Глава IV Messe Noire

  Домой я вернулся, - или вернее сказать, - приволочился лишь к утру, когда унылый рассвет сползал с крыш  промозглых высоток, а на небе замелькали первые микроаэробусы.
  При входе на этаж, в голову встревает вопрос: куда идти, прямиком домой или к Софии?  Первый вариант предполагал втихаря зализать раны, без лишней шумихи и назойливых вопросов. Второй намекал на эффективность в обработке ран. На размышление отводился целый коридор от входа на этаж до квартиры.  Шкура волка-одиночки мне определённо не шла, но всё же  я склонялся к первому. В моем положении тишина была предпочтительнее нежности женских дланей. Но дойдя до двери и обнаружив ее открытой, я понял, что выбор стоял не за мной. Ключ от дверного замка был только у меня и Софии.
В квартире работала уборочная техника. Ее жужжание гармонично дополняла суетливая женская поступь.
  -С возвращением,  блудный сын. Что-то поздновато ты сегодня домой вернулся, - звонко прокричала она из комнаты. Я стоял в прихожей вне поля ее зрения.
  И вот звуки шагов идут на крещендо. София выходит из комнаты и в ужасе прикладывает руки к покрасневшим щекам. Она хотела что-то сказать, но я мгновенно подскочил и, держась за запястья, мягко освободил её лицо. И когда взгляд столкнулся с этой пронизанной шоком гримассой, я возненавидел себя. Сколько неистовости и неподдельных переживаний сплелось в ней. Да, София любила и дорожила мной. Для неё я был твердой мужской стороной, с которой не так страшно  встречать завтрашний день. Эдакий челнок в бурлящем океане жизни. Я же в ней видел всего лишь объект для удовлетворения плотских потребностей.
  -Душенька, просьба только одна: сейчас без лишних вопросов. Я устал, как черт, еле держусь на ногах. Просто помоги мне. Я расскажу тебе все, как только оклемаюсь. Не смотри на меня так, умоляю. Между нами с тобой нет все так же нет секретов. Мне сейчас каждое слово дается с трудом. Ай, черт.
  -Быстро в ванную! Я сейчас принесу все необходимое!

-Эх, не любишь ты себя, дружок, - говорила София,  меняя пластырь на моей губе. Прошло более часа с тех пор, как она  начала кропотать над моими ранами. Мы уже сидели в моей комнате. - Может все таки скажешь, что за подонки привели в  тебя в такой вид?
  София человек слова, на протяжении часа с ее уст не слетало ни единого вопроса.
    -Да есть там, парочка негодяев. Я с ними сам разберусь.
    -Нет! Ты спятил? Тебе мало доставшегося? Подумай обо мне, Иеремия. Обратись лучше в жандармерию.
    Я уставился на нее вызывающим взглядом, о котором  и сам не подозревал. Благая, наивная дурочка, что с нее взять?
   -Что случилось. Чего ты на меня так смотришь?
   -Неплохая идея, только не в моем случае.
   -Такими делами должны заниматься  органы правопорядка. Ты сам наломаешь дров еще больше.
   -Куда больше? Все дрова уже наломаны, - задумчиво  ответил я. – Вот и древо жизни дало трещину.
   -Не говори так, пожалуйста,  - всхлипнула она. – Ты кого-то боишься? Или ленишься?
  -Не то и не другое.
  -Тогда я сама обращусь в жандармерию! – она резко поднялась с места.
  -Я тебе обращусь! - я хватаю её за запястье. - Не надо нам никаких жандармов, София! Я говорил уже: все объясню и расскажу тебе, как только посчитаю нужным!
  -Господи, Иеремия,  мне страшно представить, что ты натворил, если  отказываешься  подать заявление в  жандармерию? Ты можешь мне объяснить, в конце-то концов!? У меня, кроме тебя и детей, больше никого нет. Умоляю тебя, родной, расскажи, не тереби ты сердце моё.
  Она смотрела на меня долго и требовательно. После изнурительной ночи, не  было сил фехтоваться взглядами.  Единственный выход - перекинуть взор в окно.  Она подсела ещё ближе и уложила голову на моё плечо. Коронный приём, знала же, на меня это действует. 
  -Посмотри на меня, София! Это ранения нанесли мне эти милые жандармы!
  -Но как…
  -А остальное потом, завтра. Сейчас мне надо хорошенько выспаться. Со мной ничего не случиться.
    Мимолетная пауза усеяла комнату россыпью различных звуков.
  -Ладно, я погорячилась, извини меня, - легкий поцелуй в плечо. -  Вставай, я уже застелила твою постель. Ты любишь вертется во сне, надеюсь, бинт не слетит?
  -У меня нет сил, даже дойти до кровати дойти. Так что расслабься.
