Нужный опыт

Нужный опыт

   Морозной февральской ночью, накинув бушлат, я вышел из палатки по нужде и случайно услышал, как Федот стоявший на КПП, передернул затвор, и во все горло орет запрос на пароль.
-Стой два?
Из темноты отчетливо донеслось:
-Восемь.
-Кто идет?
-Разведка.
Все укрепления перебросили свое бдительно-любопытное внимание в сторону КПП. Я подошел к контрольно-пропускному пункту. Глядя на Федота, можно было понять, что он сильно перепуган и растерян: Федот тревожно вглядывался в темноту, переминаясь с ноги на ногу, закусывая при этом губу, малейшее не осторожное движение незнакомцев из темноты и Федот начнет стрельбу. В темноте его пугал каждый шорох, да и сама темнота наводила на Федота страх. Пятеро бойцов разведки подошли к нам. Их высокие рюкзаки на две три головы торчали из-за спины.
-Пацаны, позовите командира.
-А что надо?
-Нам переночевать надо.
-О, у нас негде, да и прапор у нас не очень, не пустит, - понес околесицу Федот.
-Федот, ты рот закрой и пост охраняй! Вмешался я в разговор.
- Сейчас, парни, я за прапором схожу.
 Прапор храпел, как танк, лежа на кровати, не давно украденной им в полку. Сон у него был очень чувствительный и даже телепатический: он как будто чувствовал по какому вопросу ты его будишь, а будить его приходилось днем и ночью в любом состоянии. В этот раз он проснулся сразу, услышав каждое мое слово, он вскочил, быстро оделся и, уже не замечая меня, выскочил на улицу. Спецы к тому времени скинули с плеч свои громоздкие рюкзаки и, сидя на них, ожидали ответа.
-Разведка? - подойдя к парням, оживленно спросил старик.
-Да нам бы …
-Давай, давай, зема, заходи! - возбужденно приглашал прапор.
Пятеро бойцов подхватили свои рюкзаки и поплелись за прапором.
-Кто старший группы?
-Я старший лейтенант Шишкин,- отозвался один из разведчиков. 
-А я командир этого блокпоста старший прапорщик Старостин.
-Вобщем так, Шишкин, палатка у нас переполнена, а вот в землянке есть немного места.
-Да, ладно, у нас своя палатка есть, нам бы только территорию охраняемую, чтоб своих часовыми не выставлять, нам всем выспаться надо, завтра выдвигаться далеко.
-Да, нет, в землянке место найдем, что там ваша палатка, небось, дырявая вся! – не успокаивался прапор. – Щегол, давай в каптерку за бушлатами!
Итак, в тесную землянку, где уже спали восемь человек, мы пристроили еще пятерых. Разведчики ловко соорудили лежаки, в это время Щегол притащил кучу бушлатов, которыми их и застелили.  Мне сразу понравилось что мы и гости как то сразу тепло, по дружиски познакомились и нашли общий язык. Уже через десять минут буржуйка нагрела воду в солдатских котелках, и консервы, а я и Щегол дружелюбно беседовали с пришедшими гостями.
- У вас тут неподалеку пост МВД! – С дерзостью сказал Юра высокий по виду прозженный войной летенант и желваки на его скулах задвигались как тенесные мячи.
-Да, километрах в десяти.
-Мы сначала у них хотели остановиться, как раз темнеть начинало. А они нам говорят, вы чехов ни за что убиваете, а у нас потом проблемы.
 – И какие могут быть проблемы у ментов с чехами? Мы им даже консервы предлагали и траву – все равно не пустили. Прикинь, твари какие! У вас прапор, видно, бывалый, с головой в дерьмо нырял.
-Да, он у нас с Афгана. Его срывает частенько: то на людей бросается, то из зенитки в гору долбит.
-Да, ладно пацаны, вы на него не обижайтесь, вы же не видели того, что он видел.
Сам прапор в это время сидя в палатке распивал со старшим лейтенантом Шишкиным коньяк местного розлива.
-Ну, что, пацаны, дунем? – забив в папиросу дурь и уже раскуривая ее, сказал один из разведчиков.
