Белые лампы

                Белые лампы


Как-то, в середине июня, мое внимание привлекли слишком частые передвижения спецназовцев через наш блокпост. Почти каждый вечер в сторону Аргуна выезжало по десятку боевых машин десанта. Все чаще и днем и ночью вертушки прочесывали ущелье. Днем они летали очень низко над землей, словно ищейки, заглядывали за каждый пригорок в надежде вынюхать  что-то подозрительное. А ночью их было еле слышно. В это время суток они летали на очень большой высоте. Разведчики как-то рассказывали нам, что вертушки летают высоко, чтобы с земли невозможно было сориентироваться, в какую сторону запускать тепловую ракету. Но сами они с этой высоты через специальные тепловые датчики продолжают отслеживать движение в горах. Помню, старлей вернулся из полка и рассказал нам, как в городе Аргуне двое неизвестных в масках раскидывали на рынке выххабитские листовки и советовали мирным жителям уезжать подальше из города. Еще он сказал, что к нам должны прикрепить два БМП и десятка два человек для усиления КПП.
    На следующий день две боевые машины уже окапывались у нашей сопки. С дополнительным усилением приехал еще и взвод саперов. Они с паучьей ловкостью растянули вокруг территории поста причудливые сети путанки и колючей проволоки, а на отдаленных подступах к посту наставили растяжек. За день саперы нагородили такого, что не разобрать за месяц. К вечеру они закончили свою работу и, оставив нам карту с растяжками, уехали на своей шишиге «ГАЗ-66».
      Вот, наверно, уже скоро начнется отсчет наших черных пяти минут.
 Все чаще днем и ночью «град», стоящий в полку, запускал по несколько десятков болванок куда-то далеко за гору.
И вот одним жарким днем пара бойцов занимались укреплением траншей, я с Михой чистил зенитку, остальные же  помогали вновь прибывшим пехотинцам ставить палатку и укреплять дзоты. Одинокая кассета в магнитофоне проиграла уже пятый круг и успела, порядком, всем надоесть. Пара вертушек, сопровождающих колонну, кружились уже совсем близко. Скоро должна показаться и сама колонна. Уже были видны столбы пыли, поднимаемые грузовиками. 
 Нещадно обжигающее нашу кожу солнце и не думало сбавлять градусы. Хоть за прошлую неделю я и загорел до клюквенного цвета, но все равно оставался при своем мнении: «лучше песок на губах, чем иней на заднице».  Легкий ветерок гоняет пыль, заставляя нас щуриться и тереть глаза. На дороге никого, кроме стариков да чеченских баб с морщинистыми лицами.
 Новое открытие какая-то неприятная странная пыль-пыльца, которая в сухую погоду набивается во все мыслимые и немыслимые щели, а в дождь превращающаяся в какой-то доселе невиданный вид грязи, по клейким качествам сравнимой лишь с очень хорошим цементом.
Две чеченки средних лет, проходящие через КПП, заметили по пояс раздетых солдат, окапывающих БМП, и отвернулись, проходя мимо. Кто-то из парней выгнул грудь колесом и, согнув руки в локтях, демонстрируя мускулатуру, что-то крикнул женщинам, дабы привлечь их внимание. Женщины, обернувшись, начали шумно обругивать его. Он же в ответ послал все их запреты и призывы к здравомыслию. После этого женщины, окончательно остервенев, ринулись к нему, яростно бранясь и размахивая руками. И если бы ни стоящий неподалеку Симакин. Передернув затвор он заорал во все горло:
-Стоять! Куда? Назад! Женщины, наверняка, выцарапали бы парню глаза или просто удушили бы культуриста. Симакин подбежал к женщинам и, успокаивая, как мог, отвел их от голопузых солдат. После чего подошел к молодцу.
-Ты, что, козел, первый день здесь? Приедешь домой – там будешь перед девками пузом вертеть!
-Да, ладно, что ты чеченок испугался?
-Да, они бы тебе горло перегрызли! Ты на этом КПП второй день, а я за полгода всех чернозадых, проходящих через пост, по имени знаю.
