Загадай мое желание

Загадай мое желание.
 http://ficbook.net/readfic/487132

Автор: Yuu_Sangre (http://ficbook.net/authors/Yuu_Sangre)
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Август/Арман (влюбленный в соседа сосед/сосед, в которого влюблены :))
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Флафф, Драма, Психология, Философия, Повседневность, Даркфик, POV, Hurt/comfort
Предупреждения: Нецензурная лексика
Размер: Миди, 59 страниц
Кол-во частей: 17
Статус: закончен

Описание:
 Пятнадцать минут до Нового Года. Застрявший лифт и два соседа по лестничной клетке. Одного дома ждет кот,
 второго - девушка. У одного в пакете еда из фаст-фуда, у другого - шампанское и презервативы. И... первый
 давно и безответно влюблен во второго. Чем это все может закончиться?

Публикация на других ресурсах:
 С указанием авторства и, желательно, с ссылкой на эту страницу.

Примечания автора:
 Арман - знач. "мечта", "желание", "цель". (фр., араб.)
 Август - "Человек, не ищущий выгоды и всегда готовый отказаться от блага в пользу других".
Глава 1. Что было? Ничего не было.


 Лифт медленно и как то лениво, сонно, что ли, закрывается. О чем я только думаю?..
 Мне нужно успеть домой, успеть до начала нового года, к Барсику, к любимому компьютеру и поставленному на
 скачку перед походом в магазин легкому комедийному фильму. Именно такому, легкому.
 У меня есть сосед, а у соседа есть девушка. Ну, как девушка, они просто встречаются. Хотя я слышал, что она,
 возможно, ближе к весне переберется к нему. Жить. С ним.

 А я терпеть ее не могу. Слишком она неумелая, рассеянная, каких поискать, да к тому же еще и вредная и
 страшная, как вся жизнь моего Барсика.
 Барсик - это кот. И через 15 минут я, если повезет, и лифт не заглючит на 5-ом этаже, как обычно, буду
 встречать с ним вместе Новый год. Потому, что я люблю его.
 Да не Барсика, хотя он, кончено, семья - парня этого, соседа моего.
 Идиот, не правда ли?..

 ***

 Я помню, как мы познакомились. Мне было 18, я был молод, горяч, и не имел никаких целей в жизни, как и
 привязанностей и идей. Только бред и суета. Так мне сейчас кажется.

 Я только въехал в этот дом - родители разменяли семейное гнездо на приличный такой домик, и вот эту вот, мою
 двушку. Ага, мне еще как повезло. Потому что вносить шкаф аж целых 2 лестничных проема мне помогал мой новый
 сосед. Кареглазый Арман. Чтоб его.

 У него глаза цвета теплого кофе и прозрачнее самых драгоценных камней. У него улыбка мягче материнского
 обьятия, и слаще терпкого вина. У него запястья тоньше, чем у самых прекрасных восточных танцовщиц. У него
 лучистый взгляд, и я люблю его.
 Я полюбил его, еще даже не осознав его имени и его лица.
 Я полюбил, но это не принесло мне ничего хорошего.

 ***

 Я пытался познакомиться с ним поближе. Думаю, он считает меня хорошим, верным другом. Думаю, он готов отдать
 мне всю соль мира, и прикурить для меня миллионы сигарет. Он ходит ко мне за советом, за пивом, посмотреть
 футбол или скачать музыку - но вот только...

 А я сейчас выйду на своем этаже, и, пройдя мимо своей квартиры, несколько мгновений буду смотреть на
 заветную дверь в конце коридора, синюю с яркими серыми цифрами посередине, над глазком, и буду думать о том,
 что где то там, он, возможно...

 Ход моих безмятежно-уничижительных мыслей прервал громкий крик, крик человека, истинно бегущего встречать
 свой Новый год, загадывая свои мирские радужные желания:

 - Эй, придержите лифт, ну пожалуйста!..

 Я послушно исполнил просьбу, уж такой отчаянной она была, хотя голос и выдавал искрометное веселье и
 сдерживаемый в груди счастливый смех. Несколько мгновений - и я осознал, кому этот голос принадлежал: в
 открытое зево лифта, как грешник в врата рая, вбежал, чуть не вбив меня в противоположную от входа стену,
 мой прекрасный сосед.


Глава 2. Хвала небесам.

 Бывает же везуха!..
 Еще бы на пару секунд позже, и мне пришлось бы ждать еще несколько минут. А ведь до праздника всего ничего!..

 И надо же было мне забыть купить все необходимое. Кажется, ничего не забыл.
 Моя девушка ждет меня там, наверху, в квартире, и я пообещал ей, что не опоздаю. Когда уходил, убегал, хотя она и беспокоилась по этому поводу.
 Если я опоздаю, как она выразилась, не будет никакого "волшебного Рождества". И это учитывая то, что католическое Рождество прошло уже несколько дней назад, а православное не далее как через неделю.
 Глупышка моя.

 Вообще, она обещала встретить этот Новый год у друзей. С подругами, выпить, поболтать, бывает же. Но у одной подруги заболел маленький ребенок, другую категорически не отпускает муж...
 Я не знаю, что случилось с остальными, если только не нашествие тараканов-паразитов или эпидемия чумы по соседству.

 По соседству...

 Интересно, как там Август?.. Мой милый соседушка еще вчера весело улыбался, поглаживая Барсика на дергающийся хвост, что этот Новый год у него будет особенным. Просто я хотел предложить встретить его вместе - моя то все равно должна была быть не со мной, а у него, бедняги, только кот и пустой холодильник...
 Я понимаю, что молодой красивый мужчина не обязан уметь готовить, но а как же я, как исключение из правил?

 С улыбкой вспоминаю тот момент, когда я готовил - уже не помню что, - в розовом фартучке с рюшечками и цветами (подарок мамы неумеющей и нежелающей готовить сестре, передаренный, конечно же, мне как старшему).

 Он зашел на кухню, а я ему: "Привет, как дела?!," - и поворачиваюсь, руки в муке, рожа в креме; бедняга был
 так удивлен, что даже покраснел, точно вареный рак.

 Моя девушка тоже не умеет готовить. И поэтому они, вместе с неисчисляемой ватагой ее подружек-болтушек,
 считают меня "сокровищем". Да уж да, свое "Золотое Руно" она не упустит...