  -Давай, держись за меня. Я помогу. Так-так. Без резких движений. Да, родной, ты заметно похудел, что не есть хорошо.
  Чистая и твердая постель показалась раем. Моментально отпрянули все лишние мысли и вот уже, у ног алеет дорога в сон.
   София удалилась неслышно.
 
  Пережитые события получили продолжения во сне. Я тонул в ворохе неведомых кошмаров, царапающих и истязающих сознание. Все началось с классного кабинета, где я аккомпанировал Сергею. Мы исполняли что-то из «песен и плясок смерти»  Мусоргского. А потом зазвучала воздушная тревога, в след которой и начались странные метаморфозы. Облицовка стен и предметов  невообразимым образом сменила физическую структуру. Она плавно сползала со стен, подобно желе или вздернутому платку, и медленно, точно медуза, плыла по воздуху вверх. Метр за метром оголялось железное нутро стен.  Класс заполыхал адским жаром. Я попятился назад и столкнулся спиной с Сергеем.
  -Надо валить, Серый! Тут какая-то чертовщина происходит! - прокричал я,  поворачиваясь к нему, но  тут же пять раз пожалел о решении. Новый удар разрыхлил сознание, я увидел, как одежда и кожа, мерзко с характерным треском отрывается  от  костей  и испаряется в воздухе.
  -Валить? Струсить, как это сделал ты, сидя в вентиляции? - сказал покрытый кровавой слизью череп
  С истошным ором я выпрыгнул в окно и... Новое потрясение! Ибо  я оказался не на улице, как это полагается в рациональных рамках, а стрелой летел вниз по вентиляционной трубе. Я кричал, как резанный, упирался руками в стенки трубы, надеясь хоть как-то остановить или замедлить падение, но все тщетно.  Но металлические стенки были слишком скользкими. Я чувствовал себя пулей, летящей через невообразимо длинный ствол. Два километра, три, пять? Где же конец у этой трубы? Стук ногами во что-то железное и я выпадаю прямо в открытое небо! Подо мной, поверх мрачного полотна города,  снуют  микроаэробусы и дирижабли. Я увиливаю и проскакиваюсь между рядами  проносящихся машин. Приземляюсь на крышу. От резкого удара зрение всколыхнулось, и я начинаю видеть мир в решетчатой текстуре. И вот новая метаморфоза: с востока в город вторгается ночь. Морок скользит по улицам, поглощая дома и улицы,  как удав кроликов. Все объекты, оказавшиеся в его гипотетическом чреве, начинают видоизменяться, обретая небывалую музыкальную ипостась. Здания -  перевернутые пианино, улицы - нотные станы с острыми, как лезвие линейками, маглев-дорога – дуги легато и все в таком роде. На западе встает огромная луна, чей пагубный свет вынуждает прикрыть глаза. А над всем этим калейдоскопом гротескного сюрреализма проносятся звуки побочной партии зловещей  седьмой сонаты Скрябина. Я падаю ниц,  сжимая уши, дабы не лишится слуха, а поднявшись, вижу, как на фоне луны взрастает огромный тощий силуэт в шляпе. Он тянет ко мне гигантскую чёрную руку.
   В партию седьмой сонаты вливается искаженный голос Сергея: «Глаза в форме восьмых нот. Отображенных. Их штили огибали контуры носа и ротоносового треугольника, так что хвосты оказались на щеке. Ну а в области ротоносового треугольника выступала полость в форме арки, похожая на респиратор. Она содержала выщербленный рисунок: семь клавиш - от фа-бекара до си-бекара, четыре белых и три черных». Вдруг на лице чёрной фигуры проясняются ярко-багровые глазницы.
   -Сдохни! – инфернальным голосом воет великан.
  Земля уходит из-под ног начинается новый эпизод сна.
  Кошмары преследовали меня в рондальном порядке, где  рефреном являлась  сцена на крыше.  Я не помню и половины виденного. Когда  исполинская рука  в очередной раз потянулась за мной, я проснулся с криком.
  Постель пропиталась потом.
  Первое чувство – сатанинская жажда, - язык повязан мириадами твёрдых нитей.  Три бутылки коктейля, оставшиеся в холодильной секции, осушились в один присест.  Но засуха во рту, не отступала. Тогда я прикончил ещё целый графин. Я чувствовал себя, как герои диких повестей Джека Лондона.
   За окном повечерело, когда София принесла ужин. По удивительно ясному небу, будто косяки фосфоресцирующих рыб, проносились аэрокары.  После виденных кошмаров, луна вызывала чувство тошноты.
  Ужинать решили у меня. Мы устроились в кухне-раскладушке – под мягким освещением светодиодных ламп. Всё как в старые добрые времена. Завлекающий взгляд, топик с тонкими бретельками, элегантные движения рук и полное отсутствие алкоголя. Кольца табачного дыма парили над нами. София хотела  эту ночь провести со мной и даже нарядилась соответствующим образом.