Возраста они были разного, примерно от 20 до 35 лет. Двое из них сразу уснули, а двое, Никита и Юрок, по прозвищу «Дед» все говорили и говорили, ведая нам истории одну интереснее другой. Мне уже не хотелось спать. Было интересно обсуждать с ними армию и тонкости их работы. Ведь это же свои славяне и как их можно не пустить переночевать ведь они такие же, как я и ты. Мы все такие разные и такие родные. Свои. И тот, кто сейчас спит в обнимку с автоматом на пустой желудок, подложив кулак под голову, и не зная от том, что спит последний раз в жизни, а  завтра станет "грузом 200", и тот, кто сейчас в далекой Москве, откосив от армии за папины деньги, зажимает, сидя за столиком кафе, глупенькую титястую девку, имея самой большой своей проблемой два хвоста за прошлый семестр...
Потом как-то зашел спор, что боевиков осталось совсем мало, и они далеко отсюда, прячутся где-нибудь у грузинской границы. А Юрок, желая доказать обратное, включил свою рацию. Кстати, рации у нас очень отличались даже не сравнивай. В радиусе двадцати километров он перехватил какие-то переговоры: сначала был слышен арабский голос (мы то с Щеглом не поняли, думали чеченский, а когда Юрок сказал, сразу ощутили разницу), а отвечал точно чеченский, затем подключился еще чеченец, он говорил с пробелами украинского языка.
-Так то, пацаны, бандосы рядом, не надо расслабляться!
Дед огромен на вид, с большой, как котел, головой, покатыми плечами и гигантского размера грудной клеткой. На его любимой черной майке написано белыми буквами «Антитерор». Седеющие волосы, как и у большинства спецов, коротко стрижены. У него маленькие глаза и пристально точный взгляд. С дедом шутки плохи: он не просто спец, он краповик. Краповые береты – элита в элите спецназа. Чтобы получить краповый берет, бойца подвергают жесткому испытанию: 12-километровый кросс с сорока килограммами груза на себе по пересеченной местности, потом штурм четырех этажного дома… В конце - бой в полный контакт.
Рассказы Деда о войне можно было слушать часами, сутками. Уж очень живо и эмоционально, со всеми подробностями описывал он разные ситуации. Как будто его истории происходили в данный момент. Он много рассказывал о боях и зачистках, в которых сам участвовал еще в первой чеченской войне. Рассказал нам и о том, как его взвод сутки выкуривал чехов, укрепившихся в одной из школ Грозного. Как потом оказалось, треть уничтоженных при штурме школы боевиков были пятнадцати - шестнадцатилетними подростками.
-Юрок, а кто ты по профессии?
-Энергетик. Я до армии Рязанский техникум закончил. И в военкомате приписан был в космические войска. А  на призывном капитана в краповом берете увидел, здорового как бульдог. Он и еще сержант с ним в спецназ набирали добровольцев для прохождения службы на северном Кавказе. Тогда меня сразу мондраж то пробил. Отца вспомнил, он у меня в десанте служил. Вот и напросился к ним. В горах думал буду служить, красота! А через год в Чечне война началась, и в январе 1995г я уже в Грозном в одном из боев легкое ранение получил..
  Когда из госпиталя выписали, передавая в ту пору была уже всюду. Моя группа спецназа одну за другой выполняла «невыполнимые» задачи: штурмовала опорные пункты духов, проводила колонны сквозь  частокол засад, вытаскивала из окружения подразделения мотострелков и даже морпехов 
-Слушай, Юра, да у тебя же нормальная профессия, что ж ты в армии до сих пор служишь?
- Знаешь, Мишаня, после всего этого я уже не смогу в мирном мире жить. Если бы мог, то сразу после срочки дембельнулся. Я за последний год срочной службы в Чечне по приказу Родины столько духов завалил, и моих ребят столько полегло, что теперь либо меня, либо я так и буду их давить, как вшей. Выслеживать, вынюхивать вахабов по запаху, вылавливать, прижимать к земле этой проклятой и давить, давить, пока они гнид не успели отложить. Тяжело по настоящему начать заново жить. Легче заново родиться. Мы ведь тогда в Грозном, видели, как по ковру, из изувеченных наших пацанов оставшемуся после первого штурма во второй штурм пошла бронетехника, под гусеницами которой трещали черепа….  Ну что они такого сделали, чего мы не успели сделать, за что их Бог не простил, чем мы лучше? Мы точно знали, придет и наш черед. И вот когда ты готов в полном смысле этого слова, готов умереть в бою, а согласиться с этим очень тяжело, и вдруг ты остаешься жить, да не просто, а помня всех погибших, кто был рядом, и кого сам застрелил, зарезал, взорвал, задушил….
