Нерешительный

 - Ты такой нерешительный - говорил мне товарищ.

Этто точно - вторил другой.

А мне по душе было незаметным оставаться. А чего высовываться. Тем более на съёмках.

Ну, никак не могу, расталкивая всех локтями куда-то лезть ради кадра.

В институтском, актовом зале у меня были уже апробированные четыре или пять точек съёмки. Лучше и не могло быть – проверенно.

На демонстрации лучше в толпе потусоваться, портреты набрать, а когда возле трибуны начальство идти будет - вот там и сделаю несколько кадров душу начальников согревающих. 

Кто выигрывал в итоге неизвестно.  У них начальники были, а у меня портреты друзей-товарищей.

Другое дело в командировках. Там и залезть куда-то высоко можно, или на столбе каком повисеть. В командировке ведь всё не предвидишь.


   А  дело, о котором я начал рассказ, было совершено непредсказуемо. 

Тридцатое июля тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый год, понедельник.

Точность?

Да, и вы сейчас поймете, почему она.

    В пятницу, один из ГИПов (в дальнейшем буду называть Друг, чтоб не было никаких обид), сказал, что он написал рапорт и в понедельник едим в командировку, в Сальяны. Ненадолго. День, в крайнем случае, два.

-«Слушай, Друг, совесть поимей. В понедельник начинается «ТАСС уполномочен заявить…», а мы, что первую серию пропустим».

-«Нет э-э, мы мотанём в Сальяны, берём машину в ПМК, и от Алибайрамлов, вниз по течению Куры снимаем «плавучки» (плавучие насосные станции). Приезжаем в ПМК, отмечаем командировки и весь вторник наш (самое обычное дело. Жить надо же) Их там немного пять, а может шесть».

Это фото для тех, кто не знает о «плавучках», и уж тем более никогда не видел.

В понедельник, встречаемся у автовокзала, билетики и в путь.

  Автобус «Икарус», ну очень, уж большой на городских улицах, еле ползём.

  Бульвар, Азнефть, Интурист, Баилово, «Икарус» прибавляет.

  Слева море, купающиеся, загорающие; а у нас уже рубашки к спине прилипают. Очень мерзкое состояние. У Друга «кейс», они тогда модны были, а у меня мой кофр, с аппаратурой и, на всякий случай, полотенце, мыло, зубная щётка. Знаю я эти командировки на один день. Проезжаем Локбатан. «Икарус» прибавляет и прибавляет. Мой Друг предпочитает стоять в проходе. Там хорошо, ветерок из лючков. Кайф. Я сижу, дремлю. Мост через Куру, автобус притормаживает. Кроме нас никто не выходит, и мы только хвост его увидали.

 - «Где ПМК, знаешь? Ты был когда-нибудь здесь?»

 - «Найдём не боись». Ну, найдём, так найдём. Нашли. К начальнику.

 - «Машин нет! Ждите».

  Вышли в садик, очень приличный должен сказать. С розами. Благоухают.  Час ждём, полтора. Машины нет. Друг к начальнику, выскакивает разъярённый. «Ждите!»  Проходит ещё минут пятнадцать.

 

  Появляется «летучка», вполне пригодная к списанию.

 

 -«Вот ваша машина, а вот сопровождающий».

Главный инженер ПМК, оказывается.

Без сопровождения на подобные объекты лучше и не соваться, в лучшем случае не пустят, а так и на скандал, и даже на милицию нарваться можно.

  Водитель совсем молодой парнишка. Неделя, как из армии вернулся. Доволен собой -  работает, доволен машиной и что нас повезёт - доволен.

 

 "Главный" залезает в кабину, мы в будку и… нам становиться плохо. Вся облицовка будки ободрана, виден весь крепёж, все ребра. Под сидениями, которые вдоль бортов - кувалда, тиски, большие куски стекла. Одним словом «летучка».

Ну, да ладно, в первый раз что ли. Поехали. Кура, мост, влево на просёлок и вперёд. Сами на часы поглядываем, успеем – не успеем. Приехали, выходим. Смотритель «плавучки» изображая хозяина, разрешает нам поснимать. С какой-то завистью смотрит на мой «Салют». Друг шепчет мне - «Сними его. Хотя бы для вида».  Знает, что я всегда против съёмок во время командировок. По закону подлости плёнки может и не хватить. Хоть и с запасом всегда беру.