   -Извини, красавица, я и сам бы рад,  очень уж соскучился по твоим поцелуям. Но мне надо спешить на дежурство, - стыдливо произнес я.
   -На какое дежурство? В таком-то виде? Ты дружишь вообще с головой?
   -Со мной все в порядке. Начальство это не волнует, хоть приползи на одной ноге, но выполни свою службу.
   Конечно же я лгал. Я мог отправить объяснительное заявление, и тогда добрая верхушка без угрызения вручила бы мне отпуск на месяц.  Рок, висящий надо мной, заставлял воспринимать любое рутинное событие, как последнее в жизни.
   -Мне нужна твоя помощь, София, профессиональная помощь,  - сказал я поднося к губам сигарету.
   -Конечно, Иеремия, всегда пожалуйста, ты же знаешь…
   -Да-да, и ты для меня единственная и неповторима. Возьми пожалуйста карандаш и листок с полки.
   -Тебе что-то серьёзное надо? Я могу принести проекционный холст.
   -Нет, так просто, набросок.
   -Хорошо, сейчас, - прошептала она.
  Я направился в левый угол комнаты, провел комбинацию с тремя кнопками на панели. Из стенного корпуса выдвинулся гардероб.
  -Я вся во внимании.
  -Ты сильна в терминологии и восприятии текста, надеюсь? – спросил я, застёгивая рубашку.
  -Ну, вроде бы. По крайней мере, проблем не возникало, - неуверенно ответила София. – А что?
  - Я сейчас буду диктовать тебе кое-что, а ты должна сделать набросок. У меня туго с воображением.
    София усмехнулась.
    -Ну что ж, диктуй, посмотрим что у тебя там.
   Я принялся завязывать галстук.
    -Значит, сначала нарисуй контуры человеческого лица.
    -Готово.
    -Очень хорошо, а теперь слушай внимательно, я цитирую. Глаза в форме восьмых нот. В области ротоносового треугольника выступает полость в форме арки, похожая на респиратор.  Она содержит в себе рисунок. Семь клавиш – четыре белых и  три черных.  Штили нотоглаз огибают контуры носа и ротоносового треугольника, так что хвосты оказались на щеке.
    Я натянул штаны и нырнул в пальто.
    -Ну, вот примерно так, как я поняла. Может ты как-то странно диктовал, - она протягивает лист.
    Странноватый тип смотрел на меня с листа бумаги. В жизни бывают   случаи, когда душа способна предугадать сущность объекта или ситуации, не смотря на отсутствие реального контакта. Так и в момент, когда я смотрел на листок, душа произносила: это нелюдимый и немногословный тип с дьявольскими мыслями, появляется внезапно и исчезает незаметно.  Как я понял, его маска являла собой эдакую аллегорию на человеческий череп. Глаза-восьмушки – это большие глазницы, полость с клавишами – челюсть, соответственно сами клавиши – это зубы. А штили ногоглаз – это, скорее всего, чёрные слёзы.
    Меня пробрал пот. И некто предуведомлял извне, что сей богомерзкий шарж на человеческий череп отныне станет путеводной звездой моих кошмаров. 
 -Да уж,  ну и бесовщина, - вырвалось у меня.
  -Что, я что-то не так нарисовала? Тебе не нравится?
  -Нет, все отлично.
  -А что тогда? Говори, Иеремия.
  -Было бы что сказать, меня самого еще жалят вопросы.
  Застежки туфлей скрипнули. В прихожей я натягиваю шляпу и открываю входную дверь.
   -Подожди, я все хотела спросить у тебя, если ты, конечно, не торопишься.
  Она приблизилась на шаг.
   -Ну, давай, отвечу в вкратце.
   -А что это за фотография над кроватью висит, где ты с друзьями празднуешь. Там еще парень в очках сидит за роялем. Что за мероприятие?
   Я скомкал в мыслях воспоминания по ее вопросу. Пришлось зайти обратно в квартиру.
   -Видишь этого парня? - левой рукой я указал на человека, сидящего на крышке рояля. Правая рука лежала на ее талии. - Это Антон Корвин. Мой давний знакомый.  Он как бы писатель со всеми исходящими последствиями.
  -Интересно.  Ты читал его работы?
  -Честно говоря, я не понимаю подобного рода литературу, ну раз есть своя публика, значит это кому-то надо. В самом начале карьеры он имел несчастье сдать свои работы в местный журнал. В то время там работала одна, ну скажем, весьма пакостная персона, заведовала отделом критиканов. Ох, как она любила стряпать инвективы про начинающих писателей. Девица совсем не делала скидок ни на опыт, ни на время, ни на возраст.
