Мнимая оплошность Отта

               
Часть 1.

 «Люди долго не живут, потому что - клоны. Это первые полубоги, случившиеся от смешанных связей с прародителями, жили по тысячу лет, но, после стерилизации планеты глобальными катаклизмами, когда вновь и вновь приходилось выращивать живое в пробирках, новоявленные Homines sapientes стали едва дотягивать до одного века, а это - одно мгновение! Что можно за это мгновение понять о мире, о себе, о вселенной... Да, ничего, - подлетая к Земле на корабле-разведчике, рассуждал астронавт Отт. – У людей едва хватает времени лишь на то, чтобы научится ходить, разговаривать, получить минимум образования и как-то начинать применять его на практике, одновременно, повинуясь биологическому инстинкту созревшего организма, заботиться о воспроизводстве: рожать детей, нянчиться, потом нянчить внуков… В такой сутолоке трудно соответствовать эталону высоких морально-нравственных качеств».
  - Не правда, - возражал на такие доводы его постоянный оппонент астронавт Ар, оставшийся на лунной базе. – Сублимация, я имею ввиду её широкое значение: одухотворение, преображение низменного, материального в духовное, совершенно не связана со временем. Это - процесс, являющийся продолжением  естественного моделирования природой молекулярных структур, давших живое из неживого, связанный с желанием образовавшегося сознания развивать своего носителя в бесконечное совершенство. Но в  случае с человечеством, мы имеем дело с  игнорированием сознания этого процесса! Это видно из взаимоотношений между людьми, антропогенного воздействия на природу, при котором ассимиляционного потенциала биосферы уже не хватает для  преодоления наступившего колоссального экологического кризиса. В связи с этим, возникает вопрос о качестве созданного материала.
 В его распевной речи звучала убеждённость и нарочитая усталость профи, которому надоело повторять недалёким слушателям аксиомы. Однако, голос был предательски юн для выбранного образа – лет ему было всего около двухсот, да и здоровый образ жизни сыграл в этом не последнюю роль. Ара это слегка смущало, потому как страдали неотъемлемые части поддерживаемого им образа – солидность, и важность произносимого. Он хмурился, нервничал, старался переходить на низкие тона, чем смешил окружающих. Все его попытки изрекать фразы голосом умудрённого опытом профессора, не имели успеха: природа брала своё.
 Высокий, с чётко очерченными чертами практически человеческого лица, голубыми глазами, Ар был наглядным представителем своей расы, как впрочем и Отт, только в отличии от спокойного и рассудительного сослуживца, Ар был несдержан и порой запальчиво резковат.

 - Более того, - продолжал Ар, - к плохому качеству надо добавить проявление сознательной агрессии и даже террора при осуществлении личных, порой, запредельных амбиций. В итоге мы получаем парадокс, когда индивидуальное сознательное в массе своей превращается в коллективное бессознательное. Плюс к этому надо прибавить запредеоьный военный потенциал! Моё мнение: эта ветка тупиковая, я вообще впервые вижу, чтобы сознание мешало здравому смыслу.
 - К счастью, - отвечал ему Отт, - принятие решения о закрытии человечества прерогатива Высшего Совета, – а не наша с тобой. Мы - солдаты. Наша задача: охранять Землю, вмешиваясь в развитие событий только в экстренных случаях.
 - Я думаю – зря, - настаивал на своём Ар, - дело идёт к саморазрушению. Планету жаль: красивая, я бы установил там порядок пока не поздно! У тебя и Высшего Совета завидное терпение, надеетесь на чудо?

 Конечно, в речах Ара было много правды, Отт понимал это, но, внутренне не соглашался с категоричностью своего vis-a-vis, должно быть, за многие годы своей миссии сильно прикипел к Земле, видя в взаимоотношениях между людьми наряду с деструкцией: любовь, проявление доброты, материнской ласки… - гармонию высоких чувств, приглушенных в цивилизации Ота здравым смыслом. А какая замечательная и разнообразная здесь природа, красивые города, искусство… но нет самого главного: ответственности повзрослевшей цивилизации ни перед собой, ни перед планетой; все живут без глобальных целей и высоких задач, как трава на поляне, мало того, полностью погрязли в междоусобицах, в чрезмерностях,  а это путь - в никуда. Человечество стало похоже на капризного переростка, который хорошенько нагадил в свои подгузники, но уходить во взрослую жизнь не желает.

 Скорость корабля была около тридцати тысяч километров в секунду. Через два часа возможен едва ощутимый толчок от удара корабля об ионосферу Земли, а дальше его путь поочерёдно пойдёт на три базы автоматической защиты Земли от внешней угрозы: комет, болидов, а также вторжения иноземных агрессоров. Дело в том, что прервалась связь с одной из них, и с тремя из десяти автоматическими кораблями-разведчиками, которые охраняли подлёты к Земле. Конечно, это чрезвычайное происшествие, потому как случайностей такого масштаба не бывает, вполне вероятно, что это вторжение, поэтому с Марса, на всякий случай, а больше для демонстрации военной мощи, вылетел флот из семи крупных кораблей, в ангарах которых находились множество малых

 Ар, тем временем, активизировал на Луне все средства защиты. Жаль, что крейсерский корабль,  выработав свой рабочий ресурс, два дня назад улетел домой, чтобы предстать перед экспертной комиссией, которая решит: отправить его на переплавку, или или модернизировать. А пока придётся рассчитывать только на свои силы. Они не малые, и вполне хватают на то, чтобы отбивать атаки незванных гостей - разведчиков, скорее всего, рептилоидов с созвездия Ореона. Другое дело: начнётся война! Армада уничтожит всё на своём пути! Но это предположение - явно из ряда вон выходящее! Во-первых: перемещение армады практически никогда не остаётся не замеченной. Во-вторых: с чего это вдруг сразу война? Это дело серьёзное: гибель и разрушения будут происходить и на территории нападавшего! У кого-то должна быть сильная мотивация, чтобы пойти на такой риск. А в просматриваемом радиусе вселенной форс-мажоров пока не наблюдается. В-третьих: войну не начинают на периферии, если только в качестве отвлекающего манёвра, чтобы стянуть сюда силы. Значит, надо ждать провокаций по всей вселенной. Кто-то затеял серьёзную игру.

 Отт был готов ко всем неожиданностям, даже к тому, что часть армады могла подойти близко к Земле скрытно за кометой. Его военный опыт подсказывал, что такая вероятность возможна. Тогда их встретят автоматические разведчики,  которым он дал команду сгруппироваться в этом направлении в небольшой отряд. Если завяжется бой, их поддержат огнём  базы с Земли и с Луны. Вроде всё обдумано и взвешено, остаётся только ждать.

 Отт состоял на службе в Армии по земным меркам – около семисот лет. Отучившись, как положено, в военном училище, он сразу был зачислен в штат легендарного победоносного крейсера Шама, исколесившего вселенную вдоль и поперёк, защищая интересы плеядцев. После окончания Академии, ему дали малый корабль сопровождения, потом были средние, и даже два крейсера. Карьера развивалась стремительно. Но неожиданно рухнула семейная жизнь: его жена, так похожая на танцующую экспрессивную блондинку с картины молодой художницы Michelle Torrez, рождённой в Денвере, штат Колорадо, нашла себе гражданского личного филантропа, и теперь, после дикого одиночества, проводимого в ожиданиях возвращения Ота, совершенно не умеющая жить без всенародной любви, особенно мужскоё её половины, - счастливая, ежедневно купается с момента пробуждения если не в овациях, то в ласках и знаках внимания нового мужа, благодарно и доверительно распахивая ему и миру по-детски восторженные очаровательные глазки.

 Трое взрослых детей уже давно самостоятельно решают свои судьбы, отношения между ними и Оттом стали чисто номинальные, так что полёты домой стали бессмысленными. Отт решил остаться на кордоне постоянно, тем более, что Земля ему очень нравилась. Он мог часами наблюдать за людьми, мало того, частенько спускался на Землю, ходил по улицам, сидел в парках, посещал музеи, летал на самолётах, катался на трамваях, замечая положительные изменения в цивилизации. И поначалу на вопросы сослуживцев «Зачем?», неопределённо пожимал плечами. Но потом поймал себя на том, что постоянно засматривается на женщин. Выборочно. Только на блондинок. Выходит, любовь к бывшей супруге ещё не прошла, её образ, как добавочный орган,  жил в его грудной клетке, иногда белыми ручками впиваясь в горло, вводя организм в тоскливый ступор одиночества.
   
 Однако это открытие не имело для него никаких последствий, только гуляния превратились в конкретные поиски. От находил её везде: среди прохожих на улицах городов, в картинах Боттичелли, Франсуа Буше в образе Дианы; в манящей всем своим существом и кажущейся доступностью, вожделенной, словно божественный гормон мужского счастья, неподражаемой Мэрилин Монро, урождённой Норма Джин Мортенсон, в наполненных теплотой и солнечным светом картинах итальянца Pino Daeni, … А потом…

 Даже не потом, а попутно началось совершенно бестактное с его стороны деяние: на короткое время он стал превращаться в мальчишку-хулигана, подсматривающего в самодельный глазок за соседской девчонкой! Конечно, это образное выражение, на самом деле Отт отследил шесть жизней одной девушки, которую однажды встретил на палаццо Дукале города Урбино в августе 1539 года, и которая сразу же бесцеремонно поселилась в его груди, слегка подвинув изящной попкой бывшую супругу. А разве могло случиться иначе? Это была эпоха Ренессанса, когда в Европе куртизанки играли важную роль в аристократическом обществе, часто исполняя роль жен богатых покровителей на общественных приемах, когда женщины жили страстями и были прекрасны своей разнузданностью. Это потом, ближе к семнадцатому веку, в Европе стала входить в моду скромность. 

 Так вот, это случилось в том самом сказочном городе Урбино – родины Рафаэля, расположенного на двух холмах Метауро и Фолъя, и которого в средние века завистники называли «Тщеславный Урбино». В свои шестнадцать, она уже была умопомрачительно манящей, и звали её Лаура, рождённая незаконно от своевольной и своенравной конкубины Маддалены Коккапани из Карпи, и благородного господина и священника Джованни Антонио Баттиферри из Урбино, который после рождения дочери сразу же признал своё отцовство. Отец дал ей хорошее гуманитарное образование, с познаниями в истории, философии и Писании, а по его прошению, 9 февраля 1543 года папа римский Павел III издал постановление о признании Лауры законнорожденной.

 Что говорить, они встречались. Сначала как бы случайно, на улицах, а после взаимных симпатий  устраивали свидания, вырываясь начинающимися сумерками из каменного мешка на природу. Пылая естественным румянцем, а не румянами из суримы, она читала ему свои первые стихи,  а он целовал её в белую шею, расплетал шнурки корсета, опускаясь всё ниже и ниже до тех пор, пока она изнеможённая желанием не начинала отвечать на его ласки, откинувшись в отцветающую траву.
 Любовь это была, или короткая страсть, Отт не думал об этом. Испытывая восторг от близости Лауры, он жил воспоминаниями и мечтами о ней. Но, как и положено солдату,  по первому зову мчался на службу. Его короткие отлучки оборачивались на Земле годами разлук, и однажды, не дождавшись своего возлюбленного, Лаура вышла замуж за другого. Брак был недолгим, видно разбитое Оттом сердце, не способно было на новую любовь. Повторно она вышла замуж уже повзрослев, будучи известной поэтессой, став для мужа, флорентийского скульптора и архитектора Бартоломео Амманатти, музой вдохновения. Отт не искал с ней встреч, которые огнём воспоминаний могли сжечь её нежную творческую натуру, он щадил её верное сердце, продолжая наблюдать за ней издалека, до самого её погребения 3 ноября 1589 года в иезуитской церкви С.Джованнино, во Флоренции, в которой благодарный муж Амманати заказал у Алессандро Аллори картину «Христос и хаанеянка», на ней, коленопреклонённая пожилая женщина с книгой в руках, – Лаура, находящаяся позади хаанеянки, молча внимает Иисусу.

 Потом она появилась в Японии, прожив короткую, трагическую судьбу.
 Родилась  летом 1621 г. в пригороде Самабара недалеко от Нагасаки в деревянном под соломенной крышей крестьянском доме. Отец: с поэтичным именем Akeno, что значит – «Ясное утро», мать: Аика – «Песня о любви», - всю жизнь сеяли и собирали рис, как и их родители и прародители. И, естественно, первая дочь у них стала: «Светящаяся красота" – Акеми. Родители не могли нарадоваться долгожданному дитя, и всё свободное время и любовь отдавали ей. Благодарная, Акеми быстро умнела, и стала хорошей нянькой последующим братьям и сестрам.
 В семь лет она умела читать и писать, для родителей это было чудом. Читала наизусть хайку раннего Нисияма Сёин, но свои стихи предпочитала сочинять в наиболее серьёзном классическом стиле танка. А ещё, подражая понаехавшим португальским миссионерам, проникновенно пела "Pater noster" и "Ave Maria", за что была награждена ими ладанкой и распятием, последнее она не снимала со своей шеи до самой смерти.