  -«Так, что ты хочешь иметь? Что тебе в итоге надо?» - Это к другу. Ему же работать, в дальнейшем с фотографиями.

  -«Общий вид, чтоб привязка была к местности, ну и водоводы». Ясно. Снимаю. Один кадр, второй.   

«Хозяину» жестом показываю, что хочу сфотографировать его. Становится в позу, приглаживает волосы. Делаю вид, что навожусь и снимаю.

Да простят мне этот грех.

 Садимся в своё транспортное средство и вперёд. Теперь наш маршрут уже имеет определённость и привязку. Двигаемся вдоль Куры. Она внизу, справа, почти под нами. В этом месте Кура имеет защитные дамбы, от разливов в паводок. Поверху дамб проложены вполне приличные дороги. Вот по этим дорогам нам и надо доехать, почти до места, откуда мы выехали.

Кругом виды разные, пейзажи – прелесть одним словом. Красиво и хорошо.

Вторая, третья «плавучка» всё, как под копирку. Остановка, выскакивание из будки, коротенький разговор с «хозяином», съёмка и дальше в путь. «Главный» никакого участия в делах наших не принимает. Разве перебросится парой слов со смотрителем и всё. Предпоследняя съёмка.… Сейчас выскочим в последний раз, три – четыре кадра, убираю свою технику, пакую её по «походному» и мы свободны. Правда, надо заехать в ПМК, отметить командировки, поблагодарить начальника. Но всё равно к началу «ТАСС…» успеваем.

Мы с Другом сидим друг против друга. У меня под сидением ничего нет, а у него всё время, что-то мешает - то стёкла дребезжать начинают, то кувалда выползает. Предлагал сесть рядом – отказался «Так удобнее» говорит, а сейчас вообще почти до передней стенке продвинулся. Зато мне хорошо. Окно, которое он своей головой закрывал, открылось. И в него, теперь, видно небо и кусты ивняка. Поворот влево, затем вправо и ….

Дальше было, как в фильме снятом ускоренно, на «рапиде», как говоря «киношники». Вижу, как на меня летит кувалда – уворачиваюсь. Вслед за кувалдой атакуют тиски. Друг пролетает куда-то мимо. В окошке промелькнули, сначала кусты потом небо, потом…. А потом чернота. Сколько времени прошло не ведаю. Тишина. Неужели я один. Нееет. Друг шевелится – значит, порядок. Встаю. Теперь борт будки стал полом. Здесь бы в окно не провалиться. Беру сумку с аппаратурой, и было к выходу и через плечо – «Друг, во мы попали. Вставай, выходим. Конечная». В ответ «Помоги». Шаг к нему. И у меня шок. Кусок стекла длиной сантиметров тридцать – сорок, по форме напоминающий ятаган, проткнул насквозь предплечье Друга.

 -«Друг, спокойно, только спокойно…»

А самому страшно, и не просто страшно. Будка под ногами покачивается, как лодка на волнах.

  -«Потерпи, Друг, я сейчас» и вытаскиваю этот кинжал. Тут же появляется кровь. Она медленно вытекает из ран и это успокаивает меня. Вена, не артерия и то хорошо.  Интересно, но у меня впечатление, что на этом «судне» мы одни. Меня смущает - во-первых, покачивание нашего транспорта, во-вторых - надо срочно принимать меры и останавливать кровь, в-третьих – почему никто не интересуется нами. Может быть, только мы и живы.

  -«Подожди, Друг, я сейчас» и к дверям будки. Тут же проскакивает мысль, а в какую сторону открывается дверь. Если вправо, то мы пропали. Тяжесть двери просто не позволит поднять её вверх. Открываю и…, дверь падает. Ура! Выхожу на эту дверь, которая балконом стала. Вылезаю на «балкон». Внизу стоят наши «хозяева» и молча смотрят на машину. Возвращаюсь в будку и начинаю тащить Друга, причем, стараясь не испачкаться кровью. Вытаскиваю его на «балкон», двое внизу, скорее всего, в «отключке», в ступоре.