  -А как ее звали, не припомнишь?
  -По-моему звали Светлана, а фамилию запамятовал. Ну, вот она и разнесла небольшую повесть Антона в пух и прах. Бедняга тогда скинуться хотел с балкона. После выхода в свет критической статьи про творение Антона, Светлана неожиданно исчезла. Нашли её только через неделю.  Сначала тело, а потом голову.
   -Жуть-то какая, - шепнула София.
  Я почувствовал мимолетную дрожь на ее теле.
  -Подозрения, конечно же, пали на Антона. Его затаскали по всяким инстанциям,  уже готовили гильотину. Но суд  оправдал его.  Лично я тоже склонен считать  его непричастным к смерти Светланы. Мы устроили большой банкет в честь освобождения Антона из-под стражи. Перед тобой одна из фотографий с того вечера. Ты довольна? – впервые за долгое время, моё лицо озарила прозрачная улыбка.
  -Более чем.
  -Ну и хорошо. Пойду я на работу, душенька. Не надо на меня так смотреть, я знаю, мне выгоднее было бы остаться дома, и засыпать, ощущая твоё дыхание на своей щеке. Но по иронии я буду бродить по плохо освещённым коридорам, где полутень шлепает по глазам. Зато, мы на недели сходим в какой-нибудь ресторан. Обещаю!
   -Иди уже.
  Лёгкий прощальный поцелуй.  Тёплый осадок любви на губах. А впереди холодные коридоры и неприветливые улицы. Я сам выбрал неудобство и бессонницу и сам понесу это бремя. Мне нипочём  хлещущий в спину ветер, надо мной не властны патогенные причуды переулков, успокойтесь фонари! Единственное, что не дает мне покоя – это маска пианиста и то, кого она скрывает в себе. Она парит перед глазами, как назойливый фантом.  Причастен ли этот человек  к музыке вообще, или просто решил развести антураж, чтобы вогнать следствие в тупик? И человек ли он вообще? Предсмертные  показания Серёги  подтверждали справедливость сомнений. Прыгает по стенам, без страховки и левитационных гаджетов. Дикость какая-то и впрямь, вспоминается «Убийство на улице Морг». 

 
  Полночь. Гробовая тишина. Слышно только шипение  тонизатора в наполненном стакане. Легкие страждали табака, но красная табличка упреждала любое желание полезть в карман за сигаретой. Она так  и говорила: "прикуришь и отправишься христорадствовать на аэровокзал"
 Я сижу в святая святых – диспетчерской комнате на первом этаже. Кругом тысячи бегающих и пляшущих индикаторов. Под тонким сенсорным стеклом, мерцая и сливаясь, они напоминали млечный путь.
 Начальство, конечно же, заимело пару вопросов  касательно внешнего вида. В качестве ответа сгодилась банальная небылица с уличными хулиганами. Люблю этих ребят. Прощают все, кроме проблем с законом.
  Я работал ночным дежурным на аппаратуре музыкального училища.  Некоторые сменщики кичливо нарекали себя сторожами или смотрителями. Чего только не изощряется народ. Хранителей ещё не хватало.  В целом, непыльная работа,  платили гроши, и требования не хватали за горло.
  До этого  я подрабатывал пианистом в баре Алешина. Опасные парни в строгих костюмах,  вычурные девицы, беседы по понятиям, реки алкоголя и табачные берега. Кстати сам Алешин презирал Рослякова и тянулся за стволом, едва ли слыша его имя. Этих ребят я любил еще больше. Алкоголь за счет заведения, костюмы по символичной цене. А самое главное:  за пару часов незатейливых импровизаций, платили столько, сколько я за полгода не заработаю на дежурстве. Рай, а не работа. Хотя в моем случае, потерянный рай.
  Что из себя представляет дежурство на аппаратуре? Два студента остаются на ночь в здании училища и следят за сложной структурой приборных механизмов. В их обязанности входит поиск выявление программных и аппаратных ошибок (по возможности их исправление), наблюдение за стабильностью   работы машин и фиксация энергетического потока; так же дежурящие вовлекались в ячейку системы безопасности. Профессия была довольно новой и появилась вслед за декретом «о помощи студентам», учрежденным  администрацией калужского конгломерата.
  По диспетчерской прокатилась до-мажорное трезвучие.
  -Два-шесть-пять. Гайка вызывает Колдуна. Гайка вызывает Колдуна. Ордовский, у тебя там все в порядке?
  В видеоселекторе   показалась сильно накрашенная дама.
 -Два-четыре-три.   Колдун на связи. Все в порядке, Елена, а что? – спросил я.
 -От тебя уже третий час ни слуха, ни духа. Ты составил отчёт по работе проекторов в аудитории?
  -Давно уже.
