Натуризм
Но полного слияния с природой, почему-то не получалось: существовал некий барьер, сковывающий его мужское естество.
Через несколько дней (вот так же ранним утором) он понял, что этим барьером являются трусы. Очень захотелось снять их перед занятиями физкультурой.
То, что он испытал после освобождения от последних оков формальной пристойности - было незабываемо. Тело Николая Алексеевича загудело от блаженства; птицы звонче запели, яснее зашелестела листва и появились откуда-то в утреннем воздухе головокружительные, пьянящие запахи. В общем, выйдя из дома без трусов, он, к немалому удивлению своему, не испытал привычного в таких случаях озноба. Обтекающий его воздух, приятно бодрил весь организм, но особенно нежно ту его часть, которая так долго томилась под гнетом грубых штанин. После бега на четвереньках у него раскраснелись щеки и ягодицы. Должно быть, со стороны в это время он выглядел довольно глупо, но данное обстоятельство не имело сейчас никакого значения, потому что Николая Алексеевича переполняла детская радость полной, ничем не ограниченной, свободы. Полной отрешённости от всех условностей здравого смысла, приличия и нравственных норм, которые очень давно и очень некстати отделили природу тела от человеческой души, заставив человека жить понятиями разума и закона, тогда как истинную радость приносили ему только телесные ощущения.
«Это прелестно! Это божественно»! - проносилось в голове у Николая Алексеевича при каждом вздохе, при каждом удачном прыжке. Он чувствовал себя совсем молодым, сильным человеком, почти таким же, каким был лет двадцать назад, когда впервые стал любезничать с девочками похожими на зрелых женщин. Тогда его внутренняя энергия тоже не находила выхода, пока он не увлекся стихами.
Домой, на этот раз, Николай Алексеевич возвращался человеком окрыленным, убежденным «натуристом», полным здоровья, спортсменом. И всё закончилось бы прекрасно, если бы на пороге своего дома он не встретил Анастасию Павловну. Естественно, сонная женщина была ошарашена непристойным видом мужа и его легкомысленным поведением.
- Что это значит? - просила она с возмущенным видом, глядя как раз туда, где должны были находиться трусы.
Николай Алексеевич внутренне сжался от неожиданности, но всё – таки взял себя в руки и ответил:
- Натуризм.
- Что? - негодующе переспросила жена.
- Есть такая философия, проповедующая полную раскрепощенность во всем, единение с природой и прочее…
- Ну.
- Что ну?
- А при чем здесь ты, я не понимаю? Что, так и будешь сейчас везде разгуливать без штанов?
- Я решил испытать всё это на себе, - как можно спокойнее сформулировал нужную мысль Николай Алексеевич. - Есть такие вещи, ценность которых лучше всего познается только на личном опыте, потому что в их основе лежат наши ощущения. Так вот, натуризм - одна из них. Тут без личного опыта никак не обойтись.
- Ничего себе, ценности! - возмутилась Анастасия Павловна, глядя на голые волосатые ноги мужа. - Стоит перед женщиной без штанов да ещё и о каких-то ценностях философствует…Вот взять палку подлиннее да хорошенько огреть тебя по заднему-то месту - сразу вся философия улетучится. Ну, надо же чего придумал, дуралей! А если кто тебя через забор увидел, пока ты по огороду нагишом сказал? Вот остановят меня на улице и спросят: чего это у тебя мужик-то голым по улице бегает? Так со стыда и сгоришь…
Николай Алексеевич даже смутился от такого поворота событий. Что ни говори, но кое в чем жена, действительно, права. Анастасия Павловна, видя его смущение, снисходительно - широко улыбнулась и с иронией покачала головой. Он воспринял её улыбку, как прощение и торопливо проследовал мимо жены в дом, правда, успел таки получить звонкий шлепок по разгоряченному заду. «У, бесстыжий! Надо же. Чтобы сейчас же оделся, как следует».
Николай Алексеевич осторожно проскользнул в спальную комнату, быстро оделся, причесался перед зеркалом, заглянул в комнату к детям.
Девочки ещё спали. Он с умилением посмотрел на их пухленькие рожицы, потом (через запотевшее окно) в утренний сад, потом на стол, заваленный разноцветными карандашами и тетрадками, и сразу подумал о том, что это, пожалуй, на самом деле, не очень прилично, когда лысеющий папа бегает по саду нагишом.
Конечно, с этим трудно свыкнуться, но сейчас его личная жизнь ему не принадлежит. Не принадлежит настолько, что он уже не имеет права снять те же трусы, где захочется. Точно так же, как не имеет права бросить, утомительную для нервов, учительскую работу; как не имеет права не копать по весне гряды, не поливать морковь и капусту, не колоть дрова по весне, не ремонтировать крыши и заборы… Он всем окружающим его людям должен за что-то, всем за что-то обязан, тогда как о нём, кажется, никто не думает всерьёз. Все забыли. Забыли, что у него тоже большой внутренний мир, где новые интересы, порой, причудливо переплетаются с новыми ощущениями, где всё ещё идет процесс осознания себя и своего места в этом мире; где его молодая и такая непосредственная душа готова откликнуться на любую новую ноту в сложной симфонии бытия.
Свидетельство о публикации №213040701704