 -«Ааа, да помоги же!»

Точно в ступоре. Вытаскиваю Друга, спускаю с откоса дамбы и укладываю на земле. Теперь надо найти, чем остановить кровь. Она не хлещет, но очень уверенно вытекает.  Наверх в будку, хватаю свой кофр, «кейс» Друга и к нему. Вспоминаю всё, что делали наши девчата из сандружины, на соревнованиях, которые я снимал из года в год. Нужен жгут, который должен быть… ну и прочие и прочие. Лезу в кофр. Наиболее подходит полотенце. Не складываю, а скручиваю его и накладываю на плечо Друга. Связываю концы, теперь бы закрутить, чем ни будь, но ничего в голову не приходит, а на глаза не попадается. Мои сотоварищи молча наблюдают. Не удивления, ни шага в нашу сторону – «Дай помогу». Н-и-ч-е-г-о. Только сейчас вижу, как нам повезло. Машина лежит, нет, лежит, это неправильно, она висит. Она имеет три точки опоры – это колёса на склоне дамбы и бампер, который зацепился за телефонный столб. Столб наш спаситель. Если бы не он ещё один оборот был бы обеспечен.

  -«Машину, срочно!» - ору я.

  -«А где я тебе её возьму» - очень спокойно «главный».

  -«Не моё дело. Машину…»

  Наверху на дамбе появляется человек. «Сейчас мотоцикл будет. С коляской».

  Появляется мотоцикл, предназначенный для сельхоз работ, т.е., есть колесо коляски, но нет самой коляски.

 -«Машину, машину…» уже умоляю я.

   На дамбе появляется то ли «москвич», то ли «копейка». Не помню. Выпало из памяти, не до того было.  Выскакивает водитель, открывает переднюю, пассажирскую дверь. В голове тут же вопрос – Почему не заднею, там - же удобнее. Мне же его положить надо. Втаскиваю по откосу, Открываю заднюю дверь, О, ужас. Сидения нет, а свалены косы, серпы лопаты и прочий сельхоз инвентарь. В другое время пошутил бы, а сейчас не до того. Бегом вниз за кофром и кейсом и опять вверх, уже нагруженный. Друг сидит, откинув голову. Очень неприятно выглядит. Водителю – «Вперёд!» Поехали.

  - «Деревня, село, посёлок есть?» Кивает головой

  - «Давай-давай туда». Есть посёлок должно быть, что ни будь медицинское. Тормоз. Медпункт. Кроме занавески из марли (она живая потому, что шевелилась от сквозняка) и очень толстой женщины в белом халате (она санитаркою была) никого. И опять машина и опять погоня. Погоня за помощью.

 Водитель – «У мэня прав нэту. На дорогу нэ паэду».

 Я, ему в ухо, ору – «Поедешь туда, куда Я тебе скажу! Ты, понял?» Кивает головой. Дорога сворачивает вправо, а прямо перед радиатором «колючка».

Ура!!!

 «Колючка» - это воинская часть, воинская часть - это больница. У ограды солдат, выкашивает траву. И опять мой ор – «Солдат ко мне!» Слушается и подбегает. Вытягивается в струнку. (Ведь надо же никогда не замечал за собой ничего подобного).

  - «Солдат медчасть есть?»

  - «Так точно!» Это мне-то «Так, точно!»

  - «Давай в машину, показывай!»

  - «А-а-а, приказ…»

  - «Сейчас я приказываю, вперёд!» 

Прячет косу и бегом  в машину  дорогу показывает. Подъезжаем к КПП. Конечно, не пускают. В темпе объясняю, что у меня раненый и, что ему срочно нужна помощь. Сам вперёд по дороге, бегом (я узнал, где медсанчасть). Медчасть в конце длинной-длинной аллеи. А она вдоль взлётно-посадочной полосы. Это оказался военный аэродром. Бегу, что б там могли приготовиться принять раненного (балда для этого телефон существует). Справа догоняют меня и даже обгоняют приземляющиеся самолёты. Наконец меня догоняет наш транспорт. Распахивают дверь и я, почти падаю на эти, проклятые сельхоз инструменты. Тормозим прямо перед медчастью.

