Луч света в диске луны. Барханы времени. Глава 21

Глава 21. Двое.

Прощание не затянулось ни секундой дольше, чем стоило взору обратиться к лесу, и понять, что дорога в этом заросшем не только по окраинам лесу будет долгой. Уже первые шаги проходили по мелкому кустарнику, из-за чего пришлось поработать мечом как косой. Хорошая заточка с запилами проходила как бритва сквозь масло. Следы должны быть различимы всякому, но я старался сделать их еще более различимыми даже после еще одного снегопада, и даже по весне в грязи они не потерялись. Звериные тропы часто проходили на уровне голени, и различал их уже после того, как покос произошел.

Выйдя к заболоченной поверхности старался держаться этой дороги, однако такие подарки попадались не часто, да все по низинам., что незаметно уводило в сторону за счет мнимой легкости передвижения. По вершинам холмов путешествовать было тяжелей всего, на которые забирался в надежде разглядеть равнину где-нибудь впереди.

Тщетно. Впереди маячили лишь вершины деревьев, что своей ровной поверхностью закрывали от взора непроходимую чащу. Чтобы десять дней провести в пути по этому бездорожью, уже стал сомневаться, что мне такое под силу. Оставаться дома тоже было тошно, да настолько, что хоть волком вой. Нехорошая ситуация, и так же скверно ощущалось на душе. Просто нелепица, если вдуматься. Поэтому думать не хотелось. Поэтому шагал, пока пульс бьется в ушах, и не перетекал на затылок. Дальше останавливался, подолгу всматриваясь в окрестности, пытаясь угадать более легкий путь, и надо признать, даже примерно не представляю, насколько хорошо это мне удавалось. Утешал себя тем, что попросту дорога везде была одинаково непролазна. Умел бы совой перекинуться, враз был бы у входных ворот города. А так, пока ноги идут, пока светит солнце, старался держаться южного направления.

Ночь у костра, а утро наливается своей свинцовой-синеватой окраской. Так день сменяет другой день. Чтобы не потеряться оставляю следы чуть ли не на каждом шагу, потому как кажется, что небо над головой начинает вращаться как карусель. Зарубки на деревьях, как роспись пера — здесь был Вася. Иной раз живность как будто полностью исчезает — смолкают голоса птиц, и только треск замерзших деревьев и скрип снега под ногами развлекает мой слух. Жутковато, когда понимаешь, что и впереди и позади — бескрайнее море зелени, которое не всякому кораблю дано переплыть. Через некоторое время стал делать зарубки в виде чисел для каждой сотни стволов, и по особому метить десятки — стало чуть полегче ориентироваться, сколько прошел. Причем метки делал с таким расчетом, чтобы с одной можно было увидеть сразу две или три других. Это там, где не приходилось вырубать кустарник полностью. Так я думал хоть как-то оставить след, по которому в случае, если заплутаю, то смогу вернуться немного назад. Кроме того если Сэмюель пойдет со своими односельчанам то я не знаю, как сделать дорогу более заметной. От холода в голове все сложные мысли выветрились — держал в уме количество десятков, и на пальцах загибал какое дерево станет следующим.

В отличии от моего мира в этом деревья попадались разного охвата. Некоторые были настолько велики, что полностью замещали собой более мелкие, создавая впечатление свободного пространства, с половину футбольного поля. В дупле одного из таких я нашел приют на ночлег, немного открытое для ветра, но достаточно просторное, чтобы туда втиснуться. На следующий день ночевать пришлось среди кустарника, что заслонял огонь костра от ветра. Поспать тогда удалось как-то чересчур мало, если вообще получилось. Все таки бурка и телогрейка хорошо защищали от ветра, да только огонь в такой кромешной тьме второй раз вряд ли смогу разжечь. Самое скверное — что нечем себя занять в такое время. Приходится что-то придумывать, перебирать в уме те числа на деревьях, что прошел, как я бы изобразил это на карте, рисовал пальцем на подтаявшем снегу. Вроде смещаюсь немного к восходу из-за неровности местности. Значит теперь надо идти чуть западнее, если представится такая возможность. Если за день прохожу около десяти километров, то десять дней может оказаться лишь примерной оценкой. Может придется месяц добираться до Большой Земли — это куда точнее оценка. Мне бы те сани, что едут сами, что у Лель-Еран-а.