  -Ну так где он? Ты должен был отправить его мне, как только закончишь! И где он?! – вспыльчивость, один из многих изъянов её натуры.
  -Не кипятись. Сейчас отправлю, задумался я что-то.
  Она сдвинула микрофон подальше от лица.
-И как давно ты закончил его составлять?
-Где-то полчаса-сорок минут назад, - бросил я.
-Ну ты даешь. Задуматься на сорок минут, - сарказм гармонично дополнял ядовитый макияж Елены. - Ты что, влюбленный подросток прям? Задумался он  на полчаса, тоже мне.
 -А ты что, старая дева, раз нетерпеж такой? Куда такая спешка? Впереди целая ночь,  можешь часами смаковать свои отсчеты.
 -Ты такой наивный. Мне еще надо прогнать пять тестов на предмет погрешностей в левитационном поле. Шли уже отсчет свой!
 Я нервно перебрал нужные клавиши на панели управления.
 -Ты должна успокоиться.
 -Я никому ничего не должна! - это ее коронная фраза. - Ого, пришел отчет, не прошло и полвека.
 -Смотри, не подавись им! - осерчал я и ткнул в селектор кулаком с вытянутым средним пальцем.
 Селектор погас. 
 Грубость в общении с женщинами была мне чужда. Но порой, личности наподобие Елены, просто вынуждали. Она мусорный бак, куда слили все худшие из возможных для женщины качеств. Она высокомерная стерва с паталогической манией к скандалам, варящаяся в соку нарочитой строптивости. Иной раз, при виде этой особы, только голос из небесных сфер удерживал мой кулак от встречи с ее пускай симпатичной, но ехидной физиономией. Но природа награждает каждую женщину, по меньшей мере, одной приятной деталью натуры. В ее случае это были знания. Елена лидировала на доске студенческой успеваемости и я, думаю, мало, кто мог с ней потягаться в темах музыкальной истории. А в остальном она полное ничтожество. Нет, она далеко не образина. Аккуратные черты лица, миниатюрная комплекция, приятный голос на спокойных тонах. Но меня настораживало, что я никогда не видел ее в обществе мужчины. Среди студентов уже бытовали сплетни о ее ненормальном предпочтении в выборе партнера. Если подозрения оправдаются, то тысячи сожалений, что такие гены канут в могилу. Пугались ли ее мужчины или она, следуя на зов вредности,  специально не хотела воплощать свои гены? Остается лишь гадать.
  Я сел на кресло и  переключился на электронную библиотеку. Лавкрафт, Камю,   Стейнбек, Эрнст Курт, Танеев, Асафьев… Это все прочитано, сколько раз просил загрузить новые книги. И как же теперь провести ночь? В окружении сомлевших индикаторов, когда тёмная тоска коридоров стучится в дверь диспетчерской, каждая минута кажется вечностью. Я откинулся на спинке кресла и поднёс стакан с тонизатором к губам. Внутренности заскрежетали от избыточной энергии. Эта штука давала взбучку психомоторике, от чего у некоторых возникала гипертрофированная активность. Правда на меня она не особо действовала, порой я даже клевал носом в сенсорное стекло.
   Час ночи. Вокруг без изменений. Приборы в порядке и никаких тревожных звонков. Селектор молчит. Сон-искуситель парит над сознанием. Веки тяжелеют, а тело сковывает прострация.
 -Нет, только не сейчас! - испуганно прошептал я и кинул две капсулы тонизатора в стакан.

Час тридцать. Индикатор освещения коридоров замелькал красным светом. Я учёл предупреждения и задал команду минимализации энергопотока.

Два часа. Тишь да гладь.

  Три часа ночи. Я просыпаюсь от резких, пугающих  звуков. Спросонья наливаю на голову стакан воды, в попытках утешить себя. Может это просто осадки сна, всплывшие в реальность? Вспрыгиваю с места, трясу головой и бегаю по комнате. Однако пианинные звуки не утихают. Напротив, возрастают в невиданное крещендо. Я слышал их и раньше. Это зловещее нагромождение кластеров и будоражащая альтерация. Эти снопы крикливых и язвительных диссонансов, всплывающих из гротесковой темы, подобно тому, как сонмища рогатых чертей выползают из темных пучин преисподней. Необузданный гул воспаряет с клавиш стаей чёрных воронов. Пространство разверзается и из трещин на меня смотрят сотни демонских глаз.
  Я не мог ни с чем спутать тлетворное звучание девятой сонаты Скрябина. Ещё одно обреченное подтверждение реальности происходящего. В кошмарах же я слышал седьмую сонату. Седьмая – сон, девятая – явь,  два мира – два состояния, повязанные путами неминуемого рока.