Нас ждут и даже с носилками. Пока друга укладывают на носилки, я вытаскиваю багаж и мельком замечаю, что весь коврик, со стороны пассажира залит кровью. Водитель, не мешкая, разворачивается и сбегает. Ну, и на том спасибо, что довёз. В полуоткрытую дверь вижу – Друг на столе, на операционном. С рукой, что-то делают.

Традиционно (как в кино) выходит врач (женщина) и мне – «Кто накладывал жгут?».

Что делать-то признаюсь, что я.

Приятно было услышать похвалу в свой адрес. Значит, научился чему-то у наших «сандружинец».

Присесть негде - стою.

Фамилию пострадавшего спрашивают, а я и не знаю «Друг, Друг» и только.

В тесных контактах, иногда, фамилию узнаёшь только когда, что-то неординарное случается. Можно было б в кейс заглянуть, так закрыт он, а код замка неизвестен. Мне во всяком случае. А Друг без сознания.

  Сейчас, после прошедших лет, я как бы со стороны вижу, как пришёл человек в белой холщевой рубахе и таких же штанах. Перед ним все вытягивались, но без подобострастия.

Чувствовалось – Командир.

Без  каких либо знаков различия, без погон, как и все окружающие. Но в нём была необыкновенная властность. А голос обыкновенный и совсем не командирский. И совершенно непонятная, для меня, демократичность. Мне всегда казалось, что армия это… у-ух.

 

Врач или врачиха «докладает» - жгут наложен, кровь остановлена, «скорая помощь» из города вызвана. Командир поблагодарил врача за службу, обменялся со мной рукопожатием и убыл.

 

 Приехала «скорая» из города.

 

Оказывается, что военные не имеют право оказывать помощь гражданским. Только в экстренных случаях. Видно мы были таким. Сняли военный жгут, наложили гражданский, а мой не тронули – не имеют право. Если, что случится я, отвечать буду – как неправильно наложивший жгут. Вот правила! Друга на носилки (тоже гражданские) и в машину. Армейцы помогли, пока я с «багажом» возился. Погрузили носилки и с воем, сирены по пути, который я бегом проделал.

Приехали в город, в Сальяны, разумеется, выгрузил багаж и с водителем носилки в больницу. Почти бегом. Мы то бегом, а вот в больницу попасть не можем. Носилки в двери не проходят.

 

У нас же все всё знают и умеют.

 

Во время ремонта больницы отделали панели стен "вагонкой" – красиво. Зато и дверной проём заузили, по моим подсчётам сантиметров на десять. Другими словами стандартный проём девяносто стал восемьдесят.

Инженеры-проектировщики ничего не варят же. Начальнику на месте виднее. С «грехом пополам», боком, и как только Друга не потеряли, втащили носилки в коридор. И дальше до самой операционной была вот эта зауженность коридоров. Втащили в операционную, врачи колдовать начали, а я на стульчике, как в киноклассике, сижу, жду.

 

Упаковал кофр  по-походному – снимать уже не придётся.

И расслабился. Вот тогда и почувствовал – как я устал. Отнесли раненого в палату – я к нему – «Всё, дескать, еду в Баку». А он мне – «Умоляю не оставляй меня здесь». Пришлось остаться.

 

 И тут началось паломничество. Первым пришёл следователь из милиции – опросил потерпевшего, опросил меня – свидетеля и убыл. Далее появился следователь прокуратуры – зачем вы сели в эту машину. А, что другая была?

Подписали бумаги какие-то. Убыл. Пришёл начальник конторы. Зачем вы туда поехали и вообще, кто вас сюда звал – не надо было приезжать, вот и не было бы ничего. Далее было самое неприятное – пришёл отец паренька (он уже в КПЗ) умоляет, просит – «Давай к нам домой, давай отвезу тебя. И товарищ твой тоже пусть поедет, С врачами я договорюсь». Когда он уходит договариваться я – «Ты с ума не сходи. Если тебе у них дома станет плохо, что будешь делать».