 Большая часть ее подруг уже замужем, некоторые имеют детишек, и почти все с кем нибудь да обвенчаны. Ну что за жизнь такая - даже сделать собственный выбор нормально не дают, все "давай поженимся, давай поженимся", но не потому, что "люблю" или "надо", а потому что "посмотри, какая они хорошая пара, я тоже так хочу", или "мне уже стыдно в глаза маминым знакомым смотреть, они уже считают тебя непорядочным человеком", - нет чтобы сразу сказать, что без меня она жить не может, ну или что я нужен ей, как Луне Солнце - и я бы тут же расстаял и сделал таки ей долгожданное и столь обещанное предложение.

 Эх. Но она красива, молода, и вполне мне подходит. Почему нет то?..

 Интересно, а почему у Августа нет подружки? Мало у кого сейчас не "занято сердце", ну или хотя бы кровать, а особенно у кого то с такой чудной внешностью. Закачаешься, как с обложки. Поэтому то я понимаю, насколько ему сложно работать в женском коллективе, и мне сразу становиться понятно, почему он работает не по своей специальности, а по моей. Есть и помощник, и советчик, и опыт. Почему нет.

 А я сейчас, полураздетый, замерший, веселый, как Дед Мороз под елкой, бегу домой, в пакете неся столь необходимые на свидании вещи - выпивку и презервативы; а так, как свидание - Новый год, то выпивка есть шампанское. А вот интересно, коты пьют шампанское?..


 - Эй, придержите лифт, ну пожалуйста!..

 Пулей вбегая в желанную цель - лифт, дорога к раю, да и не хочется задерживать незримого "того", который тоже, верно, спешит домой в эту новогоднюю ночь, - я и не успел вспомнить, что в нем, верно, кто то есть. И лишь всем весом навалившись на человека, буквально вжатого мною в противоположную от закрывающегося входа стенку, я узнал своего любимого соседа.

 - Хэй, привет, давно не виделись!!! С Новым годом тебя!, - прокричал я, как оголтелый, отстранившись со
 скоростью света и доставая предположительно замершую на морозе шоколадку из внутреннего кармана наспех
 натянутой куртки, с улыбкой протягивая вовремя успевший - за 15 минут до праздника - подарок ошеломленному парнишке, глядя прямо в серебристую бездну удивленно моргающих сейчас серых глаз.


Глава 3. Причины и шоколад.


 Она была теплая. Ослепляюще теплая, в цветастой бумажной обертке с серебристой фольгой внутри, мягкая, словно тающая, испаряющаяся, теплая, дурманяще теплая...

 - Ээээтто мммнее?, - невпопад промямлил я. Сердце так и заходилось, кровью закладывая уши и стуча по ребрам.

 Хотелось взять и сбежать, мимо него, больно задев плечем его плечо, не оглядываясь, не обернувшись...

 На меня смотрел глазами цвета теплого шоколада мой... А кто он мне, собственно? Друг, знакомый, возлюбленный?..
 Бред. Надо взять себя в руки. Он так смотрит на меня, всучив мне эту шоколадку, что еще минуту назад лежала у него на груди, словно любовница или разлучница, и я уже ревную, я умудряюсь ревновать его даже к такой мелочи - это так глупо, так наивно, так...

 Всего пять минут назад я думал, что не встречу его до Рождества, а теперь не знаю, куда девать взгляд, и на что смотреть первым.
 Он всматривается в мое лицо, будто хочет разглядеть на нем что нибудь ужасное, вроде следов нападения или побоев и ссадин. Таким взглядом смотрять заботливые нянечки, которым на тебя наплевать.

 Ненавижу это. Ему. На меня. Наплевать.
 Так что хватит вести себя, как баран.

 Пауза.

 - Ээээ... Извини, спасибо, - запоздало вырывается из меня признание собственной слабости, замаскированной под глупость, - Я...

 Я начинаю активно рыскать по карманам в поисках чего нибудь, что можно было бы отдать взамен, а в голове всплывают строчки "Возьми взамен мою душу", в пакете только фаст-фуд и кошачий корм, а в кармане куртки - зажигалка и севший телефон.
 Нет, я не курю, просто в таких зажигалках снизу фонарик есть...
 Да ж ну, что ж такое то!..

 Прошло всего секунд 20, я уже не ожидаю что нибудь найти, но продолжаю активно делать вид, что ищу, что вот-вот, и смотрю в пол, а в глазах - темно, и будто кружатся снежинки, черные снежинки на серой тусклой глади. И я снова спрашиваю себя, зачем, и что я здесь делаю, и почему я все еще здесь, и на что смотрит он...

 - Эй, подожди, Август, не суетись ты так!.. Это ведь не мешок денег, я зайду к тебе завтра, если хочешь, и ты напоешь меня чаем с этой шоколадкой, идет?..

 Кажется, ты беспокоишься о моей гордости. Нет, я не такой, как ты смеешь думать. Я съем эту шоколадку один, и даже не подавлюсь. Все равно она уже расстаяла однажды, если хранить ее дольше, она покроется белым налетом, словно твое окно зимним инеем. А это жестоко. Я не справлюсь.

 Я поднимаю на тебя взгляд, и вздыхаю, и не знаю, что сказать - мысли расплываются, они стали похожи на желе, загустели и осели вокруг меня плотным роем надоедливых мух. Только несколько минут назад я стоял там, где сейчас стоишь ты, и думал о тебе - а теперь я не знаю, что и думать.

 Кажется, я краснею, открываю рот, как рыба, в надежде ляпнуть что нибудь уместное, но ничего не выходит, и я просто выдыхаю, сложив руки накрест за спиной, и отойдя как можно дальше от тебя - лифт и так тесен, а рядом с тобой тяжело дышать:

 - С Наступающим тебя!..

 Ты удивленно поднимаешь брови и улыбаешься чуть ли не умиленно, складываешь пальцы в замок у груди и начинаешь что то говорить. Что то обычное - где был, что делал, как дела, - и вдруг меня, как обухом по голове, поражает фраза "...и она ждем меня там, так что я должен успеть до праздника", выделившись на белом фоне остальной болтовни темно-серыми пятнами бессилия и злости. Моей злости и бессилия.

 - Что же ты тогда здесь делаешь?! Ты же не можешь опоздать, ты же ведь...!

 Я не успеваю договорить, потому что мир вдруг остановился, встряхнув меня, и электрическим током по телу пробежало осознание - мы застряли.

 - Пятый этаж?, - шепотом спрашиваешь ты, и я рассеянно киваю:
 - Мне то откуда знать!..

