Двенадцатая ночь, 5-1

АКТ ПЯТЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Перед домом Оливии.

(Входят шут и Фабиан.)

ФАБИАН:
Коль уважаешь, дай письмо прочесть.

ШУТ:
А ты пообещай за это мне другое. 

ФАБИАН:
Проси, мой друг, проси любое.

ШУТ:
Сие не по душе тебе весьма: не требуй у меня письма.

ФАБИАН:
Ты подарить собаку обещаешь, в награду же мне кличку оставляешь.

(Входят герцог, Виола, Курио и свита.)

ГЕРЦОГ:
Не вы ль, друзья, из челяди графини?

ШУТ:
Мы - часть её домашнего уюта.

ГЕРЦОГ:
С тобою я знаком. Как поживаешь?
ШУТ:
С врагами, правду говоря, дружу, с друзьями же - дистанцию держу.

ГЕРЦОГ:
С друзьями надо связь держать.

ШУТ:
Да, как сказать!

ГЕРЦОГ:
Как это понимать?

ШУТ:
Чёрт подери, да очень просто: друзья в глаза - вам памятник поставят, а за глаза - везде ослом представят, враги же, не стесняясь, назовут скотиной. И кто же мне по-вашему дороже?  Друзей я должен опасаться, а для познания себя - с врагом общаться. Ведь как мы горячо не протестуем, отказ всегда зачёркнут поцелуем! Мы минус минусом зачёркиваем в плюс: так мы врагов на пользу обращаем. Друзья - завистливы, враги - бескомпромиссны. Друзья - любезны, а враги - полезны.

ГЕРЦОГ:
Да это просто превосходно!

ШУТ:
Как будет вам, монарх, угодно.
Вы мне - ни друг, ни враг, а - государь.

ГЕРЦОГ:
Вот золото тебе за золотое слово.

ШУТ:
Но коли вы ни друг мне и ни враг, то оплатить должны мне за двоих.

ГЕРЦОГ:
Совет твой дорогого стоит.

ШУТ:
А у меня другого нет. Запрячьте свой шарман в карман, пусть там немного потомится, а крови дайте порезвиться.

ГЕРЦОГ:
Ты вынуждаешь, шут, меня грешить, а за грехи приходиться платить.

ШУТ:
Где дважды выиграл, тот выиграет в третий. Всевышний любит троицу - вся жизнь на этом строиться. И даже колокол своим железным лбом нас будоражит: "бом-бом-бом"!

ГЕРЦОГ:
Бросок твой третий будет неудачным, коль ты не выполнишь задачу: графиню должен известить ты о моём визите. Хочу я с ней поговорить, Тогда и щедрость в третий раз пробудишь, может быть.

ШУТ:
Пусть ваша речь послужит колыбельной и щедрость отдохнёт до моего прихода. Иду я не корысти ради, а по желанию души. Сейчас же щедрости неплохо бы вздремнуть, пока её я вновь не разбужу.

(Уходит.)

ВИОЛА:
Вот, ваша светлость, и спаситель мой.

(В сопровождении полицейских входит Антонио.)

ГЕРЦОГ:
Лицо я помню это хорошо,
В последний раз его я видел чёрным,
Как у Вулкана в копоти сражений.
Он на судёнышке простом был капитаном,
Но так с отборным флотом нашим бился,
Что удостоился повал своих врагов.
Так в чём здесь дело?

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ:
Тот самый он Антонию и есть, который "Феникс", направлявшийся из Кандии с товаром захватил, и "Тигра" взял на абордаж. При этом юный ваш племянник  Титус пострадал, ноги лишившись. Мы здесь на улице буяна захватили, когда затеял он очередную драку.

ВИОЛА:
Ко мне Антонио отнёсся, словно, к другу, своим мечом мне оказав услугу. Затем с такою речью обратился, как будто разум мужа помутился.

ГЕРЦОГ:
Пиратов всех пират! Солёных вод разбойник!
Подвигло что тебя на этот путь?
Как мог ты добровольно сдаться тем,
Кто кровью клялся отомстить тебе за зло?

