У любви своя правда

Недавно журналистская тропа привела меня в небольшой соседний городок.
Выполнив задание, я решила посетить старое кладбище, где похоронен один из моих близких друзей.
Сентябрь… Лето плавно перетекало в осень. Мягко шуршали редко и медленно падающие листья, будто шепча что-то о вечности. Золотой ковёр причудливо устилал  могилы и центральную аллею, напоминающую старый, заброшенный парк.
Будний день. Рядом  - никого. С  чувством тихой печали постояла у могилки. Помедитировала или, вернее, душой и сердцем пообщалась с упокоенным, без излишних волнений примирившись с неизбежным.
Взгляд невольно скользнул по сторонам. На соседней могилке памятника нет,  только холмик, заботливо укрытый желто-красным покрывалом. Что-то, наверное, шестое чувство, заставило меня подойти, разгрести листья и вдруг удивиться и вздрогнуть от неожиданности: на  отполированном гранитном камне выбито было хорошо знакомое мне имя и годы жизни 1969 – 1989…
И лента памяти закрутилась в обратном направлении, к тем, печально-памятным событиям.
 Июнь 1987 года ничем не отличался от предыдущих и последующих. Те же  абитуриенты, группками оживлённо тусующиеся  у парадного крыльца Музыкального училища, педагоги, с интересом всматривающиеся в их лица: кто из них станет «нашим», каким окажется набор…
 Одна пара – двоюродные брат и сестра держались чуть-чуть особняком, привлекая к себе внимание  ещё не понятно чем.
Закончились вступительные экзамены. Наши «двоюродные», назовём их Толя и Оля, показали хорошие музыкальные данные. Толя очень прилично владел гитарой, а Оля обладала приятным, глубоким меццо-сопрано.

Сентябрь. Начались занятия. Толя попал в мой класс хорового дирижирования. Индивидуальные занятия позволяют лепить не только специалиста, но и человека, для чего педагогу и студенту, как минимум, необходимо узнать друг друга и поверить в успех их общей работы.
 Немного отвлекаясь от фабулы, скажу – получается это далеко не всегда. Причин неудач много, но сегодня речь не о них.
Занятия шли своим чередом. Новым моментом в занятиях с Толей  была песня под гитару, которая обычно завершала утомительный, особенно в начале обучения, урок. Каждый раз – новая. Это не только развивало его в музыкальном плане, но частенько давало повод для мини-бесед на самые разные темы.

К середине учебного года стала замечать утомлённость и вялость студента.
 - Толя, в чём дело?  Ты плохо себя чувствуешь или тебе не интересно?
 -  Мы с Олей питаемся вместе, и нам не хватает денег. Из дома помочь не могут. Вот я и поступил работать ночным сторожем в детский сад.

Я не стала говорить ему о том, что, живя в таком режиме, он не получит достаточных знаний (просто не сумеет их взять) для поступления в ВУЗ или для успешной дальнейшей работы по специальности. Ему  было 18, и он всё понимал сам. Зато меня осенила  мысль: они не «двоюродные», они пара любящих сердец. Вскоре мою догадку укрепил поползший по училищу слушок, и, наконец, разорвалась  бомба замедленного действия – Оля беременна.
Советские времена. В учебном заведении блюли нравственность. На Олю наступала «бронированная стена» из официальных лиц, ответственных за обучение, воспитание и, естественно, нравственность.  Требовали правды. Требовали напористо, жёстко, бескомпромиссно и вовсе не гибко, как не помешало бы именно в этом случае.
Заболел педагог Оли, и мне дали замещение. В середине второго или третьего урока Оля вдруг бросила играть партитуру и, горько зарыдав, повисла на моём плече.
 - Помогите нам, Нелли Ивановна, мы с Толей очень любим друг друга. Хотели пожениться, но мне ещё нет 18-ти, и заявление не взяли. На днях мы принесли в ЗАГС справку о моей беременности, и нас поставили в очередь на регистрацию. Мы очень хотим продолжить обучение, но мне грозит отчисление за… ну Вы знаете.
Я тихонько гладила юную Джульетту и, как могла, успокаивала, а сама задавала себе вопрос: как помочь? У меня же нет никаких рычагов власти, а те, что такие рычаги имеют, возможно с официальной точки зрения  вполне правильно выполняют свой долг. Надо было поговорить с Толей.
Поговорила. И вот что услышала:
 - Конечно, плохо что-то начинать со лжи, но мы почему-то боялись открыть свои чувства. Теперь понял, что зря. А вот почему я поспешил – этому есть очень невесёлое объяснение:  в нашем роду люди умирают очень рано, особенно мужчины. Мы даже стоим на особом учёте по онкологии.
Мне нечего было сказать этому парню ни в обвинение, ни в утешение.
Такого опыта у меня тогда ещё не было. Я тихо, даже робко сказала:
 - Я попытаюсь помочь.
 - Спасибо, прошептал он побелевшими от волнения губами, и мы расстались.
С этим тяжёлым душевным грузом я, как в омут головой, вошла в кабинет директора и «выложила» всё как есть.
И, о, удивление, была понята и поддержана:
 - Пусть ребята расписываются, а мы устроим им скромную студенческую свадьбу, дадим комнатку в общежитии, пусть живут и учатся.
Теперь надо было это решение довести до сведения строгих блюстителей нравственности.
Увы. Уже был назначен «разбор полётов». На ковёр вызвали мать Оли и меня, как педагога Толи.
Мать Оли – женщина щупленькая, болезненного вида, наверное не очень грамотная, сидела молча, скукожившись на краешке Олиной кровати.
Меня с моими доводами и решением директора (она ещё и к директору ходила!)  в расчёт не приняли и отчитали Ольгу по первое число, не стесняясь в словах и не щадя её самолюбия.
Оля слушала молча, лицом к окну, и только согбенные вздрагивающие плечи выдавали степень её волнения.
Вдруг, не прерывая чью-то тираду, она резко повернулась и стремглав выбежала из комнаты. Мать, торопливо семеня ногами, ринулась за ней…
Больше их в Училище никто и никогда не видел.

Ход дальнейших событий складывался из кратких, скупых сообщений близких им людей: сняли небольшую избушку-времянку на окраине своего городка. Толя работал. Родился ребёнок. Денег и опыта катастрофически не хватало.  И, как говорят, любовная лодка разрушалась под напором подводных рифов быта.
Однажды, после серьезной ссоры, Ольга, забрав ребёнка, ушла к матери, а утром в избушке обнаружили труп Толи – угорел.
Несчастный случай?  Суицид..?
Этот вопрос я вновь и вновь задавала себе, неожиданно оказавшись у  последнего приюта Анатолия.