Капитан Брамы - книга вторая 1-8 гл

 
  КАПИТАН БРАМЫ (книга вторая)

  Отшельник

Долгожданная гроза пришла с юго-востока, со стороны моря. Был вечер очень жаркого дня, стремительно темнело, как темнеет в конце августа. Вспышки молний озаряли восточную часть города и клубящуюся над городом иссиня-черную тучу. Слышался почти непрерывный гул, будто фронтовая канонада. Раскаты грома быстро приближались.
Одинокая человеческая фигура в светлых летних джинсах и легкой летней рубашке стояла на балконе самой обычной девятиэтажки, облокотившись о перила. Стоящего на балконе человека звали Дмитрий. Был он сорока лет от роду. В свете молний можно было разглядеть (если иметь хорошее зрение), что он худощав, немного выше среднего роста, у него густые волосы, не очень длинные, но и не короткие, короткостриженная бородка.
Молнии били уже совсем рядом, грохотало так, что закладывало уши. Поднялся ветер. Но Дмитрий все продолжал стоять на балконе – он не сводил глаз с приближающейся грозы. Что-то привлекало его в грозовой стихии, тянуло, гипнотизировало, и каждый новый громовой раскат приводил в неописуемый восторг.
Вдруг прямо над головой Дмитрия вспыхнула, распростерлась ветвистая  молния. Он увидел ее, как в замедленной съемке. Молния напомнила ему гигантскую ветвь фантастического небесного древа. Золотое дерево – да, именно об этом он успел смутно подумать, прежде чем с рваным треском разорвалось небо…
Дмитрий обнаружил себя во дворе. Он сидел на скамейке возле детской площадки, и смотрел на странное зеленое пятно в глубине кустов. Кусты росли в задней части двора. Сразу за ними шел сплошной кирпичный забор, за которым располагались несколько частных домов, чудом уцелевших в свое время от сноса. Повинуясь незнакомому странному чувству, он встал и подошел к кустам.
Свет горел где-то в глубине, и туда вел отчетливо видимый в темноте проход. Недолго думая, Дмитрий полез в кусты. Раздался тяжелый и низкий удар грома, и что-то мягко, но довольно сильно толкнуло его в спину – пришлось сделать несколько быстрых шагов вперед, чтобы не упасть. К удивлению Дмитрия проход в кустах оказался целым зеленым тоннелем, казавшимся бесконечным. В тоннеле плавали волны зеленоватого мягкого тумана, они и были источником света. Еще пахло морем.
Метров через сто тоннель все же кончился. Дмитрий оказался на просторной лужайке. Здесь был сухо и безветренно. И очень тихо. Только приятно покалывало затылок, и все время казалось, будто на голове шевелятся волосы. Огромная круглая Луна поднималась над юго-восточным горизонтом. Луна была необычайно красивая – окруженный золотисто-голубоватой дымкой шар; и сам шар желто-голубой.
Дмитрий любовался Луной, пока не услышал мягкие шаги. Рядом с ним остановился высокий крепкий старик, с причудливо изогнутой палкой в руке. Старик был в пляжных шортах, широкой рубахе на выпуск и босиком. Его длинная борода тускло серебрилась в лунном свете и таким же серебром пылала густая копна волос на голове. Старик смотрел на Дмитрия. Глаза его сверкали, казалось, с них вылетают молнии.
– На пляж идти не советую, там сейчас сильная гроза, – сказал старик тихим спокойным голосом и добавил, покачав головой, – здравствуй, товарищ Дима.
– Откуда Вы меня знаете?
Вместо ответа старик захохотал.
– Как же коротка человеческая память, – сказал он. – Я это знаю, я жил среди людей.
После фразы старика «жил среди людей», Дмитрий, кажется, вспомнил, где его видел – это же один экстравагантный дедушка, церковный староста из храма Татианы! Лично я с ним не знаком (да и был я в том храме очень давно), но кто-то ведь мог сообщить ему мое имя… Да, очень, очень похож!.. 
– Простите, Вы случайно не церковный староста из храма мученицы Татианы?
Старика согнуло пополам  от хохота. Если бы он не оперся на свою причудливую палку, то упал бы точно.
– Церковный староста… гениально, – причитал он смеясь. – Нет, теперь даже я удивляюсь человеческой памяти. Дима, неужели ты меня до сих пор не узнаешь? Ну, вспоминай! Вспоминай!
Старик резко выпрямился, хлопнул в ладоши и прокричал:
– Э-гей-гей!
И сразу же вдали раздался гул грома. Гром звучал в унисон с его голосом.
Дмитрий вспомнил все.
– Отшельник! – крикнул он. – Конечно же, Отшельник! Как я мог забыть: аномальная зона Брамы, Красный Кут, стражи, холм, гроза…
– Не продолжай, – перебил Отшельник, – Нет времени предаваться воспоминаниям. Пошли.
 Несколько минут они молча шагали по удобной песчаной дорожке. Внутри Дмитрия всплывала забытая Атлантида. Целый мир, который он считал далеким сном, воскресал в памяти. Мелькали лица: Пестрый, Клен, Серебряный, Легкая – как они там? А Капитан! Как же он мог и о нем забыть, он же точно существовал. Боже мой…
– Капитан, – не удержавшись, сказал Дмитрий вслух.
Отшельник остановился.
– Ты хочешь знать, как там товарищ Капитан?.. Именно поэтому я здесь. Капитан очень хочет видеть тебя, и твоего друга, служителя Кон-Аз-ьюу. Надеюсь, все будет хорошо… Пока скажу следующее: лучший друг стражей тяжко болен телом. Но дух его бодр и ясен, как никогда.
– Болен! Как же так? Он же был совершенно здоров.
– Увы, – вздохнул Отшельник, – Нельзя слишком долго быть в двух мирах. Это не проходит бесследно. Границы между мирами еще очень прочны. А Капитан много времени провел в аномальной зоне.
Они обогнули небольшой холмик. Взору Дмитрия открылась бескрайняя степь. В нежном лунном свете она казалась сном. Где-то впереди горели яркие голубые огоньки. Они опоясывали что-то похожее на огромный шатер, над куполом которого летали золотые искры и вспыхивали молнии.
– Теперь о главном, – сказал Отшельник. – Помнишь ли ты, друг Дима, о чем мы говорили на Холме и на берегу моря?
Мышление Дмитрия теперь было на удивление ясным, чистым и как бы безмолвным. Вопрос Отшельника мгновенно воскресил в его памяти все разговоры, что велись в зоне Брамы почти десять лет назад, и выделил главный.
– Да, помню. Мы говорили о союзе.
– О союзе, – подтвердил Отшельник. – Ныне это время близко. Пусть еще немного прольется воды. Скоро, очень скоро, – глаза Отшельника вспыхнули и тут же погасли. – Но не буду торопить события. Все скажет Капитан.
Отшельник остановился, положил руку на плечо своему спутнику. Рука была легкая и очень горячая, по телу Дмитрия сразу пошло тепло.
– Есть еще немного времени, – тихо произнес Отшельник, – задавай свой самый главный вопрос.
– Почему я все забыл, – тут же выдохнул из себя Дмитрий, – почему?! Почему, когда взялся описывать наше путешествие в Браму, я уже почти все забыл. Все вышло не так. Да и то, что описал, никому не нужно. Тебя просто не слышат, никому ни до чего нет дела – ходи, лежи, стой на голове, без разницы. Я один, я давно один! Где Капитан? Куда делись все вы? Столько лет от вас ничего. Ничего!..
Дмитрий не собирался жаловаться на свою «несчастную судьбу». Он только хотел спросить Отшельника, почему напрочь забыл свое путешествие в Браму. И тут из него хлынуло.
Он прекрасно понимал, что в глазах Отшельника несет сейчас полную чушь. Но почему-то не мог остановиться, как что-то внутри него прорвалось, и пробудился тот, прежний Дмитрий: бывший «борец с антихристом» и «неудачник». Отшельник слушал жалобы вполне серьезно, только качал головой.
– Саможалостливость, – сказал Отшельник после небольшой паузы. – Ты слишком любишь и жалеешь себя. Вот главный ответ на твой вопрос: почему. Второй ответ – ваш рассудок. Отсюда забывчивость. Рассудку свойственно забывать то, что не укладывается в привычные рамки. А именно из таких рамок и состоит то, что вы называете «серыми буднями». Ведь вы почти каждую ночь совершаете путешествие в свою зону Брамы, к своему Истоку. Но помните ли вы это?.. Да, забывчивость. Но не стоит огорчаться. Твой друг, служитель Кон-Аз-ьюу Иван, забыл еще больше твоего. А насчет того, что столько лет от нас нет весточки; друг Дмитрий, поверь, это не только от нас зависит. Этот мир еще должна очистить вода и….
Отшельник осекся и быстро развернулся в сторону шатра. Что-то неуловимо изменилось. Воздух наполнился тревогой, погасла прекрасная Луна. Что-то темное стремительно двигалось по степи. Вот и огни шатра погасли.
– Пришельцы! – крикнул Отшельник.  – Не может быть! Вот и еще один ответ на твое «почему». Теперь, товарищ Дима, держись!
Резкий сухой порыв ветра дунул им в лицо. Ветер пах чем-то кислым. Раздался душераздирающий свист. Метрах в пятидесяти от них колыхался, извиваясь, черный смерч. Смерч состоял из тысячи живых существ, и в тоже время сам являлся отдельным живым существом (почему-то Дмитрий знал это). Смерч управлял роем тварей, из которых сам же и состоял. 
С невыносимым свистом смерч ринулся на них. Отшельник еле успел очертить круг своей кривой палкой. Мерзкие темно-серые создания скользили буквально в полутора метрах над нами, не в силах прервать невидимую преграду. Твари напоминали очень крупных летучих мышей с человеческими лицами, искаженными злобой и чем-то еще, мало понятным.
Дмитрий хорошо помнил этих существ, по Сумрачной земле. Тогда он испытал ужас, ужас на грани помешательства.  Но теперь все было не так. Нет, страх, конечно, был; но больше, чем страх, мерзкие создания вызывали омерзение, вплоть до тошноты.
Очевидно, из-за того что добраться до Отшельника с Дмитрием не получается, смерч мерзких тварей начал постепенно менять форму. Вначале он превратился в шар, затем шар вытянулся и стал обретать некое подобие человеческой фигуры. И как только Нечто приняло смутный облик гигантского человека в сутане, сила пришельцев утроилась. Невидимая сфера, начертанная Отшельником, стала прогибаться вовнутрь. Твари уже почти касались их, обдавая лица космическим холодом.
– Оборона прорвана! – громогласно прокричал Отшельник. – Держись, Дима, эвакуируемся с танка! Э-гей-гей!
Отшельник нарисовал своей палкой в воздухе молнию. И тут же ослепительно сверкнуло, затем некая сила втянула Дмитрия куда-то.
Стало темно.   