   Обуреваемый ужасом я  выливаю на голову ещё один стакан воды. Тщетно! Оно не отступает. Бессильны и пощёчины и удары головой о стену. Я метнулся к селектору, судорожно перебрал нужную последовательность.
   - Два-четыре-три! Два-четыре-три!! Два-четыре-три!!! – истерично завопил я. -  Два-четыре-три!!  Два-четыре-три!!  Колдун вызывает гайку! Колдун вызывает гайку! Черт возьми, где ты?  Два-четыре-три!  Колдун вызывает гайку! Леночка, отзовись, пожалуйста!
   Мне стало чудиться, как нечто с инфернальным рёвом ломится в дверь диспетчерской.
  -Два… четыре… три… колдун…
  -Два-шесть-пять. Гайка на связи,  - раздался заспанный голос из селектора. На экране появилась Лена. Её вид соответствовал голосу. – Слушаю тебя, Ордовский. О господи! Что за вид у тебя? Это ты вспотел так?
  Совершенно внезапно видения испарились. Однако девятая соната Скрябина продолжала звучать где-то на периферии. Становилось ясно. В здании, помимо нас с Еленой, был кто-то ещё.
  -Слава Богу, как же я перепугал… - подоспевший к горлу ком оборвал фразу.
   -Ты там  умом не тронулся от одиночества? Откуда такие почести? Да и что за вид?
   -Только не смейся, пожалуйста. Я заснул. Почти час проспал, и мне снились всякая чертовщина.
   -Интересно, что тебе снилось. Смотрю, ты взмок, как драный кот под дождём, - колко подчеркнула она.
   -Да в том то и дело. Мне снился пожар. Сижу вот я в диспетчерской и, раз, вокруг всё колыхает. У меня начинают обугливаться конечности и я облил их водой, но тут же проснулся и с ужасом обнаружил, что я и наяву окропил себя жидкостью из стакана.
   -Ну и ну. А тонизатор пробовал?
   -Да не действует это. Ладно, закрыли тему. У меня к тебе вопрос: это не  ты, случайно, играешь там Скрябина?
   Вопрос загнал Елену в ступор. Она поправила очки и убрала прядь волос за ухо.
   -Не поняла?
   -Я говорю: не ты ли играешь там Скрябина? Девятую сонату.
   -Ты, судя по всему, не до конца проснулся. Я не покидала свою диспетчерскую на протяжении ночи. Ах да, я ещё скрипачка и девятая соната Скрябина мне не по силам. А ещё мне кажется, что ты ненароком намочил себе мозги!
    -Да? В таком случае у меня плохие новости. Мы здесь не одни.
  Я видел, как заблестели её зелёные глаза, она даже приосанилась. Женщины, порой серьёзные мероприятия сметают всю их заносчивость.
   -Не поняла?
   -В здании есть ещё кто-то. И он, судя по всему,  хорошо владеет роялем. Включи  контурный детектор в отделении концертного зала.
  -Сейчас, - она повернулась к  боковой панели. – Ты бредишь, Ордовский!
  -Да нет же! Осмотри внимательнее. Включи фундаментный сканер.
  -Слушай, я знала, что у тебя проблемы с алкоголем! А уж сегодня от тебя разило спиртом! Ты можешь не только Скрябина услышать где-то, но и «Тристана и Изольду». Всё, я напишу в деканат, чтобы  дали другого сослуживца!
   -Включи фундаментный сканер, я сказал!
  Недовольно фыркнув, Елена выполнила просьбу. Спустя две минуты она повернулась ко мне лицом. Её гримаса  источает сарказм.
   -Ну что, пьянчуга, доволен?! Ноль, никого и ничего нет! Вероятность вторжения… постой! Не поняла? – ничто не  красит стерв так, как убеждение в своей неправоте.
   -Выкусила? Садись за управление, я пойду наведаюсь в концертный зал.
   -Ордовский, но…
   -Забаррикадируй дверь!
 Я достал из стенного шкафа револьвер, креплю на лбу оправу со встроенной голо-селекторной связью, наполняю карманы обоймами, и прохожу к двери.
  -Всё готово?!
  -Почти, Лена! Прогони по системе утилиту детектирования ошибок, на всякий пожарный случай.
   -Ладно-ладно!
Я выхожу из диспетчерской и двигаюсь по коридору вверх.  Перед глазами вырисовывается проекционный экран с видеосвязью из комнаты Елены.
  -Алло, Иеремия, меня слышно? Так, проходи вперед, я разблокирую дверь, - встревоженно проговорила она.
  -Спасибо. Теперь немного освети  уборочный павильон. Умница. Ну и бардак тут.
  -А там никогда не бывает порядка, вечно всё верх дном.  Туда же берут, в основном, отпрысков с окраин.
  -Всё понял! Ай, чёрт возьми!
  -Что такое?
