Тайсон

  Эта история произошла со мной в 13 лет. У меня был кот, звали его Тайсон. Он был тайской породы, статный и очень добрый и спокойный. Он был справедливым и преданным. Знаете ли вы тайскую породу? Это когда у котика чёрная спинка, ушки, мордочка и лапки, а грудка белая. И ещё большие красивые умные глаза. У Тайсона были голубые. Мне так нравилось смотреть в них, а ещё быстро запускать в его рот палец, когда она зевал.
  Он никогда не забывал, как мы играли с ним в детстве и часто приходил ко мне вечером. Он запрыгивал ко мне на кровать, ложился лапами мне на живот и начинал громко довольно мурлыкать, пока я читала, спасая свои руки от его шершавого розовенького язычка. Затем, когда мы слышали шаги а коридоре, Тайсон резко соскакивал с меня и садился в засаду либо под кроватью, либо под диваном или под стулом, на котором лежало сложенное вчетверо покрывало, свисающее до пола так, что охотника не  было видно. Когда мама заходила ко мне в комнату, чтобы поцеловать на ночь и уложить спать, я говорила ей, что Тайсон тут. Снизу раздавался звук, напоминающий скольжение когтей по полу. Мама ползала по всей комнате на корточках, мурлыкая и "кис-киская", но котик всё же не вылезал. Тогда она притихнув медленно кралась к кровати и резко заглядывала под неё, производя там обыск тапком. Обнаруженный зверёк тут же стремглав выбегал оттуда, скользя на поворотах коридора. Я всегда удивлялась, как он не врезался в стены. Мы с мамой смеялись, так заканчивался каждый вечер многие годы.
  Однажды я заболела. Не сказать, что сильно, просто болела голова и горло. Вчера мы ходили в театр, но опера была ужасно скучной. Вокруг нас все спали, а сзади две женщины, раскрыв рты, откровенно храпели. В тот же день, до театра, мама поехала с Тайсоном к врачу. Она ездила с ним туда уже не первую неделю, на что я почему-то, тогда не обращала внимания. И вот рано утром я проснулась одна, на столе в кухне записка: "Я уехала с Тайсоном к врачу, позвони, когда проснёшься." Я позвонила.
  Днём мы с подругой хотели пойти в кино, и я доставала маму сообщениями, когда она была с котом у врача. В итоге подругу не пустили, и я пошла с бабушкой. На следующее утро я сказала маме, что не смогу пойти в школу, и осталась дома. Встала в 11 часов утра, папа как раз уходил на работу, мама сидела на кухне и читала мою книжку. Мне казалось тогда всё это привычной домашней обстановкой, что всё было так уютно и спокойно, ничего лишнего. Сейчас я ужасно корю себя за то чувство. Я была слепа.
  Я съела йогурт и горячий бутерброд, выпила чай и уже собиралась пойти к себе в комнату. Встала из-за стола и, взяв у мамы книгу, пошла в направлении коридора.
- А ты не замечаешь, что Тайсона нет? - раздался сзади непривычно спокойный мамин голос. Обычно голос её всегда был окрашен эмоциями и был чуть выше спокойного, но сейчас он звучал ровно, без тени иронии. Мне почему-то представилось ровное, длинное лезвие ножа. Вот на что был похож её голос. Этот вопрос я слышу и сейчас. Он болезненно отдаётся в подсознании. Этот мамин голос режет всё внутри: " А ты не замечаешь, что Тайсона нет...". Между тем, в то мгновение, когда я услышала его первый раз, я обернулась и застряла на полпути.
- Где он? - вырвалось у меня слабым голосом.
- В больнице. Ему делали операцию. Интересно, как быстро бы ты заметила его отсутствие, если б я тебе не сказала? Эти коротки фразы тоже были, как ножи. Только короткие и остро заточенные, для метания в цель. Я была целью. Мне представилось, как мама метает ими в меня, а я стою, привязанная к большому деревянному кругу. Первый, второй, третий... Они пронзили мне тело с головы до ног, но я была жива.
- У него рак.
  Последний нож попал в сердце. В тот миг я увидела себя же, как из сердца течёт алая струя. Видение кончилось, и вернулась реальность, которую я не хотела принимать. Которую я отвергала. И в этой реальности я уже рыдала. Поддерживаемая непонятно чем, я еле стояла на ногах.
- И что теперь будет с ним? - мой голос для самой себя был каким-то чужим.
- Сегодня поеду его забирать. У него опухоль во рту, её вырезали. Через пару недель всё выяснится. Если опухоль доброкачественная, то всё будет хорошо, а если нет... Она будет расти. И нам придётся его усыпить.
  Я с грохотом рухнула обратно на стул.
- Давай не будем представлять плохое раньше времени. Я привезу его домой, мы будем за ним ухаживать. Колоть ему уколы, кормить специальным кормом... Только ты не пугайся, у него на лице там немного выбрито всё и зелёнкой замазано. И ещё на голове воронка, чтоб он не смог там себе ничего ковырять...
  Он давно стал членом нашей семьи. Без него скучно, без него одиноко. Без него пусто.
- Знаешь... - начала я. - я не пускала его в комнату утром, когда просыпалась, потому что знала, что он будет ходить туда-сюда, и мне надо будет открывать дверь... Я была такой эгоисткой. Ведь он, когда ложится к нам на колени, он ведь не знает, что мы тоже встанем и уйдём, спихнув его на диван. Интересно, а если бы знал, приходил бы тогда вообще?
  Мама не ответила. Она повесила голову и продолжила чистить обувь. Я ушла к себе в комнату. Медленно, как безжизненная, легла на кровать и закрыла глаза. Знаете, я не крещёная, и родители тоже. Но верить мне это никогда не мешало и не мешает сейчас. Я шептала тысячи молитв, чтобы мой кот выздоровел, чтобы снова был здоров и был с нами. Последнее, что я шептала, перелистывая на телефоне его фотографии, всхлипывая над каждой, было: "Не забирай его. Он не заслужил такой смерти. Ты не можешь так поступить. Я сделаю всё, что угодно, чтобы вернуть его."
  И он вернулся. Приехал вместе с мамой в кошачьей переноске. Он выглядел точь-в-точь, как описывала мама. Хромая и медленно передвигая лапами он плёлся по коридору. Затем он заполз под диван и больше в этот день не показывался.
 Некоторое время он совсем с нами не общался, и сидел только под мебелью. Затем стал понемногу выходить и изредка сидеть у нас на коленях.
  Кормили мы его из шприца. Я или папа держали его, а мама вливала смешанную с водой тушенку и затем лекарство.
  Так, понемногу, он зарастал шерстью, становился всё более общительным ходил без прихрамывания. На его мордочке и следа не осталось от операции, только рот он теперь не мог закрывать ровно, и нижние клыки его впивались в верхнюю губу.
  С тех пор ещё у него осталась привычка пить воду не из миски, а из крана, в раковине, где моют посуду.
  В те дни, когда мы так ухаживали за ним, мы будто бы знакомились с ним заново.