Переход


– Отшельник, –  позвал Дмитрий и открыл глаза. Вокруг была кромешная тьма и такая же «кромешная» тишина: ни звука, ни духоновения ветерка, ничего. Дмитрий с минуту прислушивался, все еще надеясь услышать шаги Отшельника. Но так ничего и не услышал, кроме могильной тишины.
Подумать только, меньше часа назад он спокойно стоял на своем балконе, будто загипнотизированный приближающейся грозой. И вдруг столько событий: Отшельник и эти жуткие демонические твари…  Дмитрию стало страшно – пришельцы могут быть где-то рядом, а Отшельника нет.
Тут же перед очами ума всплыли зловещие очертания огромной фигуры в сутане (он видел ее даже отчетливей, чем несколько минут назад, когда все происходило на самом деле) – вся фигура состояла из тысячи мерзких тварей. И каждая тварь с ненавистью глядела на него.
Неизвестно, на что эти бесы способны, эти пришельцы – с ужасом думал Дмитрий. – Ведь я понятия не имею, где нахожусь. Если на меня нападут, я беззащитен, как младенец! Срочно, срочно выбираться отсюда!
Он ощупал руками место, на котором лежал. Это было что-то прохладное и жесткое, больше всего похожее на камень. Он медленно поднялся и осторожно двинулся вперед, водя вокруг себя руками. Пол под ногами был совершенно ровный, без единой выбоины и кочки. 
Через минуту Дмитрий уперся в стену и медленно провел по ней рукой – холодный, гладкий камень. Провел еще раз и вдруг почувствовал, как по всему телу идут волны, как непроизвольно сокращаются и расслабляются мышцы, и приятные мурашки бегут по позвоночнику к голове, сжимают затылок.
Ощущение было хорошо знакомым. Закололо кончики пальцев, будто через них пустили слабые разряды тока. Дмитрий посмотрел на свои ладони – они слегка светились голубоватым светом. Такое он переживал только раз в своей жизни и только в одном месте. Где был точно такой же каменный пол, такие же стены и темнота.
Дмитрий едва не заплакал от радости, прижался щекой к стене, как к самому родному существу.   
Он в Браме, в Браме! Внутри большого необычного холма с проходом посредине; с лабиринтом и «смежной зоной», через которую можно попасть в другой мир, а можно и никуда не попасть. 
– Отшельник не обманул, – тихо сказал Дмитрий и похлопал стену Брамы, как сноровистого скакуна. –  Ну что ж, раз я здесь, тогда вперед, навстречу Капитану!
Он глубоко вздохнул и, не раздумывая, двинулся  вдоль стены, придерживаясь за стену рукой. Через несколько шагов рука соскользнула в пустоту. Стена оборвалась, резко уходя вбок. Он «поймал» рукой стену. Двинулся дальше. Опять поворот. Обрыв. Еще. Еще…
Наконец стена полностью пропала, как будто ее и не было. Дмитрий снова был один. В полном мраке. Но он знал – это самая главная часть Брамы, мостик между мирами. Тут надо не спать. Тут надо идти вперед и только вперед. И оттого, с какими мыслями и чувствами будешь идти, во многом зависит, где выйдешь и окажешься.
Дмитрий продирался сквозь густую чернильную тьму. Вокруг по-прежнему не было ни звука, ни духоновения ветерка. Только кромешная чернота и абсолютно ровный, плоский пол под ногами.
Прошла минута, пять, десять; вскоре Дмитрий потерял счет времени. Он как бы провалился в вакуум, в междумирье. Погасли все внешние чувства, пропало ощущение тела. Осталось только его бессмертное «Я», со всем своим багажом прожитой жизни. Это Я свободно парило в черной пустоте. Остались мысли, они стали яркими, очень образными и быстрыми. Резко обострилась память. И первое, что он вспомнил, это как девять лет назад они втроем пробирались через Браму. И как они все потерялись, вот в этом самом месте, и у него тогда так же пропало ощущение времени и тела.
Дмитрий едва не всплакнул от нахлынувшего сильнейшего чувства печали и, одновременно радости. Он был бесконечно благодарен своей Судьбе, Богу, Небесам и Отшельнику, который наверняка все это и организовал. Он был благодарен за то, что снова попал в то место и в ту историю, которую на девять десятых считал сном, галлюцинацией. Ему стало стыдно и горько – сейчас он искренне не понимал, как мог все забыть, как мог поверить в то, что их путешествие – галлюцинация. 
Тогда, после путешествия, они еще с месяц торчали в селе Красный Кут, возле аномальной зоны. О, это были золотые денечки! Готовились к Пасхе. Местные, хоть и со скрипом, отца Ивана признали. Но все про иеромонаха Василия спрашивали. А тот так и не вышел с аномальной зоны. И люди его не появились. Пришлось придумать легенду, мол, иеромонах отбыл в монастырь. Он же монах.
Боже, какие тогда славные денечки были! Все под впечатлением невозможного, немыслимого путешествия. Часто вспоминали стражей, Отшельника. А уж самого иеромонаха и его гномов вспоминали даже чаще обычного. И взгляд у Дмитрия тогда был светел и ясен. И все деревья в округе были его друзьями – он знал их по именам.
Увы. После Пасхи сказка кончилась. По приезду в город потекли ненавистные серые будни. Город Дмитрий принял с трудом. Удивительно, но, кажется, он тогда смотрел на город не столько глазами человека, сколько стража. По крайней мере, он часто ловил себя на подобной мысли. Его раздражал яркий электрический свет, пугали шумные людские толпы и особенно сигналящие машины – душа стремилась в места безлюдные, к деревьям и реке.
Он даже облюбовал одно местечко, на безлюдной косе, где почему-то росли только одни дикие маслины. А из людей ходили редкие рыбаки. Да, именно на косе Дмитрий чувствовал себя максимально защищенным, как никогда близким к миру стражей. 
Через год с небольшим этот «инстинкт» стража в нем полностью погас. Он стал обычным городским жителем, с сонными, красноватыми от сидения за компьютером глазами, припухшими веками, вялыми движениями и тусклыми мечтаниями. Именно тогда путешествие в Браму стало стремительно стираться из памяти.
У отца Ивана «стирание памяти» прошло еще быстрей. Так что Отшельник прав. По приезду в город батюшка пошел на доклад, к своему церковному начальству. Да, видимо, сболтнул что-то лишнее. Наверное, про гномов опального иеромонаха рассказал. И отца Ивана быстренько в монастырь отправили, на пару месяцев. Провентилировать душу, как выразился один знакомый Дмитрия.
Назад вернулся совершенно другой отец Иван. Он тогда Диме с ходу заявил, что все, что с ними возле Брамы случилось – красивый сон. И что Николай (мирское имя Капитана) чудак с определенными способностями. И что пока они видели красивые картинки, Николай незаметно положил украденные из церкви вещи. Вот и все.
– Вспомни, – говорил отец Иван, – мы именно проснулись возле Брамы, а Николай не спал, бодрствовал. И вещи уже лежали у меня в рюкзаке. И это мы оба помним отчетливо, в отличие от самого путешествия.
– Но зачем ему все это?!
– Я же говорю, он чудак, – невозмутимо отвечал отец Иван.
– Хорошо, – не сдавался Дмитрий, – и иеромонах Василий сон? Ты же ему лично ногу выкручивал, помнишь?
– И иеромонах сон, – отвечал отец Иван ровным монотонным и как бы не своим голосом, – никому я ногу не крутил, зачем мне это надо. Все это, Дима, самый банальный гипноз. Заметь, мы больше нигде ни иеромонаха, ни его людей не видели…
После этого разговора он долго отца Ивана не видел. Батюшка отбыл в свой новый приход, на краю области…
Легкий сквознячок, пахнущий морем, прервал воспоминания Дмитрия. Его бессмертное Я снова обрело плоть. Послышался отдаленный шум волн и крики чаек. Как и тогда, в прошлый переход.
Одна из загадок Брамы – подумал он, – чайки кричат, пахнет морем, а выходишь – нет моря.
Впереди показалось отчетливое желто-серебристое пятно. Дмитрий устремился к нему, как устремляется оцепенелая зимняя рыба к спасительной проруби за глотком воздуха. Вокруг него вздымались, не касаясь его, темные морские воды. Воды постепенно светлели. Вот они окрасились в серебристо-лунный свет, а пятно оказалось выходом.
Дмитрий благополучно покинул Браму.