 Вообще, религия Христа приглянулась народу Японии. Акеми и её родители стали ходить в протестантскую церковь. Туда наведывался и Отт под видом португальского торговца – где ещё можно было побыть с ней рядом, полюбоваться её видом, как бы нечаянно коснуться в толпе её плеча, тела? Отт был белым чужаком, Акеми - ещё ребёнком, потом полуребёнком, разве могла она ответить на простое приветствие Охаё годзаймасу – доброе утро, случайного белого проходимца? И только прирученная близостью церковных служб, якобы случайными встречами на улицах, в торговых рядах, его постоянной доброжелательной улыбкой, её быстротечные глаза стали добреть, а лицо зажигалось завораживающей полуулыбкой. Эта светящаяся добрая красота наполняло его душу надеждами на возможный ещё более близкий контакт, хотя это было, скорее всего, из области фантастики.

 Ему нравилось в ней скромность, красота, умная пытливость в глазах, смех… что это был за смех! - Звон дивного колокольчика, уносящий сознание в космические дали. А голос в разговоре шедший от самого сердца был настолько доверительно близкий, что Отт готов был годами ненавязчиво оказывать её знаки внимания, чтобы услышать в ответ не только смущённое гомэн насай - извините, пожалуйста, из-за случайного прикосновения локтями, но и на пожелание: синнэн омэдэто! – с новым годом! – получить волшебное: домо аригато – большое спасибо. А дальше: полуоборот тронутого волненьем лица с притупленным взором, и с её губ окрыляюще слетает взаимное пожелание.
 - О-аиситэ урэсии, Акеми. – рад вас видеть. До дес-ка? – как дела?
 Она уже не пугалась, не бежала прочь, как прежде, будучи ребёнком, она рассказывала! О том, какой получили урожай, что приболел дедушка Акиро, что отец выгодно продал часть урожая, и ей купили новое кимоно и гэта, и что по случаю праздника, она сделала себе новую причёску в стиле Кацуяма… И Отт внимательно слушал, задавая наводящие вопросы, чтобы её волшебная речь не умолкала никогда, рассматривал обновку, волосы, на макушке "конским хвостом" удивительно уложенные широкой петлей вперед на темя, остаток хвоста замаскирован обвязкой около основания. Раньше она носила просто прямой «хвост», завязанный чуть выше лопаток, кажется, так ходили женщины их самурайского сословия. Новая причёска казалась Отту вычурной, хотя выглядела очень по-японски, наверное придумана одной из куртизанок – законодательницей мод.
 Постепенное приручение давало свои плоды, но в стане произошли ожидаемые изменения. После длительных междоусобных войн, к единоличной власти в стране пришёл Токугава,  Казалось бы, теперь можно спокойно жить, и заниматься своими делами. Однако в укрепляющемся христианстве Токугава усмотрел потерю единоличной власти в стране и своей культуры. Сёгун взял курс на самоизоляцию Японии от всего остального мира. С 1614 года христиане стали подвергаться гонениям.

 17 декабря 1637 г. во владениях даймё Мацукуры Сигэхару острова Кюсю вспыхнуло восстание против политики сёгуната, которое быстро распространилось по окрестностям Самабара и на острова  Амакуса. Руководил восстанием шестнадцатилетний харизматический лидер Амакуса Сиро (известный также как Масуда Токисада). Он взял себе христианское имя Джером (Иероним). Сиро был сыном одного из вассалов местного даймё. Люди рассказывали о нём, что к нему прилетали и садились на руку птицы, что он мог ходить по воде и извергать изо рта огонь. Последователи превозносили его как Мессию, хотя сам он никогда не заявлял о своей божественности. Почти все восставшие были христианами. Акеми с семьёй оказались в центре событий. Мало того, судьбы Акеми и Амакуса переплелись.
 В ночь, когда восставшие практически уничтожили  трёхтысячную армию самураев, посланных правителем Нагасаки, Акеми пришла к изнеможжённому битвой Амакусу и осталась с ним навсегда. А когда в сражении 31 января 1638 года воины сёгуната одержали победу над восставшими, а сам Амакусу был легко ранен, она несла его меч до Симабары. Небеса не жаловали тогда отступавших, поливая их дождём трое суток. Грязные, уставшие, они с боем взяли полуразрушенный замок Хара, быстро восстановили его и долгие месяцы выдерживали осаду,  вывесив на стенах христианские знамёна и большие деревянные кресты, превратив крепость в средоточие сопротивления любым формам угнетения.
 Жили впроголодь, но для Акеми это были самые счастливые дни в её короткой жизни, - она была рядом с любимым. Стояла с ним на стенах, поливала нападавших кипятком, перевязывала раненых, таскала их в укрытие, молилась во спасение, когда отряды уходили на вылазки, а ночами, счастливая, отдавалась объятьям своего любимого, а ещё она ждала от него ребёнка.

 10 марта к крепости подошла посланная Токугава 200 000 армия самураев, - это против 30 000 осаждённых крестьян. 12 апреля начался решительный штурм, с моря нападавших поддерживала артиллерия голландской эскадры, но восставшие продолжали ожесточённо сражаться до 15 апреля. Амакус погиб один из последних, когда закончился порох для португальского мушкета, израненный, он бесстрашно взял в руки меч, с ним и пал, зарубленный самураями. Акеми погибла на день раньше, и практически мгновенно, - снарядом ей разорвало живот. Находясь в шоке секунды две – три, она ещё не чувствовала силу наступающей боли, но до того, как навсегда испустить дух, успела прикрыть руками самое дорогое, что у неё было – будущего ребёнка. Сквозь пальцы фонтанировала кровь. Широко открыв серо-карие глаза, чтобы видеть ту оплошность, что свалила её наземь, Акеми пыталась поднять голову, но сил не было. Она так и застыла, устремив потухший, чуть удивлённый взор в просторную синь неба.

 Отт наблюдал эти события от начала до конца. Мог бы он вмешаться? Конечно! Он мог разметать эту армию в пух и прах! Но была бы тогда Япония той страной, какой стала? Конечно – нет! Поэтому у наблюдателей и существует принцип невмешательства. Мог бы он спасти одну её? Сложнее, потому как это бы произошло на глазах у десятков тысяч людей, но - тоже мог! Но разве он имел права разлучить её с любимым? Как он мог отнять у неё веру и надежду на их будущее счастье? Ведь даже после его гибели, она бы всю оставшуюся жизнь винила себя в том, что не смогла уберечь его от смерти.
 Единственное, что Отт сделал для неё, это в первую ночь затишья после боя, вынес тело Акеми из замка, и похоронил на крестьянском кладбище. Всех остальных защитников крепости, и сочувствующих им – обезглавили. Голову Амакусы Сиро повезли в Нагасаки.

 В дальнейшем исповедание христианской веры каралось смертной казнью. Потомки казненных христиан в течение семи поколений считались подозрительными. Каждый год они обязаны были приходить в определенный буддийский храм и отрекаться от Христа. При этом их заставляли попирать ногами христианские иконы. Такое положение сохранилось вплоть до падения сёгуната в XIX веке. Но эти события Отта совершенно не интересовали.

                Часть 2.

Кажется началось…
Один из метеоритов, изменив траекторию полёта, направился к Земле. «Решили поиграть, - кисло усмехнулся Отт. – Им бы фокусы в цирке демонстрировать. Как дети. Во всяком случае, теперь их намерения видны, и в дальнейшем можно обойтись без ультиматумов. Но, пожалуй, это только начало. Один метеорит – это не серьёзно, тем более – в ожидаемом направлении, через полминуты эта двадцатиметровая глыба будет распылена на мелкие кусочки, которые моментально сгорят в атмосфере Земли. Это явно не атака, это – проба сил. Они хотят собрать нас в одном месте».

Отт дал команду двум кораблям уничтожить цель, а остальным занять оборону по периметру Земли. Ар, находясь на Лунной базе, обнаружил два неизвестных средних корабля, хотел вступить с ними в переговоры, но был обстрелян. Ответным огнём он заставил их ретироваться, сильно повредив одного из них. Почему их не обнаружили на Марсианской базе? Ар пытался связаться с ней, заодно попросить пару разведчиков, которые сейчас бы очень пригодились для преследования охваченного паникой врага, но база подозрительно молчала. Вот и думай: то ли у нападавших мощные глушители, то ли на марсианской базе случилось Ч.П., и они с Отом не знают о настоящем масштабе конфронтации.

- Уничтожай всё, что движется к Земле, - как старший по должности повторил свой приказ Отт, больше для придания важности сложившейся обстановки, чем просто как напоминание. Ар прекрасный специалист-универсал: пилот, аналитик, техник, если нет необходимости согласовать совместные действия, и не поступают новые задачи, он вполне может работать индивидуально. А сейчас задача у них одна – быть бдительным.

- Ты заметил, какова мощность взрыва метеорита? – Раздался голос Ара. – Не меньше семи мегатонн, разве такое бывает?
- Бывает, если кроме метеорита, взрывается реактор малого корабля, - ответил ему Отт. - Странно то, что корабль не покинул метеорит после изменения курса, на что надеялся пилот? Не ожидал, что будет уничтожен?
- Значит, - не ожидал, не знал, что Земля охраняется.
- Твоя правда, - согласился с ним Отт. - В таком случае, куда делись три наших корабля?
- Они барражировали на приличном расстоянии от Земли, - отозвался Ар. - Могу только предположить, что с ними случилось.
- Давай, свою версию, - согласился Отт.
Ар с энтузиазмом принялся её излагать:
- Наши разведчики обнаружили несколько неопознанных объектов, летевших курсом на Землю, и, согласно устава, вступили с ними в контакт с целью  их идентификации и определения намерений, чем выдали свои позиции. Вместо ответа, судя по агрессивным манерам, только что продемонстрированным нападавшими в конфликте со мной, они были просто уничтожены. Вывод: нападавшие не знали с какой целью находились там наши корабли, и о нас ничего не слышали, они – пришлые. Но на Землю летели специально.
- И для лучшего знакомства с ней, решили её сразу отбомбить? – С иронией продолжил Отт. – А то, что на планете, кроме благоприятных условий для жизни, ещё есть и цивилизация, которую они не могли не заметить, они это проигнорировали, посчитав её ничтожной. Твоё мнение: кто эти пришлые, и что им надо?
- Я думаю, - опять пропел Ар с воодушевлением, - это приличный авангард, который, судя по их полной дезориентации, вынырнул из параллельного мира через чёрную дыру галактики. Благодаря своей агрессии, они уже нажили приличное количество врагов, успели получить несколько раз отпор от других цивилизаций, и, судя по тому, как далеко проникли в нашу галактику, находятся в срочных поисках спокойного местожительства. Дружить они ни с кем не хотят, от конфликтов, я думаю, устали, так что избавиться от них можно легко: надо просто хорошо пошуметь.
- С твоими выводами согласен, у меня даже план есть как это сделать.
 Отт на секунду задумался, его красивый римский фас принял монументальность, - так он сосредотачивался. Предстояло обдумать свои действия: план предусматривал собрать в кулак все корабли, а это - риск пропустить врага к Земле с противоположной стороны. Обнадёживало на успех предприятия то, что ближний горизонт был пуст, и нападение пока происходило только с одной стороны, а это шанс, которым просто необходимо было воспользоваться. Отт вкратце изложил идею Ару.
 – План такой: в район изменения курса метеорита, запускаем корабль, который сыграет роль приманки. Сами группируемся и сидим в засаде. Так мы проверим истинные цели этих кочевников: если они лояльны, - то должны вступить с нами в контакт, потому как им никак не обойти военный пост, а если начнут конфронтацию, - атакуем определившиеся цели.
- Хорошая затея, - поддержал Ар, - Я прикрою огнём.
Отт без промедления отправил корабль в заданный район - пусть некоторое время там открыто маневрирует. Возможно, это и даст какой-то результат, - не один же сбитый корабль прилетел в такие дали! А сам стал стягивать силы.

Со времени время дежурства Отта на страже Земли конфликты такого масштаба случались не часто.  В основном, с забредшими разведчиками ему удавалось их избегать путём переговоров. В галактике все знали силу его цивилизации, и испробовать её на себе не каждый мог осмелиться. Но случались и такие прецеденты, когда развязывалась настоящая война.
 В конце июня1908 года, а именно: с двадцать седьмого числа, по новому стилю, начался бой с неизвестной цивилизацией, который длился вплоть до начала июля. Плеядцы, отследив путь наступающей армады, основательно подготовились к встречи с противником, противопоставив ей свою. Бой был настолько жарким, что над Европой и Азией несколько дней стояли настоящие белые ночи от пылающих взорванных кораблей. Было отбито несколько атак противника, десятки кораблей уничтожены (больше со стороны нападавших).
Тридцатого числа пришельцы пошли на решительный штурм. Путь в Европу им блокировали, тогда несколько кораблей противника сгруппировавшись, вошли в атмосферу Земли в районе Сибири. Бой здесь продолжался минут пятнадцать, громыхало от взорванных кораблей так, что дрожала земля на сотни километров в округе, а звуки слышались за тысячу вёрст. Поочерёдно были уничтожены десятка полтора малых кораблей, сгоревших в мгновенном распаде урана, и два средних, мощность взрыва каждого из которых составила не менее сорока мегатонн. От последних, на земле взрывная волна и огонь образовали два опалённых вывала леса: Шишковский - диаметром не менее тридцати пяти километров, и Кулиликовский – диаметром шестьдесят километров. Третий мощный взрыв произошёл от удара повреждённого малого корабля о землю, в километрах ста от Куликовского вывала, на месте падения в тайге образовалась идеально правильная двухсотметровая воронка, с высотой бортов до пятнадцати-двадцати метров. Как ни странно, реактор в нём не взорвался. Возникшая локальная геомагнитная буря, продолжалась около пяти часов.
Остатки кораблей противника разгоняли ещё неделю.
Отт участвовал в этой битве, в качестве командира одного из звеньев могучего непобедимого флота плеядцев.