В этот момент из-за края горы выехала МТЛБ – головная машина колонны. За ней нескончаемой вереницей потянулись бензовозы, боевые машины и ЗИЛы, крытые тентом. Вертушки, кружа, пронеслись совсем низко над блокпостом. Пыль от колонны туманным облаком окутывала весь наш холм до самого верха. Колонна направлялась не в сторону полка, а дальше по направлению к Итум Кали. Еще часа два
Крокодилы МИ-24 медленно кружились, постепенно удаляясь от нас. Было видно, как сделав большой круг вдалеке, они полетели обратно. Значит, колонна дошла. «Крокодилы», слегка наклонившись вперед, пронеслись с большой скоростью над ущельем. Минуя наш блокпост, они возвращались на аэродром в Ханкалу. Но, не долетев до Шатое, сделав большой разворот, набрали приличную высоту и вновь направились к нам. Пролетая над ущельем, они устремились носами в его глубь. Что же они там увидели? Для чего такой маневр? Даже мы с Михой, находясь на вершине холма, не могли видеть того, что происходило на дне ущелья, и куда делись вертолеты. Был слышен лишь долгий непрерывный треск, неприятно режущий слух.
-Давай бегом к ущелью! – крикнул Миха, заряжая ЗУ.
 Треск резко прервался, и обе вертушки вынырнули. Круто задрав носы кверху, они набрали высоту и, развернувшись, снова направились в глубь ущелья. Я и еще десяток солдат, вооружившись, уже подбегали к краю ущелья, как снова начался неприятный звук. На носу «крокодила» был установлен
пулемет, на конце которого во время звука постоянно горел огонек. Оказывается, этот звук издавали авиационные пулеметы. Вдруг одновременно оба «крокодила» выпустили залпы из орудий, установленных под крыльями. Полоса ярких вспышек расцвела на дне ущелья. Я, глядя в бинокль, не мог разобрать, что же они приняли за цель. Тщательно вглядываясь в место, куда упали заряды, я все же заметил движение. Цепочкой, совершенно не торопясь, как мне показалось, шли люди. Было очень далеко, я не мог разглядеть одежду и лишь успел насчитать четырех человек. И все – люди скрылись в густой зелени. Вертушки, поднявшись повыше, развернулись и снова нырнули, выпуская залпы, разрезающие зеленый ковер ущелья.
        Мы не могли поддержать их огнем с зенитной установки, чтобы не повредить их самих. Пост на другом берегу ущелья так же бездействовал.
Кто же были эти люди, не спеша, цепочкой движущиеся по ущелью? Наверняка, банда какого-нибудь полевого командира. А какова их численность? Может, я видел только замыкающих, а основная группа уже скрылась. Но перед тем, как их атаковали вертушки, они, явно, шли в нашу сторону.
 Со стороны Ханкалы появилась еще пара МИ-24. Атакующие «крокодилы», уступив место новым силам, стремительно скрылись. Свежие, переняв эстафету, продолжили выжигать нечистую силу. В бинокль я видел, как подкашивались стволы деревьев приличной толщины, принимая на себя мощные залпы боевой авиации.
 С полка передали о замеченных передвижениях бандформирования в нашем направлении. Ты смотри-ка, а мы и не знали! Вовремя предупредили!
Вскоре и эти летающие монстры выдохлись, а может, просто выполнили свою боевую задачу. Набрав высоту, они так же быстро, как и предыдущие, скрылись вдалеке. Здесь в горах закат красуется не долго, темнеет здесь рано и быстро. Как только усталое раскаленное солнце садится за лысыми выскобленными дождем и ветром вершинами гор, все вокруг мгновенно изменяется. Последние лучи дневного светила, косо цепляясь за макушки хребтов, еще щедро рассыпают по небу мириады искр, а на земле уже суетливо хозяйничают холодно-лиловые тени. Спадает жара. В воздухе веет мягкой, удивительно приятной прохладой, и вскоре ночь вступает в свои права. Вот и теперь вечерняя мгла быстро обволакивала каменные выступы гор и уныло стоявшие железные опоры бездействующей высоковольтной линии электропередач, уходившей, на север, к Бешламу. Вдоль нее петляла мало ухоженная дорога, спускавшаяся с перевала в сторону Итум Кали.