Капитан

Нет, совсем не то он ожидал увидеть. Не было сверкающего разноцветными ночными гирляндами Холма, не сияли яркими спелыми гроздьями бесчисленные звезды. Даже обычного Млечного Пути он на небе не нашел.
 Все вокруг смотрелось как-то слишком обыденно – желтая, как сыр, луна светила слева от него, мерцали редкие тусклые звездочки. Прямо перед ним расстилалась избитая перепаханная земля, словно здесь шло танковое сражение. Поодаль маячил остов строительного вагончика – то ли сожженного, то ли разобранного до основания. Дальше все тонуло в беспроглядной ночной тьме, в которой двигался одинокий желтый огонек. Огонек был справа от него, он постепенно удалялся…
 Неужели пришельцы захватили выход от Брамы к Холму? Не может быть! Тогда я вышел из Брамы совсем не там где надо. Очень нехорошее место. Скорее всего, ловушка. Западня!
Дмитрий испытал чувство сродни падению в бездну. В этот момент желтый огонек приостановился и двинулся прямо на него… Нет, это ему показалось, что огонек движется на него. Огонек двигался теперь параллельно ему, справа налево. И никакой это не огонек. Он услышал отдаленный шум работающего двигателя, увидел полоску света перед желтыми огоньками (их оказалось несколько) и понял, что перед ним самая обычная земная машина.
 Вот ее фары отчетливо осветили полоску дороги и лесопосадку вдоль нее. Дмитрий узнал дорогу и понял, что находится возле Красного Кута, то есть, по эту, земную сторону Брамы. Его ошибка в том, что он ожидал, что выйдет в мире стражей. На самом деле все правильно, он же попал в Браму из того мира, где говорил с Отшельником, следовательно, выйти мог только здесь. В мире людей. Впрочем, мог выйти, где угодно. Главное другое: Отшельник обещал встречу с Капитаном. А Капитан живет именно здесь. Так что все сходится.
 Дмитрий с облегчением вздохнул, чувствуя, как возвращается из бездны душа. Как же я падок на всякие воображаемые ужасы – подумал он и осторожно двинулся вдоль Брамы, отыскивая «секретную тропинку Капитана». Тропинка была на месте. А вот сбоку от нее поблескивал в лунном свете какой-то большой металлический предмет.
 Большим металлическим предметом оказался автомат из-под газированной воды. Такие автоматы он видел только в своем счастливом советском детстве. Автомат лежал на боку, он был сильно искорежен и пробит во многих местах. Вмятины сочетались с рваными дырами, словно по автомату с нечеловеческой силой долбили чем-то тяжелым и заостренным. Вспомнились гномы и их чудовищные топоры. Дмитрия передернуло. Он поспешил покинуть это место.
 Вот и дорога на Красный Кут. Прямо перед ним возвышались исполины-тополя. Если глаза не обманывает неверный лунный свет, тополя за девять лет немного подросли. Да, когда-то он знал их по именам. А теперь вот не в состоянии вспомнить ни одного имени. И все равно, здравствуйте, зеленые стражи дороги на Кут. Рад вас видеть снова.
 Он вздохнул и двинулся в сторону села. Показались плакаты «времен перестройки». Под тополями было темно, разглядеть насколько плакаты сохранились не представлялось возможным. Но он не сомневался в том, что плакаты в прекрасном состоянии.
 Советские плакаты, бюсты Ленина, красные платочки на головах женщин – ведь все это своего рода бренд Красного Кута. На этом же можно деньги делать. Вот перед Брамой, сдается, что-то пытались строить. Но кто-то помешал.
 Лесопосадка кончилась. Взору открылось село. Горели редкие фонари. Светились квадратики окон. Но через село Дмитрий не пошел. Он свернул направо и двинулся дальше по секретной тропинке Капитана в обход села. Теперь он меньше смотрел по сторонам, он шел все ускоряя шаг, он уже почти летел, предвкушая встречу с Капитаном. И так же летели в голове мысли, рассеянные мысли ни о чем.
 Несколько раз он с усмешкой вспоминал версию отца Ивана по поводу гипнотических способностей Капитана: что ж, выходит, что он под гипнозом совершает весь путь, от самого своего балкона.
Сбоку от него встала стеной еще одна лесополоса. Тут не было великанов тополей, деревца были низкорослые, много кустарника, бурелома и мусора с полей. Однако теперь, даже ночью, при луне, он заметил, заметил «краешком глаза» – во второй полосе произошли разительные перемены. Исчезли кучи мусора, исчез бурелом, заметно подросли деревца (те, которые он помнил по прошлому разу). Появилось много новых деревьев. Дмитрий как-то сразу решил, что здесь поработали стражи… Ну, конечно, они, кто еще. Сельчанам нет никакого дела до этой посадки.
 Лесополоса вместе с селом осталась позади. Тропинка резко изгибалась, делая дугу, и бежала по чистому полю, прямо к дому Капитана. Дом Капитана был не в самом селе, а немного на отшибе.
 Показался желтый огонек, вместе с тусклым желтым квадратиком окна. Капитан был дома! Теперь Дмитрий с каждым шагом замедлял ход, а возле дома уже почти крался, как вор. Вот и сад Капитана на заднем дворе – забор стал выше и прочнее, Капитан как бы немного отгородился от мира.
Дмитрий остановился, прислушался. Ему показалось, будто в глубине сада журчит вода, как будто в саду забил родник. И в тон роднику журчит чей-то очень мелодичный голос. И второй голос – несомненно, голос Капитана.
 Дмитрий двинулся к калитке. Она была открыта. Войдя во двор, он сразу же увидел Капитана. Капитан сидел в легком плетеном кресле, под навесом, почти в саду. Заметив Дмитрия, он бодро встал и тут же едва не повалился обратно, схватившись за грудь. Чья-то высокая стремительная фигура выдвинулась из тени сада, поддержала его за локоть.
 Капитан быстро совладал с собой, выпрямился и сделав шаг вперед, обнял Дмитрия:
 – Здравствуй, Дима, как я рад тебя видеть! Как рад! Друг Пестрый не ошибся, ты встретился с Отшельником и благополучно прошел сквозь Браму. И вот ты здесь. Здорово!
 – Я тоже рад тебя видеть, Капитан… Кстати, на нас пришельцы напали.
 При слове «пришельцы» у Капитана слегка дернулась щека.
 – И об этом мы знаем, – тихо сказал он, опускаясь в кресло, – просто не хочется лишний раз этих бесов поминать. Близится время союза, и они сейчас очень активны. Ну об этом после… А пока… да, где друг Пестрый? Пестрый!
 – Он самый, – пропел мелодичный голос; из тени сада выступила высокая фигура с чайником в руках.
 Да, это был Пестрый, страж. Но в каком очеловеченном виде! Он был одет в зеленые, в стиле хаки, штаны, зеленую рубаху, его длинные каштановые волосы были подвязаны тесемочкой. А на узком вытянутом лице виднелись роскошные каштановые бакенбарды.
 Пестрый напоминал образцового классического хиппи-пацифиста. Ну, почти человек – «дитя цветов» двухметрового роста. Немного необычными оставались разве что ярко выраженные каштановые волосы с бакенбардами и треугольная форма глаз (да и сами глаза, испускающие искрящие волны радости.)
 Пестрый поставил чайник на небольшой столик во дворе и кинулся обнимать Дмитрия. Схватив в охапку, он легко, словно ребенка, подбросил его в воздух.
 – Ну, здравствуй, здравствуй друг стражей! Здравствуй, друг служителя Кон-Аз-у. Девять лет, девять веков!
 Пестрый внимательно поглядел на Дмитрия:
 – А ты немного постарел, мой друг. Девять лет разлуки не прошли для тебя даром. Это мы мало меняемся. Правда, признаюсь, пришлось и нам попотеть, учась жить в вашем суетливом мире. Но потели мы не зря. Как мой новый облик. А, как тебе?
 Пританцовывая, Пестрый несколько раз покрутился вокруг оси.
 – На кого говоришь я похож, – весело воскликнул он, хотя Дмитрий не говорил ничего – на ребенка цветов, этого хиппи-у. Так?
 Пестрый захохотал.
 – Ладно, пойду. Наберу чистой водички, сделаем чай, я ваш чай очень полюбил, и все наши полюбили. Сейчас все будут в сборе, поужинаем.
 Пестрый подхватил чайник и бесшумно растворился в саду.
 Капитан задумчиво сидел в кресле. Он как будто бы был не здесь. Дмитрий внимательно посмотрел на Капитана и понял насколько прав Отшельник. Капитан выглядел постаревшим лет на пятнадцать-двадцать, и болезненным. Изможденное осунувшееся лицо избороздили сеточки мелких морщин. От переносицы к центру лба пролегли две глубокие складки, такие же складки легли по уголкам рта. И только глаза являли собой разительно другую картину – огромные, очень живые, пронзительные и смеющиеся одновременно.
 Капитан улыбнулся.
 – Такая чудная ночь и тишина, сидел бы так и сидел. Ну, да ладно. У тебя ко мне, думаю, куча вопросов?
 Дмитрий кивнул.
 – Первый вопрос, что случилось перед Брамой? Там все перекопано, валяется разбитый автомат из-под газировки, советский еще такой.
 – Хороший вопрос, для начала беседы, – бросил идущий из сада с чайником в руке Пестрый.
 – Да, интересная история была, – покачал головой Капитан. – И она может еще продолжиться. Да. А дело вот в чем, в прошлом году наш неугомонный голова сельсовета решил наконец-то заработать деньги на Браме. Действительно, столько лет аномальный холм стоял, и как-то никому не пришло в голову туристическое паломничество к холму организовать. Вот голова первый и додумался. Точнее, ему эту идею подсказали пришельцы. Раз не удалось нас тогда физически уничтожить, значит надо профанировать саму идею союза, надо, чтобы Брама, до этого благополучно скрытая от мира сего, легла на страницы желтой прессы. Стала частью сплетен, домыслов и прочего полу-эзотерического бреда.
– Естественно, сам голова так вряд ли рассуждал. Он просто решил подзаработать. Еще удивлялся, как это ему подобная идея раньше в голову не приходила. А идея такая: аномальная зона Брамы искажает время, поэтому в Красном Куту еще как бы Советский Союз. Хотите вернуться в советское время – приезжаете, платите деньги, проходите сквозь Браму и вот вам костюмированное СССР. Автоматы с газ.водой, пионерские горны и галстуки, речи Брежнева. В общем, началось строительство, что-то вроде городка. Правда, за лето почти ничего не построили, но зачем-то понавезли этих автоматов с газ.водой.
– Вот. Потом всю зиму объект без движения простоял. А весной из Брамы явились… кто бы ты думал, гномы с бывшим иеромонахом Василием, который, кстати, тоже уже наполовину гном. Явились и разгромили там все, а вагончики сожгли. На объекте был только сторож, так он едва рассудка не лишился. Он, конечно, никаких гномов не видел, просто видел, как некая аномальная сила все громит. Но голова сельсовета, как обычно, проявил свое упорное материалистическое неверие. Про аномальную силу он и слушать не хочет. Во всем обвиняет корейцев-иеговистов. В общем, история продолжается… О, вот и тот, которого мы ждем! – таким возгласом Капитан внезапно закончил свой рассказ.
 Дмитрий обернулся и не поверил своим глазам. Во двор к Капитану входил не кто иной, как отец Иван.