 Мы стоит, не в силах пошевелиться, ощущая нависшую угрозу, в воздухе, в венах, в вибрациях барабанных перепонкок, в далеком гуле праздника - к кому то на дом пришли артисты; ты несколько раз моргаешь, будто бы замедленно, и выдаешь:

 - А ведь слесаря то все бухие... Я видел, когда в подъезд заходил... Спят уже без задних ног в дворницкой...

 У меня подкосились ноги, и я рухнул на холодную стенку позади меня, успев услышать только:

 - Приехали...




 Глава 4. Дары и оправдания.

 Он такой милый, такой милаааш.
 Так невинно хлопает глазками, любо дорого глядеть...
 Еще совсем малыш, хоть и не на мноо младше меня. Такой наивный, милый и краснеющий чуть что.
 Это меня и подкупает больше всего.

 Ты держишь шоколадку - мой подарок - в руке, как бомбу замедленного действия и спасительную капсулу одновременно - а взгляд устремлен в пол, куда то на эти серые точки, но ведь это неправильно, я хочу видеть твои глаза, и этот взгляд должен принадлежать мне, как подарок на Рождество. Пунцовые щечки будто бы в смертельной обиде надулись над закрытым воротом куртки, ты неловко прижимаешь к себе измятый мой дар, и я вдруг замечаю, что она совсем расстаяла, шоколадка.

 Мне становится стыдно и смешно одновременно, это такое захватывающее, заполоняющее чувство - дарить подарок, дарить что либо кому то вроде тебя: наблюдать за реакцией, впитывать счастье, смеяться и восхищаться тем, как этот кто то принял твой дар, как наклонил голову, как посмотрел.
 Я очень люблю дарить подарки.

 Я смотрю на тебя, и по телу разливается тепло - будто не ты, а я, стою сейчас в дальнем от себя самого углу, закутавшись в куртку с высоким воротником и зеленым ворсистым шарфом, и держу в руках расстаявшую уже от своего собственного тепла шоколадку, теплую и мягкую, и краснею, глядя в пол - я не ожидал подобного, конечно же, не ожидал, - и дышать учащенно, и моргать удивленно, и смотреть искренно.

 В какую то секунду твое лицо, его выражение, оно меняется - становиться решительно-обиженным, оскорбленным, и я смутно догадываюсь, что, наверное, странно дарить 20-летнему парню шоколад в яркой обертке, когда вы всего лишь - какое жалкое "всего лишь"! - соседи, и просто добираетесь каждый до своего дома, в лифте, за 15 минут до Нового года, за 15 минут до новой жизни, когда хочется всего лишь желания - но чтобы обязательно

 сбылось.

 Но ты будто бы вырываешься из плена моей искренности, и начинаешь благодарить, и шаришь по карманам, и я понимаю, что обидел тебя, а так же и понимаю, что это последнее, чего я хотел бы сделать.

 Кажется, я спохватился слишком поздно - а у тебя явно ничего нет.

 - Эй, подожди, Август, не суетись ты так!.. Это ведь не мешок денег, я зайду к тебе завтра, если хочешь, и ты напоешь меня чаем с этой шоколадкой, идет?..

 Ты смотришь на меня, как на предателя, но ровно один миг - а потом вдруг серые глаза чуть ли не до краев наполняются слезами.
 Неужели я так сильно тебя обидел?.. Почему?

 Так просто - сделать подарок.

 Ты краснеешь, явно собираясь что то мне сказать.
 И от твоих слов - слов поздравления - у меня захватывает дух и колет где то на сердце, хотя я точно знаю, что это не тот колючий свитер, что я обычно одеваю в Новый год - в память о маме; сегодня я так торопился, был так занят и глуп, что совсем об этом забыл.

 ...Приходит осознание, как сильно я дорожу своим маленьким соседом. Но так, как я - идиот, то идет оно очень медленно, и я стою посередине кабины, как обухом ударенный, и смотрю, как ты отползаешь от меня в дальний угол, и тушуешься, и крепче закапываешься носом в зеленый ворсистый шарф, будто отгораживаясь от меня сложенными крестом на груди руками, сжимая злосчастную шоколадку, как посох от злых сил, и чувствую, как тяжелеет воздух, и кабина кажется чересчур маленькой, совсем крошечной, запертой, и хочется вылезти, убежать, не оборачиваясь на фигурку в зеленом шарфе, не останавливаясь, бежать и бежать до тех пор, пока не станет спокойно, холодно и безопасно.

 И я вдруг начал говорить.
 Мне всегда говорили, что я просто "душа компании". Я дружелюбен, обаятелен, ну и т.д., и т.п.
 На самом деле, я просто не напрягаюсь, когда хочу что то сказать, и вовсе не думаю, когда говорю что то, не думая.
 Так вышло и в этот раз - кажется, я был и доброжелателен, и убедителен, но еще более оживлен и, наверняка натянуто, но все же весело и с задоринкой пытался представить себе, что все хорошо - так оно на самом деле и было.
 Поведение мальчишки пугает меня, всего то: я просто очень дорожу нашей дружбой, а он тут... обижаться вздумал, и краснеть, и отдаляться - будто не тот человек совсем, с которым я был знаком...
 Может, у него просто плохое настроение (ага, в эту самую ночь), может, он грустит о том, что будет справлять праздник в одиночестве, а может, ему не терпиться поскорее расстаться со мной, чтобы пойти наконец домой, в тишине и спокойствии (я ведь тот еще болтун...).

 И вдруг...
 Лифт остановился.
 Я понял это, только когда ты поднял на меня вопрошающий взгляд почти прозрачных, хрустальных в свете ламп глаз, и пока я не понял - за долю мгновения - что этот взгляд вовсе не вопрошающий, а злой, обиженный; и пока ты не стал кричать, кричать на меня, с таким отчаянием и непониманием, что мне стало страшно, но еще больше, душу пронзила обида и неприязнь - за что?..
 Ты сказал всего пару фраз, пока лифт не качнуло снова, и снова не остановило. Похоже, мы и вправду застряли - видимо, так.

 Я думаю, что бы предпринять, и просто спрашиваю - негромко, в пол голоса:
 - Пятый этаж?..

 Ты рассеянно киваешь - еще не осознал?.. - а после снова накидываешься на меня, как коршун на беззащитную жертву, выставив шоколадку вперед, как броню.