Уже в сумерках через наш пост прошла колонна боевых машин по направлению к Шали. Как раз в ту сторону вертушки отогнали врага. Всю ночь через наш блокпост проносились осветительные ракеты. Где-то в полку их выстреливала артиллерия. Жужжа, будто майские жуки, они разрезали воздух над нами и уже над ущельем, выпуская парашюты, вспыхивали большими белыми шарами. Один такой шар освещал все вокруг настолько сильно, что казалось, день мгновенно сменял ночь. Наблюдая в бинокль постоянно освещаемое ущелье, ничего подозрительного я не замечал. С рассветом из полка ударил залп самоходных установок. Это тяжелая артиллерия выпускала снаряды с таким неожиданно резким грохотом, что многие приседали, а кто подольше здесь служил, просто вздрагивали. Снаряды легли, где-то в глубине ущелья, примерно в трехстах метрах от нас. Яркая желтая вспышка на мгновенье озарила все вокруг. От гулких разрывов страшной силы под ногами чувствовалась легкая дрожь земли. Должно быть, десанты, выехавшие в тот квадрат вечером, что-то обнаружили и сообщили в полк координаты обработки. И снова грянул залп, и снова примерно в том же месте, где ущелье поворачивало, из его глубины мигнула яркая вспышка, и мощнейший взрыв сотряс землю. Такие залпы продолжались примерно час. Разрывы то удалялись дальше от заданного места, то снова возвращались. Из-за поворота ущелья так и не было видно самих взрывов, только мгновенные желтые вспышки, выскакивающие наверх ущелья, и этот уже привычный слуху звук.
 В пять утра десанты проехали обратно в полк. Ночные маневры продолжались всю неделю. После чего САУ успокоились, и лишь изредка ослепительно белые лампы медленно спускались на своих парашютах вниз, освещая ни в чем не повинную землю. Каждая война имеет свои особенности. И война в Чечне не была похожа ни на одну другую. У этой войны были свои приемы, своя тактика, свои способы. Не было четко выраженных фронта и тыла, не существовало ни границ, ни правил. Всегда было неясно: "Кто и где противник?" Казалось, что его нет нигде и что он - везде. Случалось так, что сегодняшние союзники завтра превращались в противников, и наоборот.
По чьей-то стратегической идее, в ожидании новой попытки прохода боевиков через Аргунское ущелье или еще каких шпионов тщательно замаскированные сигнальные посты, охрана которых состояла из трех человек, были выставлены в радиусе аж десяти – пятнадцати километров от нашего поста. Еще, возможно, это было сделано с той целью, чтобы усиление, прибывшее к нам не сидело без дела. Два раза в неделю на эдакую сигналку попадали и наши ребята. Заправлялись провизией на сутки - и вперед. Хуже всего сидеть посреди долины, где солнце с издевкой бьет по глазам сквозь ветви маскировки.
-Как там, солнце на закат не потянуло? – спросил Женя Зыкин.
-Нет. Как раз в самом зените.
-Вот ведь как…Оно же и час, и два и три часа назад было в зените!
 Каждый раз, неся службу на подобной сигналке, находясь за много километров от  блок поста, я ощущал себя, в прямом смысле слова, живой приманкой в бассейне с аллигаторами.
     У ног Стручкова раза два пискнула рация. Андрей встрепенулся.
-Капитан Стрельцов вызывает, спрашивает, как на нашем участке? – поворачивает он камне голову.         -     -Передай, что все по-прежнему.
 Андрей передает и тянется за фляжкой, Женя отстраняет его руку:
-Не время еще. Ты уже и так два лишних раза прикладывался. Лучше тушенку пожуй.
-Сам жуй ее, если тебе так хочется.
-Все, никаких разговоров! – пресекаю я их возможную перепалку.
У меня от жары спеклись губы, а в глазах резь от пыли и от марева, плещущегося над ближними сопками. Горизонт вообще утонул в горячих струях воздуха.