Волна

Автомат с газировкой нависал надо мной словно скала. Старый советский автомат серого цвета с темно-синей полосой наверху и надписью: «газированная вода, с сиропом 3 коп, без 1 коп».
Автомат был безмолвным свидетелем моего беззаботного детства, наверное, поэтому я и предстал перед ним ребенком лет десяти. На мне был помятый пионерский галстук и белая рубашка с коротким рукавом. Было ужасно душно, я хотел пить, но у меня совсем не было монет.
Возле автомата появился высокий улыбчивый мужчина в темном костюме. Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом (возможно, он был в темных очках –  точно не помню). Помню другое. Мужчина протянул мне серебристую монетку. Монетка была странной формы, она напоминала рыбку. Мужчина участливо улыбнулся, я расценил это как знак и, встав на цыпочки, отправил «рыбку» в прорезь автомата.
И обнаружил себя на улице какого-то города. Город был совершенно серый, тусклый – все предметы в этом городе были окутаны дымкой, словно недопроявленные. По всей видимости, это была какая-нибудь набережная: сбоку, совсем рядом, текла серая река, закованная в серый гранит. На другой стороне громоздились туманными глыбами дома.
Я был не один. Рядом со мною галдела целая толпа в пионерских галстуках. Она была осязаема и зрима, в отличие от серой беспредметности города. Но все в этой толпе были на одно лицо. Все смеялись и пили газировку из запотевших стаканов. 
Внезапно галдеж смолк. Появилось тревожное ощущение нарастающей угрозы. На противоположной стороне реки, над домами, возникла огромная черная фигура в сутане. Все оцепенели в ледяном ужасе. Но чудовищная фигура махнула птичьей лапой и все ожили:
– Веселитесь,  – сказала фигура равнодушным голосом, – за всех вас уплачено. Только разве это круто, газировка по три копейки за стакан? Нет, это не веселье. А вот сейчас будет веселье, сейчас вы совершите путешествие на другую планету…
Не успело существо в сутане окончить свою речь, как появились большие темные коконы, похожие на полупрозрачные яйца. Коконов было бесчисленное множество, они плавно опускались на землю. Я знал, что они прибывают к нам откуда-то из глубокого космоса.
В каждом коконе-яйце было по одной человеческой фигуре. Фигурки лежали, раскинув руки и откинув головы назад, как бы в глубоком сне. Коснувшись земли, яйцо становилось вертикально, тогда фигурка внутри начинала шевелиться, пробуждаясь. Что происходило дальше (выходили ли пришельцы из своих коконов), я так и не понял. Толпа пионеров с визгом бросилась к пришельцам, обступила их.
Между тем яиц из космоса становилось все больше и больше, они начали теснить нас, сдавливать в один плотный круг. В этот момент кто-то, или что-то схватило меня за руку и стало тянуть прочь, куда-то вверх. Это что-то было больше всего похоже на ветвь дерева.
– Скорей, – шепнул мне на ухо чей-то приятный голос, – не надо полагаться на разум и денежные купюры.
Меня резко подбросило вверх. И исчезли коконы, пионеры и серая беспредметность. Вокруг была та же набережная, только теперь все было ярко освещено солнцем, все было зримым и четким.
Я неспешно прогуливался по набережной, уже во взрослом облике. Сбоку от меня текла река, закованная в светлый гранит. Воды реки были прозрачные и синие-синие. Рядом со мной шел Белодрев. Я сразу его узнал, хотя и не видел четко. Но я знал точно – это Белодрев.
– Так ты жив? – обратился я к нему и сразу же ощутил всю глупость своего вопроса.
Вместо ответа Белодрев улыбнулся. И опять я не видел его улыбки, но знал точно, что он улыбнулся. Какое-то время мы шли молча.
– Очень много работы, – сказал Белодрев своим тихим шелестящим голосом (этот голос звучал прямо внутри меня), – но я рад, я уже начал звенеть, как кедр.
– Так ты на Другом Берегу?
– Там, – Белодрев показал рукой вперед. И оттуда, куда он показывал, по реке, шла огромная прозрачная волна. Шла прямо на нас. И пела (да, волна пела!) Пела очень красивым голосом – голос звучал как женский и в тоже время был немного другой, не сравнимый ни  с какими земными голосами. Волна надвинулась на нас, прошла прямо сквозь нас, мелодично звеня. Волна оставила после себя  ощущение необычайной чистоты.
– Там, на берегу океана, что на Другом Берегу, есть большой Белый Город из прозрачного камня, и другие города, и прекрасные леса, поля и горы… Об этом бы я хотел рассказать, но пока не могу, ибо даже океан там не совсем океан, что уж говорить про поля и леса и Город. Это все надо видеть. Пока скажу только, что эта прекрасная волна пришла именно оттуда, с Другого Берега. 
– Другой Берег, это то место, которое мы называем раем?
Белодрев не ответил, или не успел ответить. Сон стремительно оборвался, как что-то выбросила меня из сна. Вокруг была кромешная тьма. Первые несколько секунд я даже не был уверен в том, что проснулся и открыл глаза. Или мне снится, что я проснулся и открыл глаза?
Белый Город – мысленно произнес я и улыбнулся. – Белодрев, Белый Город, – и тут же почувствовал, как что-то давит мне в бок. Пошарив рукой, понял, что лежу на земле, а в бок мне давит выступающий из земли корень дерева, и над головой смутно маячит ветвь дерева.
Я сразу вспомнил, что от Индуиста двинулся сюда, на свое любимое место на краю косы. И, стало быть, сейчас лежу под своим любимой маслиной. И, стало быть, под ней же и заснул. А сейчас проснулся.
Маслина едва-едва проглядывала во мраке. Дальше шла густая чернота южной ночи, в которой полыхали отдаленные зарницы. Послышалось глухое урчание, повеяло свежим ветерком.
Так, если я нахожусь на своем любимом месте, под своим любимым деревом (а иначе и быть не может) и лежу ногами к его стволу... значит, значит, гроза где-то на востоке, точнее, юго-востоке. И гроза идет сюда. Судя по ветру. Как это кстати! Как надоела эта духота! Больше месяца нет дождей. Но теперь засухе конец, идет дождь, идет спасительная вода… волна…
 Вспомнилась та фантастическая волна из сна, а потом уже весь сон. Как-то так ярко и одновременно, во всех деталях вспомнился… Какое необычное сновидение! Белодрев. Ну, надо же. Никогда в жизни мне не снились мои литературные герои. Вот так вот напрямую.
Я пошевелился и со стоном сел – тут только почувствовал, как разбито мое тело после вчерашнего вечера: тупая стреляющая боль в голове, во рту сухо, как в марсианской пустыне и отвратительный металлический привкус. И ноют икры ног, будто вчера бегал марафонские дистанции.
Я полез в сумку и извлек пластиковую бутылку с портвейном. Это мне ее положил Сергей, по кличке Хоббит. Как раз его день рождения и отмечали вчера у Индуиста.
Какое-то время я смотрел на темный силуэт бутылки с напитком и соображал: пить, или не пить.  Портвейн, кстати, ужасный. Да и вообще, я не сильный любитель вина. Но, с другой стороны, чем еще заняться – разгар ночи, я Бог знает где. Уехать смогу только утром, пешком уже не пойду, ноги болят.
Отвинтив крышку, я с отвращением сделал несколько больших глотков. Посидел с минуту, безмолвно прислушиваясь к внутренним физиологическим ощущениям и звукам вне меня. Грохотало уже весьма ощутимо. Гроза стремительно приближалась, и приближалась именно с юго-востока…
Итак, автомат с газировкой, зловещая фигура в черной, кажется, сутане, коконы из космоса, наконец, Белодрев и поющая волна. Ну и что, что все это значит? Какой во всем этом смысл? Какой?!
Я принялся тщательно вспоминать детали сна. Глубокое интуитивное чувство говорило мне, что здесь не просто сон. Но тогда, если это видение, послание оттуда (пусть и зашифрованное в виде сна), тогда…
Сделав еще глоток вина, я понял – Белодрев существует?! И Капитан, и Отшельник, и стражи, и Дмитрий, и отец Иван – все они существуют в самом прямом смысле слова, так же как существую я! Кстати, подобные мысли приходили мне и раньше, но я как-то не придавал им решающего значения. А ведь это очень серьезно – ОНИ СУЩЕСТВУЮТ!..
Ослепительная вспышка молнии выхватила песчаный откос сбоку от меня, и приземистые маслины на нем (почему-то ничего кроме маслин на косе не росло), и темную далекую гладь лимана. Через секунду раздался оглушительный грохот.
Внезапно я понял, как начать новую историю Капитана. Итак, надо начать строкой – гроза пришла с юго-востока. Вот точно такая же гроза, как сейчас, долгожданная гроза.
Я увидел Дмитрия, своего героя, он стоял на балконе и смотрел на приближающуюся с юго-востока грозу. И почти одновременно, параллельно, увидел другого героя и другую картинку – отец Иван входит во двор Капитана.
– Спасибо тебе, Белодрев, – сказал я в черное небо, – и тебе, Отшельник спасибо. Теперь я знаю, вы есть, вы существуете.
Я встал на камень, возле которого только что сидел и, обратив свое лицо на север, к городу, громко сказал, подражая Тертуллиану:
– Да, я верую, что они существуют, верую, потому что абсурдно, потому что ничего другого у меня нет, кроме них.
Последние слова были все же некоторым преувеличением, жалостью к себе, но и отчасти правдой – у меня почти никого нет, кроме них.
Новая вспышка молнии вновь выхватила песчаный откос, лиман, маслины и меня стоящего на камне.
–  О, Отшельник со мной снова согласен, –  сказал я в черное небо.
Резкий порыв ветра швырнул в меня горсть песка. С неба упали первые крупные капли дождя, словно слезы. А потом хлынул ливень, неудержимый тропический ливень. Почти непрерывно сверкающие молнии озаряли беловато-голубоватые струи ливня – шквалистый ветер крутил и выгибал их, и они танцевали немыслимый танец, целовали изможденную зноем землю.
Меня охватило стремительное, бурное веселье. Я быстро скинул одежду, сложил ее в сумку, а сумку спрятал в самом укромном «непромокаемом» месте, под маслиной. Я был свободен.
– Эгей-гей, – прокричал я на манер Отшельника, голос мой был едва слышен в шуме грозы, – Капитан, стражи, Отшельник, дети грозы, вы есть, вы есть!
Я кинулся бежать по хорошо знакомой мне песчаной дорожке на самый край косы, к безбрежным водам лимана. Я бежал, подпрыгивая, разбрызгивая босыми ногами мутные веселые потоки. Прохладные струи дождя хлестали по телу, вымывали из души всю муть, всю горечь, все обиды.
И тут я запел. Запел хриплым срывающимся голосом, запел песенку Янки Дягилевой про то, что придет вода. Собственно, это была не столько песня, сколько несколько строк, вдруг всплывших в памяти:
    Придет вода,
 Придет вода.
   
    По той воде пyзырьки,
 Над нею радyги мосты,
 Чего б не ждать дyракам.
 Чего б не жить.

Придет вода,
 Я бyдy спать,
 Придет вода…
Я бежал и пел, пел, пока не погрузился в темные соленые воды лимана.