Да, прикинул я, этот человек и правда не сможет в мирной жизни спокойно пройти мимо чеченца. В нем говорит вся ненависть к этому народу. Его озлобленности нет границ. Его душа наполнена местью, чтобы прийти в нормальное состояние, потребуется много времени.
- Единственное, о чем часто думаю, - продолжал старший Лейтенант, контрактник Юра,
–это о сыне, уж очень хочется знать, что у меня сынишка есть, кровинка моя. Но жениться ради этого не хочу, потому как знаю, это для меня нереально. Не хочу, чтоб вслед за счастливыми родами жену постигло бы горе. Спецназ ГРУ - это волшебная палочка нашей армии. Туда где бардак и ситуация вышла из-под контроля, посылают нас. Если где-то «сходняк»  чеченских полевых командиров, туда мы и полезем. Один мой боец стоит десятка солдат регулярной армии. Ведь здесь что угодно может случиться. На прошлой неделе на задании в районе Итумкала при столкновении с бандитами погибли два контрактника. Бой неравный был, а подмога только через сорок минут пришла. Оба в моей роте служили, как братья мне были, вместе осенью девяносто четвертого на срочную службу призывались. Потом, правда, разбросало по свету, и только через год здесь на войне встретились, сдружились. Да так и остались по контракту в рядах разведки. Я уже подумывал даже из детдома ребенка усыновить, да только предугадываю, уже никто мне ребенка на воспитание не отдаст. Я ведь раз в пол года домой приезжаю и то всего на месяц и обратно, не могу больше в городе находиться, режет что-то в груди, чувствую, шныряют черти где-то у границы, а мне это покоя не дает, и еду обратно сюда. Полученное задание выполняю четко без помарок. Выслеживаю гадов, хватаю их за горло и уничтожаю.
 Брови Юрка нахлобучившись над глазами сурово сдвинулись к носу, ноздри вогнулись во внутрь, губы тонко сжались и изогнулись дугой к носу. Я даже и не подумал бы принять его скорченную физиономию за злобную. Более того, на моем лице уже готова была проявиться удивленная улыбка, если бы он не произнес следующее:
 -Я - их смерть. Задача нашей группы - обнаружить и сообщить численность врага и координаты. А у духов уже не задача, а проблема унести ноги, выжить, скрыться, замести следы. А наша смерть, Мишаня, она ведь все равно за нами придет, главное - в каком возрасте, в какой момент: на следующей неделе, через год или в эту секунду к нам в землянку залетит дурной артиллеристский снаряд.
 Рано утром разведчики ушли. А к обеду все на той же вытоптанной траками поляне осели БМП, сопровождавшие прибывшую в полк колонну.
Спустя полтора суток, ночью в ту сторону горных хребтов, куда ушли парни из ГРУ, полетели залпы ракет, выпускаемые «градом». Значит, нашли что-то и дали координаты уничтожения. А еще через день, на рассвете, на пост вернулись и сами разведчики, но не одни, а с добычей: двое пленных тащили на себе громоздкие рюкзаки разведчиков. Мы сразу поняли, что это пленные, потому что они были в дорогом натовском камуфляже и обуви и, как принято у правоверных ваххабитов, бородатые.
-Здорово, Юрок, вы, что чеченов в плен взяли?
-Арабов, Мишаня, арабов! Сегодня на обед жаренные арабы! Да, скотина! – Юрок посмотрел в глаза одному из пленных и отвесил ему смачного пендаля. – Мы их уже сутки тащим, то и дело упрямятся, хотели их прямо там мочкануть, да кто бы наши рюкзаки обратно тащил, а еще думаю информацию с них отжать.