На экране появился Ар. Он молчал, но по всему было видно, что у него возникла проблема. Пауза затягивалась, вызывая обоюдную неловкость. Первым не выдержал Отт.
- Что у тебя? – Как можно спокойнее спросил он, устремив изучающий взгляд на товарища. Было ясно, речь пойдёт о чём-то далёком от предстоящего боя, но для Ара очень важном.
- Не могу не задать один вопрос, - неуверенно протянул Ар немного поникшим голосом. – На нашу с тобой извечную тему о человечестве. Я не думаю, что это займёт много времени.
Он стушевался. Задумчивое лицо, блуждающий взгляд, - Ар видимо решал: стоит ли перед боем навязывать товарищу свои сомнения, отвлекать его от принятых решений, бой предстоит не лёгкий, фортуна ещё не известно кому вручит победное знамя, а вопрос совершенно ни к месту, и для Отта тоже болезненный, - о нравственности. Но именно из-за того, что итог боя неизвестен, вопрос этот, сломав все барьеры очерёдности, стал для Отта один их самых главных в жизни.
- Конечно, об этом надо философствовать в праздные часы, - продолжил он, повинуясь пытливому взгляду Отта, затем, будто спохватившись, быстро и путано добавил: - Тема не  разрешимая нашими полномочиями, и, в принципе, как солдату, мне не обязательно знать глобальных целей наших маршалов, но … если посчитаешь нужным, ответь мне, пожалуйста: стоят ли наши жизни и жизни нашего народа процветания человечества? Понятно, что эта цивилизация пока ещё, как муравьиная куча, совершенно беспомощна перед любым прохожим, но она уже настолько агрессивна, что по техники уничтожения друг друга люди превзошли самих себя! По сути дела, войны в том, или ином виде, ведутся постоянно! А с изобретением литосферного климатического оружия, они фактически поставили себя на грань между жизнью и смертью. Таким оружием, как мы знаем, была уничтожена Атлантида, тогда за считанные часы под воду ушёл континент. Харп, Сура, на подходе новые разработки. Страшное атомное оружие по сравнению с этим - детская забава! Растёт монстр…
Его глаза поднялись навстречу тяжёлому взгляду Отта и не мигая ожидали приговора товарища.

Сам Ар по вопросу о людях определился практически сразу же по прибытию на кордон, открыто высказывая своё мнение: эта ветка тупиковая, - повторял он всегда, но решение Высшего Совета оставить здесь военные базы ввергало его в недоумение. Как творческой натуре, совершенно не терпящей неразрешённых проблем, даже в некоторой степени страдающий фобией по этому поводу,  Ар стал глубже изучать этот вопрос, - может он чего-то не понимает? Написал несколько рефератов на темы: «Нравственно ли защищать безнравственность?», или: «Возможен ли нравственный путь безнравственной цивилизации?», «Может ли процесс глобализации повлиять на переход от иерархической системы отношений, построенных на принципах господства и подчинения, к системе отношений, основанных на принципах демократии, плюрализма и толерантности?»… -  и всё это лишь для одного: осознать свой статус защитника со всеми вытекающими из этого последствиями, и уже принять окончательное решение: спокойно нести свою службу дальше, или же, согласуясь со своими принципами, просить командование перевести его на другое место службы. Но, то ли истина каждый раз ускользала от него, то ли Высший Совет получал не полную информацию по чьему-то недоразумению, но проблема не решалась, камнем лежала у него на сердце, а в голове продолжал по кругу виться рой путаных мыслей.
- Скажу прямо, - ощущая цейтнот, после короткой паузы как можно проще ответил Отт - оставлять соратника в сомнениях в ответственный момент было не к лицу, он продолжил. – Официальное мнение Высшего совета, как ты знаешь, на это счёт такое: жизнь должна защищать жизнь. Кроме того ещё никто не отменял эффект присутствия, другими словами: там, где кончаемся мы – может оказаться враг, а в таких местах, как - очаги зарождений цивилизаций, - нам надо находиться непременно, чтобы сохранить их для будущего.
На счёт человечества скажу так: в принципе, - это молодой организм, но уже поражённый раком предпоследней стадии. Сумеет он себя вылечить – честь ему и хвала, встанем в один ряд, а – нет, - всё разрешится само. Бояться за планету – пока рано, любой техногенный катаклизм будет временным. Через несколько лет планета оправится от катастрофы, и в прежнем режиме просуществует ещё миллионы лет. И самое главное: не наш профиль делать эвтаназию муравьиное куче, наш профиль – защищать всё то, что имеет, хоть малейший здравый смысл.
- Я тебя понял, - уже веселее отозвался Ар.
- Если понял, тогда смотри в оба.

Запущенный, согласно плана, корабль ещё не вышел на нужные широты. Хотя в этом случае возможно обоюдное сближение. «Как бы не проскочил, - подумал Отт и дал кораблю новую установку снизить скорость до двадцати километров в секунду, включить световую иллюминацию, и для расширения площади охвата, курс сделать зигзагообразный. – Ну как теперь можно не заметить эту новогоднюю гирлянду!». Теперь остаётся только ждать.

                Часть 3.

В минуты тревожного ожидания всегда хочется себя чем-нибудь занять, а тут ещё после разговора с Аром, в голове Отта повис вопрос: а что именно для него значит связь с Землёй, с людьми? Есть ли в этой связи что-то личное, близкое сердцу, если не упоминать громких слов о долге? Конечно! Конечно, есть! Потому как времени проведённого им среди людей хватило бы на полную земную жизнь, и было в этой жизни всё, в том числе и то, что называется у людей коротким словом – счастье.

Присутствовало оно и во времена третьей вновь воплощённой в женщину, наверное, из-за  своего природного естества,  виновницы его привязанности к людям, но, к сожалению, не от общения с ней, и тем более близости, которой не было, а от близких ей людей и самой эпохи, родивших гениев. Сама же виновница его наблюдений вызвала некоторое разочарование своей заурядной мещанкой сутью - чем его и озадачила. Отт был уверен, что так называемая душа - это копилка чувств, эмоций, иногда знаний и навыков… и после самоотверженной любви, возвышенных чувств Лауры и Акеми, на свет должно было появиться непременно нечто более высокое по духовным запросам, и обязательно талантливое. Не случилось. Хотя в детстве у неё  наблюдались некоторые задатки к творчеству, но условия воспитания наложили отпечаток приземленности.
Да, душа оказалась рукотворным органом, зависимым буквально от всего, и, в большей степени, от самого носителя. Получив её в дар: чистую, светлую, можно дописать в ней такие строки, от которых будущие потомки долгое время будут просыпаться в холодном поту от ужасов твоей жизни и постоянных неудач своей. Сколько понадобится усилий и поколений, чтобы вновь склеить хрустальные осколки души в единый гармоничный шар! И опять научиться просто жить на земле. Как все.

Нет, третья женщина не была демоном, в ней вообще отсутствовали пороки. Более того, она обладала многими положительными женскими качествами, и, тем не менее, это был тот случай, когда можно было довольно упрощённо иронично скаламбурить: «Достоинство женщины – в отсутствии достоинств, достоинство же мужчины – в наличие оных».
Первый её муж, будучи женихом, так писал о ней отцу: «Констанца некрасивая, но имеет золотое сердце и является отличной хозяйкой». А далее, описывая её многочисленное семейство, отмечал, что «любимая Констанца - мученица среди них и, быть может, как раз поэтому самая мягкосердечная, самая искусная и, одним словом, самая лучшая из них; она заботится обо всем в доме - и все-таки никогда не может угодить».
Хочется опередить события и сказать, что этот муж, есть никто иной как великий Вольфганг Амадей Моцарт.

 Отт ждал её рождения. А когда её маленькое сердечко, оживлённое душой, забилось в чреве матери, крича на весь мир: «Я - здесь, я – живая», ожидание стало особо волнительным.  Всё указывало на то, что это будет талантливый ребёнок: будущий  её отец -  Фридолин Вебер, - творческий человек, служит музыкантом у крупного помещика, мать, Цецилия Штамм – хотя была домохозяйка, своенравная и грубоватая, но двум своим дочерям:  Йозефе и Алозии давала светское воспитание. И в день явления Констанцы миру, а это произошло 5 январь 1762г в немецком городе Визенталь, Германия, он, конечно же, находился под окнами её дома, наверное, для того, чтобы действительно в этом удостовериться.
Шёл лёгкий снег, было довольно зябко, и, чтобы не замёрзнуть, Отт делал промене вдоль улицы, кутаясь в зимний плащ, продолжая украдкой наблюдать за домом, и, конечно же рисуя, в голове их будущие совместные встречи, беседы, свидания,  предвосхищая новоявленной пассии довольно яркую судьбу.
 Он видел, как приехала повитуха, как всполошились домочадцы, суетой взорвав сонную размеренную жизнь дома, как Йозефа – старшая дочь Веберов, несколько раз бегала в аптеку, видно роды были не их лёгких… Угомонились ближе к вечеру, но свечи продолжали гореть далеко за полночь. Начиналась новая история.

Росла Констанца без его постоянного присмотра, но то, что происходило с ней, не особо радовало его. В этот же год её отец лишился службы, в доме наступило безденежье, а, вместе с ним, - крах высоких надежд. Фридолин Вебер пустился во все тяжкие, чтобы хоть как прокормить семью: работал суфлёром в Мангеймской опере, переписывал ноты, был певцом, драматургом, поэтом, постоянно вынашивал грандиозные, как ему казалось, проекты, ведущие к богатству, которые быстро лопались, как мыльные пузыри, в следствии его не соизмеримых возможностей и небольшого таланта.
 Семейный бюджет затрещал по всем швам после рождения четвёртой дочери Софии, отчего Цецилия Штамм, раздираемая долгом перед детьми и безденежьем, стала превращаться в сварливое и злобное существо, без конца пилящее мужа, и тиранящее дочерей, немного добревшее после чашечки кофе с ромом. Озабочена она была лишь одним: как бы поскорее и выгоднее выдать замуж своих бесприданниц.

Но, самое главное, в судьбе Констанцы решающую роль сыграли её положительные качества: доброта, отзывчивость, покладистость. Дело в том, что четыре сестры имели четыре разных характера. Старшая – Йозефа, -  ленивая, медлительная, постоянно заспанная, не опрятная, плохо расчёсанная особа, целыми днями валялась на диване, посасывая леденцы, и реагировала только на окрики матери. Алозия – особо одарённый отпрыск, по словам того же Моцарта:  «Лживая, дурно мыслящая особа и кокетка», занималась пением и музицировала, практически не вникая в домашние дела. Маленькая Софи, плутоватый и изворотливый бесенок, тоже ловко увиливал от домашней работы. И только Констанца, желающая всем угодить, беззаветно всех любящая, никогда не унывающая, приняла, как должное, на себя роль Золушки, буквально растворившись в домашних делах и заботах. Для неё стало смыслом жизни ухаживать за другими домочадцами, зажигать свечи в наступивших сумерках, открывать двери гостям, подавать на стол, помогать одеваться сёстрам… 
Простенькая общительная хохотушка, она могла, при встречи с Оттом, долго рассказывать в восхитительных тонах о новом концертном платье Алозии, хотя сама ходила в обносках, о проделках Софии, о пудингах, о всякой всячине, составляющих её жизнь, и владевшей ею настолько, что остальной огромный, сложный мир, блекл, теряя свою важность, он уже не мог вместиться в маленьком сердечке Констанцы, оставив прекрасные творения бога и столпов без должного восхищения, а порой и за пределами своего сознания.
Она не писала стихов, но прекрасно пекла пироги, не носила модные платья, характерные для эпохи рококо со складками Ватто, которые имели глубокие декольте, и рукава, открывающие руку в области локтя, не имела шелковых чулок, и туфель на высоком каблуке, у неё не было даже собственного парика, но она искренно улыбалась при встрече, забывая прятать свежую штопку. Добродушие подкупало Отта, но всё равно от беседы с ней оставалась некая неудовлетворённость и оттенок тоски по Лауре и Акеми. Их разум действительно витал в облаках в творческих порывах и поисках собственного пути.
И, тем не менее, именно она составила счастье гения, - кто бы мог подумать(!), полностью растворившись в его судьбе.

