. – Мы давно б разрушили мир, если бы ты только не молчал!
- Бунт против судьбы самый яростный – это искусство, - ответил отец и загадочно улыбнулся, - смерть – самое красивое, что есть в человеческой жизни, такие вот дела.
    - Когда-то играл в гараже рок, но потом же, когда энтузиазм прошел, я лежал сутками на диване и смотрел в потолок, пил чай и читал книги! – как бы в оправдание произнес Стасик.
     Тем временем Никита ушел в зал к предкам. Он созерцал их тела.
- Вот она мировая старость, все умерло, нет больше искусства ни в чем и нигде! – произнесла вдруг, вставшая с кровати бабушка. – Все конечно, мы победим смерть, мы бессмертные, в Бога веруем!
 - Ах да, нам же уже тридцать, а кому–то и тридцать три, – иронично заметил дедушка, высовывая голову из-под одеяла. Мы уже старики. Нам всего лишь тридцать лет. На пенсии мы живем.
 Никита успокаивал стариков, приговаривая им ласково:
- Ну что же вы так, ведь я напишу про вашу жизнь рассказик: какими сильными и могучими вы были в молодости. Сколько денег получали, где работали. Что ели и пили. Где учились. Кого любили или ненавидели.
- Слушай, внук, ты пойди в интернет и узнай: сколько нам с бабкой жить-то еще осталось! – просил его дед.
- Создадим свой мир на том свете, - снова пытался утешить стариков Никита, - создадим что-то еще более реальное и интересное, чем на земле.
      И так, друзья решили, что пора идти в горы, покинуть город. Отец идет впереди них, они идут на пик Мира, где ставят палатки. Снова кипит чай в костре, отсюда видны села вдали, теперь им ясно, что кто живет в нигде, тот -никто. Мы тут все господа «никто».