Арабов связали и усадили в центре у пулеулавливателя. А Юрок и его команда, раздевшись по пояс и засучив штаны, принялись бриться-мыться. Нельзя было не обратить внимание на торс контрактника Никиты. Все его тело было покрыто веревочками белых шрамов. И, ух ты! Он не раз побывал в тату-салоне. Красочные тату буквально жили на его теле: на всю спину распластался японский дракон, раскрыв пасть, он пытался обхватить хозяина когтистыми лапами и хвостом. Через левое плечо грохотал поезд. Под ним небрежно раскинулись игральные кости. На другом плече жуткое изображение безликой смерти, обвивающей меч с надписью « DON’T STOP FORE DEATH». На сердце мишень. На внутренней стороне правой голени взвывало к зрителям распятие. На левой голени красовался скорпион. Этому парню, очевидно, пришлось испытать многое.

За обедом разведчики рассказали, что обнаружили чеченского караульного среди леса южнее Тумкалы и захватили его. Он и вывел их на маленький лагерь, примерно двадцати человек. Но в тот час в лагере было только около десятка боевиков, остальные отправились в ближайшее село за продуктами. В перестрелке расколовшийся часовой погиб, и пришлось этих двух оставить в живых, а все найденное оружие и боеприпасы собрали в кучу и взорвали. Потом оказалось, что это арабы, и по-русски они «ни бе, ни ме».
Пообедав, все вышли на улицу перекурить.
-Ну что пацаны восстановились мы морально и физически, спасибо, что принимаете нас каждый раз тепло.
Перекурив, разведчики собрались было идти дальше, как вдруг кто-то из них предложил заночевать у нас.
-А с уродами что делать? - спросил Никита.
 В этот момент один из арабов вскочил и побежал к горе. Антон из разведгруппы ловко подхватил СВД и, прицелившись, выстрелил в беглеца, попав ему в бедро. Тот закувыркался по земле, но продолжал ползти к горе. Его угреватое лицо покраснело от усердия, по ноге текла кровь.
-Ладно, - сказал Никита, - валить их обоих надо.
В голове что-то зашевелилось. Что значит валить? Нет, конечно, я смотрел видео фильмы, слово «валить» означает убить, но так вот просто, как собаку: без суда и следствия, неужели это так легко, и неужели никто никогда не узнает. ГРУшники говорили об этом так непринужденно и уверенно, что в воздухе уже запахло смертью. Этот запах давал ощущение чего-то безразлично-темного и тоскливо-горестного. Это ощущение меня накрывало с головой потом еще ни один раз. Оно не появлялось лишь тогда, когда я видел уже готовые трупы боевиков, хоть и очень свежие. Когда убиваешь сам, намеренно в условиях боя, то даже не успеваешь мыслить о своей смерти, не говоря уже о вражеской. Напали на тебя на твой блок пост, автоматически, как рефлекс, включается задача защищать блокпост, отбить атаку. Если силы не равные, во чтобы то ни стало продержаться до прибытия подмоги, которая обязательно прибудет и вера в это управляет тобой не дает замкнуться, испугаться.
Я видел, как Никита с Лехой, подойдя к раненому беглецу, схватили его за здоровую ногу и потащили обратно к нам, но тот упирался, отчаянно цепляясь за кусты. Тогда Никита передернул затвор автомата и приставил ствол к голове беглеца.
-Может, ты был и крутой воин, но так сложилось….
-Подожди! – остановил его Леха.
Достав из кармана блокнот и карандаш, он сунул их в руку арабу и что-то сказал ему. Но было далеко, и я не расслышал. На что араб хрипло заорал:
-Аллааах Акбар!
-Рисуй, я сказал, где лагерь, придурок!
И Алексей с размаху двинул ногой в лицо бородача. Тот шлепнулся на спину.
-Жить хочешь?! Чехи под предлогом независимости бьются. Ты нах…… сюда приперся, бабосы нужны?
-Аллах Акбар!- завопил опершись на локти араб.
Леха передернул затворную раму своего автомата и в этот момент я почувствовал как у меня замерзает затылок  и до боли сжимаются зубы. Леха выстрелил арабу в уже раздробленное бедро. Но тот, искаженный болью, продолжал орать заветную фразу.
 Изнеженные гуманизмом европейцы, знающие наизусть все права человека, наверняка бы сами вздернулись от увиденного.
-Н-а-а-а-х….
Никита выпустил весь магазин, пройдя очередью от ноги до лба араба, тот откинулся назад и …
Подойдя ко второму пленному, который не смог выпутаться из узлов на руках и ногах, Леха приставил к его голове ствол и кинул ему карандаш с блокнотом.
