Дуб

Женщина опустилась на колени. Её руки обессилено повисли вдоль тела. Она подняла глаза и сказала:

- Понимаешь, у меня заболели уши. Какая-то странная болезнь проявилась, будто вода булькает слева и справа, перекатывается в ушах, при наклоне и повороте головы. Я пошла в поликлинику к ЛОРу. А он мне сказал: «Это у вас климакс». И направил меня к гинекологу, а тот направил в городскую больницу, в хирургическое отделение. Я пришла туда и говорю: «Меня беспокоят уши».
«Ложитесь на кушетку», - велел мне врач и стал ломать мне кости, выворачивать суставы, править позвоночник.

Как ты думаешь? Может, климакс не только у меня, а у всего мира сразу?

Дома? Нет. Дома меня не понимают и не помогают. Совсем не считаются с этой моей странной болезнью.
Ах, если бы ты знал, как мне обидно! Меня совершенно измучила эта боль. По моему телу, внутри меня будто муравьи бегают, снуют: то вверх, то вниз. И в голове тараканы пляшут. Слёзы текут из глаз сами собой.

Что мне было делать… Я пошла к маме.
Она сидит в кресле с наушниками на ушах, смотрит телевизор. У неё давно ослаблен слух. Я падаю на колени возле неё и плачу, уткнувшись в её халат: «Мама, у меня всё болит, а Миша сказал: «Хватит скулить!» И это вместо того, чтобы утешить, погладить, утереть мои слёзы…»
Мама отстранила меня от себя, сняла наушники и сказала:
"Не мешай мне смотреть передачу. "Давай поженимся" это моя любимая передача".
Я расплакалась ещё больше и вернулась в свою комнату.
Муж ушёл в гараж, видимо, чтобы не смотреть на меня.
А моя дочь…

Тут женщина как бы запнулась, у неё перехватило дыхание. Но, проглотив подступивший к горлу комок, она продолжала:

- Мне стыдно говорить тебе об этом.
Моя дочь увидела моё опухшее от слёз лицо, вдавила меня в моё кресло, подняла подол юбки двумя руками, запрыгнула на подлокотники кресла, схватила меня за волосы и давай колотить меня головой об стену, возле которой стояло кресло, крича при этом: «Как ты мне надоела своими воплями! Заткнёшься ли ты когда-нибудь?»
Я тоже кричала от боли физической и душевной.

Знаешь, моя дочь – это мой первый ребёнок. Трудные роды… и в итоге хорошенькая-прехорошенькая девочка. Первая улыбка… Первые зубки… Первые шаги… Сколько нежности и тепла было тогда в этом комочке. Тогда…

А теперь я вырвалась из её рук и убежала в комнату сына, она – за мной.
Сын включил магнитофон на всю громкость и вытолкнул нас обеих из своей комнаты. Запер дверь на ключ.
Он недавно сам врезал замок в свою комнату. Я ещё удивилась: «Зачем?» А он ответил: «Это моя комната!»
Я попыталась помешать ему: «Значит, и в нашу комнату надо врезать замок, и в комнату твоей сестры, и на кухню?» Он спокойно ответил: «Да!»
Дёргая за ручку, я закричала: «Сделай музыку тише!» И услышала ответ: «А ты себя выключи - на совсем!»
Дочь плюнула мне в лицо…

Подожди, я немного расскажу тебе о сыне. Мой сын… Он родился таким слабеньким. Он всегда был очень ко мне привязан. Он совершенно не мог оставаться без меня. Без меня он неистово плакал, звал маму. И успокаивался только тогда, когда я приходила. А после окончания школы он поступил в институт. Нет. Это уже был не тот слабенький, плаксивый мальчик. Это был высокий, очень симпатичный, галантный молодой человек. Сколько радости, гордости было тогда в моём сердце. Сколько надежд!.. Было…
А теперь…

Когда в квартиру вошёл муж, я спряталась за его широкой спиной от дочери, а она всё пыталась меня ударить.
«Что тут у вас происходит?» - раздражённо спросил он. «Да она всех достала!» - закричала дочка.

Ты удивишься, но у моей дочки тоже высшее образование. Она окончила Строгановскую академия. Помню, как тяжело доставалась мне их учёба. На учёбу уходили все деньги, а нам с мужем порой не хватало даже на хлеб.
А теперь мои дети избивали меня за то, что я - заболела!
Муж развернулся и схватил меня за обе руки возле плеч, с силой сжал: «Вот, тварь последняя, ты прекратишь или нет доставать всю семью? Ляг в кровать и лежи мордой к стенке!»

Понимаешь, я всю жизнь на них стирала, варила, в театры водила, в кружки разные, мужа любила.
А сейчас я – тварь последняя!..
Я представляю эту картину: я стою в очереди, впереди меня – стая тварей, а сзади меня – ни одной. Я – последняя.

Слёзы ещё сильнее потекли из глаз женщины. Она встала с колен, обняла ствол огромного дуба, которому уже полчаса изливала душу. На коленях её остались вмятины от желудей, лежащих на земле.

- Ну, скажи же мне, скажи, когда ушла от меня та радость, то тепло? Или его кто-то украл? Научи меня. Научи вернуть радость.

Старый, стоящий на самом краю обрыва, дуб, конечно же, знал все тайны. Он живёт так долго, и слышал так много, что, не переставая, стал говорить женщине, что и как она должна сделать для того, чтобы спастись от зла. Он говорил сосредоточенно, очень обстоятельно и подробно, боялся упустить что-то главное или перепутать что-либо в мелочах. Он щедро делился своими знаниями.

Но женщина не знала и не понимала язык деревьев. Она щекой прижалась к старческим бороздкам на стволе, нервно перебирая пальцами, шелушила его старую кору и слышала только успокаивающий, убаюкивающий шелест листьев, да шуршание коры, отлетающей из-под её пальцев.