Первая её встреча с Моцартом произошла в 1778 году, когда Вольфганг, проживающий в Маннгейме, был приглашен на вечер к одному из приятелей.  Там он услышал пение пятнадцатилетней Алоизии Вебер, старшей шестнадцатилетней сестры Констанцы, исполнившей несколько арий, и поразился её великолепным колоратурным сопрано. Моцарт добивается, чтобы его представили семейству Вебер.
 Констанца - еще подросток, и в это время остаётся без его внимания. Композитора интересовала лишь  прелестная Алоизия. Он стал проводить с ней все вечера, сделавшись в доме Веберов своим человеком. Пишет и готовит с ней 3 арии, берёт с собой на концерт к принцессе Оранской, мечтая о том, что Алоизия станет его женой и будет петь в его будущих операх. В их отношения вмешался отец Моцарта – Леопольд, буквально приказав Вольфгангу ехать в Париж искать место, либо заказы на оперу, куда он послушно последовал, помня слова отца, что вслед за богом идёт – отец. Но Париж уже забыл выступления вундеркинда, и принял его довольно прохладно, все попытки Моцарта сделать здесь карьеру были безуспешными.
 А семья Веберов через год переезжает в Мюнхен, где богатые почитатели Алозии устраивают её в оперный театр певицей. Успех вскружил ей голову настолько, что напрочь выветрил память о Моцарте, тем более, ставшего совершенно бесполезным, он и раньше-то не вызывал особые волнения в душе своим видом: маленький, всего метр пятьдесят ростом, плюгавый несерьёзный хохотун! И когда Моцарт приезжает навестить ее в Мюнхен, она дает понять, что его ухаживания неуместны. Импульсивный, взорванный ущемлённым обострённым самолюбием, он садится за фортепьяно и поет: «Я без сожаления покидаю девушку, которая меня не любит» и бросается вон из дома Веберов, как он полагает, навсегда.

В это время Отт первый раз увидел Моцарта. (Родился он 27 января 1756 в Зальцбурге (Австрия) и при крещении получивший имена Иоганн Хризостом Вольфганг Теофил. Мать – Мария Анна, урожденная Пертль; отец – Леопольд Моцарт (1719–1787), композитор и теоретик, c 1743 – скрипач в придворном оркестре зальцбургского архиепископа).
 Ведь именно о нём, о Вольфганге, витала слава вундеркинда, именно он стал героем забавной римской истории, когда, будучи пятнадцатилетним юношей, на Страстной неделе с отцом пошёл в Сикстинскую капеллу, где исполняли великое "Мизерере", по окончании которой отец сказал: "Под страхом отлучения от церкви никто не смеет вынести из капеллы партитуру "Мизерере", чтобы никто и нигде не смог исполнить эту вершину папской музыки". Моцарт расхохотался. И, придя домой, без единой ошибки записал всю партитуру.
В четыре года он начал записывать ноты. В семь лет - он автор нескольких музыкальных сочинений. Отец Леопольд решил представить его миру. Взял дозволение у архиепископа, и, вместе со старшей дочерью Наннерль, втроём, отправился покорять Европу.
В январе 1762 Леопольд повез своих чудо-детей в Мюнхен, где они играли в присутствии баварского курфюрста, а в сентябре – в Линц и Пассау. Потом Вена рукоплескала юному дарованию и его сестре, они две недели жили в императорском дворце в Шенбрунне, и императрица Мария Терезия, восхищенная его игрой, подарила ему костюм маленького эрцгерцога. Турне, с короткими передышками, в Зальцбурге продолжалось в течение десяти лет, и везде им сопутствовал грандиозный успех.
В Риме Моцарту вручили высший папский орден. Он стал кавалер Моцарт. Рыцарь Моцарт. Только великий Глюк был удостоен подобного. В четырнадцать - Вольфганг становится академиком самой авторитетной в Европе Болонской музыкальной академии…

А Веберы, тем временем, после смерти главы семейства, вслед за Алоизией, переезжают в Вену, где последняя продолжает свою музыкальную карьеру в оперном театре, и выходит замуж. Туда же, в 1781 году приезжает и Моцарт, разорвав все отношения с зальцбургским епископом, у которого служил и его отец. Как это произошло? Можно вкратце рассказать: троекратное прошение «у деспота» об отставке кончилось тем, что Моцарта, кавалера ордена Золотой Шпоры, рыцаря, члена двух академий, в конце концов, обозвав «хамом», буквально пинком скатили с лестницы и вышвырнули вон из замка.
Так он стал свободным музыкантом и теперь мог сам заботиться о своем будущем. Надо отметить, что это был героический (а может – безрассудный?) поступок, который наводил ужас на других музыкантов, боящихся лишиться   постоянного денежного довольства богатых вельмож.

В Вене Вольфганг поселяется у Веберов, которые в это время едва сводят концы с концами, поэтому фрау Вебер вынуждена была сдавать комнаты своей большой квартиры внаем. Жильцы брались на полный пансион. О женитьбе он не думает, у него грандиозные творческие планы, но сети хитроумной фрау Цецилии уже расставлены. Её дочери не отходят от Моцарта, завораживая улыбками и «стреляющими» глазками, и он веселится с ними, бегая по комнатам и хохоча. Восемнадцатилетняя Констанца поет, играет на фортепьяно, её карие живые глаза шаловливо посматривают на него из-под темных кудрей, с лица не сходит улыбка, у нее хорошая фигура, она отлично танцует. Молодой Вольфганг обольщён, он уже всё свое свободное время проводит с ней. Фрау Вебер чувствует, что между молодыми людьми возникла симпатия, и, чтобы сбыть с рук дочь, прибегает к шантажу. Под предлогом возникших сплетней, пятнающих честь юной фройляйн Вебер, Цецилия принуждает подписать Вольфганга брачное обязательство: " Настоящим я заверяю, что в течение трех лет обязуюсь жениться на девице Констанце Вебер, в противном случае я готов выплачивать 300 флоринов ежегодно в пользу фрау Вебер до конца ее жизни". Леопольд Моцарт шлет сыну отчаянные письма, умоляя не спешить с женитьбой. Сам Моцарт уверен в своих желаниях как никогда – он хочет жениться на девушке, которую любит.
Констанца, в коей вселился бунтарский дух свободы, уверовав в любовь Моцарта, рвёт договор, чем подталкивает его к действию: он забирает её из родного дома и устраивает компаньонкой к своему другу - баронессе фон Вальдштеттен, где она остается до свадьбы, а сам в письмах умоляет своего отца дать ему разрешение на брак. Леопольд не торопится дать благословение, он взбешен выбором сына, считав невозможным соединение двух семей ввиду сословного неравенства…

Но это лишь подробности из жизни людей далёкой эпохи, которые мало кого интересуют, которые даже в памяти Отта стираются, и иногда путаются очередностью. Отчётливо память держит те моменты, которые непосредственно связанны с эпохальными событиями. Это естественно. Потому как, для чего надо было помнить, к примеру, сколько стоила пинта пива в Мюнхене в XVIII веке, - времени, когда пивоваренное искусство Германии достигло пика своего рассвета и такой популярности, что немногим позднее, а именно с 12 октября 1810 г. - дня бракосочетания принца Людвига I и принцессы Терезы Саксонской, это событие переросло в Октоберфест - день проведения ежегодного международного осеннего праздника?  Или сколько стоила в это время поездка на Landauer - легкой четырехместной повозке со складывающейся вперед и назад крышей, получившей название по городу Ландау в Германии, и заполонивших собой скоро всю Европу?
Когда охватываешь воспоминанием эпоху, видится главное, оно же – вечное. Как премьера оперы Моцарта "Похищение из сераля", - «Die Entf;hrung aus dem Serail» — зингшпиль (весёлая пьеса с музыкой, - как её называли в те времена) в трёх актах на либретто Готлиба Штефани, прошедшая в 1781 году в Бургтеатре. Сразу попутно вспоминается, что это случилось за несколько недель до бракосочетания Моцарта с Костанцей. Ведь именно она своей сутью подвигла Моцарта на её создание, и свою любовь к ней он увековечил, назвав главную героиню её именем.
Это был триумф, который отметил рождение австро-немецкой оперы.

История создания «Похищения из сераля» и сама ее музыка - это дань туркомании, которая охватила Вену в восемнадцатом веке. Отт был на премьере зингшпиля, мало того, он ходил на него ещё два раза. Безупречное и совершенное звучание оркестра, дающее невообразимое наслаждение, удивительное эмоциональное богатство. Конечно, эта музыка не была революционной, в ней слышались и Михаэль Гайдн, и итальянские оперы, и многое другое, собранное им по всей Европе, но сколько в ней было выразительности, какая внутренняя трагичность, соседствующая с внешней мажорной, искрящейся солнечными бликами безмятежностью! А как блистала в партии Констанцы знаменитая сопрано Катерина Кавальери, особенно ей удалась знаменитая ария из второго действия «Martern aller Arten».

Это была музыка гения. Моцарт, в глазах Отта, сразу поднялся на пьедестал великих, встав рядом с И. С. Бахом, который посредством всё тех же семи нот, озвучил звуки вселенной, давая жаждущим слышать тайны мирозданья. Музыка Баха как лавина захватывала Ота и уносила в неведомые дали, питая удивительной живительной силой, в то же время оставляя наедине с самим собой, чтобы ощутить себя маленьким созданием в огромном мире, и спросить себя: «Кто ты есть? Зачем ты явился на этот свет?»
 Отт был на исполнении его «Страстей по Иоанну» в церкви Св. Фомы в Лейпциге, которое состоялось в 1723 году, и с тех пор при первой же возможности наведывался в две главных церкви Лейпцига: Св. Фомы и Св. Николая, в которых Бах,  получив должность кантора хора Святого Фомы с одновременным исполнением обязанностей учителя школы при церкви, обязан был и преподавать в них пение и еженедельно проводить концерты. После этих концертов, кажется, его музыка лилась отовсюду: из глубин космоса, и таких же глубин души, а Токката и фуга ре минор, практически, звучала постоянно, заполняя собой одиночество.

Чуть позднее, на этот пьедестал поднялся одержимый бунтарским духом, мятущийся Людвиг ван Бетховен, родившийся 16 декабря 1770 г. в Бонне, который действительно своей музыкой высекал «…огонь из души человека», она открывала нечто необъятное и беспредельное, заставляя испытывать такую же беспредельную гамму чувств и эмоций: то дрожать от ужаса и страха, то безмерно скорбить, то нежно трепетать. Впервые Отт услышал его игру в 1787 в Вене -  музыкальной столице Европы, которую Бетховену впервые удалось посетить. Моцарт был на том концерте, что объясняет присутствие на нём Отта. Послушав игру юноши, Моцарт высоко оценил его импровизации и предрек ему большое будущее. Отт был тоже поражён его блистательным исполнением, но не более, как и Гайдн. Они ошиблись, потому как, дальше были такая чувственность, такая необычайная красота мелодий, такие трогательные, возвышенные произведения, которые вряд ли могли оставить кого-то равнодушными. «Лунная соната» растопит любое, пусть даже каменное сердце, - вот она волшебная сила музыки!
 Нежная, чувственная мелодия «К Элизе» рассказывает о любви, светлой грусти и бесконечной нежности великого композитора и его неразделенных чувствах. А «Героическая симфония», созданная в расцвете творческих сил композитора в Вене, в коей стремительная и порывистая музыка, которую не всегда понимали современники Бетховена, стала мировым достоянием человечества, тая в себе еще немало тайн и загадок! А соната для фортепиано №23 "Appassionata", соната для фортепиано №8 "Патетическая»!..
 Возможно, гений Моцарта выше гения Бетховена, и, возможно, Бетховен уступает Генделю в постоянно выдержанном величии, а Гайдну в чистоте формы; но он явно превосходит всех силой, глубиной погружения, пылкостью…
Отт стремился попасть на их концерты, хотя это была только толика того, что он воспринял на Земле всей душой, но он со всей уверенностью мог сказать, что в момент решения дальнейшей судьбы человечества определёнными могущественными силами, это искусство перевесит чашу весов в их пользу.