-А ты, гнида, хочешь жить? Саня, развяжи его.
Освобожденный от пут сел на колени и начал молиться. Леха с размаху дал ему прикладом в затылок. Никита сел на корточки.
-Слушай, араб, - объяснял он ему, рисуя расположение Итум-Калы и гор, - вот здесь, смотри сюда, урод!  Я говорю, вот здесь - Итум кала, вот здесь – мы тебя, гниду, за задницу схватили, а где основной лагерь?
В ответ он услышал надрывное «Аллах Акбар».
-Ну, сука, сейчас я тебе руку отрежу!
-Погодите отрезать, он этого тоже не испугается, - вмешался наш прапор, - он висеть боится.
-Чего боится? – переспросил Никита.
-Повешенья. Мы в первую чеченскую только этим из них и выжимали информацию, правда, не все боятся. Им то ли вера не позволяет висеть, то ли еще что. А если и петли не испугается, так мы потом его – дохлого завернем в свиную шкуру и закапаем. 
Юра мигом достал из рюкзака веревку, связал петлю и примастерил ее к стволу нашей зенитки установленной на МТЛБ. Пленный араб неожиданно затрясся всем телом. Его мощная грудь заходила ходуном, как кузнечные меха. Затравленными зверьками забегали глаза,
-Ну, пойдем, черный, повесим, сразу станет хорошо!
Вдвоем они еле-еле накинули петлю на упирающегося изо всех сил вновь связанного живого человека. Никто из наших им не помогал, для нас все происходящее было шокирующим событием, а для спецов – развязывать пленному язык обычное дело. Стоя на пеньке с петлей на шее, араб вдруг начал выдавать русские словосочетания.
-Вот, я же говорил, - довольно улыбнулся старик. - Свиную шкурку боятся.         
После всего увиденного меня немного замкнуло. Неподвижно стоял по пояс из камня и курил.
 - Что Грязно? – взглянув на меня с ухмылкой спросил Юра.
-Да. Грязно! – облегченно выдохнул я.
-Конечно, грязно.- жестко подтвердил Юра.- А ты как думал: « Извините! Пожалуйста! Не будите ли так любезны?»….
  Юра говорил глухо и, казалось слова его возникали прямо из воздуха.
-Но мы не прокуратура и не милиция. Это у них допросы, следствия, адвокаты и права человека. У них в руках подозреваемый и их работа – доказывать его вину. А мы – военная разведка. Нам ничего доказывать не надо. Мы не ведем расследования, мы добываем информацию. Это наша работа. Этот дух – пленный враг, и этим уже все сказано. И оттого, как быстро и насколько точно мы получим от него информацию, зависит жизнь наших пацанов, исход боев и операций. Понимаешь?
  Я механически кивнул.
-Ни хрена ты еще не понимаешь! – беззлобно выдохнул Юра. – Ты что, думаешь, в отечественную пленные немцы болтали на допросах как отличники на экзаменах? Так это только в кино они радостно выкладывали все, что знают, во имя пролетарской солидарности и мирового интернационала. Можешь поверить – фанатиков и убежденных наци среди них хватало. Никогда не задумывался над тем, куда девались «языки», после того, как их раскалывали?
-В тыл отправляли, - механически ответил я.
-Только в порядке исключения. И только  особо ценных «языков». А так – слишком много возни. Конвой гонять за тридевять земель, когда каждый солдат на счету. Поэтому обычно после допроса – нож под девятое ребро – и в яму! Этот дух знал, на что идет, отправляясь сюда. А я не представитель армии спасения…
  Официально законом оговорены меры, применяемые к задержанным боевикам, которых подозревают в терроризме. На практике же все отряды спец служб действуют очень автономно. Методы допросов, применяемые к пленным, очень примитивны, часто жестоки и иногда приводят к смертельному исходу.
     Старик проводил разведчиков до ворот. Вернувшись, он без видимой причины начал злится. Продолжая раздражать себя какими-то приметами, в чем только он знал толк, затем вдруг замкнулся.
Туман заволакивал все пространство, невольно настораживая. В такую погоду обязательно происходило что-нибудь из ряда вон выходящее. Из села доносился лай собак, более похожий на заунывный вой. Начинался такой же беспокойный день.


Я не был жестоким и злым.
Таким меня сделал 
Кавказский режим.