-Лучше бы неделю в горах, чем сутки на равнине, - говорит Зыкин.
-Смотря, какие горы,- возразил Стручков,- как попадутся осыпи…
-Да, осыпи это тоже не мед, ты бы лучше поспал,- сказал я ему.- Тебе через пол часа сюда на площадку.
На случай нужды в вырытом в земляной стене углубления вроде полки стоял старый солдатский котелок. То ,есть гадь прямо в этой норе, а потом швыряй подальше от поста. Выбираться из норы пока не прибудет смена, нельзя: маскировка, понимаешь.
 Опять пискнула рация. Капитан Стрельцов передал, что наше дежурство продляется еще надвое суток. Вот тебе раз! А как же с водой? Воды не будет, велено экономить ту, что есть. А что у нас есть? Проверяем свои фляжки. Воды мало…
На этом лугу среди высоких сочных стеблей в назначенный час минуту, секунду  с наступлением темноты под слабое жужжание насекомых я лег на дно замаскированной норы и, затаив дыхание, испытал чувство, от которого так никогда и не сумел отделаться: ощущение таинственности, неизбежности и красоты происходящего – чувство, знакомое многим молодым людям всех времен, когда они, запрокинув голову, смотрели в высь и видели, что небеса гаснут.
Прошло еще двое суток. Мы уже ничего не ели, а  смачивали водой только губы. Время дежурства уменьшили сначала на одну треть, а затем вдвое. Пытались углублять свою яму, чтобы добраться до прохлады. Отвлечься от усталости и жары, очень помогла философская болтовня Зыкина. Вообще, он очень образованный малый, начитанный зарубежными книгами, удивительно эрудирован и тактичен. Спорить с ним о чем-либо было бесполезно. Даже упрекал он нас так метко, что и сказать в ответ было нечего. «Вы только скользите по поверхности жизни, вроде водомерки».
 Женьке двадцать шесть лет. Окончил институт у себя на севере. Он тянул лямку в одной московской  чудовищно-фирмовой компании, а однажды послал подальше все, что имел, — раскрасневшуюся, гневную молодую невесту у алтаря, перспективы служебного роста, все, ради чего вкалывал всю жизнь, — и лишь затем, чтобы в битом «Фольксвагене» отправиться в прерии гоняться за грозой. Он не мог смириться с мыслью, что проживет жизнь, так и не узнав, что такое удар молнии. Вот такой он шизофреник.
 Игорь, его старший брат, по мнению родителей должен был стать ученым, а в место этого отрастил киношный хвост волос, и теперь продает компакт диски в магазине альтернативной музыки где-то на Арбате. Он и его подруга носят только черное. В настоящее время в Москве, принимает наркотики и шатается по столичным, ночным клубам. Вернувшись домой больным и без копейки денег, он еще пол года будет говорить с московским акцентом.
 Еще в детстве Зыкину попалась растрепанная книжка о походах Александра Македонского. В книжке были картинки: войско штурмовало древнюю крепость, воин в латах сражался с гигантским вараном, похожим на вымершего ящера, жестокий смерч засыпал песком  заблудившийся караван верблюдов. Книжка так увлекла подростка, что он начал просить в сельской библиотеке все, что писалось о Средней Азии.
В зимние сумеречные вечера, набегавшись с соседскими ребятишками на морозном воздухе, Саша забирался на горячую печку и весь уходил в прошлое. В его воображении схватывались в смертельной сечи всевозможные завоеватели и те, кто отстаивал свои земли, и те, кто совершал многочисленные подвиги. В общем книги давали ему обильную пищу для убойной фантазии и, конечно, обогащали знанием истории. Здесь в замаскированном гнезде Зыкин, цитируя одного из зарубежных авторов, убеждал нас в том, что когда-нибудь все человечество вымрет, уничтожив друг друга в ядерной войне.
- Я знаю, как я встречу войну или как война застанет меня, но не врасплох, а просто неожиданно, потому что я уверен, она случиться. Уверен! Нет, это будет не холодная, мировая, гражданская или отечественная, а самая настоящая ядерная, химическая с использованием самого жестокого оружия массового поражения.