А, тем временем, Констанца дождалась своего часа: 4 августа 1782 года Вольфганг Моцарт и Констанца Вебер обвенчались в соборе Св. Стефана. Двадцатишестилетний Моцарт обливался слезами от счастья, в восторге была и Констанца. Начиналась их семейная жизнь. Что это была за жизнь? Как и положено в новой семье - каждый день был  праздником! С момента их пробуждения в доме звучали шутки, песни, смех, совместные завтраки, приёмы гостей. Разгульную жизнь позволил гонорар от постановки «Похищение из сераля», она имела значительный успех, мгновенно превратив Моцарта в кумира Вены буквально во всех слоях общества. Билеты на его концерты (т.н. академии), распространялись по подписке, и распродавались полностью. Через четыре года был создан один из самых блистательных мировых шедевров – «Свадьба Фигаро»…
Но деньги в их доме не задерживались. Богатые гонорары быстро тратились на угощения, наряды, безделушки. Моцарт жил буйными страстями, ребячливый, веселый, влюбчивый он тратил без меры, развлекался в частых пирушках, компаниях, проигрывал. Поэтому привычными стали их частые переезды из центра города на окраину и обратно, и ему приходилась больше работать, чтобы его любимая жёнушка ни в чём не нуждалась. Он ездил с концертами, ставил оперы: очень успешно в Праге, менее – в Берлине, отовсюду присылая нежные письма: «Дорогая женушка! Не печалься. У тебя есть муж, который тебя любит, который делает все, что в его силах». Уходя рано утром, оставлял Констанце маленькие записочки на подушке: "Доброе утро, любимая женушка. Я желаю тебе, чтобы ты хорошо выспалась, чтобы у тебя ничего не болело, чтобы ты была весела, чтобы ты не простудилась, со служанками не поругалась, не споткнулась о порог комнаты. Храни наш семейный очаг, пока я не вернусь. Пусть с тобой все будет хорошо. Я приду в 10 часов".
Моцарт посвятил своей жене несколько произведений, а ещё Констанца стала прототипом Папагены в опере "Волшебная флейта" - забавной подружки получеловека-полуптицы Папагено, с которым он отождествлял себя. Опера была поставлена за два месяца до его смерти.

А что же она? Любила ли она своего мужа? Конечно, по-своему любила. Потому как жила его интересами, знала все его произведения наизусть, была первой слушательницей, первая пропевала дома все женские партии под его аккомпанемент. Моцарт особенно любил в ее исполнении арию из оперы «Идоменей, царь критский» (Idomeneo), и часто просил ее спеть.
Она ухаживала за ним, как за меленьким ребёнком, потому как Вольфганг не мог разрезать у себя в тарелке мясо, не говоря уже о том, чтобы помочь ей дома по хозяйству. А ещё она рожала и рожала детей. За девять лет брака шесть раз беременела и четырежды хоронила своих младенцев. Выжили только двое: Карл Томас (1784–1858) и Франц Ксавер Вольфганг (1791–1844). Возможно, виной тому была плохая наследственность Моцарта: в семье у Леопольда Моцарта было семеро детей, пятеро из которых умерли, Подтверждает это умозаключение и то обстоятельство, что на сыновьях Моцарта закончился род.
 А в перерывах Констанца часто болела, а встав на ноги, ездила на лечение в Баден в сопровождении  ученика Моцарта – красавца Зюсмайера, двумя именами которого был назван второй сын Констанцы, уж не знаю за какие заслуги: то ли из-за того, что это был близкий друг, то ли за нечто другое…
А ещё она, конечно, понимала, что её бесшабашный, страстный супруг, не всегда принадлежит только ей. Даже Отт видел, что он любил свою жену, но это не мешало ему фантазировать насчет других женщин. Может быть, это рок гения? Ведь без яркого эротического опыта не родились бы  образы Донны Анны, Памины, Церлины… Знаки внимания, особенно первым исполнительницам этих персонажей Моцарт оказывал открыто, этих дам знали пофамильно, и, без сомнения, Констанца была в курсе интрижек мужа, с грустью называя их «…историями со служанками». Как ей удавалось их пережить? Конечно же, обида на супруга копилась, она непроизвольно проскальзывала в интонации в разговоре и с Отом, и другими знакомыми, но добрый её нрав перебарывал, и скоро, во время беседы, из обычной, заметно в последние годы жизни Моцарта сурово поджавшей губы мадам, она превращалась в привычную «балаболку».
А ещё ей никак не удавалось наладить добрые отношения ни с отцом Моцарта – Леопольдом, ни с его сестрой, не смотря на неоднократные старания. Даже к рождению и скорой смерти первенца композитора дед и тетка отнеслись равнодушно. Когда же Вольфганг приехал в Зальцбург, отец и сестра встретили Констанцу с оскорбительной холодностью.
Была ли она счастлива? В первое время их совместного проживания – без сомнения! Но потом, когда поняла, что самой сильной, и даже больше: единственной страстью мужа остаётся музыка, а не она? Импульсивный, Вольфганг умудрялся и дома быть не с ней: в постоянном творческом пылу, он, если не ходил возбуждённо по комнате, то сидя барабанил ногой, или размахивал руками, дирижируя невидимым оркестром.  Когда с 1789 года материальное положение Моцарта стало не лучше, чем у бедного подмастерья и её уделом стали долги, векселя и ложь мужа? Когда и ранее наступало такое безденежье, что не на что было купить дров, и они танцевали, чтобы согреться. А как часто приходилось закладывать фамильное серебро в ломбард, и Моцарт писал отчаянные письма своим друзьям и покровителям с просьбой о финансовой помощи!
Наивно полагать, что – да. Конечно, такое замужество было не идеалом её мечты, пронизанная духом расчётливого материнского эгоизма в своей семье, Констанца ждала большего от этого брака, ведь перспектива была неплохая: муж действительно талантлив! Но, к сожалению, совершенно беспомощный в неродной от музыки стихии, неспособный проложить себе дорогу, воспользоваться удачными моментами. Моцарт обогащал вокруг себя всех, кроме себя, жил и умирал полунищим, при феноменальном успехе «Свадьбы Фигаро» и «Дон Жуана», а его «Волшебная флейта» буквально озолотила либреттиста и театрального антрепренера Шиканедера!

  Всё это Констанца видела, но ничего поделать не могла. Истощенная болезнями и частыми неудачными родами, что она ещё ожидала в жизни, отчётливо понимая, что даже мимолётные связи мужа со всякими Церлинами и прочее, приносили ему больше радости, чем могла дать ему она? А единственное, что ему всегда хотелось, это – ощущение праздника, восторга! Чтобы всегда гремела музыка, и в дружеских пирушках сыпались почти непристойные шутки, чтобы можно было побеситься с детьми, с собакой, пофлиртовать, наконец! Констанца давно уж превратилась в его отражение, и могла отдать только то, что принимала. А Моцарт без подпитки был полон меланхолии, и трагических размышлений о смерти. Ведь практически все его зрелые произведения, несмотря на внешнюю беззаботность, окрашены в тона скорби.
Она устала жить не своей жизнью, а быть другой при муже не могла. Её болезни принимали хронические формы. И в день смерти Моцарта, а это произошло 5 декабря 1791 года в 4 часа утра, практически не стало и её, Констанца в состоянии полной невменяемости бросилась на постель умершего Вольфганга, желая заразиться и умереть вместе с ним.
Полуживую, её просто отправили к детям, а похоронами занялись так называемые друзья во главе с бароном Готфридом ван Свитеном. Погребение гения они произвели по третьему разряду, скинув тело прямо в ров вместе с десятком бродяг и нищих, не предоставив ему пусть даже скромной, но отдельной могилы. Возможно, на это деяния подвигли их ущемлённые амбиции за колкости, шутки и насмешки, розданные им, ещё при жизни острым на язык, не умеющим сдерживаться, пересмешником за их обыденный, приземлённый, обывательский быт, а так же за своё музыкальное совершенство и гениальный дар.

А что касается самой смерти Моцарта, так она оставила после себя тысячи вопросов.
Конечно, он измотал себя бесконечной работой и безалаберной жизнью, осунулся, постарел и в свои последние годы выглядел пожилым человеком. Ясные глаза его потускнели. Кажущаяся лёгкость и быстрота, с коими он создавал свои произведения, а их насчитывается более шестисот, требовала от него титанического напряжения и полного погружения в материал, постоянного выматывающего организм «горения». К примеру: увертюру к «Дон Жуану», Моцарт написал за ночь перед премьерой, а сколько времени она его томила, рождаясь!
Но самое главное и не понятное в смерти Моцарта, - это его внезапная странная болезнь. Она впервые дала о себе знать в июне 1791 года, и повторно и основательно надломила в сентябре в Праге, куда он, вместе с учеником Ф.К.Зюссмайером и Констанцей, отправился  на постановку своей коронационной оперы  «Милосердие Тита» (La clemenza di Tito),  премьера которой без особого успеха состоялась 6 сентября (позже эта опера пользовалась огромной популярностью). Затем Моцарт спешно уехал в Вену, чтобы завершить Волшебную флейту, а Констанца – в Баден. Опера была исполнена 30 сентября, за дирижёрским пультом, превозмогая боль, стоял он сам.
Моцарт слабел и чахнул с каждым днём, и всё равно работал. 20 ноября он слег и через несколько дней почувствовал такую слабость, что принял причастие. Констанца вернулась домой. В ночь с 4 на 5 декабря он впал в бредовое состояние, и некоторое время воображал себя играющим на литаврах в Dies irae из собственного реквиема, затем отвернулся к стене и перестал дышать.
 
«Берлинский музыкальный еженедельник» отмечал: «Моцарт скончался… Поскольку тело раздулось после смерти, некоторые считают, что его отравили».
О том, что его отравили, говорил и сам Моцарт. И хотя многие симптомы действительно очень похожи на отравление ртутью, истинного отравителя, если такой имеется, так и не определили. Сальери, которому официально приписывают это деяние, сделать этого не мог. С титулом: «Первый капельмейстер австрийской империи», член академии искусств в Париже, Стокгольме и т. д., обожаемый публикой, и императорским двором, признанный всей Европой, чьи оперы шли при переполненных залах, он не мог завидовать фактически неудачнику при жизни, да к тому же немцу, который слыл больше великолепным музыкантом-исполнителем на кларнете и клавесине,  чем  композитором. Это просто нелепость. Всегда радушный, жизнерадостный, остроумный, неисчерпаемый в анекдотах, он проявлял поистине великие акты милосердия: когда умер его учитель Глюк, Сальери взял на себя заботу о его детях.
За свою почти пятидесятилетнюю преподавательскую деятельность, Сальери имел таких учеников, как: Бетховен, Черни, Шуберт - которого заметил ещё юношей, и бесплатно давал ему уроки у себя дома; а так же Ференц Лист, даже сын Моцарта Франц Ксавер Вольфганг, и многие другие. Трудно переоценить его заслуги перед музыкальной культурой Вены: Сальери был причастен к рождению венской консерватории, и т. д.
Другой причиной смерти могла стать его связь с масонами, - Моцарт стал членом одной из венских лож в 1784 году. Его соратники могли не простить ему раскрытия их таинства в опере «Волшебная флейта», и убили по приговору тайного судилища.
Некоторые утверждают наоборот, что следы заговора надо искать в эшелонах императорского двора. Нетрудно заметить в его биографии очень странный поворот — некое стремительное таинственное падение карьеры: еще в 1785 году публика его обожает, и вдруг ... все отворачиваются от него. Интриги такого масштаба не посильны одному человеку. Не без основания можно предположить, что император и его окружение усмотрели в неподвластной им организации масонов смертельную опасность для существующего государственного порядка и для себя лично, испугавшись факта свержения монархии в Париже некой тайной организацией якобинцев, провозгласившей лозунг: «свобода, равенство и братство» всех народов. С политической арены в Вене насильственным путем стали срочно убирать руководителей лож, устанавливая полный контроль за деятельностью масонов.
Называют и других кандидатов-одиночек. Это и таинственный незнакомец, определившийся в последствии как управляющий графа Вальзегг-Штуппаха. Граф заказал реквием в память умершей жены, намереваясь исполнить его под своим именем. И ревнивец-муж - Франц Хофдемель ученицы Моцарта - 23-летней красавицы Магдалены, в день смерти композитора пытавшего убить свою жену, но сумевший только покончить с собой. Называют и непосредственного исполнителя всех приговоров – его ученика Зюсмайера, который после смерти учителя был так облагодетельствован самим императором, что сразу получил звание придворного капельмейстера, и с Констанцей больше не встречался…

Отт придерживался точки зрения учеников Сальери: Бетховена и Шуберта, которые утверждали, что «беднягу Моцарта свели в гроб нищета, непосильная работа, а также перенесенные в детстве болезни и распутный образ жизни».
На самом деле, Моцарта с детства мучил ревматизм, и все предсмертные дни его знобило, температура поднялась, суставы воспалились и распухли. Болезнь усиливалась маниакальной идей об отравлении, а ещё неожиданно подхваченной в разгар эпидемии стрептококковой инфекцией, поразившей верхние дыхательные пути. Симптомы суставного ревматизма сопровождались приступами рвоты. К ним присоединилась почечная недостаточность, пневмония, а кровоизлияние в мозг стало последним аккордом.
Болезнь шла обычным ходом и длилась обычное время. Кстати, такое же заболевание поразило в это время многих жителей Вены, причем, с теми же симптомами, а кого-то с тем же, что и у Моцарта, исходом.
Английский фармацевт Джеймс из лондонского королевского госпиталя в 1991 году выдвинул предположение, что причина смерти композитора - лекарства. Известно, что Моцарта мучили малярийная лихорадка и болезнь, называвшаяся в те времена "меланхолией" (то есть депрессия). В качестве лекарств, против них употребляли сурьму и ртуть. Побочный эффект действия сурьмы - болезнь, похожая на пневмонию, которая может быть смертельной. По мнению Джеймса, в могилу Моцарта свела именно пневмония, вызванная действием сурьмы.