  -Да чуть не подвернулся на баллоне.
  -Под ноги надо смотреть, там много хлама.
  -Учту.
  -Где ты сейчас?
  -Выхожу из уборочного павильона. Освети коридор, ведущий к лестнице.
  -Так нормально или сильнее надо?
  -Сгодится. Ты не могла бы ещё сильнее доверью хлопнуть? Чтобы, прям, наш незваный гость успел сделать ноги?
  -Успокойся ты. Я не нарочно, промахнулась режимом.
  -Ладно. Что там с лестницами? Можешь посмотреть уровень их освещённости?
  -Без проблем. Так.  Уровень 0,9%. Добавить ещё света?
  -Оставь. Справлюсь.
  -Ты уверен?
  -Почти.
  -Что значит «почти»? Говори, если надо я добавлю освещения.
  -Подожди. Сперва  включи атмосферный сканер.
  -Каким образом?
  -Зайди на панель инструментов. Далее в закладку  «безопасность персонала», сканир…
  -Стоп! Не так быстро! Так, закладка «безопасность персонала», а дальше что? Тут столько всего.
  -Видишь там несколько пунктов? Красные отвечают за правое крыло здания, синие за среднее, а бирюзовые – за левое.  Я сейчас нахожусь в правом крыле.
  -Выбрала красный пункт. И опять огромный список. Когда же они обновят прошивку системы?
  -Обновляли на прошлой неделе. Не надо сетовать, очень даже удобное меню. В ниспадающем списке выбирай строку «Сканер среды. Версия 2.5.7», далее щёлки на пункт «лестничная площадка».
  -Сейчас…
  -Быстрее там, Лена. Я уже минут пять стою около двери к лестницам.
  -Не надо торопить меня, хорошо!?
  -Хорошо. Ну, сканирование завершено. Тут несколько строк результата. Какую продиктовать тебе?
 -Меня интересует пункт «присутствие органики».
 -Так, 0,0001%.
 -Понятно. Мошкара всякая. Открывай дверь к лестницам.
  -Открываю, мягко, как ты просил. Ты  где? Вошёл уже?
  -Да, я уже на лестнице. Оставь уровень освещения таким, какой есть. Не трать лишнюю энергию.
  -Договорились.
  -Ты не закрывай сканер. Теперь перед тем как открывать дверь в  следующее помещение, запускай его.
  -Боже правый, сколько проблем. У тебя паранойя, Ордовский?  Очередной плод алкоголизма?
  -А ты даешь мне гарантии, что этот тип один там? Думай, прежде, чем толкать очередную глупую шутку. Всё, я около двери. Запускай сканер.
 -Присутствие органики 0%
 -Прямо как в стерилизаторе ни одной блохи, ни одной мухи. Открывай дверь. Отлично.
 -Ты сейчас где?
 -Иду вдоль правой стены холла с музыкальными кабинетами. Ну и мрак тут. Хоть глаз выколи. Каждый шаг, прям, эхом летит по помещению. Включи минимальное освещение этого холла. Мне жутко.
 -Только не говори, что ты темноты боишься.
 -Бывает и такое. Тем более, что всякая нечисть к понятию органики не относится.
 -Я тебя умоляю, - захохотала она. – Ты сам любую нежить распугаешь там. Выкинь из головы детские сказки и следуй к цели.
 -Постараюсь
 -Так, где ты сейчас?
 -Приближаюсь к анфиладе.
 -Шустрый ты, ничего не могу сказать.
 -Это  ещё учитывая то, что у меня ещё ноги дико  изнывают.
 -А сейчас где?
 -Да переключись ты уже на  транслятор  моей оправы, в конце-то концов! Хватит уже засыпать меня вопросами!
 -Объясни, как это делать!
 -Копать-потеть! Кто же тебя на работу взял? Ты не знаешь, как запустить атмосферный сканер, не знаешь, как переключить вид  на клиентский транслятор. Что за овец берут на эту работу?
 -Рот закрой, а то сейчас выключу свет и заблокирую двери! Будешь чахнуть в темноте.
 -Что ты сказала?
 -Забудь… Присутствие органики в анфиладе минимально, освещение оптимизированно. Смело проходи.
 -Вот так бы и всегда. А то раскидалась тут угрозами.
-Куда дальше намереваешься?
-Я не знаю, что из себя представляет  этот супостат. Но он, видно, опьянел от своей безнаказанности. Ворвался  в здание, и смело стучит по клавишам. И ещё ни где-нибудь, а в самом концертном зале!
 -Это ты к чему говоришь?
-Идти через гримерные и подкрадываться к нему сзади будет очень рискованно.  Я пойду через фойе и выйду на недостроенный балкон. Там я его и пресеку.
 -И как же? Пистолетом? Уверен, что попадёшь?