АНТОНИО:
Орсино, герцог благородный,
Позвольте мне не согласиться
С тем именем, которое даёте.
Претит Антонио пиратство и грабёж.
Хотя признаюсь: вашим был врагом.
Сюда был зван в недобрый час
Одним из тех, кто рядом с вами.
Его я у морской стихии вырвал,
Где с пеною у рта, разинув пасть,
Она его в клыках своих уже держала.
Я жизнь ему вторично подарил.
И мальчика, как сына, полюбил.
Не смог оставить юношу в беде,
Вручив себя удаче и судьбе.
Я шпагу обнажил лишь для того,
Чтоб вновь спасти от гибели его.
Он онемел, когда меня схватили,
Повёл себя, как будто век чужие были.
Все добрые дела забыл он сразу,
Отрёкся от меня, как от заразы.
К тому же: не вернул мне кошелёк,
В котором было денег впрок.
Когда меня упрятали в подвал,
Он и копеечки несчастному не дал.

ВИОЛА:
Но как такое может быть?

ГЕРЦОГ:
Когда он объявился в городе у нас?

АНТОНИО:
Сегодня, государь. Три месяца до сей поры не разлучались: и днём и ночью мы не расставались.

(Входит Оливия со своею свитой.)

ГЕРЦОГ:
Вот сами небеса к нам снизошли: идёт графиня.
А ты же, парень, просто бредишь.
Три месяца, как этот юноша прислуживает мне.
Вернёмся к этому потом. Пока же уведите.

ОЛИВИЯ:
Чему обязана, монарх? Всё сделаю для вас, чиста душа моя, но что хотите вы, того не смею я. А ты, Цезарио, совсем не держишь слово.

ВИОЛА:
Графиня!

ГЕРЦОГ:
Ну, до чего же хороша...

ОЛИВИЯ:
Цезарио, что скажешь? Боже мой...

ВИОЛА:
Когда монарх сказать желает, всё остальное умолкает.

ОЛИВИЯ:
Вы струю мелодию, прошу, не заводите, в отличие от скрипки не поёте вы - скрипите.

ГЕРЦОГ:
Вы так по-прежнему жестоки?

ОЛИВИЯ:
Нет! Я по-прежнему верна.
ГЕРЦОГ:
Упрямству? Ведь я пожертвовал без всякого остатка на алтарь любви всего себя. взамен же получил лишь вашу неучтивость, Где справедливость? Что мне делать?

ОЛИВИЯ:
Как положение и разум вам велят.

ГЕРЦОГ:
Так почему ж мне не последовать примеру,
Убив любимую свою в предсмертный час,
Как  поступил египетский разбойник?
Ведь и у ревности морали привкус есть.
Коль ты не ценишь преданность мою,
А мне предмет твоей любви известен,
То я тебя казнить не буду, ты живи,
Любимца ж твоего я уничтожу,
Который мне не менее дороже.
Не может повелителем он быть,
Где повелителю отказано любить.
Идём, мой мальчик, зло уже созрело,
Пора уже покончить с этим делом.
Любовь любовью буду убивать,
Чтоб сердце злой голубке разорвать.

ВИОЛА:
Коль ваше сердце этим успокою,
Готов я сотни раз пожертвовать собою.

ОЛИВИЯ:
Куда же ты, Цезарио, куда?

ВИОЛА:
Иду за тем, кто мне дороже света,
Милее жизни. Я умру за это!
На свете женщины такой не существует,
Которая так любит и ревнует.
Да будет бог свидетелем моим,
Уж лучше я умру, чем - нелюбим.

ОЛИВИЯ:
О, мерзкий! Предал ты меня!

ВИОЛА:
Кто обманул тебя? Кого винишь ты?

ОЛИВИЯ:
Ужели ты себя совсем не помнишь?
Отца святого позовите!

ГЕРЦОГ:
Иди за мной!

ОЛИВИЯ:
Куда ж, супруг Цезарио, уходишь?

ГЕРЦОГ:
Супруг?

ОЛИВИЯ:
Он - мой супруг. Возможно ли отречься?

ГЕРЦОГ:
Так ты её супруг, негодник!


ВИОЛА:
Нет, государь! Не я!

ОЛИВИЯ:
Увы, тебя заставил подлый страх
От прав прилюдно отказаться.
Смелей! Доверь себя фортуне,
Ужель твой титул сгинет втуне?
Яви великому величие своё
И страх отступит.
 (Входит священник.)
Добро пожаловать, отец!
Я саном вас священным заклинаю:
Откройте тайну нашего венчанья,
Которую просила вас хранить.
Случилось так, что тайна - уж не тайна,
Пусть знают все, что два часа тому
Я в жёны богом выдана ему.

СВЯЩЕННИК:
Любовь союзом вечным скреплена,
Где два кольца единой цепью стали.
Рука в руке - в замок объединились,
Уста в устах в лобзанье растворились.
По просьбе любящих обряд я совершал
Нам, слава господу, никто не помешал.
Двумя часами я теперь к могиле ближе.