После смерти мужа, Констанца Моцарт осталась с двумя маленькими детьми на руках, с долгами и описанным имуществом. На аудиенции у императора, она просит помощи о списании долгов, хлопочет о пенсии. И хотя
18 декабря прессбургская газета сообщила, что «Его Величество Император оставил вдове композитора весь заработок ее мужа, и барон Ван Свитен взял на себя заботу о ее сыновьях», ни одна из этих новостей не соответствовала истине. Констанца была всеми отвергнута.
И тогда в ней проснулся материнский дух самосохранения: она устраивает концерты произведений Моцарта, много ездит по Европе, пропагандируя музыку своего мужа, вместе с сестрой Алозией поет оперные партии. Маленький сын Моцарта по примеру гениального отца музицирует в возрасте шести лет на фортепьяно…
 Однако, кроме душевных затрат, достаток эти потуги не приносили. Констанца, как и её мать, начинает сдавать комнаты жильцам, а мальчиков отдает на воспитание друзьям в Прагу: Карла - в семью Франтишека Нимечека, а Франца Ксавера - Душекам. Там они и выросли, почти не зная матери.

Одним из первых квартирантов оказался дипломат Георг Ниссен, секретарь датского посольства в Вене, и страстный любитель музыки Моцарта. Констанце всего двадцать восемь лет, и она, конечно, не прочь укрепить своё положение новым браком, что блестяще получилось: в 1809 году они поженились.
 Устроив свою личную жизнь, в том же году Констанца впервые решает посетить могилу своего прежнего мужа - это через восемнадцать лет! Отчего так поздно? Брак дал ей некое душевное спокойствие, уверенность в завтрашнем дне, стабильность. И теперь, за многие годы беспросветного выживания, можно было без особого страха оглянуться в прошлое, чтобы среди саднивших сердце невзгод, обид, лжи отыскать в нём тепло своего былого настоящего счастья.
Могилы она не нашла. Это не мудрено: погребения нищих перекапывались каждые семь лет. Не нашли и свидетелей захоронения: друзья за гробом не пошли по неизвестной причине, а с могильщиков какой спрос, тем более, что их уже не было среди живых.

Десять лет Констанца прожила в Копенгагене. В то время стали открывать гениальность музыки Моцарта. Её новый муж, боготворивший Моцарта, свои последние годы жизни посвятил разбору и обработке моцартовского архива и кропотливому собиранию материалов к биографии великого композитора. После его смерти, переехав вместе с Софии в Зальцбург, Констанца продолжает работу над книгой, которая в 1828 году вышла в свет.
Любила ли она второго мужа Георга Ниссена? Наверное – нет, потому как, будучи замужем за ним, представлялась вдовой Моцарта. Но, как и положено жене, жила его интересами, изменившись и внешне, и внутренне, стала образцом домовитости и экономности, повсеместно соответствуя своему новому положению.
 А между тем, почитание композитора набирало силу. Пожилая Констанца сполна наслаждалась отсветом славы своего великого мужа. Ее посещают поклонники гения, она с удовольствием делится своим воспоминаниями, слегка отшлифованными временем, но музыку его, за редким исключением, не слушает. Как она сама рассказывала Отту, "Реквием" и "Идоменео" - ее сильно расстраивают, а услышав недавно "Дон Жуана", она не могла успокоиться две недели, даже посмертную маску композитора, которую снял с покойного граф Дейм, она выбросила.
За год до смерти, в 1841 году, в возрасте семидесяти восьми лет Констанца переезжает в квартиру на площади, носящей сегодня имя Моцарта. Из окна она видела, как идет подготовка к сооружению памятника композитору. Она ждала, и, в то же время, боялась его увидеть, как некогда трепетала при появлении ошеломляющего её своим бешеным темпераментом Вольфгангом, - что будет с ней?
Умерла Констанца 6 марта 1842 года, пережив мужа на 50 лет. Похоронена в семейном склепе Моцартов в Зальцбурге на кладбище св. Себастьяна. Сделали это благодарные горожане, посмертно воссоединив их вместе. Возможно, она не имела на это права, и должна покоится там, где покоится её родня, либо там, где семья мужа, но Констанца составляла с ним нечто единое целое, мало того, была его ангелом-вдохновителем, и хранителем, и тем светлым праздником,  к чему он так стремился всю короткую жизнь, для чего работал до последнего вздоха.

               
                Часть 4.

Дозорный корабль атаковали. Отбивая выпущенные в него очереди снарядов, он начал маневрировать, понемногу отступая к Земле. За ним вдогонку, теряя всякую бдительность, бросились четыре малых корабля противника. Отт не спешил открывать по ним огонь: обнаруживать себя рано, а опасность, что уничтожат их разведчика была маловероятна: там надёжная защита и неплохое вооружение, вести тактический бой с несколькими подобными кораблями, он может практически на равных. Сначала надо как следует прояснить обстановку. Дело в том, что дальняя разведка может состоять из одного-двух кораблей, а если их четыре, то это уже похоже на авангард небольшого, потому как он остался незамеченным, флота. Тут только раскройся, и сразу получишь крейсерский смертельный удар.
 «Искать флот, - продублировал Отт свою догадку Ару, и после секундного раздумья добавил, - как найдёшь, в первую очередь уничтожай головной корабль. Говорю только на тот случай, если пропадёт связь, которая странным образом отсутствует с марсианской базой».
- Всё понятно, - пропел Ар. Голос его был спокойный и несколько отстранённый. «Опять у телескопа, - подумал Отт о своём друге, зная его увлечения».
Дело в том, что у Ара было хобби – сверхновые звёзды. Он снимал их гибель и останки в разных ракурсах с помощью оптических и рентгеновских телескопов, а затем любовался созданными голограммами. Его коллекция насчитывала тысячи красочных великолепных, можно сказать,  настоящих произведений искусств, некоторые из них были выставлены в космических центрах для всеобщего обозрения. Мимо такой красоты, как сверхновая Кеплера в местной галактике, или туманность Медуза, находящаяся в созвездии Близнецов, не пройдёшь, - завораживает. Любой мальчишка, увидевший эту чарующую красоту, навсегда оставит здесь своё сердце, будущее его будет предрешено. 
- На что засмотрелся? – Немного иронично спросил Отт.
Ар только мельком взглянул на экран с Оттом, едва успев довольно восхищённо, что было редкостью на фоне его напускной меланхоличности, пропеть:
- Ты бы видел, какой великолепный предсмертный танец ведут две звезды! Они уже настолько сблизились, что протуберанцы сплелись вокруг них смертельным обручем, очень скоро надо ждать взрыва, не пропустить бы.
- Нас тут, вроде как, атакуют, - вновь с лёгкой иронией заметил Отт. – Идёт бой… ты не заметил?
- У меня всё под контролем, - Ар взглянул на показания приборов. – Система задачу получила, прощупываем опасный для нас сектор, ищем флот.
«Когда он успел дать команду? – Удивился про себя Отт. – Не углядишь за реакцией молодёжи. А самообладание у него завидное: безмятежно наслаждаться в критический момент! Я уже так не могу».
- Ты на своём секторе не зацикливайся, - проворчал Отт. – Они как гончие псы могут вынырнуть и справа, и слева. Возможно, что эти корабли – боковое охранение.
- Дельный совет, - совсем не по военному отметил Ар. - Сейчас расширим поиск.
«Мальчишка, - подумал про него Отт. – И зачем он пошёл на военную службу? В нём столько военного, сколько во мне от артиста балета. Читал бы лекции в академии, или университете, заимел бы кучу молодых поклонниц, а Ар без сомнения нуждается в женском внимании; купил бы приличный дом с садом, где по выходным дням, со своим молодым, но довольно плодовитым семейством устраивал бы прием гостей на свежем воздухе, где, развалившись в шезлонге, потчевал их забавными художественно оформленными историями из собственной жизни, или жизни известных плеядцев. Или философскими рассуждениями о причинно следственных связях предметов и явлений, составляющих нашу реальность, и находящихся в самых разнообразных отношениях и связях друг с другом. Слушатели бы разевали рты от его умозаключений, и мясо в барбекю каждый раз пригорало.
Но у него ничего этого нет. Ар – солдат. И ждут его дома только родители, да братья с сёстрами».

- Хорошо бы устранить этих назойливых преследователей, - Арр закрылся от посторонних мыслей, впрочем, они и не отвлекали его от реальностичтобы во время настоящей заварушки, не мешались под ногами, но так, чтобы не раскрыть своих позиций, - вслух подумал Отт, и отдал распоряжение двум своим разведчикам уничтожить цели, обойдя врага с фланга. Беспилотники моментально кинулись выполнять задачу. На экране появился Ар:
- Вижу ещё три малых корабля противника, летят на помощь своим почти перпендикулярно их курсу. Ты прав, они везде. Я могу одной очередью…
- Не раскрывайся, - перебил его Отт, и тут же перенацелил рвущихся в бой разведчиков на вновь появившуюся тройку. Через несколько минут, показавший часами, они долетели до цели, и, дружно открыв огонь, сожгли два не ожидавших атаки корабля, третий в панике заметался и стал разворачиваться, но тут же вспыхнул факелом.
Четверо преследователей первого разведчика стали гасить скорость и разворачиваться во фронт неожиданным визитёрам. Завязался бой. Без скорости корабли противника потеряли манёвренность, и скоро один из них был взорван. Теперь силы действительно выровнялись: трое кораблей плеядцев вели бой с тремя кораблями врага.
Приятный женский голос системы обнаружения сообщил: «Несколько неопознанных кораблей разного вида находятся в квадрате…». Отт уже сам их видел, они шли на помощь своим. Малые, выскочив вперёд, открыли рассеянный огонь по ведущим бой плеядцам, воздействуя на них больше психологически, что было совершенно бесполезно: металл не имеет чувств.
«Все, или не все? – Первое, о чём подумал Отт. - Ведь пока неизвестно сколько их на самом деле, невозможно принять правильного решения. Но и пускать на самотёк бой было нельзя: разведчиков попросту уничтожат. Той наглядной мощи, которая испугала бы противника,  Отт не имел, постепенный ввод техники в пекло – дело совершенно бесполезное: один за другим все корабли сгорят, как щепки в печи. Выход один: надо выманить врага на себя, приблизить поле боя к Земле и Луне, а затем массированным мощным огнём с баз если не уничтожить, то остановить его, напрочь отбив охоту разевать рот на чужой каравай».
Отт протрубил отступление, стремительное, похожее на бегство, чтобы увлечь за собой противника, и в то же время успеть дислоцироваться на новом месте. Оставшимся беспилотникам, находящимся в его распоряжении (их насчитывалось четыре единицы), он приказал скрытно уйти во фланг наступающему флоту, чтобы неожиданно вклинится в его ряды, порушить их, огнём нанести урон, а затем, при появлении опасности, выскочить с другой стороны, увлекая за собой часть флота. И в этот момент, когда в рядах врага начнётся брожение, и его ударный кулак потеряет силу, - ударят базы плеядцев.
Решение сложилось в голове Отта за считанные секунды. Как это случилось? Из каких, вообще, составляющих слагается мысль, кажущаяся единственно правильной? Над этим Отт никогда не задумывался, у него это выходило так же естественно, как собственное дыхание. Тем более, что этому обязывала должность: кто, если не он(!), и неистребимое желание добиваться только победы.
Конечно, доля сомнения всегда присутствует при выборе, но на войне она ничтожна, тем более, что при больших скоростях ход боя развивается стремительно, и решения приходится корректировать постоянно. Здесь самое главное – это эффект присутствия, и умение навязать противнику свою тактику, не дать ему никаких шансов изменить чего-нибудь в ходе разворачивающихся событий. Именно такой тактики Отт и придерживался.
Насколько оправданы были такие решения? Если исходить из того, что пока на его счету были только победы, а подтверждение тому – под лацканами его парадного кителя красовались награды за воинскую доблесть, то  с этим было всё в порядке.
А что касается того, из каких составляющих слагались его победы, то сразу хочется отметить, что генетическая наследственность здесь не причём, из-за отсутствия в роду военных, если не учитывать того факта, что в древние времена все мужчины были воинами. Без сомнения, здесь присутствовали военная выучка и опыт. Но не надо сбрасывать со счетов аналитический ум Отта и его природную смекалку, которые без сомнения над всем этим доминировали.
Вообще-то, с многочисленными заслугами, опытом и военным талантом, Отту пора бы ходить в высоких чинах и служить на соответствующих им должностях. Но эта его странная самодостаточность, более того, - патологическое равнодушие и самоустранённость от баталий порой нездоровых амбиций жаждущих самоутверждения генералов, постепенно вывела его из обоймы претендентов на владение маршальским жезлом. Нет, он не стал притчей во языцех, его авторитет остался незыблемым, так как во все времена у плеядцев во главу угла всегда ставился только профессионализм! Вся структура любой власти, будь то военная, то гражданская зиждилась именно на этом принципе, не как на Земле, где почти все амбиции, словно воздушные шарики, надуты воздухом, где по принципу Питера Лоуренса: «В иерархической системе любой работник поднимается до уровня своей некомпетентности», там и застревает, превращая всё вокруг себя в бессмысленницу, где, как тонко подметил Бернарду Шоу: «Кто умеет - делает, кто не умеет – учит». А если брать по большому счёту, на Земле правят бал деньги, коррупция, и ангажированные политики.