Встреча старых друзей

Отец Иван вошел во двор к Капитану и остановился. С минуту он молча смотрел на  Дмитрия и Капитана, как бы в недоумении. А Дмитрий и Капитан молча смотрели на него, словно не веря до конца, что перед ними настоящий отец Иван.
А он пополнел, – думал Дмитрий, разглядывая старого друга. – Постарел немного, даже живот небольшой отпустил. Да, время неумолимо…
Батюшка пошевелился и воскликнул:
– Дима, и ты тут, не может быть!
– Я тоже тут! – прокричал с кухни Пестрый и высунул голову из форточки.
– Пестрый! – отец Иван всплеснул руками:
– Нет, это невозможно, это нереально. И самое нереальное то, что и я тут. Как же я рад! Даже не думал, что всех вас увижу еще раз, друзья!
И отец Иван поздоровался и обнялся с каждым. Особенно долго он здоровался с Пестрым – страж клятвенно заверял батюшку, что он точно не галлюцинация.
– Такого со мной давно не было, – отец Иван присел на скамеечку рядом с Димой. – Я сейчас… ну, в отпуске можно сказать. Был в районном центре, в гостях. Тут словно голову потерял. Вскочил в автобус и до Черноморки. Оттуда сюда, как на крыльях. Двенадцать километров по темноте отмахал, даже не заметил. И никого на дороге. Тишина.
– Очень хорошо, что ты решился навестить старых друзей, дорогой батюшка. Ты почти уже и не верил в наше существование, даже в мое, ведь правда? – Капитан улыбнулся. – Так что, Слава Богу, что ты решился на ночное путешествие. Это значит больше, чем ты думаешь.
– Подходит время союза, и старые друзья собираются снова вместе, – сказал Пестрый.
И только он это сказал, как во двор к Капитану вошел высокий человек, на голове у него была широкополая соломенная шляпа. Из-под шляпы виднелась длинная, отливающая в лунном свете серебром борода. 
Серебряный – сразу же вспомнил Дмитрий. – Боже, в каком он непривычном облике!
Серебряный походил на человека даже больше, чем Пестрый; разве что серебристая борода да толстая сучковатая палка в руках придавали ему несколько сказочный вид. Пестрый и Капитан почтительно поклонились Серебряному. Серебряный так же поклонился в ответ. И сразу же обратился к Диме и отцу Ивану:
– Добрались, долетели – Серебряный помахал руками в воздухе, как птица и рассмеялся. – Очень хорошо, что добрались! Время союза совсем близко. Но без вас история с союзом будет неполной. А может, и совсем не состоится.
– Хорошая история начинается с хорошего ужина, – произнес знакомый всем голос. – Пестрый, ты нас не уморишь голодом?
Во двор к Капитану входил некто, в длинном зеленом балахоне. Вошедший откинул капюшон – это был Клен.
– Отшельника не будет, – сообщил Клен, – тяжелая обстановка на западном грозовом фронте. Пришельцы едва ли не войну развязали.
– Да, – отозвался Пестрый, – мы с Капитаном в курсе новостей.
– В Одессе наводнение, – сказал Капитан, – ураган, поваленные деревья. В Херсоне тоже ураган.
– В районном центре женщину молнией убило, – добавил отец Иван.
– Вот почему, друзья, Отшельник никак не может быть, – заключил Серебряный. – А жаль.
– У нас в городе тоже сильнейшая гроза была, – сказал Дмитрий, – меня ведь громом оглушило, потом я с Отшельником встретился, попал в Браму и уже сюда.
Отец Иван с недоверием посмотрел на Дмитрия:
– Ты что, точно Отшельника видел и сюда таким странным способом добирался?
Дмитрий кивнул.
– Расскажешь?
– Расскажу…чуть позже. Я что хотел спросить: здесь как будто и не было никакой стихии?
– Вчера хороший ливень прошел, но без экстрима. И жара сразу спала, – ответил Капитан и добавил, – конечно, спасибо Отшельнику.
Ужинать сели прямо во дворе. Ночь была теплой, тихой, безветренной. Сказочная ночь! Мягкая полная луна плавно перемещалась в западную часть неба.
Все было приготовлено просто и очень вкусно. Та же вареная картошка, со всякими там специями и приправами, наподобие той, которой Капитан нас угощал во время первого знакомства. Только теперь в этом «фирменном блюде» появился новый необычный привкус, видимо, что-то из мира стражей, какая-нибудь трава. Присутствие стражей выдавал и экзотический салат, из фиолетовых листьев и чего-то еще, необычайно вкусного и пахнущего морем. И, конечно же, чудесная печеная рыба, приготовленная специально для Дмитрия и отца Ивана.
Покончив с рыбиной, отец Иван долго тер пальцы салфеткой, внимательно разглядывая Капитана.
– Дорогой Николай, – сказал он, – извини, но ты, кажется, неважно выглядишь. Сильно сдал.   
– Да, батюшка, сдал, – ответил Капитан. – Сердце немного прихватывает, но это мелочи. На самом деле, живу как у Христа за пазухой. Впрочем, все покажу и расскажу, – и Капитан загадочно улыбнулся.
– Посмотреть есть что, – добавил Пестрый и подмигнул Дмитрию и отцу Ивану.
– Скукотища, – сказал Клен, – но ужин вкусный. Да, друг Капитан, друг Пестрый, расскажите хоть в двух словах, что тут за девять лет интересного случилось. Пока наш уважаемый Серебряный не созреет. – (Серебряный, запустив свою шляпу куда-то на вершину дерева, самозабвенно уплетал картошку) – У наших гостей наверняка много вопросов.
– С удовольствием, – ответил Капитан. – Так, Дима один вопрос задал. Теперь очередь отца Ивана, прошу, батюшка.
– Хорошо, – сказал отец Иван, принимаясь за вторую рыбину, – как служитель культа, я вначале по церковной линии спрошу… Ну, во-первых, как тут с церковной жизнью, как священник? Вот. И второе: появлялся ли иеромонах Василий?
– Насчет церковной жизни, ее как бы и нет. Третий батюшка за девять лет.
– Не приживаются попы в этой дыре, – тут же прокомментировал отец Иван.
– Этот, последний, увы, самый худший. Полная противоположность иеромонаху Василию, действительно, обновленец какой-то. К службе холоден, так что в церковь почти никто не ходит. Зато коммерсант не хуже головы нашего. С головой вместе они и спелись… Теперь про иеромонаха. В селе он так и не появился. Но аномальную зону покидал, где-то на пару месяцев. Еще тогда, после вашего отъезда. Потом обратно вернулся в свои катакомбы и больше из них не выходил. Удивительно, но не только люди все с ним остались, но и часть гномов обратно к нему вернулась. Им даже их священный Раха-а-ахалд не помог. А самое удивительное – иеромонах постепенно превращается в гнома. Добровольно! Сам!
– Впрочем, сидел он со своими гномами до недавнего времени тише воды ниже травы. А весной этого года внезапно напомнил о себе, гномы разгромили стройку головы возле Брамы. Дима видел, расскажет.
– М-да, – многозначительно промычал отец Иван, – превращается в гнома. Слышал бы такое мой епископ. М-да, сказка началась… Кстати, а голова тот же, что тогда был?
– Да, тот же самый, переизбрался. И все такой же коммерсант и коммунист… Точнее, нет, теперь он больше социалист, чем коммунист. Без ума от нового президента Франции, социалиста. И еще, после разгрома стройплощадки возле Брамы, он как бы слегка умом тронулся. Так в селе говорят. Якобы с инопланетянами общается.
– Да, одно общение точно было, – добавил Клен, – мы проследили. Понятно, что инопланетяне, это пришельцы. Именно они вышли на вашего голову. Что-то замышляют. Боюсь, как бы сюрпризов еще этот голова нам не принес. Время союза между нашими народами уже совсем близко.
– Да, друзья, союз, – внезапно воскликнул Серебряный звонким мальчишеским голосом, затем свистнул по-птичьи и хлопнул в ладоши. С дерева плавно опустилась и легла ему на голову большая соломенная шляпа.
– Ну, что, молодая поросль, – продолжил Серебряный, – самое время для чая и приятных новостей. А новости такие, время союза, который вы, друзья, ждали долгих девять лет на подходе. Осталось нам всем совершить прекрасное путешествие к Другому Берегу. И там, возле Другого Берега, наш союз окончательно благословится…
– Так значит опять лезть в Браму? – спросил отец Иван, и все присутствующие на ужине услышали нотку сожаления в его голосе.
– Да, другого пути пока нет, – ответил Клен.
– И что, это так прямо необходимо? Я не могу понять, в чем смысл нового похода? Девять лет назад вы говорили: надо обязательно дойти до Истока и тогда союз состоится. До Истока мы дошли. И теперь выясняется, что союз так и не наступил. А чтобы он наступил надо снова лезть в Браму.
– Отец Иван, тебя что-то смущает? – поинтересовался Капитан.
– Да нет, – уклончиво ответил батюшка, – и время как раз есть свободное, и я здесь… просто, просто голос здравого смысла. Тогда шли, опять идти.
– О каком здравом смысле речь?! – воскликнул Дмитрий, – раз мы уже здесь. Лично я «за» руками и ногами. Путешествие к Другому Берегу, что может быть прекрасней!.. Да, и я говорил Отшельнику нечто похожее: девять лет и ничего, полное молчание наших друзей, где же обещанный союз? Девять лет большой срок, для людей. Многое, очень многое из прошлого путешествия забылось. Но, отец Иван, красота Другого Берега, его непостижимость, прекрасное пение Сиринов и Алконостов – это я не забуду никогда. Никогда! Вспомни, мы были как в Раю!
– Как в Раю, – задумчиво повторил отец Иван.
– Друзья, поверьте, эти девять лет и для нас оказались очень непростыми. Мы и представить не могли, что все настолько запутано с вашим народом, а сопротивление темных сил такое яростное, – сказал Клен. – Теперь, после всего, мы не можем проиграть; а для того что бы победить, вам, человекам, нужна твердая вера в то, что наши слова о союзе не пустые. Вот почему так необходимо путешествие к Другому Берегу. Это путешествие изменит вас навсегда. Я говорю со всей определенностью, после Другого Берега в сердце не будет места забвению, унынию, нелепой и едкой жалости к самому себе. Нет, не будет!
– Все верно, простите – сказал отец Иван после небольшого молчания, – еще не до конца отошел от житейской суеты.   
– Я понимаю тебя, – Серебряный снял свою соломенную шляпу, покрутил в руках и опять одел. – Слова словами, а, как у вас говорят, факты упрямая вещь. Сейчас дорогой Капитан нам кое-что покажет, и потом продолжим наш разговор.
– Да, – самое главное, – воскликнул Капитан. – Идемте.
Мы встали и прошли под навесом к неприметной пристройке в задней части двора. Капитан осторожно открыл дверь. В ночной сад брызнул мягкий золотой свет. Отец Иван и Дмитрий с трудом верили своим глазам – в небольшой и очень чистой комнате вращалось, разбрызгивая золотые прохладные искры, Золотое Веретено.