ГЕРЦОГ:
Ах, ты, молокосос!
И кем же станешь ты в седую пору?
На ложь и зло растрачивая силу,
Себе ты рано выроешь могилу.
Бери её! И к чёрту убирайся!
Но на пути моём не попадайся.

ВИОЛА:
Но, государь, я протестую...

ВИОЛА:
О, боже, не клянись!
На собственную совесть оглянись!

(Входит Сэр Эндрю.)

СЭР ЭНДРЮ:
О, ради бога, доктора скорей! Сэр Тоби в помощи нуждается немедля..

ОЛИВИЯ:
Что там стряслось?

СЭР ЭНДРЮ:
По голове ударил шпагою плашмя он и меня и Тоби, которого чуть вовсе не угробил. Ах, помогите, ради бога! Готов я щедро заплатить. Не в силах более такого выносить.

ОЛИВИЯ:
И кто же смог такое натворить?

СЭР ЭНДРЮ:
Да стыдно говорить. Цезарио какой-то из свиты герцога Орсино. Он поначалу трусом нам казался, а на поверку - дьявол оказался.

ГЕРЦОГ:
Вы моего Цезарио назвали?

СЭР ЭНДРЮ:
Ошибся, герцог, я едва ли.
А он уже и здесь: смотрите! 
Хорош ты! Мне проломил башку ни за что и ни про что!
Не дрался я, не обвинял, а лишь советы Тоби выполнял.

ВИОЛА:
Что говорите вы?  Я ран не наносил,
Лишь, вынув шпагу, успокоиться просил.

СЭР ЭНДРЮ:
Коль вы увечий мне не наносили,
То и убив меня, всем скажете: "не били".
(Входят Сэр Тоби и шут.)
А вот и сам кувшин вина плетётся,
Но не вино, а кровь из раны льется,
Когда бы он так сильно не напился,
Тогда бы и герой наш не бесился.

ГЕРЦОГ:
Как, уважаемый, находите себя?

СЭР ТОБИ:
Да ничего такого не случилось. Ударяли по куполу разок, другой, на этом всё и завершилось.  Скажи мне, пьянь, куда девался доктор Дик?

ШУТ:
Как только рот хлебать вино устал, вокруг себя он видеть перестал, глаза его куда-то закатились и до утра, я думаю, закрылись.

СЭР ТОБИ:
Скотина пьяная всегда скотина трижды. Когда я пьян, я пьянство ненавижу.

ОЛИВИЯ:
Прошу его убрать!  Терпеть такое больше нету сил.
И кто же так его отмолотил?

СЭР ЭНДРЮ:
Хочу тебя, Сэр Тоби, поддержать. Обоих надо нас перевязать.

СЭР ТОБИ:
Мне помогать решился идиот. Закрыл бы ты, осёл, быстрее рот.
Я больше не скажу поганых слов, ведь всё равно они не достают ослов.

ОЛИВИЯ:
В постель его быстрее уложите и помощь окажите.

(Шут, Фабиан, Сэр Тоби и Сэр Эндрю уходят.)

(Входит Себастьян.)

СЕБАСТЬЯН:
Графиня, сожалею я, что родственника ранил,
Но будь он братом  даже, я поступил бы также:
Не мог же я себя не защищать.
Вы как-то странно на меня глядите,
Как будто укорить  за действия хотите.
Прошу, красавица, помиловать меня,
Хотя бы ради клятвы, что мы дали,

ГЕРЦОГ:
Одно лицо и голос, и манеры , но не один, а два здесь кавалера. И как могло  такое получиться? - у всех в глазах как будто бы довиться.

СЕБАСТЬЯН:
Антонио!
Антонио мой славный!
Виновник ты моих терзаний главный:
Который час тебя ищу
И на судьбу свою ропщу.

АНТОНИО:
Ужели это ты, мой друг?

СЕБАСТЬЯН:
Ты смеешь сомневаться?


АНТОНИО:
Ты разделился надвое, дружок, как в детстве мы делили пирожок. Две половинки яблока и те не схожи так, как вы похожи. И кто ж из вас реальный Себастьян?

ОЛИВИЯ:
Уму непостижимо!

СЕБАСТЬЯН:
Не я ль стою перед тобою?
А брата никогда я не имел.
И силой божества не обладал,
Когда б везде  и одновременно бывал.
Да, у меня была сестра,
Но поглотил её бездушный океан.
Мы с вами ненароком не родня?
Откуда родом? Как зовут?
Происхожденье?

