Развод по-человечески. Смешная жизнь

    Сема Сапожник был музыкантом. А его предки, судя по фамилии, музыкантами не были. Так что Сема на музыкальной стезе был первым блином. Но комом Сема не был никогда! Когда он играл на скрипке, люди плакали или смеялись. В зависимости от настроения. А настроение людям как раз создавал сам Сема. А в четверг его пригласили на развод.
– На что, на развод?! – спросил Сема.
Он удивился, потому что до выборов еще далеко было, когда народ под музыку разводят.
– На развод, что не понятно?! Люди просто по интеллигентному решили разойтись. С музыкой! Пожили вместе, пора и честь знать, тем более, что муж оказался скотиной!
- А его жена – дурой!-парировала другая сторона.
– А что играть? – спросил Сема. – Грустное или вообще траурное?
– Ни в коем случае! Только веселое, как будто ничего не случилось. Они ведь по обоюдному согласию!
… Без четверти семь Сема уже настраивал скрипку в маленьком ресторанчике “Золотая ракушка”. В темноте за окном плескалось Средиземное море, зальчик был уютным, настроение у Семы хорошим.
Ровно в семь появился нежених Миша. Настроение у него тоже было неплохое, приподнятое даже! Поэтому он сразу же начал пришпандоривать к стенке транспарант: “Брак – не тетка!” Но его тут же осадили.
– Давайте-ка без грубостей! Мы интеллигентные люди! – сказала ему большая женщина в бархатном платье.
А неневесты еще не было. Ее Люсей звали. Она специально только на пятнадцать минут решила опоздать, чтоб показать, что на развод идет с удовольствием. Она в зал вошла, когда представитель Раббанута уже тут был. Его специально пригласили, чтоб все по традициям шло!
...А женились Миша с Люсей лет десять назад. Под марш Мендельсона. Потом им обоим руку жал депутат горсовета. Добросовестный такой попался, чуть руки не поотрывал! Миша потом очень смешно демонстрировал, как тот их тряс. Люся всегда очень смеялась. А потом Миша ее на руках нес до самого памятника Ленину, цветы возлагать. Запыхался бедный, но Люсю не бросил. Люся ему потом платочком лицо вытирала, он, бедный, вспотел весь.
А сейчас она в развенчальном платье пришла, глухом таком, строгом, на все пуговицы застегнутом. Свидетелями у нее две дамы были из женских организаций. Они готовы были буквально грудью защищать Люсины интересы! А Миша демонстративно ни на что не посягал. Он свободой дышал. Он к столу сел, сразу балаган устроил, все вокруг себя раскидал. И наслаждался, что ему замечаний никто не делает! Люся бы могла сделать, ее даже подмывало сказать: “Что ты тут свинарник устроил?!”, но какое она имеет право? Тем более, возле Миши адвокат сидел. Они ведь и имущество прямо здесь делить решили.
А скрипач Сема Сапожник, пока гости собирались, у входа стоял и на скрипке наяривал. И каждому говорил: “Поздравляем Вас с праздничком!” А что?! Люди все хорошие приходили. И событие хорошее! Чем плохое?! Все по-человечески! Ну, а потом и само мероприятие началось. Они кольца друг с друга снимать торжественно начали. А кольца – ни в какую. Надевали ведь навек! Миша уже и палец Люсин слюнявил, и колечко крутил, и силой тянул. Люся даже чуть не плакала! Тогда они колечко оставили в покое и по сценарию к последнему танцу перешли. Сема Сапожник играл “Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону...”, чтоб мероприятию символики немного добавить, дескать, в разные стороны ребята разбегаетесь! Вначале они по замыслу близко друг от друга танцевать должны были, чуть ли не в обнимку, как прежде. Но постепенно должны были отдаляться. Буквально с глаз долой! Все это дело им режиссер ставил. Он специалистом был по народным гуляниям. Хотелось, чтоб событие на всю жизнь запомнилось. Но они что-то сильно увлеклись танцем, в конце Миша даже щекой к Люсе прижался. Режиссер им знаки подавать начал, женщины из женских организаций свистеть начали, нежениха к порядку призывать. Потом должен был ритуал “Последней пощечины” начаться. Ну, он и начался! Люся ему от всей души влепила. Потом еще на шаг отошла и сказала: “Это тебе за все!” Тут уже Мишины свидетели не выдержали, вмешались! Миша сам молчал, за щеку держался, а они сильно бакланить начали, что, дескать, договаривались о чисто символической пощечине, чтоб красоту мероприятию придать. А Мишин адвокат сказал, что раз они так, при дележке имущества за пощечину Мише отойдет дополнительно блендер! Тут дама с декольте даже подпрыгнула, она ко всему еще тещей оказалась. Она к адвокату подлетела и кричит: “Сам ты блендер, понял! И выбирай слова – не на базаре!” Тогда Миша сказал: “Xрен с ним, с блендером! Не победнеем!”, залпом полфужера “Кеглевича” осушил и начал настаивать на прощальной брачной ночи.