В общем, отказали отцу. Вот и обед принесли – "хлёбово" какое-то.

От его вида уже стошнить может. Друг отказался, я тем более.

У меня шоколадный «НЗ» есть. Правда, в обёртке было нечто гелеподобное, но на пару сглотнули. Водичкой запили – кипячённой. Пообедали. А Другу – то постоянно нужна грелка со льдом (правда, парадокс ГРЕЛКА со ЛЬДОМ. В старину говорили пузырь со льдом).

Сиделки-санитарки рядом нет, вот я и кручусь. То водички испить дать, то пузырь заменить. Наконец и медсестра появилась, а может санитарка, кровать соседнюю постелью застелила. «Новенького» приводят – сам идёт. Обе руки в гипсе по локоть. Мальчишечка лет десяти и его сопровождающий.

Ну, сопровождающий посидел маненько с парнишей и был таков.

Мальчишка возится - переломы болят. Повозился и ко мне – «Дядя мне скучно. Давай разговаривать». Знакомимся. Не помню уже, как его звали – назовём Таиром, а то неудобно как-то парнишка да парнишка. Пошёл в баньку Таирчик, ну поскользнулся на кафеле, на мыле – и обе руки хрясь.

Вот и гипс.

А братец его двоюродный, что привез его в больницу, шибко занят и не может посидеть с младшеньким. Но утром мама с папой придут – обещали. Оказалось пацан музыкой занимается – на гармонии играет. «Дядя, а ты писатель?». С чего бы это. «А, у тебя вид такой и очки».

Одному грелки меняю, другого разговорами услаждаю. А он мне «Дядя я писать хочу». «Сейчас позову санитарку». «Нееет, я стисняю». Пришлось идти за горшком и помочь ребёнку пописать.

А, так  всё хорошо, всё замечательно!!!

«Дядья, а ты сказки знаешь?» Конечно, знаю (какие там сказки). «Расскажи, да». Становлюсь сказочником. Понятно у него руки болят. Заснуть-то не может, вот и достаётся мне.

И так всю эту ночь.

Утром – «Так, я еду в город, звоню в институт. К тебе приедет твой брат. Не вздумай попадать на провокации и куда-то переезжать. Ты понял».

 

 А мне же и командировку отметить надо.

  Прихожу в контору, начальник мне – «Я подписывать ваши документы не буду. Мы вас не звали, и от вас кроме неприятностей ничего нет».

   А моё командировочное лежит у него на столе, под носом. Спокойно протягиваю руку и забираю бумажку.

Он не ожидал.

«Ну, и что вы собираетесь делать?».

«А ничего. Сейчас зайду на почту, проштемпелюю командировку, а потом зайду сначала в горком, а потом в прокуратуру».

Ну, вот этого он от меня не ожидал.  «Ну, зачем так. Я же просто сказал, что вы приехали без приглашения, без вызова». «А нам приглашение не нужно. Мы делаем своё дело, как вы делаете своё».

  «Давай подпишу».

 

   И я ушёл. И в автобус, в котором не было свободных мест – примостился на скамеечке. У Азнефти вышел, позвонил брату Друга и домой. И спать, спать. До самого вечера проспал. Проснулся. Спина болит и чешется. Задираю рубаху перед зеркалом, а разглядеть ничего не могу. У сына спрашиваю «Что там у меня». А, говорит он, какие-то полосочки и крестики. В будке – то обшивка ободрана была, вот каркас и отпечатался.

 

 В институте, как положено рапорт о прибытии.

Проявка плёнок.

А вот и гость – инженер по технике безопасности.

«В командировке были? И говорят, в аварию попали? А зачем вы в ту машину сели?»

Вот тут-то я и выдал всё что думаю и самом инженере и о командировках вообще и об этой в частности.

Из лаборатории он выскочил как ошпаренный. Правда, потом всё-таки заставил написать документ, который почему-то назывался «Объяснительная записка».

А я целый месяц ходил в героях. Весь институт бегал посмотреть, руку пожать.

Вот, пожалуй, и всё.