ВИОЛА:
Из Мессалины родом я.
Отца же - Себастьяном величали
И брата именем отца назвали.
Но брат под толщей моря захоронен.
Приняв и образ и одежду брата,
Явился дух сюда  нас запугать.

СЕБАСТЬЯН:
Не только дух и плоть его во мне.
Когда б ты девушкой явился,
Я б слёзы радости пролил,
Благодаря судьбу за чудное спасенье.
Была б для радости великая причина:
Обонять воскресшую Виолу из пучины.

ВИОЛА:
Над бровью родинка у батюшки была.

СЕБАСТЬЯН:
Такая ж родинка была у моего.

ВИОЛА:
Когда тринадцать минуло Виоле, он скончался.

СЕБАСТЬЯН:
Несовместимые событья для сердец:
Сестре - тринадцать, а отцу - конец.

ВИОЛА:
Мужской наряд мой радость омрачает,
Но обнимать меня пока что не спеши,
Пусть место, время и фортуна скажут,
Что пред тобой твоя сестра Виола.
Хочу тебя свести я с капитаном,
Который из пучины спас меня,
Сменив камзол на девичий наряд,
Меня устроил к герцогу на службу.
Всему, что происходит здесь, причина -
Графиня славная и герцог наш Орсино.

СЕБАСТЬЯН (обращаясь к Оливии):
Сшибке не дала природа совершиться:
Не удалось вам выйти замуж за девицу.
Но есть и место домыслам досужим:
Вы  замужем за девушкой и мужем.

ГЕРЦОГ:
Кровь - благородна. Нет сомнений.
Коль зеркало не врёт,
И мне надеюсь, повезёт.
Ведь средь обломков корабля
Нашёл я клад и для себя..
(Обращаясь к Виоле):
Ты говорил неоднократно,
При людях и приватно,
Что никого так не полюбишь, как меня.

ВИОЛА:
Я эту клятву сотни раз твердил
И верен ей я буду бесконечно,
Как сфера неба, полная светил,
Нам служит праведно и вечно.

ГЕРЦОГ:
Давай же руку мне.
Хочу тебя увидеть в женском платье.

ВИОЛА:
Тот капитан, который спас меня,
Доставив невредимую на берег,
Хранит мой девичий наряд,
Но он под стражу взять по приказанию,
Малволио, дворецкого графини.

ОЛИВИЯ:
Немедля пусть освободят!
Пришлите мне Малволио сюда.
Увы, я вспомнила сейчас, что он,
Как говорят, похоже, помешался.
(Возвращаются шут с письмом в руках и Фабиан.)
Я и сама-то вне себя была,
А потому забыла о несчастном.
Как он там?


ШУТ:
Он с дьяволом, по правде говоря, графиня, бьётся . Безумцу это удаётся. И нечто дивное случилось: письмо в ваш адрес народилось. Я утром должен был  вам передать посланье, но сумасшедшего записки, как понимаю я, не божие писанье, а потому нет срочности в доставке.

ОЛИВИЯ:
Открой и прочитай.

ШУТ:
Писал - безумный, прочитает - шут.
(Читает):
"Клянусь вам господом, графиня..."

ОЛИВИЯ:
Ужели ты с ума сошел? О, боже!

ШУТ:
Да нет, графиня. Я - не сумасшедший. Безумца я цитирую слова. А коль желаете безумной атмосферы, позвольте мне безумный глас изобразить.

ОЛИВИЯ:
Прошу, читай, на разум опираясь.

ШУТ:
Мадонна, я стараюсь: безумное читаю, на разум опираясь. Внимайте же, принцесса.

ОЛИВИЯ (обращаясь к Фабиану):
А ну-ка, братец, прочитай-ка ты.

ФАБИАН (читает):
"Клянусь, графиня, вы ославили меня и это станет достояньем света. Хоть вы меня содержите в темнице, где пьяный дядюшка, как часовой, на страже, я остаюсь в своём уме - умнее прочих даже. Держу в руках посланье ваше, которое меня подвигло на поступки: оно мне - оправданье, вам - укор, а может даже и позор за отношение такое. Забыв почтение, смолкаю оскорблённый.
МАЛВОЛИО, МОЛВОЙ ЛИШИВШИЙСЯ УМА".

ОЛИВИЯ:
Так он и написал?

ШУТ:
Да, ваша светлость.

ГЕРЦОГ:
Изящность слога высока  для дурака.

