Колючий водопад

Колючий водопад

   
    Седой, Зыкин и я давно мечтали сделать пару фотоснимков на водопаде. Много раз намечали день, чтобы сходить за перевал к водопаду, но каждый раз что то не сходилось: то погода подведет, то еще какие поручения найдутся. А как-то раз получилось, так что все совпало: и день свободный, и погода шепчет. Вооружившись на всякий случай, и прихватив с собой салагу в качестве фотографа мы отправились к заветной цели. Чтобы увидеть красоту падающей воды со скальной высоты, нужно было преодолеть перевал пройти бугристый луг и спуститься в глубокое ущелье, где солнце светило всего пару часов в день. Порядком отмахав через перевал по сопкам, мы  вступили на луг: зеленые, похожие на кукурузу, неведомые мне зерновые доходили до груди и шуршали, царапая руки, пока мы продирались среди высоких сочных стеблей под слабое жужжание насекомых. Вдруг Седой коснулся моего плеча и кивнул головой в сторону коротко бритой лужайки, на которой горели ряды сена. Кто и зачем поджег чей-то труд и корм скотины, было неясно. С запада летела белая, как кокаин, цапля, птица, которую я никогда ранее не видел; ее плотоядные инстинкты пробудились при виде восхитительных даров пожара — многочисленных вкусных мелких тварей, которых выгнал на поверхность огонь. Птица кружила над лугом, а мне казалось, что ее место скорее в Австралии, а не здесь. Контраст белизны ее крыльев с чернотой обугленного поля был настолько удивителен и резок, что друзья мои разразились шумными восклицаниями, а птица с ее невероятно длинной лохматой шеей просто-напросто отказывалась садиться. Она кружила и кружила, выписывая дуги и закладывая умопомрачительные виражи. Все мы разом повернули головы и продолжали следить за тем, как она садится на поле, все наше внимание было приковано к ней. Мы заворожено смотрели, как она выуживает из травы мелких тварей. Седой все так же молча пожал замусоленным левым плечом, смачно сплюнул и знаком дал понять, что пора двигаться дальше, и мы продолжили путь. Именно про таких говорят: «отвага - спутница удачи».
 Можно много говорить всяких слов о человеке – и не сказать по сути ничего. А можно сказать: «С ним я пойду в разведку». И не надо больше ничего добавлять: о человеке сказано все. Ведь когда месяц-другой под огнем побудишь, покрутишься в непредсказуемых ситуациях, до донышка товарища узнаешь. И все же добавлю, он - молчун.
Спускаться к водопаду пришлось чуть ли не на четвереньках: уж очень крутой был откос ущелья. Цепляясь за кусты и корни деревьев, мы не раз натыкались на колючки, которые росли по всему склону и усердно втыкались нам в ноги сквозь плотные штаны. На крутом склоне, вплоть до самого дна ущелья, встречались единичные окопы и немало воронок, поросших мхом. Я даже не представляю, как можно в условиях боя окапываться на горе с таким наклоном, да и вообще вести бой!  Встречались и неразорвавшиеся заряды от миномета. Растительность становилась все гуще и непролазнее, лишь тонкая, едва заметная тропинка помогала нам достичь цели. Здесь на глубине не толстые деревья, почти до половины покрытые мхом и колючками, совсем не давали солнцу пощупать своими лучами землю. От этого и растительность здесь была блеклая. Двигаясь вдоль ручья, мы наткнулись на пару крылатых ракет внушительных размеров, беспомощно лежавших метрах  в ста друг от друга. В корпусе одной из них зияли рваные дыры. Еще одна ракета, вкопавшаяся от падения с большой высоты на половину корпуса в землю, встретила нас у самого водопада. Хвост ее торчал под прямым углом. Но почему же она не разорвалась?! Особого желания прикасаться к боеголовкам не было, и мы сфотографировались, просто присев рядом с ними.