 Я молчу. А ты всегда молчишь.
 В твоих глазах явная истерика. Ну конечно, кому улыбнется встречать новый год в лифте, с таким как я?..
 Кстати сказать... Новый год... Я все же опоздаю, и она меня бросит. Как оптимистично, но сейчас меня волнует вовсе не это, и далекая призрачная угроза в виде скалки и промытых мозгов кажется забавной и неважной.

 - А ведь слесаря то все бухие... Я видел, когда в подъезд заходил... Спят уже без задних ног в дворницкой...

 Ты даже посинел. Я всерьез забеспокоился - вдруг приступ клаустрофобии, или чего еще; но подходить к тебе попросту страшно - настолько ты далеко от меня.
 Ты облокачиваешься на стенку за тобой, такой беспомощный, потерянный, беззащитный, что мне вдруг хочется немедленно тебя защитить. Инстинкт, наверное, что поделать.
 Я справлюсь, если нужно будет, я помогу тебе, я буду весел и беззаботен в эту ночь - потому что раньше утра, да поди еще и, следующего, мы отсюда точно не выберемся.
 Ну что ж...

 - ...приехали.



Глава 5. Настало время извечной шутки.

 Сердце... сердце, оно так стучит...
 Почему?..
 Я не хочу, чтобы оно так стучало...
 Сердце, глупое сердце, перестань.
 Зачем ты гонишь кровь, разгоняешь мысли, бьешься, как пташка в клетке?
 Почему бы тебе просто не сдаться?..

 Темные точки... Затмевающие взгляд...
 Зачем вы со мной? Почему этот взгляд - не его? Зачем я здесь?..

 Странно, на какие мысли может натолкнуть такое, казалось бы, незначительное событие.
 Ну да подумаешь, лифт. Ну, подумаешь, сломался. Ну и фиг с ним, с лифтом. Не в лифтах счастье.

 Но рядом он...

 Я помню... Я помню его.
 Помню его цвет, его запах, его прическу и его глаза - он весь во мне.
 Каждый миг, проведенный рядом с ним - мой, и потому сейчас сердце бьется через край.
 Потому, что нарушено равновесие. Хрупкая грань.
 Тогда он был со мной, но во мне, и сейчас он там - но и снаружи, везде, повсюду - он, вакуум заполнен воздухом, легкие опадают, и человек задыхается...
 Как я сейчас.

 Странно, как беспомощно сердце наше - "сегодня бьется и любит, а завтра - раз, и затихло"..
 И те, кто вчера смеялся, теперь начинают плакать, и плачут, пока им не скажешь - гроб пуст, покойник отчалил.
 Да, над этой шуткой будут думать они веками... *

 Ох, и почему я сейчас, как беспомощный юнец, или оприходованная шлюшка, корчусь на полу - а может, я застыл?.. - как раб, как глупец, как обманутый, и боюсь поднять взгляд - хотя нет, стоп, поднимать уже нечего: невозможно, немыслимо, поднимешь глаза - и ослепнешь...

 - Эй, сосед, не смей умирать!..

 Этот голос доноситься откуда то сверху, а после снизу, обволакивает со всех сторон, мягкий, бархатный, любимый...

 Я так долго прятался от этого, а теперь вижу - свет ламп слишком ярок, в таком тесном пространстве от него не скрыться, не убежать...

 Не скрыться, не убежать...

 Внезапно я понимаю, что в паре сантиметров от меня находится твое лицо.
 Бессознательно, беспричинно, я тянусь к нему всем телом, как на свет маяка.
 Господи, что же я делаю?..


 * строки из стихотворения Эжена де Альби (Е. Сусоров) "Христос никогда не смеялся" (название главы, кстати, тоже).


 Глава 6. Чему быть, того не миновать, или Лживая правда.

 Странно, ты выглядишь так, будто ты смертельно напуган. Чем? Перспективой провести со мной новогоднюю ночь?
 Бред.

 Конечно, это не очень приятно - я знаю, что моя запилит меня до смерти, если я вообще вернусь; ну что ж, чему быть, того не миновать.

 В конце концов, это лучшее, что я смог бы придумать - застрять в лифте именно с тобой.
 Мы ведь друзья, да?..

 Но ты, кажется, совсем расклеялся, почему?..

 Делать нечего - и я подхватываю тебя, я ведь пообещал себе быть тебе опорой, помнишь?..

 Ты такой хрупкий, такой невесомый...
 Даже странно - разве такое бывает?
 Кости ведь должны хоть сколько нибудь весить, верно?..

 Ладно, не важно.
 Важно то, что ты открыл глаза.
 И смотришь на меня.

 У тебя такие длинные, невесомые ресницы - кажется, они тоньше паутины, и по цвету весьма похоже...
 Хм, паучок, захвативший пленом глаз пеструю бабочку.
 В твоих бесцветных прозрачных глазах зрачок меньше точки.
 Ты открыл глаза, и руку, которой я обхватил тебя за спиной, начинает жечь каленым железом.
 Как здесь душно...

 Подавшись вперед ты не моргаешь. Будто смотришь в самую глубь моей души, вернее, хочешь заглянуть...
 Как странно, я никогда не видел ничего подобного...
 Но что же ты делаешь?!


 Черт. Мыслей нет, они отступили, и сейчас, видно, спасаются бегством.
 Логике это не поддается - это просто вызов, песнь, но уши заложило, и я не слышу, как ты говоришь мне:

 - Отойди.

 Что?!
 Я оглушен.

 - Ччто ты скказал?..

 Моя рука нервно дернулась, когда ты сбросил ее.

 - Что ты делаешь, Арман?.. Я... Я буду кричать!..

 Что?.. Ты... Ты чего... Что это вообще сейчас было...

 У тебя все тот же взгляд - обиженный, испуганный, злой. Ты сжат, как пружина, напротив меня, у стены, встав

 в стойку "если надо, буду драться". Но ты все так же хрупок, и я не знаю, о чем ты говоришь...

 Вдруг, твое лицо резко меняется.
 Оно разглаживается, убегает тень злости и обиды.
 Ты распрямляешься. На лице - только недоумение и смех.

 - Ты так ничего и не понял, да, Арман?..

 Ты почти смеешься.

 Я примерно представляю себе, какой удивленный у меня сейчас вид.
 Несколько раз моргаю и пытаюсь закрыть рот.

 - Ччто? Что случилось, эй? Я ведь испугался, вообще то!.. Что ты сейчас делаешь, эй, Август, ты слышишь меня?!

 Теперь я встал в излюбленную позу драчунов и тех, кому некуда отступать. Оно и понятно - позади - закрытая дверь застрявшего лифта. Это вам не Москва.