ОЛИВИЯ:
Немедля, Фабиан, освободи и приведи  его сюда.
(Фабиан уходит.)
Коль, государь, во мне увидели сестру, а не жену,
Осмелюсь предложить сыграть две свадьбы разом.
Так будьте гостем во дворце и станьте мужем.

ГЕРЦОГ:
Я жест ваш и ценю и принимаю.
(Обращаясь к Виоле):
Твой господин уже - не господин.
Моя рука - тебе за всё награда.
А я ценнее не достоин приза,
Чем быть рабом твоих желаний и капризов.

ОЛИВИЯ:
И вот теперь - ты мне сестра!

(Входят Фабиан и Малволио.)

ГЕРЦОГ:
Вы этого считали сумасшедшим?

ОЛИВИЯ:
Да, государь, его.
Малволио, в чём дело?

МАЛВОЛИО:
Графиня, вы ославили меня. Дурною славою моё покрыли имя.

ОЛИВИЯ:
Да нет же. Уверяю вас.

МАЛВОЛИО:
А я вам говорю, что, да!
Взгляните на письмо.
Не ваши ли рука и слог?
А, может быть, печать не ваша?
Вы отрицать не в праве ни того и ни другого.
Зачем так явно намекали на любовь,
Просили постоянно улыбаться,
Носить чулки с подвязками крест накрест,
Надменно с челядью общаться,
И грубо с дядей вашим обращаться?
Когда же я исполнил ваши просьбы,
То был немедля заключён в темницу,
Куда священника прислали,
И из меня признание в безумстве вымогали.
Зачем, скажите же, зачем?

ОЛИВИЯ:
Увы, Малволио, рука здесь не моя,
Хотя признаюсь: очень уж похожа.
Но нет сомнений: писано Марией.
Она, я помню, мне сказала первой,
Что ты свихнулся и совсем чудной.
И ты с улыбкой глупой объявился,
И поведением, прописанным в письме.
С тобой сыграли злую шутку,
Про то, Малволио, забудь.
Когда ж виновников к ответу призовём,
Судьёй верховным мы тебя назначим.

ФАБИАН:
Дозвольте же, графиня, мне сказать
И попросить не омрачать
Прекрасный день ни жалобой, ни ссорой.
В надежде на благой исход раскрою планы:
Малволио подставили Сэр Тоби с Фабианом
За то, что груб он и невежлив с нами.
По просьбе Тоби сочинила текст Мария
В обмен на обнищание жениться.
Когда народ от всей души смеётся,
То места мести в сердце не найдётся.
А оскорбления взаимные сторон
Не нанесут существенный урон.

ОЛИВИЯ:
Увы, тебя, дурашка, провели!

ШУТ:
Итак, "одни - вельможи с колыбели, другие имя подвигом творят, а третьим - звёзды падают в ладони". Я роль священника в комедии сыграл, мне это не составило труда. Не сумасшедший шут и не дурак. Вы помните, графиня, как Малволио сказал:  " Коль вы не рассмеётесь, он умрёт и не раскроет свой поганый рот". Но время по-иному всё решило и обухом паршивца поразило.

МАЛВОЛИО:
Я вашей братии сумею отомстить.

(Уходит.)

ОЛИВИЯ:
Обида глубоко его задела.

ГЕРЦОГ:
Малволио нам следует вернуть
И упросить его забыть обиду напрочь.
Пусть он расскажет нам о капитане
По завершении сей повести чудесной
Для нас наступит время золотое,
Когда на свадьбе, празднике сердец,
Забудем мы о мелочах житейских.
А между тем, милейшая сестрица,
Дозвольте мне у вас остановиться.
Цезарио, будь мальчиком со мною,
Пока ты не сменил мужских одежд.
Сменив нарды, станешь мне женою,
Царицею желаний и надежд.
(Все, за исключением шута, уходят.)

ШУТ (поёт):
Когда я был совсем малыш,
Мне было замечать не лень,
Как дождь срывал солому с крыш,
И круглый год, и каждый день.
Теперь уж взрослый, говорят,
Тружусь , гоню с порога лень
Меня ограбить норовят
И круглый год, и каждый день
Женился, как и все, чудак,
Идти в кровать к супруге лень,
Уж лучше посещать бардак
И круглый год, и каждый день.
И с радости и с горя пью,
Пока не обратился в тень,
Кляну судьбу и жизнь свою
И круглый год, и каждый день.
Мы любим всех своих друзей,
И нам играть для вас не лень
Спешите к нам, друзья, скорей
И круглый год, и каждый день.
 (Уходит.)