Шимасса

Веретено появлялось прямо из воздуха нашего мира, или, наоборот, сам воздух переходил в бешено вращающийся вихрь золотисто-серебристых искр. Отец Иван подставил руку под искры:
– Нет, этого не может быть, – тихо сказал он, – как оно все работает? Как?!
Дмитрий заметил два странных дерева, они росли прямо в пристройке с Веретеном. У деревьев была белая полупрозрачная кора, ствол и две голые ветви, отходящие от ствола под острым углом. Стволы необычных деревьев постепенно переходили в длинные и тонкие прозрачные стержни, в которых вспыхивали золотистые и голубоватые огоньки. Стержни располагались на одной прямой линии, по бокам от Веретена.
Это из мира стражей – сразу заключил Дмитрий. – В нашем мире таких деревьев нет. Пестрый положил руку на плечо Дмитрию и отцу Ивану:
– Да, в вашем мире таких деревьев нет. Поэтому, друзья, мы очень боялись, что эти деревья не станут здесь расти. Как хорошо, что наши страхи оказались напрасными.
Дмитрий снова перевел взгляд на деревья и тут заметил, что от их прозрачных верхушек отходят тонкие медные проводки.
– Капитан, да у тебя здесь целая электростанция!
– Да, друзья, – сказал Серебряный, – это первый дар нашего народа вашему. Начало союза.
– Но как оно все-таки работает, за счет чего?! – отец Иван всплеснул руками, на его лице играла восторженная детская улыбка.
– Ну, это так сходу не объяснишь, пока, – виновато сказал Клен, – не объяснишь вашим языком, – поправился он. – Но, Капитан скоро найдет нужные понятия и образы, правда, друг Капитан?
– Это уж как Бог даст, – ответил Капитан и вздохнул. – Пока же сойдемся на том, что в мире есть огромное количество вещей, о которых мы не имеем ни малейшего представления. Как, например, Веретено. Работает и ладно. Главное, что сила Веретена способна преобразовываться в любую известную нам энергию. Например, в ту же электрическую… Приходится немного и настоящим электричеством пользоваться, но это, что бы не заподозрили.
– Все правильно! – воскликнул отец Иван. – Надо быть очень осторожным. Это же, это же новый источник энергии, друзья! А у нас, в нашем мире, за такое легко убить могут. Если в нечистые руки попадет, а оно, скорее всего так и будет. А нефтегазовые корпорации… Да, тема серьезная. Это уже что-то.
– То есть, теперь ты не прочь совершить еще одно путешествие? – спросил Дмитрий.
– Нет, не прочь, – отрезал отец Иван.
– Насчет осторожности, все верно, – сказал Капитан, – и наши друзья стражи это прекрасно понимают, хотя и удивляются нашим порядкам.
Стражи согласно кивнули головами.
– А теперь скажите мне, – обратился Капитан к отцу Ивану и Дмитрию, – можно ли, живя в селе, сохранить подобные вещи, ну, как Золотое Веретено, или, общение со стражами в тайне?
– О, это весьма сложно, весьма, – ответил отец Иван. – Особенно в твоем случае. Да и дом твой на отшибе, а это может дополнительно привлекать внимание.
– В моем случае это было бы почти невозможно, но пока все хранится в тайне. И это несмотря на то, что в последнее время стражи довольно частые гости у меня. А к моей персоне здесь с самого дня моего появления повышенный интерес. Так что увидь местные со стороны, что здесь происходит, – Капитан тяжко вздохнул, – давно бы уже, наверное, все здесь разгромили и сожгли, из-за страха перед неведомым и непонятным.
– А может, наоборот – сказал Дмитрий, – телевидение бы пригласили, фильм сняли, какую-нибудь мистическую страшилку про пространственно-временной портал Брамы. Сейчас такое любят.
– Дмитрий, – поморщился Капитан, – вариант с желтой прессой еще более ужасный, чем погром и огонь. После огня можно все заново отстроить, а после того, что наснимают СМИ, уже вряд ли отмоешься… Но, слава Богу, все наши встречи и тайны по-прежнему строго хранятся. И это благодаря еще одному великому дару. Идемте, покажу.
Капитан и его гости двинулись в глубину сада и оказались на маленькой полянке. Посреди полянки был крохотный холмик, на нем стоял объемный горшок, в котором росло маленькое Серебряное Дерево, в форме пальмы. Тонкий серебристый ствол и длинные серебристые листья горели в лунном свете.
Капитан и его гости остановились – стражи и хозяин дома, сложив руки лодочкой, как индусы, низко поклонились Дереву. Длинные листья Серебряного Дерева затрепетали в ответ, а по стволу, к верхушке, побежали яркие блики белого огня.
Несколько минут стояла глубокая тишина наполненная нежным говором родника. Родничок бил прямо из-под холмика – именно его голос слышал Дмитрий, еще возле дома Капитана.
  – Ее зовут Раорира, – тихо сказал Капитан, обращаясь к Дмитрию и отцу Ивану.
– Ее? – переспросил Дмитрий.
– Ее, Серебряное Дерево, – пояснил Капитан. – Да, настоящее имя у нее длинное и труднопроизносимое, но для нас она согласилась быть Раорирой.
Серебряное Деревце едва заметно качнуло листьями, в знак согласия.
– Это второй дар народа стражей, – продолжил Капитан. – Помните деревья на Холме? Прекрасные и высокоразумные создания, покров и защита народа стражей. Вот и это чудесное дитя, – Капитан показал рукой в сторону Дерева, – покров и защита этого места. В противном случае, нас бы давно уже обнаружили.
– Значимость этого дара еще в том, – вмешался Серебряный, – что не мы его дарим, а само Дерево приносит себя в дар, жертву, ведь быть в вашем мире ему не просто. Берегите Ее, берегите свою Раориру. 
– Истинно так, – подтвердил Капитан. – Только это не все, пойдемте, я покажу вам последний дар.
– Прямо ночь сплошных чудес, – пробормотал отец Иван.
Гости двинулись за Капитаном дальше. Дошли до края сада. Здесь, возле забора, росло большое и старое дерево, давно высохшее. Капитан наклонился и стал шарить руками в дупле, почти у основания дерева. На его лице отразилось беспокойство.
–  Что случилось? – тревожно спросили стражи.
–  Этого не может быть, оно, оно куда-то пропало! Надо его найти! Может быть, я его переложил и не помню!
 Капитан резко вскочил с места и тут же, схватившись руками за грудь, стал медленно оседать на землю.

***
Длинная серая тень скользнула по бетонной стене, нырнула в беспроглядную ночную черноту, под козырек служебного входа, и растворилась у заколоченной двери. Через мгновение в заброшенном детском садике возникло странное существо, похожее на огромную кошку с получеловеческим лицом и бородой.
«Человеко-кошка» опасливо огляделся. Никого. Только зыбко плывут мутные, едва различимые очертания забытых детских игрушек, шкафчиков с вывернутыми полочками, поломанных детских кроваток. На втором этаже тоже тихо. На втором этаже помещение краснокутовской церкви, которую лет девять-десять назад ограбил иеромонах Василий. Теперь церковь едва теплиться. И это нового жильца вполне устраивает.   
Ночной жилец бесшумно двинулся к противоположной стене. Прошел несколько пустых комнат, соединенных зияющими проемами, без дверей. Уперся в тонкое деревянное перекрытие, отделявшее закрытый садик от парадного входа с коридором и лестницей на второй этаж.
Подойдя к стене, как раз напротив лестницы, ночной жилец протянул свою кошачью лапу, из которой вдруг вылезли вполне человеческие пальцы. Существо по-кошачьи зашипело и что-то начертало в воздухе указательным пальцем. С тихим скрипом в стене обозначилась дверь, до этого совершенно невидимая. «Человеко-кошка» еще раз опасливо оглянулся и нырнул в открывшийся проем.
Ночной жилец проживал в уютной норе, в которой были кровать, столик, шкафчик набитый ворованными безделушками, полочка со скудными запасами еды и даже неработающий телефон и несколько старинных церковно-служебных книг. Нора была прямо под лестницей в краснокутовскую церковь. Лучшего места не найти. Только вот с едой бывали перебои – в детском садике едой уже много лет не пахло, а в церковь приносили еду все реже и реже. Так что приходилось воровать по домам, а это небезопасно; мало того, что можно схлопотать по шее, от своих же (свои здесь редкие сволочи), так еще и была возможность  нарваться на пришельцев (их что-то слишком много стало в последнее время в селе).
Попасться пришельцам, значит, угодить в рабство. А что это такое, он знал хорошо, сам полгода назад бежал из плена. Или его отпустили, что бы он взял то, что взял… Ночной жилец зябко вздрогнул, боязливо огляделся. Тихо. Никого. Здесь, в своей норе, он в относительной безопасности, но это пока церковь действуют. Пришельцы не любят заходить в такие места.
Ладно, сегодня не до еды, сегодня особенный день.
Он осторожно просунул лапу под левую подмышку. Там у него была едва заметная сумочка. Он достал из сумочки что-то небольшое, аккуратно завернутое в тряпку, бережно подложил на столик, развернул. В ярком лунном свете (свет луны будто бы просачивался в жилище сквозь стены) горел небольшой кристалл овальной формы.
Он положил на кристалл обе лапы, сладко зажмурился и сказал:
– Шиммаса не дурак, Шиммаса умный, Шимасса всех обманет, и пришельцев и попа, Шиммаса тебя никому не отдаст. Нет, никому.
Он стал водить по кристаллу лапами и вскоре уже мурлыкал от блаженства, покачиваясь как в трансе:
– Шимасса, Шимасса, Шимасса…