 -Попаду, уж поверь. Медаль по стрельбе висит дома над кроватью.
 -Ну, раз так… Ух ты, я как-то переключилась на вид из твоего транслятора. Отлично! Вижу, ты проходишь уже последнюю секцию анфилады. Сейчас открою дверь в следующий холл. Показатели в норме. Проходи. Не рано ли достал оружие?
  -Я просто проверяю его.
  -Холл с экзаменаторскими кабинетами. Сколько же жизней и надежд было сломлено тут. Старайся не вертеть головой. Мне так легче видеть, насколько ты приближаешься к двери.
  -Я уже около двери в фойе. Это пока последняя процедура, дальше я сам все.
 -Фойе в порядке, милости прошу.
 Я торопливо зашагал к входу на балконный ярус. Сердце яростно бьется о рёбра.  Что сулит мне полутьма концертного зала? На что способен недруг, устроивший пианинную вакханалию в её кулуарах? Кто он? Призрак виртуозности, поселившийся в зале с начала его основания, или просто ловкач, потешающийся над нашим доверием к современной аппаратуре? Рассудок вибрирует от волнения. Хладнокровье, надо сохранять хладнокровье, подумал я.
 Дверь   открывается, и я на цыпочках прокрадываюсь на балкон. Сцена видна, как на ладони. Под издыхающим прожектором, чей мертвенный свет облизывал рояль, на маленьком кресле восседал незнакомец в шляпе и пальто. Я не стал придавать этим деталям особого значения. В наш век каждый второй облачен в подобный гардероб. В глаза бросался его ненормально высокий рост и огромные руки с длинными пальцами, чья растяжка достигает две октавы. Но даже не эти особенности побудили меня направить дуло в сторону незнакомца. Когда он на секунду повернул голову и предстал  лицом к пустому залу, меня накрыло ворохом мерзейших чувств. Это было даже не лицо, а маска, походящая на человеческий череп… Как чётко описал его покойный Сергей, и как же  точно нарисовала его София под мою диктовку. Темнота многовидна и порой, виды разной плотности имеют свойство вытеснять друг друга. В этом я убедился, смерив взглядом незваного гостя.  Полутень зала взрезали ядовито-чёрные нотоглаза и изображения клавиш, выщербленные на бледно-белой маске. Передо мной сидел убийца и виртуоз, чьи  злосчастные поступки повлекли за собой смерть троих человек. По его же вине для меня цинично готовят гильотину. Но абсурд состоял в том,  что я не мог ручаться за человеческую сущность недруга. Более того, я склонен  к версии, что за роялем восседал выкидыш геенны с обострённой манией к бравурности. Ведь неспроста он выбрал  самое пагубное для людской души пианинное произведение - девятую сонату Скрябина. То, с какой необузданной легкостью он ему дались сложнейшие пианистические приемы, привело бы в шок даже самого чванливого критикана. Боюсь, природа даровала ему не только сверхспособности в области пианинного мастерства,  но и прыткостью не обделила. Чтобы обойти систему защиты здания, надо как минимум вывернуться наизнанку.
  Мне же,  уставшему и обреченному  студенту, остается лишь подарить ему немного свинца.
  -Лена, слышишь меня?
 -Да, я тут, - хрипло сказала она.
 -Заблокируй все двери в зале. Быстро!
 -Зачем?
 -Без лишних вопросов, делай, что я говорю.
 Я крадусь ближе к строительным лесам. Поднимаюсь на самую высокую балку. Удобный ракурс для стрельбы взят. Дуло пистолета обращено в сторону пианиста-великана.
 -Что ты собираешься делать, Ордовский? Не стреляй!
 -Читай правила, мы имеем право открывать огонь без предупреждения по каждому, кто дерзнёт  показаться тут не в то время! Не гуди, я возьму его!
  Пианист на мушке, а палец на спусковом крючке… Была не была.
  Выстрел вспарывает тень. Нищенский свет старого прожектора окончательно затухает и зал погружается в непроглядный морок. Я ничего не вижу, но чувствую на себе смиренно жгучий взгляд нелюдя! И я не прогодал, глаза-ноты со сцены были нацелены на меня. В темноте они обращают цвет в противоположный. Что было чёрным, стало белым. Как день перекрашивает небо в светлые тона. Это взгляд молчаливого ночного призрака, падший на спящего. Холодный блеск двух восьмых нот испепеляет своей неопределённостью.
  Дрожащими пальцами я отправляю в адрес демона ещё пару пуль.
 -Алло, Иеремия! Что у тебя там происходит? Я ничего не вижу!
 -Он приближается! Вот, дьявол!
 -Ордовский, Алло! Тебя совсем не видно и не слышно!
 -Лена, послушай сюда, ты… А-а-а!
  Грохот досок.