После третьего дня я перестал искать места для стоянки, предпочитая первый валежник на возвышенности, где жег костер до утра, а после вместе с посветлевшим небом, следовал к югу. Дни сменяли друг за другом, стал делать засечки на ноге, чтобы не потерять им счет, а сотням пройденных деревьев — их числа. Глоток талой воды с  кореньями, чтобы можно было прожевать сухое зерно — пить хотелось не сильно, вода из-за высокой влажности порой просто струями стекала по усам, образуя на них сосульки, такая влажность, как будто плыву по реке. И если весь этот лес, что река — кисельные берега, то можно сказать, что и я там был, мед-пиво пил, да в рот — не попало, и слава Богу!

Странно, но на пятые сутки какое-то облегчение и ясность сознания мне позволили существовать без всякого напряжения с моей стороны. Это когда на разум ничего не давит, хотя руки и ноги чувствительности своей не потеряли. Десятые сутки принесли какое-то истощение — я чисто механически делал только то, что делал всегда, пытаясь не допустить промашки. Зерно в мешке стало как-то быстро расходоваться, что пришлось вести счет еще и ему: в горстях, многократно сбиваясь со счета. Появилась боязнь потерять вещи, для чего привязал каждую из их малого числа к лямке. Спать хотелось постоянно, но боязнь забыть, куда шел и кто я такой, часто превозмогала усталость. Разлитый вокруг вкус паники приторно терпко стучался через нос, черпая спокойствие в мерном дыхании, исходящее из тяжелой поступи.

Когда срок перевалил за кажущийся нереальным двадцать восемь дней, остановился:
Всё, я все таки пришел. - Окончательно устав прорубаться через кусты, разлегся на сваленный молодняк.

Стало очевидно, что я забрел в болото, что было покрыто тонкой пленкой не замерзшей воды. Надо возвращаться. Но день подходит к концу, и легкий дымок тумана поземкой уже сообщил, что ночь будет промозглой. Обратно если идти, то до суши не доберусь до наступающих сумерках. Видимо наступает дурацкий конец моей истории. Хотя, если судить по её началу — всё к тому и шло. Жизнь и смерть не имеют никакого значения, руки и ноги уже нечувствительны, в конвульсиях бьется лишь сердце, но и его огонь уже почти погас.

На границе сна и яви стал различим голос. Голос не то звал, не то просил. Не удалялся, не приближался. Полузакрытые глаза не спешили искать источник, но голос мешал заснуть. Туман чертил замысловатые фигуры, в которой сложно было угадать нечто отчетливое. Тьма поглощала шаг за шагом островки рассеянного света. Вместе с тем голос становился все менее и менее различим. Напоследок тьма решила поиграть со мной.

Я остановился на небольшой возвышенности. Аэрозоль холодных капель накатывала, иногда целиком погружая с головой. Ветер не ощущался. Однажды отступая волна тумана обнаружила женскую фигуру. Ощущение было, как будто так и должно быть. Не возникал даже вопрос, кто бы это мог бы быть, перед тем, как она растаяла. Славно, что она все таки пришла за мной.
-- Зачем ты меня звал? - Голос, исходящий от маленькой тени, стоящей за пологом тьмы заставил встрепенуться. - Мне здесь нехорошо.
-- Магритель?
-- Здесь холодно. - Тень шагнула на свет — это была действительно Магритель, какой я её и запомнил.
-- Магритель, ты жива?
-- Да. Я слышала твой голос, когда думала что заблудилась. Я шла на него.
-- Ты жива. - Я улыбнулся. Больше ничего в голову не приходило. Взгляд блуждал по ней, силясь понять, что за наваждение перед мною. Едва вспомнились вести о сожженных селах, но почему-то я верил, что она действительно спаслась.
-- От тебя так долго не было никаких вестей... Зачем же ты теперь позвал меня? - Мне показалось, что в её глазах стояли слезы.
-- Я... не знаю.
-- Отпусти меня, прошу. Мне так больно. Не терзай меня больше. - Внезапно её лицо осунулось, и скулы проступили более отчетливо, что заставило испугаться
-- Хорошо... Иди... Я отпускаю тебя. - Фигура как бы вспыхнула и растаяла клочками тумана.