  Шимасса свободен

Капитан еще не успел осесть на землю, как к нему на помощь кинулся Пестрый. Не добежав до Капитана, он провалился почти по пояс в какую-то яму.
 – Что за напасть! – воскликнул Серебряный.
 – Еще вчера здесь ничего не было, – сказал Пестрый, выбираясь из ямы.
Капитан уже сидел, прислонившись спиной к дереву и полуприкрыв глаза.
– Какой же я балбес, – корил он самого себя, – какой же я наивный балбес! Ну, надо же, нашел место, где кристалл прятать. Болван!
– Ладно-ладно, дорогой друг, – обратился Серебряный к Капитану, – не стоит себя так мучать, нам твое здоровье дороже всех даров. – Серебряный снял свою шляпу, помахал ей в воздухе и сказал, пытаясь придать своему голосу прежнюю бодрость, – пойдемте, чаек попьем, подумаем, как дальше быть.
   Пестрый с Кленом аккуратно приподняли Капитана.
– Я, кажется, догадываюсь, кто это сделал, – сказал Клен, – и почему этот кто-то сумел обойти защитную завесу Раориры.
Отец Иван растерянно подошел к краю ямы:
– Тут целый подкоп.
– О, да, подкоп, – подхватил Серебряный, – а копать у нас мастера кто? Они, Серые. Вы помните Серых? – обратился Серебряный к Дмитрию и отцу Ивану.
– Серые, да, вспоминаю, – сказал Дмитрий, – котлован, домики, норы… один Серый был у Отшельника дома. Такая странная большая кошка с человеческим лицом...
– Вот-вот, – перебил Дмитрия Серебряный, – идемте, друзья, это и обсудим.
Капитан и его гости двинулись к дому, за стол. Капитан был еще слаб, его поддерживал за руку Пестрый. Шли в гробовой тишине – процессия чем-то напомнила Дмитрию траурную. Перемена настроения была разительной: еще несколько минут назад Капитан с восторгом демонстрировал дары стражей. И на тебе.
Перемену настроения почувствовала и Раорира; длинные листья деревца обвисли, белые блики-огоньки на них погасли. Серебряный на какое-то время задержался у деревца, попросив нас идти за стол.   
– Так что все-таки пропало? – спросил отец Иван стражей и Капитана, после того как все, кроме Серебряного, вернулись под навес.
– Кристалл, – вздохнул Капитан, – третий дар.
– Чему быть, того не миновать, – философски заметил Пестрый. – Никто не мог знать, что кто-то сможет миновать защиту Раориры. Мы даже об этом не думали, представить такое не могли! Но раз так произошло, очевидно, что в этом есть определенный смысл, который откроется в будущем. 
– Спасибо, друг Пестрый. Ты меня успокаиваешь. Само собой, все что ни делается, все к лучшему. Но все же многих вещей можно избежать, если быть осторожным.
– Если и была ошибка, – сказал Клен, – то только с нашей стороны, Капитан. Мы поторопились с третьим даром. Вот и все. Дар был преждевременен. А еще лучше вашему народу учиться обходиться и вовсе без него. Как учились этому мы.   
– Так что это за кристалл? Или тайна? – вновь спросил отец Иван.
– Живой кристалл, – ответил Пестрый. – Капитан его так и назвал – Живоглаз. Это кристалл, с помощью которого можно видеть на расстоянии и даже прозревать в иные миры. Способности кристалла напрямую зависят от внутренней силы, чистоты и ясности сознания того, кто им пользуется.
– Искусственный третий глаз? – поморщился батюшка.
– Что ты! – простодушно воскликнул Капитан, – Живоглаз гораздо шире того, что ты, отец Иван, имеешь ввиду под третьим глазом. С помощью кристалла можно и к нашим информационным потокам подключаться, к тому же Интернету. Понимаете, какая штука! И где она теперь, – Капитан мучительно вздохнул, – в чьих руках, сколько бед это принесет?
– Живоглаз обладает собственным сознанием, – невозмутимо сказал Клен, – и со временем, в плохих руках, он заблокирует свои свойства. Только вот, сколько на это уйдет времени, у кристаллов очень медленная реакция. 
Появился Серебряный.
– Отдыхаем, молодая поросль, – сказал он немного повеселевшим голосом, – ну что ж, новости не самые плохие. Да, кристалл в руках у Серого. И кристалл был им похищен, можно сказать, по подсказке пришельцев. Это плохо. А хорошо то, что этот бедняга, который, кстати, копал почти месяц со стороны кривого овражка; он теперь очень, очень не хочет кристалл кому-либо отдавать.
– Пока кристалл в руках Серого, это не страшно, – продолжил Серебряный. – Неподготовленному серому сознанию это ничего не даст, кроме галлюцинаций. Но вот если кристалл в руки темных попадет… о, друзья, каждый наш шаг тогда будет им известен. Поэтому надо, во чтобычтобы то ни стало этого Серого найти быстрей, чем его обнаружат пришельцы…
***
Теплые приятные волны бежали по гибкому худому телу Шимассы. Он смотрел на играющие в свете луны блики и грани кристалла и вспоминал свое детство. Прошло уже немало лет и очень многое в памяти стерлось. Память стала особенно подводить его после Кургана, где он почти год провел в рабстве у пришельцев. Пришельцы пичкают своих рабов «плесенью забвения». После нее обычны провалы в воспоминаниях. И вот волшебная сила волшебного кристалла заново воскрешает ему то, что он потерял в первую очередь – память детства.
Как будто бы все было только вчера, а не много лет назад: большой человеческий город – они жили на его окраине, возле прекрасного своей запущенностью пустыря, прямо под городской библиотекой. Да, папа знал, где обустраивать нору, папа предвидел – лишний ум тебе в будущем не помешает, – говорил папа и был как всегда прав. Мозги у Шимассы отменные, не раз его выручали. Вот что значит детство под библиотекой.
Шимасса вглядывался в играющие загадочными колдовскими огоньками грани кристалла. Перед его глазами вставали яркие картины из давно забытой жизни, каждая картинка несла в себе целый букет эмоций, также давно забытых. И все это давало такую полноту жизни, о которой он и не подозревал.
Вот папа где-то украл детский калейдоскоп. Трубка из толстого картона, как подзорная труба, только вместо объектива цветные стеклышки. Он вспомнил ее так отчетливо, вспомнил даже, какой рисунок был на трубке. И как он целыми днями разглядывал загадочные колдовские узоры.
И кристалл у них в норе был. По форме похож на этот, но меньших размеров. Его мамаша украла еще до его рождения. Впрочем, сравнивать нельзя; то была обычная стеклянная подделка, а здесь…
Шимасса оторвал глаза от играющих колдовских бликов и едва не закричал от ужаса – он был не один. На обрывке тонкой металлической трубы, что торчала из стены, сидел местный поп Борис и сурово смотрел на него.
Шимасса быстро закрыл кристалл лапами. 
–  Отдай мне то, что украл, – сказал отец Борис монотонным замогильным голосом. Не меняя своего положения на трубе, он протянул в сторону Шимассы руку. Рука каким-то неестественным образом стала удлиняться, растягиваться, словно резиновая. Шимасса схватил кристалл и кинулся с ним к выходу из норы. Но перед тем как покинуть нору, он оглянулся – никакого отца Бориса на трубе не было.
Какое-то время Шимасса стоял, боясь пошевелиться и слушая, как бешено колотится сердце. Поп Борис больше не появлялся. Шимасса осторожно вернулся к столику. Еще немного посидел, держа завернутый в тряпку кристалл в лапе, чтобы сразу с ним бежать, если появиться поп. Однако тот так и не появился.
Постепенно к нему вернулась способность думать. Включив свои «отменные библиотечные мозги» он сразу же понял, что с ним только чтобычтобыло. Он даже слово об этом знает, из умных человеческих книжек – галлюцинация.
Конечно это она, сколько он этих галлюцинаций в Кургане пережил. Обманные образы кажутся такими настоящими, даже говорящими и осязаемыми; однако стоит прекратить их воспринимать всерьез или просто поменять свое положение в пространстве (как он сейчас сделал), и обманные образы тают.
Все ясно – заключил Шимасса, – Живоглаз (так тебя называют), испытывает меня на прочность. Мол, а достоин ли ты, Шимасса, хранить такую дорогую вещь. Одно ведь дело украсть, другое сохранить… Что ж, я докажу, что достоин, Шимасса теперь никого не будет бояться.
Он снова извлек Живоглаз, положил на него свои лапы и попытался войти в прежнее состояние. Увы, воспоминаний из детства больше не было. Вместо этого Шимасса обнаружил себя в пустом и пыльном коридоре, с высоким сводчатым потолком. Это был Коридор Забвения, он сразу его узнал. Так этот коридор называют пришельцы. Он и другие пленники Кургана много раз по нему бродили под воздействием плесени.
И вот опять Шимасса в том же коридоре, опять он бесцельно бредет куда-то, и в голове гвоздем сидит одна мысль: выхода нет, ибо выход отсюда один, смерть и полное забвение. Забвение…
Обычно Шимасса доходил по Коридору до определенного места – это был внезапно открывшийся ему какой-нибудь уютный закуток, застеленный тряпьем – он зарывался в тряпье и сладко засыпал, чтобы опять проснуться в ненавистном Кургане.
Вот и в этот раз Шимасса дошел до такого закутка, и собирался было ложиться спать, как вдруг его пронзила необычно острая мысль: из коридора есть выход, а значит, есть выход и из Кургана. Надо только найти дверь. Только он подумал о двери, как увидел эту дверь в стене (как же он раньше ее не видел!), дверь была приоткрыта, яркий солнечный свет струился из-за двери, свет остро пах детством.
Шимасса ринулся к спасительной двери и вдруг почувствовал, как кто-то держит его за левое плечо. Он попытался освободиться, дернулся и обнаружил себя в своей норе. На его плече лежала холодная лягушачья лапа. Шимасса медленно повернулся, странное существо стояло за его спиной. У этого существа были перепончатые лягушачьи лапы, длинные тонкие ноги, короткое туловище с большой головой и огромная беззубая пасть.
– Отдай мне Живоглаз, – прошамкало чудовищное существо.
В первое мгновение Шимасса не на шутку испугался. Но потом страх как рукой сняло, тут, видимо, Живоглаз стал ему помогать, Шимасса не узнавал самого себя
– Ты призрак, ты мой собственный страх, брысь! – зашипел он и плюнул на чудище. И чудище исчезло. А он, забыв всякую осторожность, дерзко захохотал – нет, никому я тебя не отдам, – сказал он кристаллу, – ты мой, мой!
Шимасса закрыл глаза и крепко прижал Живоглаз к груди. Под его ногами качнулся пол. Он полетел, но не вниз, как бывало под плесенью, а вверх, сквозь потолок своей норы, сквозь крышу, выше и выше, прямо к далеким мерцающим звездам.
    Шимасса был свободен.   