 Ты уже схватился за живот, чтобы не рассмеяться.
 Немного отдышавшись и успокоившись, ты вдруг выдаешь:

 - Мы чуть не поцеловались, дубина. Ну, и как ты на это смотришь, а?..

 Я, кажется, окончательно уронил челюсть на пол.
 У тебя на лице - издевка.

 Но я обижен.

 - Что ты такое говоришь?! Мы же друзья, хватит издеваться надо мной!..

 При фразе "мы же друзья" ты дергаешься, как от удара электрошокером, а лицо твое кривит гримаса - чего, боли, обиды, непонимания?..

 - Август!..

 Теперь я наконец понял. Ты думаешь, я хочу надругаться над тобой?!..
 Теперь понятно, почему ты так испуган, всегда, когда я появляюсь рядом.
 Ты думаешь, я какой нибудь извращенец, маньяк, карауливший тебя столько времени?.. Ты думаешь, я специально подстроил это?..
 Может быть, ты думаешь, что все это - игра?!
 Я не могу прийти в себя от боли в левом боку. Ты... Теперь мне сразу становятся понятны твои издевки, и насмешливость над моей "невестой", все это, все сразу встало на свои места.
 Ты думаешь, что я хочу тебя?!..

 У меня выступают слезы на глазах:

 - Ты идиот, Август!..

 Такая обида, которая жжет меня изнутри...
 Как, как такое возможно?!
 Ты считаешь... ты меня... ты...

 - Дурак!..


 У тебя лицо нашкодившего котенка.
 Ты отступаешь еще дальше, в глубь - туда где я не настигну тебя?..
 Ты тяжело дышишь, а в глазах снова непонимание и страх.
 Может быть, сейчас, в этот самый момент, ты думаешь обо мне такие вещи, которые...
 Этого просто не может быть!..
 Это... не реально... Неправда...
 Нет...
 Нет...


Глава 7. Я люблю тебя!..


 Нет!.. Нет, не может этого быть! Он издевается надо мной!

 Конечно, это наглый пижон все знает... знает, что я... что мы... Он знаешь, и насмехается надо мной, моей беспомощностью, он просто играет со мной!..

 Надо же, какой наглец!.. Сам же пять минут назад говорил о своей невесте, так оживленно - обо мне он не будет говорить никогда... Никогда...
 Ни-ког-да...

 Нет, я не сдамся ему.
 Я уже почти вижу, как после он смеется надо мной... Как его красивое лицо искажает презрение и ненависть, когда он говорит обо мне...

 "О да, этот мальчишка, оказывается, влюблен в меня... Жалкий извращенец, ахах, и кажется, он любит погорячее..."

 Меня пробирает, как от электрического удара. Нет, я не поддамся на это. Ты - обман.

 Поэтому я, все еще не в силах отвести от тебя глаз, говорю:

 - Отойди.

 Ты не любишь меня. Тебе на меня наплевать. Что ты хочешь сделать?
 Ты ошибаешься, и уничтожаешь этим меня.
 Если ты не отойдешь, я...
 Я просто...
 Я просто не выдержу.
 Как же быть, если я не сдержусь?.. Я просто не смогу сдержаться...
 Ты так... близко ко мне, как никогда раньше...

 Может быть, и я сам - обман?..

 Ты, кажется, не понял...
 Ты все еще не понял?

 - Ччто ты скказал?..

 Твоя рука нервно дернулась, когда я, будто срывая оковы, сбросил ее с своей талии.
 Ты поддерживал меня?..

 - Что ты делаешь, Арман?.. Я... Я буду кричать!..

 Я даже не знаю, что еще мне сказать, чтобы привести тебя в чувство.
 Ты был таким веселым и беззаботным, когда 10 минут назад зашел в этот лифт.
 Что произошло за эти 10 минут?

 Внезапно до меня доходит:

 - Ты так ничего и не понял, да, Арман?..

 Как смешно. О боже, как смешно.
 Ты чуть было не поцеловал парня несколько мгновений назад, но даже не понял этого?..
 Как твоя девушка вообще с тобой спит?..

 - Ччто? Что случилось, эй? Я ведь испугался, вообще то!.. Что ты сейчас делаешь, эй, Август, ты слышишь меня?!

 У тебя что, истерика? Ладно, будь же мужиком, тем, в кого я так влюбился...
 Ты выглядишь, как загнанный в угол клетки опасный зверь. Хищник, которого не пожалеют в случае угрозы с его стороны.

 Как часто твоей белой кожи касается тонкий режущий хлыст?..

 Меня разрывает от смеха. Как можно быть таким дураком?.. Как можно было самому загнать себя в клетку, чтобы потом самому же некуда было отступать?..

 - Мы чуть не поцеловались, дубина. Ну, и как ты на это смотришь, а?..

 Я чувствую себя хозяином положения.
 Ты, фигурально выражаясь, "скулишь на полу".
 В наполненных влагой глазах - непонимание, обида и... стыд?..
 Застукали, да?
 Может, ты не такой уж и натурал, каким хочешь казаться?
 Может быть, ты хотел поцеловать меня, а, милый соседушка?..
 Чего молчишь?

 Но ты взрываешься, ты явно не на своем месте, ты не понимаешь, в чем дело и почему, почему я так рад, почти счастлив, глядя в наполненные слезами твои глаза?..

 - Что ты такое говоришь?! Мы же друзья, хватит издеваться надо мной!..

 Действительно, хватит. Может быть, пора открыть тебе глаза?..
 А то ведь сам не догадаешься.

 Но вдруг...

 Ты сжимаешь кулаки, опускаешь голову, по твоим щекам струятся слезы, и ты называешь меня дураком, идиотом, - странная реакция, я бы ни за что не предположил в тебе такого... Ни за что... Но...

 Мне становиться страшно. Я сделал тебе больно? Прости. Прости. Я ведь... Я не хотел. Я не виноват.
 Здесь сликшмо тесно, чтобы сбежать, чтобы избавить тебя от меня. Прости.

 Но что же мне делать, чтобы остановить это?..
 Ненавижу себя.Наверное, сейчас это написано у меня на роже.
 Блин, не хочу видеть это. Когда ты плачешь, плачу и я. Потому, что мне больно видеть твою боль. Но почему тебе так больно? Разве не я здесь пострадавший? Почему же плачешь ты?..

 Прекрати, перестань. Это моя роль!..

 Я больше не колеблюсь и не сомневаюсь. Твои карие глаза уставились на меня, как на привидение или призрак.