Сам водопад не превышал высоту пятиэтажного дома. Стены вокруг были базальтовые. В свободном падении вода расщеплялась на мельчайшие капельки, и легкой влагой орошала всю зелень в радиусе пятидесяти метров. Вот здесь то мы и расслабились. Нам рассказывали, что в конце первой чеченской компании, когда в этом районе травили все колодцы, федералы спускались за водой именно сюда, а потом и здесь начались отравления.
 Ручей же создававший водопад, брал свое начало далеко за полком, у подножья высокой горы. Когда я с Бубой ездил за водой к колодцу одного чечена, я видел на высоте пруд. И бывает же такое чудо: сам пруд растекся у основания горы Малаитти, по одну сторону от него – слегка заметный склон, утыканный неровными буграми, а по другую – ущелье, но пруд не стекает и даже не сочится вниз ущелья, а течет, наоборот, по склону средь неровных бугров, в сторону полка. А на дне этого не глубокого ущелья – поселок, и получается, что люди ходят за водой не в низину, а наверх карабкаются.
И к чеченцу тому за водой почти весь полк ездил.
Только мы сделали пару кадров у прелестного водопада, помочили ноги в ледяной водице, как вдруг «бэмс» - ударила пуля в каменную стену водопада. Именно в такие моменты душа на секунду выпрыгивает из тела, как лосось из реки. Мы подскочили как ужаленные и, осматриваясь, впопыхах начали отходить по руслу к тому месту, где спускались. Сам выстрел прозвучал где-то высоко среди деревьев.
 « Бэмс-бэмс» - совсем рядом отрекошетило от скалистой поверхности. И тут мы понеслись вдоль ручья, выпуская короткие очереди в сторону выстрелов. Ответ в нашу сторону не заставил себя долго ждать. Возле ноги неприятно прожужжало железо и с шлепком вкопалось в рыхлую глину. Слева и справа на землю падали срезанные незнакомыми пулями ветви деревьев. Мы бежали, не желая оборачиваться. Я впереди, мои занятия легкой атлетикой дают себя знать. Бежали, до смерти напуганные, прочь от опасности. Проскочив тропинку, приведшую нас к ручью, мы стремительно углублялись в совершенно незнакомую, мрачную сторону ущелья. Ох, и влетело бы нам если б вышестоящее начальство узнало об этой передряге. Хорошо еще Седой геройство свое показывать не стал, а то он может засесть за валун и упорно и бестолково отстреливаться, пока патроны не кончатся. Пробежав с километр, мы остановились. В этом месте ущелье было слишком узкое и мрачное. При любом звуке ощущалась жизнь музейного эхо.
 В середине ровной каменной стены мы заметили пещеру: обыкновенная дыра размером немного меньше дверного проема. Подняться наверх здесь просто невозможно, а идти дальше – опасно, не известно, какие фокусы вообще здесь приготовлены. Вот тогда то я и вспомнил слова старшего прапорщика Старостина: «Иногда сдуру можно заплыть так далеко, что уже не хватает сил вернуться на берег. В тот момент, когда ты просто дрейфуешь, птицы издеваются над тобой. Они напоминают о суше, до которой тебе уже не добраться.»
 Не долго думая, все-таки решили вернуться обратно к месту нашего спуска, ведь в панике мы пробежали мимо тропы. Обычно розовые щеки Зыкина приобрели сероватый оттенок, словно голубиные перья, каштановые волосы всклокочены, как у вооруженного снайперской винтовкой маньяка из триллера, высунувшегося из захваченной им закусочной с воплем: «Не сдамся!».
 Короткими осторожными перебежками мы прокрались к заветной тропе.
   Теперь уже без разбора цепляясь за все подряд, нещадно обдирая руки, поползли наверх. Поднявшись метров на сто, мы пристально вгляделись в то место, откуда по нам велся прицельный огонь, но ничего подозрительного не увидели. А до верха еще оставалось не меньше полтора ста метров….