  Я представляю себе это так. Заскочив в супермаркет заправиться продуктами для вечеринки, быстро следую между рядов аккуратно разложенного товара, наспех выхватываю полуфабрикаты в разноцветных упаковках, бутылки со спиртным, прохлаждающие и тонизирующие напитки в пластике. Все это небрежно швыряю в решетчатую коляску с виляющими колесиками. И вот уже стою в очереди в кассу, а лучший друг, после недавнего спора подчеркнуто меня игнорирует. Сидит в машине и угрюмо слушает «FM – радио», транслирующее новинки музыкальной культуры. Хоть впереди и предстоит шумная вечеринка, настроение мое- хлам, и я просто стою в очереди и рассматриваю переваливающую через край кучу продуктов в соседней тележке.
И тут вдруг – перепад напряжения в сети. Свет вспыхивает, приходит в норму, тускнеет, гаснет. Затем стихает музыка, но нарастает шум голосов, как в кинотеатре, когда прерывается фильм.
Возле входа старик раздраженно пытается пробить своей тележкой не срабатывающие раздвижные двери. Служащий втолковывает ему, что электричество отключилось. Через другой выход, где открытую дверь придерживает магазинная тележка, в магазин входит мой лучший друг.
-Радио вырубилось, - объявляет он. –И смотри-ка…- сквозь уличные витрины мы вдруг замечаем многочисленные столбы дыма, двигающиеся в сторону центра.
Завыла сирена – худший звук в мире, звук, которого я боялся всю свою жизнь. Вот оно, звуковое сопровождение падения в ад – воющее, нервное, жалобное, нереальное , скручивающее пространство и время. Слышно, как через громкоговоритель управляющий просит посетителей спокойно покинуть здание, но его никто не слушает. Тележки брошены в проходах, люди бегут, вынося на улицу и роняя на тротуар краденые упаковки продуктов и минеральной воды.
И тут-то происходит вспышка, она беззвучно длится всего мгновение, но глазам снова пришлось привыкать к нормальному освещению, как после качественной вспышки фотоаппарата.
-На пол! – орет друг, но ни кто не реагирует , словно олени, загипнотизированные светом автомобильных фар.
-Скорее! - но ваши крики не достигают цели.
Друг, светится красным, потому что световые лучи и гамма-излучение пронизывали его тело, высвечивая его изнутри, как эмбриона во время аборта, протягивает мне руку и что-то надрывно кричит…
И тогда, последняя информация, переданная глазами мозгу, которую он так и не успеет обработать будет такой: Витрина превращается в скомканную, взрывающуюся простынь, в поверхность бассейна во время прыжка с вышки, вид снизу. На меня обрушится град жевательных резинок и журналов. Из воздуха словно выкачали весь кислород, дышать стало тяжело, как в сауне, неприятный запах собственных горящих волос.
 Сработали противопожарные распылители и окатили комнату настоящим дождем, струи которого тут же превратились в пар; это длилось примерно секунду.
 Толстяка, стоявшего ближе к окну подняло в воздух, где он на мгновение завис, а потом загорелся, в то время, как жидкий потолок разорвался и потек наружу. Внутрь швырнуло желтую иномарку и пылающих прохожих. И все это в бесшумном порыве горячего ветра, словно открылись миллиарды духовок.
-Духи! Вижу, духи! - вскрикнул однажды Стручков и потянулся к рации.
-Подожди, -  сказал я.- Давай прежде точно выясним, куда они направляются.
Конечно же, никаких духов и в помине не было. Обычный мираж или галлюцинация.
Просто вымотался паренек, устал, при такой жаре это нормальное явление, ничего страшного в этом нет. Однако я до срока сменил Андрея, а Женя дал ему глоток воды из своей фляжки. Стручков был моложе нас, и мы оба чувствовали свою ответственность за него. Капитан Фролов еще раза три запрашивал, как у нас дела. А потом сообщил, что коробочка за нами вышла, но она прежде снимет вторую группу, а уже потом нас.

«-Все хорошо таким, какое оно есть. Так что впитывайте его каждой клеткой, пока можете.»