Отта по-прежнему уважали, ценили, вручали ему награды, давали очередные звания, предлагали должности и в министерстве, и ниже, но он всегда прибегал к уловкам, приводил убедительные доводы, с одной целью, чтобы увильнуть от удобных кресел, предпочитая привычное своё за пультом управления потрёпанного годами и насыщенными событиями корабля. И его на некоторое время оставляли в покое до следующих перемещений в военной иерархии.
Что же на самом деле, держало Отта у Земли, а в последнее время как никогда? Что, при всяком удобном случае, заставляло его приземляться и мчаться к конкретной заветной цели? Это было его новая тайна, большая тайна, и эта тайна грела его уже не молодое сердце, заставляла по-юношески трепетать и строить некоторые планы. Но об этом потом.
 
Отт отбросил посторонние мысли, сейчас не до них. К Земле приближались двадцать пять кораблей противника, пять из них крупных. Это была сила! Что они здесь ищут? Почему не идут на контакт, а сразу открывают огонь? Такая агрессия предвещает только одно: битвы не избежать, а исход её возможно будет печален для Отта и его друга, - уж больно силы не равны! А помощь далека.
Начался обстрел лунной базы, - видно засекли её радары.
- Не отвечать! – Твёрдо приказал Ару Отт. – Не раскрывай свой потенциал. В крайнем случае, пальни одним орудием, чтобы подтвердить их догадку, и жди приказа. Если его не услышишь, откроешь огонь сразу после того, как ударят базы Земли».

«Конечно, ему сейчас трудно, - думал Отт о Аре. – Кто хоть раз был под бомбами, знает каково это. Содрогается даже бункер, который находится глубоко в недрах Луны, и, кажется, наступает конец света. Успокаивает одно: вреда технике взрывы не приносят, пока они не обнажили свои жерла для стрельбы. Лишь бы у Ара выдержали нервы, тогда всё должно получиться».

Отт взглянул на Землю. Под ним простиралась ночь. Всё безмятежно спало. Люди совершенно не чувствовали, что в эти минуты решается их судьба. Словно малые щенята, нарезвившись днём на лужайке, они безмятежно растворились в своих снах, уверовавшие в неотвратимость завтрашнего дня, в бесконечное для них благо, в бога, который непременно их защитит… Слабые, беззащитные, они вызывали умиление, и в то же время досаду от того, что не могут постоять за себя, от того что всем своим оружием уничтожают только друг друга, решая сугубо личные проблемы, от того что им, словно малым детям, нельзя доверить высокие технологии, хотя бы для самозащиты.  И приходится ему, Отту, быть богом. Богом-защитником слабых, неразумных, богом-хранителем. Поистине: «Блаженны не видевшие и уверовавшие».
 «Интересно, чем люди объяснят сполохи от разрывов бомб? - Подумал он, и сам ответил: - А много ли они знают о явлениях в космосе? Сложат свои дважды два, получат пять и успокоятся. Им не до космоса, они погрязли в своих собственнических интересах.

Орудие Ара отвлекло внимание неприятеля от подобравшейся к флоту четвёрки разведчиков. Её обнаружили поздно, но из-за близости расстояния, арьергард начал стрельбу по ней в упор. Один корабль загорелся, но и два малых корабля непрошенных визитёров тоже запылали почти одновременно. Оставшаяся тройка плеядцев вклинилась в ряды врага, арьергард рассыпался, и стал лёгкой добычей наступающих. Скоро ещё два корабля противника запыли, путь к главным кораблям был свободен, и скоро они засверкали вспышками от выпущенных по ним снарядов.

Обезумев от ярости на стайку наглых воробьёв, пикирующих на ястребов, часть флота стала разворачиваться, чтобы пальнуть по ним из своих пушек. Но разве за плеядцами угонишься! Уничтожив на вылете из зоны флота ещё один корабль, они рассыпались в разные стороны - так задумал Отт, и, чтобы лишить противника радости преследовать лёгкую добычу, он приказал открыть огонь по флоту всем базам из всех калибров. Зона флота окрасилась в радужные цвета.
Кроме сполохов, были настоящие фейерверки от взорванных кораблей. Сначала врага охватила сумятица, но скоро корабли развернулись во фронт и начали атаку. Луна пылала - в этот момент она была к ним ближе, чем Земля, но от неё флоту тоже прилично досталось: практически не управляемый, израненный уходил в тыл один из пяти крупных кораблей, там его назойливо добивали три плеядских разведчика. Для его прикрытия опять стали разворачиваться один средний и несколько малых кораблей.
Базы сосредоточили огонь только по крупным целям. Отт с тремя отступившими и дислоцировавшимися на новом месте кораблями в первую очередь уничтожали снаряды, летящие к земле, хотя, в основном, они были нацелены строго в базы, а они сами могли за себя постоять.
Неприятель наседал. Луна замолкала. Арр не отвечал. Одна из баз Земли тоже была на последнем издыхании. Предвкушая близкую победу, флот врага, потеряв две трети своего состава, не уходил, но и не приближался, остерегаясь попасть в очередную ловушку, расстояние позволяло им прицельно расстреливать плеядцев.
Сильный удар потряс и самого Отта. Он на некоторое время потерял сознание, а, открыв глаза, вместо боя совсем близко увидел Землю. Там светало. Это была Россия, спокойно и привычно оживающая после сна.
 Отт огляделся, пытаясь обнаружить следы последних событий. Понял только то, что его просто далеко отнесло от места боя, надо было срочно возвращаться на тёмную сторону Земли. Сейчас он возьмёт себя в руки…
 В кабине стояла тишина, свет едва горел. Отт потёр пальцами виски и затылок. Стабильно сильно болела голова. Сейчас бы проглотить обезболивающее, но для этого надо отстегнуться, а корабль дрейфовал в перевернутом состоянии, не хватало ещё вывалиться с кресла и чего-нибудь себе сломать.
Приборы не работали. Отт попробовал оживить корабль с помощью панели управления. Не сразу, но ему всё-таки удалось добиться минимального функционирования жизнеобеспечения корабля. С надеждой, он включил зажигание. Двигатель хода заработал со второй попытки, это событие его несколько взбодрило, - ещё не всё потеряно! Он потянул на себя рычаги скорости, корабль едва тронулся с места. Маневренность практически отсутствовала. Хоть и тихо, но корабль начал движение. В появившуюся свободную минутку хлынул поток навязчивых мыслей.
«Так банально подставился, - корило выскочившее из подсознания его второе «я». –  Для кого писан устав: «…командир во время боя должен быть там, откуда лучше всего управлять боем и следить за ходом взаимодействия, обеспечивая его непрерывность…». Следить и управлять! А ты? Как мальчишка побежал стрелять!..».
«Что толку корить, - ответил он же сам себе, - когда не хватает средств огневой поддержки, приходится участвовать самому».
Странное дело, эти бездушные машины, которые находились в его подчинении, были для него как живые солдаты, возможно потому, что несли в себе частичку родины, и гибель каждой из них отражалась в его сердце болью утраты. Большую часть своей жизни он провёл среди них, одушевляя металл и пластик; их порядковые номера служили именами, а звучащим  голосам их разумных компьютеров, он даже вольно присваивал образы плеядцев. Разведчик SL144BH3250 вообще отвечал женским голосом, впрочем, как и его собственный звездолёт, это действовало успокаивающе, вносило иллюзию некой полноты существования, ощущения заботы: «Ваш кофе, командир».
 Как их посылать на смерть?

«Что сейчас происходит на месте боя? Кажется, космос ещё озаряется вспышками, или ему просто хочется, чтобы это было непременно так? Что с Аром, его надёжным соратником, к которому он привык как к сыну?..
Сумеют ли машины без него выиграть сражение, ведь даже самая умная их них не пойдёт против логики, а победа порой достаётся именно таким путём».

Голос информатора прерываясь доложил о движении к Земле неопознанного объекта массой более 10000 тонн. Отт едва понял текст. Дополнительная информация не последовала. Приборы тоже объявили бойкот.
«Что это: простой метеорит, или корабль? – Зазвучало у него в голове. – Или корабль-разведчик, летящий под прикрытием метеорита? В любом случае эта масса представляет угрозу Земле, и с ней надо что-то делать, но сначала попытаться визуально её обнаружить».
Отт отстегнулся, встал с кресла, и направился к заклинившему шкафчику с портативными приборами, чтобы воспользоваться хотя бы ими.

                Часть 5.



 
 Разодрав в кровь руки, разбив несколько нужных, а в другое время незаменимых вещей, используя их как подручные средства, Отту наконец-таки удалось вскрыть злополучный шкаф. Быстро схватив необходимые приборы, он метнулся к телескопу. Поиски траектории неизвестного тела заняли у него несколько секунд. Понятно, что угрожал упасть на Землю не астероид 2012DA14 диаметром 50 км, который, согласно известных давно известных расчётов, должен был пройти мимо Земли на расстоянии 27 тыс. км. примерно через шестнадцать часов с орбитальной скоростью 31,155 км/с., это был совершенно неизвестный болид, имеющий противоположную траекторию, и прилетевший, судя по ней, из главного пояса астероидов, несколько месяцев назад пройдя орбиту Марса; относится он, скорее всего, к группе Аполлона, большинство астероидов которой расположены между орбитами Венеры и Юпитера, и, естественно, пересекают земную.
 Но нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что траекторию полёта астероиду вполне мог изменить небольшой разведчик из прилетевшей армады, который сейчас за ним и скрывается. Так же вполне допустимо предположить и другую версию: этот болид сам является техногенным аппаратом. Так, или иначе, но сейчас по этому поводу остаётся только гадать, потому как определить что это летит на самом деле не представлялось возможным.

 Ясно одно: семнадцатиметровая масса приближается к Земле со скоростью 18 километров в секунду (или 65 тысяч километров в час) по пологой траектории — около 16-17 градусов к поверхности. Через несколько секунд она войдёт в атмосферу Земли над территорией Казахстана, и полетит в сторону южных Уральских гор - если этот путь естественного болида! А если нет, то у его пилота возможны другие задачи!

 В любом случае, к Земле его ни в коем случае нельзя было допускать, необходимо уничтожить как можно дальше от поверхности, чтобы взрывная волна угасла в атмосфере. При взрыве метеорита возможно выделение энергии эквивалентной до 500 тысяч тонн тротила - это более тридцати хиросимских атомных бомб! Со времён Тунгусского метеорита ничего подобного не падало на Землю! А если это звездолёт, то в данном случае опасность непредсказуема, и, в худшем варианте, может произойти ещё нечто более ужасное.

 Долг солдата, пробудив энергию и полное самообладание, подвигло Отта на решительные действия. Он взялся за штурвал и стал разгонять свой звездолёт в сторону болида. Дело привычное: сейчас он чётко даст команду на его уничтожение, и в течении двух-трёх секунд объект будет расщеплён.
 Но компьютер молчал. Текли драгоценные секунды. До входа болида в атмосферу Земли оставалось секунд десять. Отт навёл прицел вручную и нажал на гашетку.
 Обе пушки ответили дружным молчанием. Упущенное время дали фору космическому путешественнику. Он нырнул в атмосферу. Отт кинулся за ним вдогонку, не прекращая попытки привести в действие пушки. Но они по-прежнему отказывались стрелять.

 Испарина покрыла его лицо: то ли от волнения, то ли корпус корабля был повреждён, и гарь просачивалась в салон. Дышать стало тяжело. В голове стучало только одно: « До Миасса болид не должен долететь! Ни в коем случае! Потому что… потому что там жила ОНА!».

 Глаза сосредоточенно вели всё увеличивающеюся точку приближающегося болида. Отт его догонял, пока не отдавая себе отчёта в том, что будет с ним делать потом, когда настигнет, но уже убрал одеревеневшую руку от гашетки, схватив обеими руками штурвал, и вёл свой корабль в ручном режиме, вжимая со всей силы, как будто это что то давало, в панель корпуса акселератор. Видимо, подсознание уже знало исход этой гонки, и всё решило за него самого.

 Что это была за женщина, ради которой он, потеряв голову, опрометью кинулся в пекло? Но разве об этом успеешь рассказать за те мгновения, что оставались ему быть в здравом уме и светлой памяти! Но если быть педантично точным, она - это шестое воплощение Лауры, если можно так выразиться, теперь - самый близкий, самый дорогой ему человек во всём космическом пространстве, вместе с её годовалым сыном Иваном, которому он является отцом.

