Солдат

   Солнечные лучи заходили в квартиру через открытое кухонное окно, и квадратом ложились на крашенный деревянный пол. Старое кресло-качалка еле слышно поскрипывало.  Иван Петрович, отложив газету, наблюдал как шмель, похоже, возомнивший себя здесь хозяином, ползает по краю банки с вареньем. Но интерес насекомого быстро остыл к засахаренным ягодам, и оно медленно поднялось в воздух. Надрывистое жужжание мохнатого шарика наполнило тишину. Насекомое сделало полукруг и направилось в синеву летнего неба. Задаваемый шмелём ритм, где-то в подсознании старика перешёл в гул. Во рту Ивана Петровича пересохло. Без сомнений, так пели винты юнкерсов. Именно с этого звука и началась для шестнадцатилетнего парня вторая мировая война. Раскаты грома заставили тело дедушки содрогнуться. Воспоминания его накрыли с головой, и пожилой солдат не заметил, как начался дождь.
   - Вот тебе и солнечный день. – Сказал сам себе Иван Петрович, медленно вставая с любимого кресла. Старик, большими глотками, осушил стакан воды, пытаясь утопить жажду. Раздался протяжный дверной звонок,  за ним ещё один, а следом череда коротких.
   - Да иду, иду, – сказал громко Иван Петрович, -  Вот неугомонные.
   Входная дверь распахнулась и в коридор влетел мальчишка. Бросив портфель в угол он прокричал звонким голосом, - Здравствуй деда, вот и ливень.
Промокший насквозь парень, с улыбкой до ушей и растрёпанными чёрными волосами, быстро разулся, снял носки и сунул ноги в тапочки.
   - Здравствуй Ваня, давай быстро под горячий душь, а я чайник поставлю.
Мальчишка закивал головой и побежал в ванную, раскидывая свои сырые вещи по полу.
Иван Петрович покачал головой и хмыкнул, улыбаясь. Убрав беспорядок за внуком, пожилой человек закрыл кухонное окно и замер у подоконника, ожидая свист закипающего чайника. Дождь похоже только усиливался. С высоты пятого этажа можно было с трудом разглядеть фигурки убегающих в разные стороны людей.
   - Деда я всё! – Воскликнул мальчик, натягивая на себя старые спортивные штаны.
   - Тогда садись за стол. – Командным голосом произнёс старик.
   - Так точно! – Ваня уселся на стул, потирая ладони.
   - Деда, я сегодня у тебя останусь. Мама уже в курсе. – Не дождавшись чая, парень откусил бутерброд с сыром и колбасой.
   - Опять в школе набедокурил? – Спросил Иван Петрович, наливая кипяток в пиалу.
   - Да это всё…. – Ваня откусил ещё раз хлеба и продолжил с набитым ртом. – Кто же знал, что мелом можно окно разбить! Теперь и родителей к директору, может, ты сходишь?
   - Схожу, куда деваться. – Старик пододвинул внуку чай с молоком. – Сорванец, пей давай.
   - Спасибо. – Ответил, мальчик. – Расскажи о войне.
   - Опять? Тебе не надоело? – Иван Петрович налил кипятка себе к кружку и убрал чайник на плиту.
   - Нет, не надоело. – Подросток взял ещё один бутерброд. – Вот только говорят война, война, а…
   - Война это страшно. – Перебил внука дед. – И страх тебя ни когда не покидает.
   Старый солдат вспомнил первую бомбёжку в своей жизни. Он тогда был таким молодым и амбициозным. Но в один миг ни кого не стало. Да и сам он думал о смерти под завалами своего двухэтажного дома. В этом мраке снова и снова свистели падающие с неба бомбы. Хотелось оглохнуть и ни когда больше не слышать этот протяжный вой смерти. Каким-то чудом израненного и испуганного подростка нашли солдаты в этих бесконечных руинах. Но спасся он один. Исчезли родители, которых он любил очень сильно, исчезли Витька и Настя, которые собирались стать инженерами, исчез Валька, лучший друг, способный что угодно сыграть на трубе, исчезла тётя Тома, постоянно ругавшая их за мелкие шалости.
   - Со временем один страх сменяет другой. – Иван Петрович прищурился, - но иногда именно страх заставляет нас остаться людьми.
