Я уже на краю...

            Я уже на краю...
         Как помочь человеку, если  он не берёт протянутую руку? Как заставить его услышать нужные слова, если он затыкает уши? Как его понять, если он не хочет перед тобой раскрыться и уходит от разговора? Я знаю одно: мне нужно вытащить её оттуда! Из этой берлоги, где она просто умирает. Одна, брошенная всеми или намеренно заключившая себя под домашний арест.
        Человек сам себя наказывает, но за что? Хотя она так не считает. Она точно знает, что это наказание ей послано свыше. Свыше!  Её беда в том, что она не может уснуть ночью, да и днем находится в каком-то полусне, лишь час-два длится что-то похожее на сон. Она считает, что кто-то ей что-то сделал. Так она и говорит: «Я бы сошла с ума, если бы не знала, что такое делают, и не одной мне. Делают, чтоб человек маялся и не мог  ничего с этим поделать, чтобы извести его. Но поскольку я не из слабых и понимаю, что со мной кто-то что-то сотворил – я держусь. Но сделать не могу ничего. Просто прекратила бессмысленное барахтанье и молча терпеливо жду, когда случай  разрушит то, что кто-то очень сильный сотворил с моей жизнью».
        Я спрашиваю её: «Ты сейчас хоть слышишь меня?» Нет. Она не слышит. Она решила для себя, и этого достаточно. Медленно угасая, даже не борясь за жизнь, просто найдя этому оправдание, человек уходит за последнюю черту. Туда, откуда обратной дороги нет.
        Её голос доносится издалека: «Я уже на краю... на краю... на краю...»
Кричу ей из последних сил: «У края этой пропасти есть ещё время остановиться! Не делай этот последний шаг, не делай! Я же с тобой! Почему ты меня не видишь и даже не слышишь? В том тумане, что перед тобой, ты уже ничего не увидишь! Оглянись! Я тенью стою за твоей спиной! Оглянись! Тень не может удержать тело, она только может последовать за ним. Но будет ли от этого польза? Вряд ли! Когда человек уходит за ту, последнюю, черту, его тень ещё долго блуждает по земле. Ищет, ищет, а не находит. Трудно пристроиться к чужому человеку. А мне казалось, что мы близки и неразделимы, как тело и его тень. Мне казалось это? Казалось. Иначе ты так не поступала бы со мной».
        Её ответ пульсом стучит у меня в висках: «Я не лечу в пропасть, я стою на месте полтора года, вроде и не выходила из комнаты. Я не знаю, как тебе ещё объяснить. Тут просто кто-то хорошо поработал и перекрыл любое моё движение по жизни; куда ни ткнусь – стена глухая и бесконечная, просто пришло время понять, что все мои попытки тщетны. Тут нечеловеческая сила нужна, чтобы вынуть меня из этой проклятой стеклянной колбы. Я не умерла – я замерла. Нет смысла барахтаться и биться головой о непробиваемую стену вокруг меня. Ты представь, что своё состояние я описываю не от ощущений, а от того, что действительно нахожусь в этой запаянной со всех сторон колбе, которую вижу только я изнутри. Всё это существует на самом деле. Редкие люди, которые ко мне заходят, не видят этой стеклянно-бетонной колбы, через которую я наблюдаю мир уже полтора года, поэтому понять меня не могут, они вокруг меня живут, а я только наблюдаю. Не знаю, как это можно объяснить, но мне действительно ничего не доступно. Только хожу через дорогу, там работаю, получаю деньги, иду ночью в магазин, делаю нехитрую еду, проглатываю, засыпаю до вечера... Вечером снова иду работать, беру деньги, иду в ночной магазин, делаю нехитрую еду, проглатываю... И всё идёт по кругу... И это – всё! Больше ничего не происходит полтора года. Только вот этот ящик. Когда были попытки решать хоть какие-то проблемы (хоть и неимоверными усилиями давалась каждая поездка или выход днём  из дома по делу) – всё вернулось к нулю.  Если даст Бог, может, исчезнет этот бред вокруг меня, который неизвестно кто натворил. И тогда я снова задышу и заживу. Не даст – значит, ни ты, ни я, ни кто другой изменить ничего не сможет. Значит, так суждено. Но в таком случае просто ты будешь знать, что я есть (или была - на далёкое будущее намекаю, не пугайся) и искренне тебя любила, и скучала, и жаждала встречи, но... увы! - не получилось. А пока давай больше не будем говорить об этом  –   нет смысла, только раздражение и ещё сильнее боль. Ну, давай просто надеяться на то, что однажды я всё-таки позвоню тебе и радостно сообщу, что меня освободили, что я теперь в порядке и еду к тебе...»
        Она не принимает «подачки» ни от кого, ни в каком виде, даже в виде искренней помощи. Тогда как я могу ей помочь?
        Прошел год...
        Целый год мои письма уходили в никуда. Почему она молчит? Иногда я вижу, что её огонёк в моём компьютере светится, но она упорно молчит. Опять пишу ей, что у меня на душе так тоскливо. Ответь же! Неужели она... отвечает?!
        «Знаю, что не веришь, но очень скучаю по тебе! А поскольку по-прежнему у меня ничего не изменилось, только от четырёх  моим любимочек и затаилась: всё жду просветления, хоть каплю позитива, чтоб было чем поделиться, кроме нытья. У меня не то что тоскливо – а живу из последних сил. Хотя правильнее сказать – никак уже не живу. Да и не хочу. Устала. Ждать уже нечего. Кроме дерьма. Может, если жива останусь, что-то и  нормализуется, если хотя бы выздоровею. Но слабо на это надеюсь. Чтобы выздороветь - нужны силы и желание. А у меня теперь - ни того, ни другого! Нужна срочная операция моему бывшему мужу. А платить за операцию - нечем. Я его забрать тоже не могу (да он и не согласился бы, говорили с ним на эту тему), да и куда я его в коммуналку на каталке заберу? Сама, как бомж, живу тут почему-то на птичьих правах, хотя у меня-то как раз жильё приватизировано, а у них эти три комнаты - нет. Ну, так их же семь человек - вот меня и деда, соседа нашего, тоже задвинули по самое не хочу. Возмущаться? Смысла нет - уже били. Ну, такие попались люди страшные. Раньше тут шесть семей жили - и распрекрасно и весело. Теперь же дед - один, под восемьдесят, и я - одна, седьмой десяток пошёл. Вот такие рогатые теперь тут стали хозяевами, а мы у них вроде как из милости. Да и сама...
В общем - маюсь с середины сентября, вот уже четыре месяца. Я просто не знала сначала, что со мной происходит. Всё терпела. Ну, предпринимала кое-что. Только без толку. «Скорым» уже определила, что почка правая еле держится - нефроптоз. Надо подшивать. Но решила терпеть до Нового года, чтоб праздники никому не портить. На сильных обезболивающих - иначе в вертикальном положении находиться невозможно. Вот сегодня, пойду...
А вдруг жива после неё останусь - после операции, тогда напишу... А пока...
Вот, вишь? Говорила же: лучше мне молчать пока. До слёз вот довела. Нэ пэрэймайся з цього поводу, як хохлы кажуть. Не знаю даже, как перевести. Ну, не заморачивайся, что ли. Не обращай внимания. У кого-то ещё пострашнее складывается жизнь. Просто у меня - не самый страшный вариант, но очень утомительный, потому что столько лет стоять на одной ноге и - ни с места
Всё! Отбой. Целую. Люблю. Я.».
         - И я тебя! Целую! Люблю...
         Да что же это такое... Да я и успела только поплакать...