Где-то на роскошных островах

В конце февраля из верхней башни мечети, стоявшей в поселке, наши блоки обстрелял снайпер. Но бог миловал: свинцовые дуры ни в кого не попали. Стоит снайперу сделать первый и неудачный выстрел, при котором пуля  глухо ударяется либо в блоки, либо поднимает от земли пыль, сразу же все бойцы прячутся в укрытия. А уж после третьего выстрела снайпер открывает свою позицию.
В феврале все началось именно так. После третьей пули, ударившей о блоки, за которыми уже укрылись трое бойцов, удача вражеского снайпера закончилась. В бинокль было отчетливо видно фигурку человечка, мелькавшего в оконном проеме башни местной мечети. Связной немедленно передал в полк о происходящем обстреле. Снова прильнув к биноклю, я увидел, как человек на время замирал, должно быть, прицеливался и производил выстрел. Через некоторое время в окне никого не было, а выстрелы все продолжались теперь уже, явно, не в нашу сторону. У нас был строгий приказ - днем в сторону поселка не стрелять. Эта самая мечеть стояла в центре поселка на одной прямой между двумя блок постами, нашим КПП№8 и КПП №4, от нашего КПП до мечети расстояние составляло чуть больше, километра, а 4КПП находился гораздо ближе к мечети. Зайцев, не долго думая, связался с тем самым четвертым КПП, дабы предупредить о вражеском снайпере, а из рации орут, что не понимают, откуда стрельба, у них уже двое ранены. И как только Заяц сообщил им место огневой точки, сразу же с их блокпоста застрекотали пулеметные  и автоматные очереди. А так как башня, в которой сидел снайпер повторяю находилась на одной прямой между ними и нами, то пули, не попадавшие в башню достигали и нашего блокпоста. Так мы и просидели в укрытиях пол дня.
После того снайпера, перед выходом на смену, стало обязательным вместо каски одевать шлем 3Ш-1 весом 1,4кг. И вот спустя две недели, мартовским, промозглым утром перед заступлением в наряд мы полностью снарядились и присели у пулеулавливателя перекурить. В столь ранний час земля еще покрыта тонким слоем льда, под которым хитро затаилась все та же проклятая грязь. И вдруг Саша вспомнил, что забыл в землянке журнал и дабы не сойти от скуки сума на посту, спустился обратно в жилище.
-Слышь, Сапог, и мне захвати почитать, - вовремя опомнившись, крикнул я.
Поднимаясь на поверхность, Саня вцепился обеими руками за поручни и, высунув голову наружу, пошутил.
-Мих, про политиков газетка есть, будешь читать? А журнал с девочками я себе возьму.
И вдруг «БАМ» - в шлем Сашки что-то резко ударило с нечеловеческой силой и оставило вмятину. От мощного удара голова Сапогова резко дернулась вбок, и он не подвижно повис, так и не выбравшись из землянки.
В это самое время за тысячи верст от Чечни в домике на берегу тихой речки Ирмени, впадающей неподалеку от Новосибирска в великую Обь, Фаина Егоровна вспомнила сына. И почувствовала, как тревожно забилось сердце, как оно сжалось в груди от тоски….
 Наши подхватили Саню под руки и поволокли его за бугор. Никто так и не понял, с какого места точно стреляли, толи с горы, толи с края поселка. Саша уже не дышал. И снова в подсознании затуманилось чем-то серым и тоскливым, но намного больней было осознавать, что это Саня, наш друг и товарищ. Боль, душевная боль, навалилась на всех нас.  Пуля калибром семь шестьдесят два с дальнего расстояния, зацепив шлем бойца, жестко скользнула, но все же сломала Сашину шею. Душевная боль моментально, как хамелеон, менялась на слепую животную ярость и тонула в лабиринтах подсознания. Не дожидаясь помощи с полка, разводящий предложил всей сменой выдвинуться к краю поселка, но прапор на отрез отказал: то место могло быть уже заминировано. Что делать, приказ для военного человека закон. Сначала на Саню не возможно было взглянуть. Почему он лежит и не встает? Нет, он не спит. Он не дышит. Сердце не бьется. Его жизнь остановилась. Но ему ведь тоже, как и мне девятнадцать лет. Он успел прожить лишь четверть жизни, увидел всего сотую часть счастья. Но как же так, ведь мы еще вчера вместе дрова пилили, чтобы ночью не задубеть, одну банку тушенки на двоих делили, а сегодня смерть нагло схватила его и не собирается отдавать. Я взял его за руку. Пусть разум и воспринимает смерть как естественную неизбежность, но чувство неприятия ее никогда не сможет притупиться. Мартовское, морозное утро и смерть постепенно отжимали из тела Сашки жизненное тепло. Тут же невольно начинаешь понимать, какой ценой встанет тебе этот дембель. И вот так, держа его за руку, я думал о том, что там, где его душа сейчас, ему не страшно. Душе, наверняка, уже выдают новую плоть, и она скоро родиться младенцем  где-нибудь в огромном современном мегополисе или на роскошных островах с банановыми пальмами, а может, в глухой русской глубинке. Но этими сладкими мыслями о жизни после смерти не успокоить родителей Сани. Наверное, самое большое несчастье на земле, которое только может быть, это похороны собственного ребенка. Думали ли они, что получат от военкомата взамен сына красивый памятник из уральского мрамора. Где же ты, враг? Грешные души нельзя пометить.
 Каждый из нас сражается, на его взгляд, за правое, святое дело. Каждый молится своим богам, призывая их на помощь себе и требуя возмездия за смерть своих товарищей, проклиная противника.
 Все эти мысли в доли секунды проносились у меня в голове. Тот бандит, что завалил Сашку, заработав на этом долларов пятьсот, счастливей точно не будет. Обидно другое, что ни его, ни его полевого командира не найти. Может, это один из мирных жителей поселка по ночам превращается в бандита или он из тех банд, которые вольными табунами ходят через блокпосты и границы, отплачивая определенные суммы федералам. Так что в Саниной смерти может быть виновен и российский, должно быть, уже богатый офицер.

               
                На войне главное не победа, на войне главное - смерть.
               
                Груз 200

Самолет пасть раскрыл
Для загрузки своих пассажиров.
Вновь лечу я один,
И стало тесно вдруг мне,
Я прижался щекой
К холодеющей линзе окошка.
Груз запомнился мне,
И мороз пробежал по щеке

Припев
Вот мы вместе.
Один на двоих самолет.
Груз мой 200 - твой последний полет.

Я сжимаю в руках накладную,
Как пропуск в несчастье.
И как хочется смять мне
Этот зеленый листок.
Закрутились винты,
Побежала под нами бетонка.
Вот и все, полетел до дома браток.

Припев
 
Проплывают под нами
Режима кавказского горы.
Зла на них не держу,
Но будь проклята эта война.
При посадке в России
Тихонько шепну своей ноше:
«Сашка, друг,
Ведь тебя же встречает весна…»

Припев