– Вы тут свои сексуальные аппетиты укротите, – потребовали дамы из женских организаций, – а не-то мы Вам руки поотрываем!
– При чем тут руки?! – вступился за Мишу адвокат.
– Раньше, так он к стенке всегда отворачивался, на усталость ссылался, правда, Люся? – встряла Мишина теща. – А теперь ему откровенный секс подавай!
– Нет, мама, он к стенке не всегда... только один раз. Просто Миша тогда две смены работал, они станок шлифовальный на экспорт отправляли! – начала она объяснять всем.
– Люся, не смей идти ему на уступки! Вспомни, сколько он у нас крови выпил! – теща Люсю за руку схватила и начала от Миши оттягивать.
А тут тесть неожиданно появился. Он специально в бар до этого зашел, для смелости на грудь сильно принял.
– Счас будем их свадебные фотографии разрывать! – весело сказал тесть. И не дожидаясь команды режиссера, начал их делить на две части.
Тут свидетели жениха видят, что тесть умышленно рвет фотографии так, чтоб Мише оттяпать то полголовы, то ногу, а то и вообще самое главное! Тогда Мишин приятель, приземистый такой, с бицепсами, саданул тестю по голове транспарантом “Брак – не тетка!” После этого все было как в кино. Сема Сапожник играл веселую музыку, а остальные лупили друг друга без разбора. Иди, разберись, кто тут чужой, если еще вчера все своими считались! А теща ходила и орала Мишиной стороне: “Чтоб геморрой был единственной радостью в вашей жизни!” Тогда Миша ее поднял и три раза посадил на рояль. Но не грубо. Даже мелодия какая-то получилась. Тогда теща схватила Мишу за шиворот и начала его тягать по всему залу. А поскольку Сема Сапожник играл в это время “Аргентинское танго”, вышло очень даже симпатично, и многие решили, что это домашняя заготовка. А дама из женских организаций сказала Мишиному адвокату гордо:
– А спорим, что теща Вашего проходимца до этого занималась бальными танцами!
Видя такое дело, представитель Рабанута съел на прощание четыре бурекаса, еще пару штук засунул в карманы и незаметно вылез в окно – ему просто перед Всевышним за народ неудобно было.
Все это еще до сладкого стола случилось. А ровно в восемь вынесли разводной торт. Выпечен он был не в форме сердца, а наоборот, в форме печенки. Этим режиссер хотел подчеркнуть, что бывшие супруги друг у друга уже сидят в печенках. Торт специально пересоленным был. На случай, если “Сладко!” начнут кричать. За торт тут же настоящая битва развернулась. Сторонникам Люси очень хотелось завладеть тортом, чтоб его сунуть прямо в рожу нежениху. А сторонникам Миши то же самое хотелось сунуть в рожу тестю за то, что он распространил ложные слухи, что нежених вообще импотент. Тогда Мишин адвокат сказал, что за это дополнительно в пользу Миши отходит еще и ...блендер.
– Еще один блендер?! – разозлился Миша. – Что я их солить буду?!
Адвокат-то вначале хотел сказать: “Отходит еще мохеровое одеяло”, но побоялся на этом слове акцентировать, чтоб теще опять повод не давать!
А Люся сидела в стороне и рыдала. Тогда Сема Сапожник склонился над ней и начал играть нежные мелодии.
– Мы ведь ради детей по-культурному разводиться решили. Мы им хотели показать, что все красиво можно в жизни делать. Даже друг от друга уходить! – сквозь слезы говорила Люся. – Они сейчас маленькие, им только два года и три, а когда вырастут, я им фильм бы показала... только что теперь покажешь?..