Туман отступил, оставив чистый воздух без помех пропускать холодный свет закатного солнца. Сознание стало возвращаться до хрустальной ясности. Как такое могло быть? Черт, да после Бабы Яги сложно чему-то ещё удивляться. Но всё таки... Возможно из Распутья они действительно смогли бежать. От радости на секунду окаменел.
-- Ты  предал меня. - Комок грязи, вдруг возникла из ниоткуда. - Ты бросил меня, когда был так нужен!
-- Ты... кто? - Это происходило наяву. Это уже не был сон. Черт, что происходит?
-- Та, которую ты оставил. Та, которая оплакивала твою смерть. Та, жизнь которой закончилась после этого.
-- Магритель? - Фигура из грязи была чуть посимпатичней Бабы Яги.
-- Ненавижу тебя, и проклянаю день нашей с тобой встречи. - Фигура, обернувшись сделала шаг, и тут же грязным ручьем скатилась в полынью, из которой вышла.

Встал, подошел, проваливаясь по щиколотку к тому месту, и детально осмотрел место полыньи, ощупав её края. Я не брежу и это не сон. Надо идти от этого места подальше.

Настала пора двигать сквозь болото. Назад возвращаться было бы разумней всего, но сейчас хотелось просто бежать со всех ног. Лучше уж болото поглотит всего меня, чем кто-то ещё придет по мою душу.

Старался двигаться как можно быстрее, по пояс погружаясь в зловонную жижу. Бежать, и бежать. Подальше отсюда. Вот что такое черный лес. Вот что такое — нечистая сила. Что-то здесь водится. Это реально, и никто меня не убедит в обратном. Так и зомби скоро попрут, или еще какая другая нечисть... Не-е-ет, подальше... подальше отсюда. Скорей отсюда... Мои ноги буквально летели отсюда. Главное не нырнуть с головой, чему не терял надежду оставаясь возле непроходимой чащи леса, держась одной рукой за тростник, другой не давая мечу тормозить передвижение. Когда тьма упала на землю, я продолжал путь, надеясь лишь на то, что не кружу по кругу.

Позади вспыхнул свет. С непривычки после полной тьмы, показалось, что ослеп. Позади бушевало пламя, вздымаясь до небес, разом вспыхнув практически по всему горизонту. Это все меняло — надо двигаться еще быстрей. Да что ж это такое!?

Пламя нагоняло и пепел уже сыпал мне на голову. Долетали и не до конца сгоревшие ветки. Успеть бы добраться до большой земли прежде, чем запылает весь лес.

Запах гари забирался в нос, и я уже не оборачивался, затылком ощущая жар. Это всего час назад я боялся замерзнуть?

Наконец в зарослях тростника нашел тропу, что не вела в тупик. И вот я в редколесье. Такой будет расти недалеко от полей, либо возле поймы — так или иначе, это давало шанс избежать пламени реки Стикс. После топи болот ноги прям летели.

Выбрался на поле, или замершее болото — сложно понять. Остановился. Огонь уже пожирал окраины леса неподалеку от того места, где я выбрался. С одной стороны холод, с другой стороны — жар, который был нестерпим даже с расстояния пяти десятков метров. Одежда просохла, но двигаться дальше было трудно — я ничего не понимал, хотя был в своем рассудке. Такое впечатление, что территорию выжгли напалмом. Там, где был лес, скоро не останется о нем никакого упоминания.

Жутко захотелось есть, пара горстей вместо обычной одной, а сейчас захотелось спать. Но жар вперемежку с холодом делали это дело крайне малоперспективным. К тому же только сейчас оценил масштаб и величие этого пожара — это было необычайно красивое зрелище, когда казалось, что горит даже небо.