 Да, у него есть сын! Почему-то именно сейчас Отту хотелось кричать об этом во всё горло, гордо, опустошая переполненную совсем не по-плеядски уравновешенным, а по-человечески бескрайним счастьем грудь.
 Русый, равно как и его родители, с серьёзными изучающими голубыми глазами, не выделяющийся среди своих сверстников карапуз, теперь, как никогда, нуждается в его защите! Да, он горы свернёт ради него и Марии! Превратит падающий булыжник в котлетный фарш! И не существует на свете силы, которая могла бы этому помешать!

 Отт догнал светящуюся массу хондрита на 32,5 секунде с момента вхождения его в атмосферу, это произошло в окрестностях города Челябинска, в 9 часов 20 минут по местному времени на высоте около 25 километров от поверхности Земли, и прошил её насквозь корпусом своего корабля.
 От удара и взрывной волны его корабль сильно тряхнуло и развернуло на несколько градусов, некоторое время он летел изменённым курсом, постепенно сближаясь с Землёй. Сам Отт в это время беспомощно сидел в кресле: вылетевшие из взломанного им шкафчика приборы размозжили ему голову чуть выше правого виска. От болевого шока его сознание находилось на грани исчезновения. Чтобы всё-таки оценить обстановку, он, Превозмогая боль, заставил себя открыть глаза, проблески открывшейся картины его не обрадовали: впереди надвигалась Земля. Непослушными руками, практически чудом, он дал команды кораблю на подъём и увеличение скорости, и погрузился в темноту.

 Конечно, в таком состоянии, он не мог видеть: что метеорит при ударе раскололся на части, которые теряя скорость до ниже сверхзвуковой, о чем свидетельствовали громовые раскаты, быстро сгорали в атмосфере, извергая, при этом, многокилометровые клубы пара; как за его кораблём потянулся инверсионный след показывающий, что он опустился до высоты не более десяти километров; как потом резко стал набирать высоту и исчез из поля зрения людей, попрощавшись с ними раскатами грома, произошедшего от изменения скорости корабля.

 Он сидел в кресле, уронив набок голову, из раны и правого уха текла кровь; мышцы лица, исказив правильные черты, застыли в болезненно-сосредоточенной маске, сердце едва билось. Глаза были закрыты, а, может быть, открыты, потому что он видел, как к нему подходила Лаура. Не та солидная флорентийская дама и верная жена известного архитектора Бартоломео Амманатти, а восемнадцатилетняя красавица из Урбино. Она приветливо, и даже радостно, поздоровалась с ним, словно и не существовало этого разделяющего их промежутка в несколько сотен лет, и расстались они только вчера у порога её дома. Хотела кинуться, как всегда это бывало, когда они оставались наедине, ему в объятья, но в последний момент, просто положила свои руки ему на плечи, и, посерьёзнев, прочла вслух собственные стихи, глядя ему в глаза:

 Как сердца чистого мечты, желанья
 Твоей пастушки через лик прелестный
 Тебе, Кризеро славный, все известны,
 И счастлив ты в ее живом сиянье,

 Так новый образ мой – твое созданье,
 Сей рук твоих умелых труд чудесный, -
 Являет (как ни прячь я, - бесполезно!)
 Все помыслы мои, мечты, желанья.

 Как лавр, посаженный твоей рукою,
 Соперник Феба, к небу, прорастая,
 Возносится и вечно зеленеет,

 Так славой я, благодаря тебе, двойною
 Свой низкий, скромный стебель увенчаю,
 И славу эту ветер не развеет.

 От счастья он закрыл глаза, а когда, дослушав стихотворение,  открыл их, то увидел сидящую прямо на полу вполоборота к нему Акеми. Отт поискал глазами Лауру, но так и  не нашёл её. Зато Акеми обернулась к нему, глаза её заискрились счастьем узнавания близкого человека, но она их быстро потупила, не пряча при этом улыбки. Отт, после секундного замешательства от неожиданно случившейся метаморфозы, как всегда первым поздоровался, хотел расспросить о её родителях, дедушке, как он это делал всегда, но осёкся – какой дедушка, если прошли столетия? И только спросил, что она шьёт.
 - Рубашку Амакусы, - ответила она смущённо, и тихо добавила, - он ведь ранен, старая рубашка порвалась и вся в крови.

 Акеми принялась за работу, а Отт, закрыв глаза, подумал о том, как безгранична бывает женская любовь и верность! Разве такой участи она заслужила своей аскетической заботой о близких ей людях, добротой? Или, в конце концов, не важно, сколько тебе отпущено быть вместе с возлюбленным? Важно испытать это чувство и соединиться с избранником!

 Кажется, кто-то напевает? Отт открыл глаза, за клавесином сидела молоденькая Констанца Вебер. Отт завертел головой, безуспешно пытаясь найти Моцарта. Но она была одна, уверенными пальцами тронула клавиши и запела арию из второго действия «Martern aller Arten». Её сопрано было негромким, но приятным. Чудодейственная музыка и пение расслабляли, он вновь закрыл глаза – пусть Констанца остаётся в прошлом! Как испанская рыбачка и дочь рыбака Адонсия, что означает – сладкая, и польская актриса театра драмы Беатрис - приносящая счастье.

 Хотя с Адонсией ему было действительно сладко! Во-первых, жила она на внутренней территории южного побережья Коста Бланка, - прекрасной равнине, покрытой цитрусовыми рощами, и окаймлённой цепью гор, на  соляных озерах которой обитали, да и сейчас превосходно себя чувствуют, розовые фламинго! Конечно, не в таком большом количестве, как на озере Накуру в Кении, там их не меньше миллиона! Но, вполне достаточном, чтобы восхититься их видом и жизнью стаи!
 Побережье омывается самым теплым морем в Испании, а в сочетании с самым большим количеством солнечных дней в году, - его иначе, как рай не назовёшь!

 О, Адонсия! Жгучая брюнетка с великолепной фигурой, пристальным взглядом тёмных из-под длинных ресниц глаз, завораживающим, чарующим, он заставлял трепетать его сердце, сражал наповал! А сколько в ней самой было страсти! 
 Спозаранку они вдвоём уплывали на лодке в открытое море, и там занимались любовью! Рыбу покупали по возвращению на берег у рыбаков, благо, что у Отта всегда водились деньги.

 А Беатрис? Она играла в старейшем театре Польши под названием "Театр Народовы", который начал свою деятельность в Варшаве в 1765году представлением комедии Ю. Белявского "Назойливые". Но вступила на его подмостки она в 1860 году, когда он ненадолго переименовался в "Театр Вельки". Что можно о ней рассказать? Многое! В том числе и то, что она являлась всеобщей радостью и на сцене, и в обществе, и счастье приносила не только ему. Но, при всём уважении и некогда привязанности к ней, и Адонсии, сейчас ему не до них, пусть они тоже мирно существует в прошлом, как все остальные его пассии, потому что…

 Потому что на свете есть настоящее, это - Мария и их сын Иван.
 Она для него - ожившая богоматерь с картины Рафаэля Санти «Сикстинская мадонна» - воплощение идеала красоты и добра. Даже внешне, как ему казалось, они были чем-то схожи. И хотя, в принципе, это не так было важно, но бывая в Дрездене в Галерее старых мастеров, где с 1754 года выставлена эта картина – по его мнению, самая достойная из земных художественных полотен, он всё-таки пытался это обнаружить – для чего? Пока на этот вопрос он не мог дать ответа.

 Однажды он представил свою Марию художественному оригиналу в Галерее, Марии долго рассматривали друг друга, а он любовался ими и не мог насладиться человеческой гармонией чувств. Светлому образу Марии Рафаэля полному любви, душевной чистоты, тревоги за будущее сына, женским наитием предчувствующей его трагическую судьбу, вторило понимание, великое сострадание его Марии, тогда ещё студентки медицинского института из простой рабочей семьи – откуда что взялось? Это была такая высота чувств, что подспудно возникла мысль и о схожести их судеб.

 Эта мысль долго не давала ему покоя. Он тысячу раз взвешивал: стоит ли ему продолжать ухаживать за ней, или лучше остаться сторонним наблюдателем. Но ничего не мог поделать со своими чувствами: Отт влюбился в Марию, по-человечески страстно, со всеми приходящими головокружительными эмоциями, учащённым сердцебиением, так, что каждый день без неё давался с трудом.
 Он возобновил свои ухаживания. С размахом, щедро, и, как всегда бывает, найдя родственную душу, пытался поделиться с ней всем накопленным на Земле духовным богатством. Водил её в театры, практически на все мировые премьеры, они посещали музеи, летали на выставки, но чаще просто катались по свету, любуясь его красотой, используя для этого короткие недели её каникул, выходные дни, а иногда и часы.
 Побывали на всех континентах! И не было в этом с его стороны просто желанием поразить её своими возможностями, материальным могуществом – а разве можно только этим завоевать сердце умной девушки, у которой хобби – психология, которая стихи Цветаевой, являясь дитём урбанизации, воспринимает большей частью аналитически, и потому не склонная к самообману, для которой меркантильность в отношениях – это предательство идеалов(?); и делал это он не только из-за своего чрезмерного любвиобилия, - нет! Он, как будто, подспудно готовил её к чему-то особенному, возможно, какой-то миссии – ведь, не известно как сложится судьба на Земле их будущего ребёнка, и что, при этом, станет с самой Марией! Поэтому она должна быть сильной и всезнающей!
 А когда родился Иван, к Отту стала приходить осознанность происходящего. Роились мысли о новом Мессии, и это его не очень радовало, ему так хотелось для своего сына простой человеческой судьбы. И в то же время он понимал, что это маловероятно, виной тому - его гены, которые придадут наследнику кристальный облик, и комплекс идеалов гуманизма, которые несомненно создадут трудности в общении среди людей.

 Но пока он наслаждался полученным подарком судьбы. А когда Мария брала на руки Ивана, Отт вообще по-человечески умилялся, будто сподобился узреть снизошедший с картины Рафаэля образ. Потом бережно принимал Ивана в свои объятья, и нянчился с ним уже как заурядный папаша.
 Однажды он сбежал с ним на свой корабль, вышел на орбиту и показал Ивану Землю. Иван ещё не мог разговаривать, но увиденное произвело на него впечатление, судя по тому, что за время прогулки он ни разу не пискнул и смотрел на всё с неподдельным интересом. Конечно, накануне Отт предупредил Марию о своём желании покатать ребёнка на ракете, правда, умолчав о том, что она будет настоящая, и что раньше ужина их ждать не стоит, потому как удивить их ребёнка можно только чем-то стоящим, таким, к примеру, как парижский Диснейленд.

 Догадывалась ли она, что Отт не землянин? Вряд ли. Но когда Мария задумчиво, и довольно продолжительно иногда смотрела на него,  то он мог поклясться, что вот теперь-то она о нём знает всё: его прошлое, настоящее, и даже будущее. Но она не делилась с ним своими раздумьями, только прижималась к нему, продолжая слушать его мысли, вздыхала, видимо ощутив всю сложность бытия Отта, предчувствуя нелёгкость их дальнейшей совместной жизни и своей судьбы.

 А он замирал от близости её тела, и нежность переполняла его сердце, он гладил её по спине и долго целовал в лицо.

 Они продолжали колесить по миру втроём. Мария принимала эти подарки естественно, но не как должное, потому как была абсолютно не требовательной. Поездки её не развлекали, а обогащали. И хотя это не стало смыслом её жизни, потому как этот смысл у женщины – её собственный ребёнок, она охотно осваивала мир. И теперь им осталось ждать, когда разум Ивана тоже начнёт воспринимать красоту мира с его великолепным многообразием природы и рукотворных шедевров, чтобы набираться духовной силы, и, возможно, готовиться к будущей сложной, демонически трудной жизни пророка.

 В пульте управления несколько раз сверкнуло, искры от короткого замыкания в электрической сети рассыпались по кабине, запахло гарью. Вскоре погасло освещение, и выключились все приборы. Отт ничего этого по-прежнему не видел, он сидел в той же позе со склонённой набок головой, дыхание едва ощущалось. Рана  кровоточила, но кровь уже не стекала, как прежде, к уху, тяжёлыми каплями, затем, падая на рифлёный пол, и образовывая там лужицу, а, потеряв искусственную гравитацию пола, просто копилась на голове, окрашивая её в алый цвет.

 А корабль Отта, полностью потеряв жизнеспособность, металлической болванкой улетал дальше в космос, теряясь на его безграничных просторах.
 


Рецензии
Привет, Николаевич.
А говорил: "Стрелять надоело, буду о любви писать", а сам армаду выводишь, что-то есть в нас азиатское.
Понравилось, читается легко, спасибо.
С улыбкой АКЫН.

Александр Кошель   24.06.2013 22:48     Заявить о нарушении
Александр Николаевич, поздравляю тебя с наступающим 2014годом. Дружище, всего тебе наилучшего: счастья, здоровья тебе и твоим близким.
Если имеешь желание посмотри "Самолит" может что-то полезное для себя найдёшь.
С уважением АКЫН.

Александр Кошель   23.12.2013 15:27   Заявить о нарушении