– Я понимаю, – сказал Сема. – Я ведь тоже разводился. Дети всегда страдают в первую очередь. Я детей очень люблю. Но Вы не волнуйтесь, я режиссера попросил, чтобы он на пленку этот момент не снимал.
– Ой, очень хорошо, – сказала Люся. – Спасибо Вам, Вы такой чуткий!
Сема снова начал играть. Теперь он грустное играл, и Люсе казалось, что он ее так понимает! А Сема над Люсей так низко склонился, что уже Люсино дыхание горячее ощущал, почти щеки ее касался.
– Я с Вашей стороны денег за музыку не возьму, – зашептал он ей на ухо, – а с их стороны возьму! А играть буду только Вашей стороне! Сейчас не время, я знаю, но я хотел бы с Вами потанцевать!
– Почему не время? – сказала Люся и на Мишу посмотрела. Он в стороне отдыхал, торт с лица охапками снимал. – Сейчас самое время!
Они с Семой в круг вышли. Сема скрипку держал и еще Люсю при этом обнимал, а смычок они вместе держали. Сема играл, а Люся подчинялась каждому его движению. Их пальцы касались, и музыка от этого была очень трепетной. И под эту музыку они тихо танцевали. Люся думала о том, что пять лет промелькнули очень быстро. А Сема думал о том, что супруга бывшая очень его мучила. А за что, не понятно! Характер у нее просто был так себе, не подарок! Стоило Семе на работе задержаться, буквально на два дня, она уже бесилась! Что за женщина?!
– Мы ведь с Мишей, почему расходимся?! – сказала вдруг Люся. – Он мне изменил... Он думал, я домой в шесть приду, а я в четыре пятнадцать пришла. У меня грипп начался, я с работы отпросилась, очень кости все ломило. А он не один…
– Какой мерзавец! – сказал Сема. – Если бы он моей бывшей жене изменил, я бы его понял, но Вам?!
– Нет, он-то не плохой, Миша, он меня всегда жалел...
– Если бы меня на расстрел вели... да что там, на расстрел – в постель бы к топ-модели силой бросили, я бы Вам все равно не изменил! Никогда!
– Правда?! – обрадовалась Люся. – Вы очень добрый!
– А знаете что, – осмелел Сема, – пока они развод справляют, давайте с Вами нашу свадьбу справлять. Как бы в шутку... Только я не шучу! Я сейчас за шампанским схожу.
Но тут вдруг свет погас. По сценарию сейчас фильм должны были показывать. Тот, что давно снимали, когда Миша с Люсей женились. Только пленку с конца наперед должны были пустить. Развод все же! Но киномеханик там лишнего пропустил, а закусывать не закусывал толком, ну и все перепутал, конечно. И пленку сначала поставил, как надо... Там Миша Люсю на руках нес. Он ее к груди прижимал, как самое дорогое на свете. А Люся за него крепко-крепко держалась, чтобы никогда не потерять...
– Эй, сапожник!!! – закричали гости киномеханику, дескать, поставь ленту как надо, то есть задом наперед!
А Сема Сапожник слышит, фамилию его называют, ну он насторожился, от Люси отстранился и кричит в темноту:
– Эй, чего Вам?
А все по-прежнему в темноте орут: “Сапожник! Сапожник!” Ну, Сема и пошел узнать, чего от него хотят.
А Люся стояла посреди зала и смотрела, как в кинофильме Миша на нее влюбленно смотрит! Она невольно к самому экрану подошла. У нее даже сердце защемило. А Миша тоже к экрану подошел. Наверное, у него тоже сердце защемило... Они стояли, почти, прижавшись друг к другу, и так им было грустно, прямо до слез.
А Сема Сапожник по залу походил, плечами пожал, потом на часы посмотрел, уже полдевятого было.
– Ну, я идиот! – выругался он вслух. – Чуть же не опоздал!
Он быстренько затолкал скрипочку в футляр, схватил в охапку свою замшевую куртку и помчался на соседнюю улицу в ресторан “Еврейское счастье”. Сему туда поиграть пригласили, ровно на полдевятого. Там человек сто отмечали... как бы это точнее сказать... отмечали обряд пришивания! Это некий Пинкус Соломонович торжественно переходил из иудаизма в христианство!