 Что ты видишь, глядя на меня?
 Друга, знакомого, соседа, возлюбленного?..
 Я никогда не мог уловить тебя в твоей атмосфере. Но ты всегда держал меня на моей орбите, незримо, поддерживающе.
 Я должен поддержать тебя сейчас?..
 Но как? Чем?!

 Я сжимаю руки в кулаки, подаюсь вперед, и хватаю тебя за грудки.

 - Арман!.. Ты знаешь...

 Ты всхлипываешь, глядя на меня с надеждой.
 Почему это происходит?.. Я бы мог сейчас спать на диване перед телевизором, а ты - трахать свою подружку, и все были бы счастливы.

 - ...что ты делаешь? Ррразве ты не ненавидишь меня?..

 Что?! Как тебе такое вообще в голову могло прийти?!

 - Идиот!.. Я же...

 Перебиваешь:

 - Нет, послушай!.. Отойди от меня, если я тебе противен! Не надо меня утешать!..

 Что?..

 - Кретин, послушай наконец!..

 Я легонько встряхиваю тебя, вцепившись в твою куртку пальцами хищной птицы, ухватившейся всеми своими силами за свою несомненно вкусную жертву.

 - Нет, Август, это ты меня послушай!, - ты закрываешь глаза, как будто тебе больно, бессильно повиснув в моих руках, - Я не могу так просто принять это, но я приму, хотя я и не могу в это поверить, это просто немыслимо, ты убиваешь меня!..

 Ты хватаешься за голову руками, закрывая уши.
 Идиот.
 Стиснув зубы, ты продолжаешь:

 - Я просто хотел знать, что ты чувствуешь ко мне!.. Если ты настолько против меня, то я немедленно!..

 - Эй!, - я встряхиваю тебя сильнее, приближая к себе.

 Успеваю заметить и налюбоваться твоими длинными густыми черными ресницами, с застывшими на них каплями слез.
 Мужчины, однако, тоже люди. Я ведь плачу иногда. Но обычно от боли или обиды, а не от...

 Собираю всю волю в кулак, глядя на эти самые ресницы, и выкрикиваю, что есть сил:

 - Я люблю тебя!..

 ...прекрасные глаза медленно открываются, а руки с дрожащими пальцами "отделяются" от головы...

 - Ччто?..

 ... прекрасные губы разжимаются, напряжение уступает место чистейшей удивлению, такому невинному и истинно правильному.

 - Ччто ты сказал?.. Повттори!..

 У меня дрожат руки, которыми я уже почти не удерживаю ускользающего тебя.
 У меня дрожит голос, когда я говорю:

 - Я.. Я тебя люблю, Арман, прости меня...

 Ты опускаешь руки. Какая быстрая смена настроений. Ты начинаешь смеяться. Нервно и заливисто, как будто я сказал что то особенно несмешное.

 Что с тобой?..
 Подожди... Я не успеваю...

 Я разжимаю руки, опускаю их и будто отталкиваюсь ими от пола, вставая на цыпочки, кричу во весь голос на срыв:

 - Хватит!..

 Ты перестаешь смеяться.
 Уменьшенный зрачок слегка подрагивает в озере карих глаз. Огромное озеро шоколада. Ммм, как бы я хотел сейчас оказаться там...

 Такое чувство, будто я смотрю мексиканский сериал, я вовсе не я, это кто то другой, актеришка на третьих ролях - так смешно и забавно, сил нет.

 Я успеваю понять, что только что признался тебе в любви, и мне становиться еще смешнее.

 Теперь уже смеюсь я.

 Ты хватаешь меня за плечи и встряхиваешь, с воплем:

 - Август, прекращай это, Ав...

 Но ты не успеваешь докричать, потому что я делаю неожиданное - удар под дых.

 - Не трогай меня!..

 Я тяжело дышу, и мне больно чуть ниже груди, как будто это не я ударил кого то, а ударили меня.
 В детстве я занимался восточными единоборствами, так что, не смотря на мою кажущуюся мелкость, я могу за себя постоять.

 "И я постою", промелькнула в моей голове мысль.
 Я не позволю тебе смеяться.

 Не надо мной.
 Не надо.

 Я, прислонившись к стене, смотрю вверх, на лампы ровно посередине "потолка", и думаю о том, что свет слишком ярок.
 Нужно погасить его.

 Во мне вскипает ярость.
 Я так долго носил это в себе, я так отчаянно пытался все это скрыть, а ты сейчас сидишь на полу, на коленях, почти не дыша, волосы закрывают твое лицо, и я не могу понять, жив ты или мертв. Я не могу понять, люблю я тебя или ненавижу.

 Я всего лишь восхищался тобой. Любил тебя. Хотел тебя. Я грезил о тебе, я думал, что смогу без тебя. Теперь я знаю - это нереально.

 Ты когда нибудь любил так, как я? Когда задыхаешься в голос, чувствуя Его рядом, когда, осознавая, что Он говорит с тобой, сердце закладывает тебе уши, как будто специально желает, чтобы ты не понял ни слова, чтобы ты просто наслаждался счастьем, неведомо почему разливающемся по телу, как нектар или яд.

 Знаешь ли ты, что такое Любить?.. Любовь - как религия, она настолько всесильна - я бы даже сказал, что и религия есть любовь, но это не всегда правда.

 Когда я вижу все эти надутые до невообразимых размеров от гордости или же скупости, словно воздушные шарики, в которых резины - всего ничего, а все остальное - лишь воздух, все эти парочки, целующиеся или ссорящиеся, этих людей, рассуждающих о своей "любви", этих людей, с таким интересом спрашивающих, люблю ли я кого нибудь, и всех тех, кто искренне удивляется или ненавидит, услышав в ответ "нет" - все эти понятия, "любовь", "счастье", "дружба" и "верность" - все это превратилось в обязательства, настолько же бессмысленные и беспощадные, как и сами эти люди.

 ...о настоящей любви не говорят - ее скрывают, как главное свое проклятие, как темный дар, так же, как и ненависть, ибо это не то, о чем стоит распространяться.
 Это уж точно.

 - За что?..

 Твоя реплика была настолько неожиданна, что я вздрагиваю, переводя взгляд на темную фигуру в центре этого богом забытого закутка.
 Твой голос заставляет меня цепенеть от неосознанного, первобытного страха, когда ты снова говоришь одну и ту же фразу, и вдруг поднимаешь на меня глаза, бешенный взгляд не то умалишенного, не то скорбящего, и кричишь снова несколько раз подряд:

 - За что, за что, за что?!..