   - Деда, это как?- Ваня отхлебнул чая, запивая сухомятку. - Ты же говорил, что через страх нужно переступать.
   По телу Ивана Петровича прошла дрожь. Он вспомнил тот страх, ту ненависть, что подвигала идти в атаку. Любой солдат, одетый в фашистскую форму, был заклятым врагом, и только приказ командира не позволял убить пленного немца. Но перед этим были бомбёжки, искорёженные тела родных, голод и бесконечно долгие ночи. Но времени всё равно не хватало, что бы оплакать всех погибших. В одну из бессонных ночей слёзы кончались. Остались лишь ненависть и печаль.
   - Я говорил о трусости. – Тяжело вздохнул старый человек, потрепав внука за ухо.
   - Ну, хватит. – Возмутился Ваня, этим телячьим нежностям. – А какая разница, страх или трусость?
   Старик увидел в памяти лица погибших товарищей. Многих он и имён не помнил, только лица. И дело не в старости - люди гибли сотнями, тысячами. От этого ненависть только разгоралась, печаль становилась глубже. В окопах, перед атакой, солдаты улыбались и шутили, но глаза переполняла грусть. Но стоило прозвучать сигналу к атаке, как все чувства замещала злоба. Сожженные горда и деревни, повешенные и расстрелянные, концлагеря и газовые камеры. Как можно было за это простить фашизм? Ни как. Иван Петрович чувствовал злобу к врагу. Эту ненависть не утолял даже вид мёртвых фашистских тел.
   - В какой то момент мною овладел страх. Страх стать как они. Страх перестать быть человеком. – Иван Петрович еле сдержал слёзы. – А трусость это когда ты делаешь что-то против своей воли, если она есть, конечно.
   - В смысле? Страх, трусость, воля. Ты меня совсем запутал. – Почесал затылок мальчик.
   - Ну вот смотри. Ты начинаешь драться с одноклассником, испугавшись, что тебя назовут трусом, или убегаешь от него, испугавшись быть побитым. Вот скажи где тут страх, а где трусость? – На лице Ивана Петровича появилась улыбка.
   - Да понял, понял я. – Ваня вскочил со стула и побежал в зал. – Спасибо. Я мультики смотреть.
   - Иди, иди. – Еле слышно сказал дед.
   Старый человек ещё долго сидел за столом о чём-то думая, что-то вспоминая. На улицу медленно и незаметно опустилась ночь.
Иван Петрович зашёл в зал и увидел спящего на диване внука. Выключив телевизор, дед укрыл Ваню тонким одеялом. Но сам он не мог уснуть, тревожные мысли одолевали его. И такое случалось хоть и не каждый день, но достаточно часто. Сегодня ещё и внук разворошил его воспоминания. Но идти за снотворным в ванную совсем не хотелось.
Сложно сказать, сколько прошло времени. Иван Петрович задремал. Он вновь оказался в своём детстве, в первые дни войны. Вокруг огонь и дым застилали глаза. Старик, где-то глубоко в подсознании, понимал - это сон. Но будучи в кошмаре испуганным и растерянным мальчишкой, не переставая кашлял из-за едкого дыма, медленно наполнявшего его лёгкие. Иван Петрович вскочил с кровати в поту, теперь он, как и мальчишка во сне, не мог остановить кашель.
   - Дым. Дым. Пожар. Внучек. – Вырывались невнятные слова у старика.
Страх обуздал сердце пожилого человека, и то укололо жгучей болью в груди. Но Иван Петрович решил - сейчас не время умирать от инфаркта.
   - Ваня, проснись родной. – Старик зажёг свет в зале и тихонько постучал внука по спине.  – Мне ко второму уроку, – мальчик открыл глаза, и уже через секунду те наполнились паникой. – Пожар. Это пожар, деда?
   - Да. – Скупо ответил Иван Петрович. – Помнишь наш разговор о страхе.
   - Помню. – Кивнул Ваня.
   Дед принёс с кухни чайник и облил водой одеяло. Иван Петрович за всю войну видел множество пожаров. Он прекрасно понимал, как ведёт себя дым и огонь. И по задымлению верхнего этажа старый солдат понимал – шанс выбраться есть.
   - Обувайся и возьми одеяло. – Приказал старик внуку. – Звоним во все квартиры по пути и быстро на улицу.
   Иван Петрович отпер дверь и будто услышал вновь, раскатистое ура.