 
Восход Антареса

Вдоволь накупавшись, я выбрался на берег. Гроза давно ушла на запад, слышался только ее отдаленный гул. На той стороны лимана, очень далеко, что-то горело, и сильно горело. Западный горизонт был словно окрашен кровью. Красноватые блики мешались с отдаленными беловатыми вспышками молний.
Заметно похолодало. Поеживаясь, я осторожно двинулся по тропинке обратно.  Под ногами хлюпала дождевая вода; она казалась ледяной. Ноги то и дело скользили по грязи и стеблям поваленного ветром камыша. Шагов через двадцать, наткнулся на вывороченное ураганом дерево. Дерево упало прямо на тропинку, по которой я так весело бежал сюда. Пробираясь через мокрые ветви, я внезапно ощутил острый приступ жалости к погибшему дереву – неприятная щемящая тоска разлилась внутри меня, словно вместе с деревом погибла часть моей души. Перебравшись через упавшую маслину, я ускорил шаг. Захотелось как можно быстрее отсюда уйти.
На той стороне лимана горело все сильнее и сильнее. Беловатые вспышки молний пропали, теперь вся западная часть неба была залита ровным кровавым цветом. Мысли о конце света лезли в голову сами собой – на какое-то мгновение мне показалось, что это не пожар, это восход зловещего апокалиптического светила, новой звезды, красного сверхгиганта, уже сожравшего солнце и готового пожрать мир.
Добравшись до своих вещей – слава Богу, мое дерево устояла под напором стихии – я торопливо оделся и двинулся к далеким огням города. По Косе словно стреляли крупной картечью. Тропинка была завалена оборванными ветками деревьев, сломанным камышом. Ноги натыкались на неразличимый в темноте мусор… Нет, теперь мне было не до Белодрева и даже не до Капитана с Отшельником. Теперь я хотел как можно быстрее покинуть Косу.
Меньше чем через час я достиг «спального» микрорайона. К тому времени небо успело полностью очиститься от облаков. Появилась луна, зажглись тусклые предутренние звезды. Я вытащил мобильник, глянул на часы. Было полпятого. Ждать первого транспорта совсем недолго.
В городе таких разрушений, как на Косе, не было. Да, повалило несколько рекламных щитов у торгового центра, раскидало мусор из баков. Ливень отставил после себя огромные черные лужи, в которых тускло отражалась луна и плавали бумажки, пластиковые бутылки и прочий мусор. Все остальное осталось прежним.
В ожидании маршрутки я смутно размышлял о чудовищной мощи Стихий Природы:
Мы не одни на планете, более того, мы далеко не главные тут. Есть силы гораздо мощнее нас, и эти силы нас точно когда-нибудь сметут со всеми нашими армиями, научными технологиями и мусором…. Впрочем, почему обязательно сметут? Это страх, банальный человеческий страх, который так любит эксплуатировать Голливуд, страх перед неизбежным изменением мира, страх пред неизвестностью. Нас научили видеть в Стихиях Земли: в великом Океане, воздухе, полях и лесах – только бездушную демоническую стихию. По вере нашей да будет нам. Как мы относимся к окружающим нас силам Земли, так и они к нам. Только они сильнее нас. – Я с тоской посмотрел на плавающий в луже мусор, – не может быть, чтобы мы были им безразличны. Никогда не поверю! Не может быть, чтобы среди них не было тех, кто любит нас и стремится к союзу с нами. Вот как мои стражи с их идеей союза.
Тут же вспомнился Отшельник, вспомнился приснившийся Белодрев. И главное, вспомнилось начало нового Капитана. Я вынул записную книжку и в тусклом свете уличного фонаря набросал несколько сцен увиденных перед самой грозой… Ну вот, теперь я был совершенно спокоен.
***
Пробудился в середине дня с тяжелой головой, еще сказывалось похмелье. После холодного душа и крепкого зеленого чая сел к компьютеру. В голове потихоньку прояснялось. Я занялся привычным просмотром новостей. Никогда не смотрю местные новости, но тут решил начать именно с них.
Новостные сайты пестрели сообщениями о последствиях вчерашнего урагана: это-то меня и интересовало. Город подсчитывал убытки. Хорошо, обошлось без человеческих жертв. Около семи человек обратились за медицинской помощью, они получили легкие травмы. Один случай тяжелый – мужчину средних лет придавило упавшим деревом. С переломами и сильным сотрясением мозга он доставлен в больницу. Врачи говорят – будет жить.
Сообщалось и о крупном пожаре на складах возле села Борениха. Склады были со стройматериалами. Сгорело все подчистую. Пожарные, которые добрались до места, когда тушить уже было особенно нечего, предположили, что склады загорелись из-за попадания молнии. Что ж, «смелая версия». После того что вчера творилось, звучит правдоподобно. Дальше шло разглагольствование насчет халатности начальства складов, пренебрежение банальными нормами противопожарной безопасности.
      Я быстро открыл спутниковую карту: так и есть, Борениха почти напротив того места, где я был ночью, на другом берегу лимана. Значит, горели склады… Почему-то последняя мысль принесла мне некоторое успокоение.
Я стал просматривать сообщения дальше. Где-то оборвало линии электропередач, несколько населенных пунктов обесточено. Больше всего пострадал небольшой районный город на северо-западе области. По нему прошел смерч – редкое у нас явление, а такой силы впервые за всю, как говорят, историю наблюдений. И произошла на Небе война, – вспомнились мне строчки Апокалипсиса – да, Великие Стихии волнуются. Природная аномалия бушевала не более пяти минут, но дел наделала много: выбитые стекла, сорванные крыши, поваленные деревья и, что больше всего меня удивило, поваленные бетонные столбы. Это же какая сила! Какая сила!
 Заквакал «скайп». На линии – мой старый приятель Максим. «Привет» – отбил я ему на клавиатуре, и в который раз подумал о том, когда уже, наконец, приобрету микрофон и камеру. Наверное, никогда.
«Как ты там, не смыло; как посидели у Индуиста?» – спрашивает меня Максим.
Стоит ли сообщать ему о том, где я провел ночь. Максим прекрасный военный историк, тут ничего не скажешь. Когда-то он вел даже на нашем местном телеканале военно-историческую передачу. Максим замечательный собеседник, свой человек; и все же у нас немного разные с ним интересы. Меня интересует мистика (в хорошем смысле слова), Космос, метаистория и тому подобное. Максима привлекает, как он сам выражается – «исторический стук пулемета», то есть, бесконечные человеческие войны и конфликты, к которым у меня либо равнодушие, либо омерзение. Немного объединяет тема Космоса, чуть-чуть политика… И все же мы прекрасно общаемся; есть что-то родственное между нами, что-то необъяснимое словами…
От Максима новое сообщение, на тему вчерашнего урагана. Пишет, что у них повыбивало стекла в подъезде, у соседа с пристройки на первом этаже посрывало весь шифер, на рынке перевернуло несколько киосков.
Удивительно, когда все успело произойти? А я ведь попал под ураган на открытом месте. И даже не успел испугаться. Просто ничего не понял. Да, были порывы ветра, но не такие, чтобы подхватило тебя и унесло; был ливень, были молнии, красивые молнии. Хорошо помню огромные пузыри на воде и бурный восторг, внезапно охвативший меня. Откуда этот восторг взялся?! Я по природе совсем не герой, скорее трусоват. А может, так душа ощутила близкое присутствие детей грозы и урагана? Их дыхание для кого-то, может быть, и смертельно. Но, видимо, не для меня. Не зря я вчера к Отшельнику обращался.
Господи, что за бред – я сжал пальцами виски. –  С Отшельником он общался. Нет, такое Максиму сообщать нельзя. Он ведь что подумает – напился, вместо того, чтобы ехать домой, зачем-то глупо пошел на Косу, на Косе добавил, ну и дальше нечто вроде алкогольного бреда под ураган… 
О, вот и Хоббит в Сети появился. Сразу кинул мне ссылку. Хоббит – человеческое имя у него Сергей – парень очень интересный. Во-первых, почему Хоббит? а потому, что все тащит в свою двухкомнатную норку, ну, всякие там железки, радиодетали, микросхемы. Все чего-то мастерит, оно ломается, но он все равно мастерит, мастерит с упорством гнома (гномье упорство, это у него от папы, так Максим считает).
Во-вторых, сама квартира Сергея, это самая натуральная нора, причем нора интеллигентного хоббита. Не мешки с крупой в ней хранятся, а вся наша недавняя советская эпоха, канувшая в пучину. Только у Хоббита я могу полистать пожелтевшую газету «Правда» с портретом Гагарина на первой странице и сообщением о первом полете человека в Космос. Или послушать Шаляпина на вполне сносной грампластинке.
В-третьих, внутри самого Хоббита легко уживаются самые разные противоположности – например чувство собственности (все в норку, в норку!) легко сочетается с таким же обостренным чувством социальной справедливости. Вот еще пример: постоянная беготня по религиозным организациям и сектам, и постоянная критика этих же организаций и сект. Главный упрек Хоббита всем религиям земли, это отсутствие у них жажды социального переустройства мира. Что ж, здесь я почти с ним согласен. Спорим мы обычно о деталях – мне не нравится огульная критика, критика без разбора. Вот сейчас Сергей громит православную церковь; мол, сплошная мамона, слияние с олигархической властью, показные молебны, колоссальная оторванность церковной верхушки от народа, ненависть к инакомыслию и т.д.
Да-да-да, где-то оно так… и все же, не так это просто. Церковь – живой многомерный организм, со своими болезнями. Нельзя всех под одну гребенку… Вот вчера опять спорили на эту тему. Хоббит читал с ноутбука Индуиста о каком-то попе, что не верит в Христа, но прекрасно служит. То есть, он ни то что в Бога совсем не верит, он не верит в то, что Христос – Бог и Второе Лицо Троицы. При этом нормально служит – красивый голос, все возглашения во время службы, все как положено. Никакого внутреннего дискомфорта, верней, вначале был, теперь прошел.
Пока он это вчера читал, у меня четкий такой образ перед глазами стоял: коротко стриженый, ежиком, со щетиной вместо бороды батюшка стоит в алтаре и тихонько, про себя, иронично так посмеивается над бабками… Вот и сейчас этот образ пред глазами возник. Кстати, что там Хоббит по ссылке прислал, не статью ли про того попа.         
Открываю ссылку. Нет, тема вчерашнего урагана. Сняли и выложили на «ютубе». Снято, видимо, с мобильного телефона. Смутный контур решетки на переднем плане, танцующие в объятиях ураганного ветра деревья, словно зыбкие колышущиеся тени, беловато-голубоватые вспышки молний, и что-то красное периодически наползающее на экран и пропадающее. То что наползало на экран, было вначале похоже на зарево пожара (я еще подумал, видео снято в Боренихе, возле горящих складов), но потом оно превратилось в огромный багрово-красный шар, который медленно поплыл через экран и пропал. Шар напомнил мне восход Антарес над одной из планет этой звезды (рисунок, виденный мной на каком-то космическом сайте).
Красный шар появился вновь. Я решил рассмотреть его как можно лучше и вдруг поймал себя на нелепой мысли: интересно, как бы смотрелся неверующий во Христа священник на фоне восходящей звезды Антарес. Я вгляделся в плывущий по экрану багровый шар, шар доплыл почти до края экрана и внезапно пропал. Вместе с ним пропало все, осталась только черная пустота монитора.