 На последнем вздохе ты захлебываешься, закашливаешься и затихаешь, скрежившись в этой странной позе на полу, всхлипывая и покачиваясь.

 Жалкое зрелище.

 Чуть охрипший голос не слушается меня, но я говорю:

 - Что "за что"?

 Твои плечи вздрагивают, и ты еще сильнее сжимаешься в пол. Видимо, в детстве ты не занимался восточными единоборствами.

 Я продолжаю, оттолкнувшись от стены, словно находя точку опоры, дабы перевернуть весь мир:

 - Зачем я ударил тебя?..

 Ты поднимаешь испуганный взгляд больших карих глаз. Как приятно. Я удостоился вашего взгляда, милорд?..

 - Я так захотел.

 Я властно хватаю тебя за подбородок, потому что чувствую власть, и знаю, что тебе некуда бежать.
 Весь ты здесь, сейчас, на полу передо мной, и я не могу совладать со своим желанием захватить тебя всего, целиком, до мельчайшей капли слез на холодном полу.

 Ты будто соревнуешься со мной в ничтожности, а я уже спокоен и холоден. В голове моей будто сотни тысяч гроз прошли разом, и теперь лишь вспышки молний изредка озаряют печальное зрелище распада и разрушения, но вода смыла все печали, и теперь я девственно чист и свободен. От тебя? От себя ли?
 Сердце больше не болит, и дыхание ровное-ровное, будто я не с тобой сейчас разговариваю, а с ледяной скульптурой в местном парке.

 Ты смотришь на меня, набираешь побольше воздуха, будто наблюдая, завороженно, игриво, как я с любовью прослеживаю взглядом линию твоих скул, изгиб ресниц, пробую на веру мягкость твоих губ, алых от прилившей крови, теребя острый подбородок, чтобы прочувствовать до конца текстуру кожи, белой сейас, как мрамор.


 Умеешь ли ты любить, мечта моя?..

 И как мне узнать наверняка?

 Я не хочу ни о чем сожалеть. Не сейчас. Никогда.
 Все, что сейчас есть, все, что я чувствую - ток твоей крови по фиолетовым венам, запах твоего парфюма, терпкий и свежий, еще что то незримое, сосредоточенное в глубине твоих дрожащих в свете ламп глаз.

 Когда ты выглядишь так, я не могу сдержаться.
 Такое было лишь однажды - когда ты поймал меня, падающего с верхней ступеньки лестницы, изначально стоя на нижней. Ты был так стремителен, когда бросился вверх, черная вьюга твоих волос заполонила мне обзор, но я не жаловался, пока ты не спросил меня, как я, я впитывал секунды, как само Время.
 Волшебство испарилось тогда, ты буквально затащил меня в дом, и даже заварил для меня чай - но важен был только тот момент, тот самый, хотя чай был безупречно вкусным, а твоя забота - безупречно честной и обязательной, под маской "мы же друзья" и неведомого долга.
 Но ты ничего мне не должен, потому что я посмел желать большего, чем мог постичь...

 Я тянусь к тебе, как к свету, а ты ничего не делаешь, скрываясь в своей тьме, как в шелковом покрывале.
 Что ты думаешь сейчас?
 О чем ты хочешь сказать мне?
 Чего я еще не знаю о тебе?
 Что ты трус?
 Ведь ты молчишь, и я не знаю даже, что ты думаешь, а это мучительнее всего. Мне не страшно - уже не страшно, я всего лишь хочу принять Истину, и неважно, насколько тяжела она будет.
 Я приму ее, как принял когда то свои чувства к тебе, мой ангел, мой бог.

 Это ведь так просто - не дышать и не слышать, даже когда ты кричишь, как сумасшедший.
 Я впитаю в себя тебя, чего бы мне это не стоило, потому, что я хочу быть в тебе, пребывать рядом с тобой, как воздух, как свет и тьма, как запах терпкого парфюма, которым ты, обвившись, закутавшись, надеваешь на себя броню уже мертвого воина.

 В чем дело? Ты ведь не боишься смерти? Не бойся и меня.

 Ты закрываешь глаза, и впиваешься в мои плечи цепкими пальцами, да так, что даже сквозь куртку я ощущаю боль. И твою, и свою.
 О чем ты думаешь, позволяя мне повалить тебя на спину, впиваться в твои губы жесткими, как вся моя любовь, беспощадными поцелуями?
 Почему ты не оттолкнешь меня с презрением или ненавистью?
 Почему?..


 Когда я очнулся, было уже слишком поздно - ты кричал, от боли, или, быть может, желания, а я никак не мог отдышаться, я устал, пока оставлял острые засосы-следы на твоей белоснежной шее, тонких запястьях, угловатых плечах, я брал у тебя все, пока не пресытился, и не понял, что делаю.

 Что я делаю?..

 Я перестарался. Я так хотел этого, всегда хотел, и, как истый сын своей природы, теперь я, почти получив это, потерял к этому интерес.
 И чем больше я хотел, тем быстрее остывал теперь.

 Ты в отчаянии шепчешь мое имя, наивный, и я начинаю осознавать, что это не сон, но и не реальность.
 Все, что было здесь, в этом лифте, здесь и сотанеться - мы выйдем отсюда, и разойдемся по своим жизням, и я снова начну тосковать по тебе, а ты снова начнешь тосковать по жизни. Ничего не изменится, я просто зря бьюсь об лед, и сам скоро стану льдом или камнем.

 Так просто - дотянуться до мечты.
 Может быть, это Дед Мороз решил подшутить надо мной, и сделал этот чудесный и ужасный новогодний подарок?
 Что если так. Может быть, нас вообще нет, или нас нет здесь, и мы всего лишь думаем, что мы есть, а на самом деле, всего лишь спим, каждый в своей кровати со своим партнером?
 Моим была и будет Пустота, в том месте, где должен быть ты.
 А ты...

 Что ты? Что мне ты?
 Правильно - ничто.

 Я так тебя люблю, что не могу поверить.

 Я падаю рядом с тобой, смотря на свет сверху. Он будто следит за нами, не давая возможности сделать глупость или сказать гадость.
 Я лежу, раскинув руки, и смотрю наверх, ощущая тебя слева от меня - нет, не так, я ощущаю тебя Повсюду, везде, рядом со мной и внутри меня, а ты, кажется, что то гворишь - но я не слушаю тебя, я живу лишь на уровне импульсом, ощущений, не воспринимаю твою реальность, как и свою действительность.

 Уши снова закладывает стук сердца, и я вдруг понимаю, что ты держишь меня за руку.
 Неужели конец?..

Глава 8. Это неправда. Но и не ложь. Может быть, магия?..

 ... в ушах отдается фраза.
 Одна единственная фраза - и может все изменить?..
 Вряд ли.

 - Я.. Я тебя люблю, Арман, прости меня...

 За что ты извиняешься? За то, что я такой дурак?
 Ты вцепляешься в меня, как растение-паразит в тело своей жертвы, не даешь дышать, думать, мыслить - без тебя.
 Я давно видел это - видел в твоих глазах. Просто нужно было открыть свои пошире, открыть себя навстречу правде.
 Но какова правда?

 Ты говоришь, что любишь меня, и на твоем лице - гримаса боли и ненависти. Меня ненавидишь? Себя презираешь за это? Прекрати, я не хочу видеть тебя таким.

 Сероглазая нимфа мелькнула у меня перед глазами и исчезла, оставив боль в душе и пустоту на месте сердца.

 Заместо нее - лохматый дьяволенок, чудо в светлой куртке с болью в глазах. Странное ощущение. Я будто не я.
 Я не думаю о том, о чем должен был бы подумать в первую очередь. О том, что ты парень, о том, что я парень, о том, что все это признание выглядит комичным и смешным. О том многом, о чем я бы мог думать сейчас. Я думаю о тебе, и в груди порхают тысячи сотен золотистых бабочек.
 Похоже, я и вправду свихнулся.

 Похоже, это так, потому что я чувствую, что смеюсь, заливисто и звонко, как смеются комические актеры в дешевых театрах. Я смеюсь, а у тебя на лице проступает бешенство и стыд.
 Ты только что сказал мне, что любишь меня, а я смеюсь тебе в лицо. Я понимаю. Только вот остановиться не могу.

 Такое чувство, будто я смотрю мексиканский сериал, я вовсе не я, это кто то другой, актеришка на третьих ролях - так смешно и забавно, сил нет.

 Ты останавливаешь меня, а после начинаешь смеяться сам.
 Дико и звонко, и я не понимаю, почему. может быть, это истерика?.. Тогда...


 - Август, прекращай это, Ав...

 Но я не успеваю докричать, потому что ты делаешь неожиданное - удар под дых.
 Ты ударил меня.

 - Не трогай меня!, - кричишь ты, а я не могу понять, какого хрена тут происходит.

 Несколько секунд назад я думал, что ты боишься меня, что ты считаешь меня психопатом, а теперь, похоже, психопат - ты сам.

 Я стою на коленях, ощущая лишь твой удар и яркость света у меня над головой.
 Интересно, наши вопли кто нибудь слышит? Ведь праздник...

 Ты отошел, кажется даже, что ты счастлив - на какой то краткий миг твое лицо разглаживается, и полубезумная улыбка красит его еще больше, чем свет над моей головой.

 Я вижу это сквозь пряди волос, закрывающих мне лицо, но мне не страшно. Ты, похоже, не тот, кем я тебя считал.
 Что с того.

 Ты так красив. У тебя серебристыми огнями мерцают серые глаза, и в светлых волосах будто пролился мед. Так и хочется попробовать на вкус...
 У тебя такое хрупкое строение, что ты кажешься еще совсем мальчишкой - это даже странно, учитывая то, что по факту ты не намного младше меня.
 Странно, как я раньше мог этого не замечать. Это как любоваться произведением искусства - прекрасным, манящим, бесполым и к человеческому делению на своих и чужих никак не относящихся. Что толку спорить, девушка или парень изображен на Моне Лизе? Но улыбка его прекрасна, и невозможно устоять перед ее обоянием, не имеет смысла - мужчина он или женщина, дорога ли она была для художника, или это просто прохожий на его пути - все это так мелко и наивно перед ликом этой Истины, что кажется еще более смешным, чем все, что мы с тобой делаем здесь.

 И вдруг... тело схватывает мгновенная, беспощадная боль.
 Я теряю контроль, и кричу, задыхаясь, сначало тихо, почти что робко, потом громко, ненавидяще, заполоняюще.
 Почему ты ударил меня?! В этом ли смысл фразы о том, что любовь может дарить радость, но не только, и где любовь, там и боль?.. Или нет? Или как?

 Ты выглядишь уверенным, жестоким и обманутым...
 Будто ждал конца зимы, а оказалось, что всего лишь, наступил декабрь.
 Ты выглядишь так, будто тебе все равно. Будто не ты так отчаянно кричал о том, что любишь меня, так недавно, так недолго.

 Жалкое зрелище.

 Чуть охрипший голос не слушается тебя, когда ты отвечаешь:

 - Что "за что"?

 Шаг от стены, шаг с видом гладиатора, выступающего на поле своего последнего боя. Твоя голова высоко поднята - как у мучеников, которых казнили прилюдно, и вели на эшафот сквозь толпу под гродом взглядов тех, кто приговорил их на смерть.
 Ты выглядишь расслабленным и собранным, сжатым, одновременно, когда продолжаешь:

 - Зачем я ударил тебя?..

 Я поднимаю голову, чтобы разглядеть тебя лучше, но свет слишком ярок, свет за твоей головой выбивает из меня фальшивые слезы. Ты так странно усмехаешься, заметив их.

 Что ж, это твоя игра. Я на полу, я повержен - сейчас ты и деспот, и король, как справедливый правитель.

 Долго ли будет продолжаться это безумие?..
 Я не ощущаю времени и самого себя.
 Только ты, собранный, сжатый, грациозная кошка с кристаллами прозрачных глаз, и твой голос, жесткий, свирепый, желающий раздавить и уничтожить сидящего на полу человека со слезами в покрасневших глазах:

 - Я так захотел.

 Что то меняется. Ломается, трескается, внутри или вокруг меня, и я просто ощущаю себя бревном, плывущим по течению бурной реки твоих касаний.
 Ты хватаешь меня за подбородок, поднимая мое лицо к свету.

 Почему я не чувствую ничего?
 Ты сказал, что любишь меня - чем будешь доказывать?..
 Ты сказал, что любишь меня, а мне уже кажется, что ты говорил от моего имени.
 Я не чувствую ничего, кроме страха и боли, и еще чего то неясного, непонятного, противного и склизкого, захватившего меня самое где то внутри самого меня.
 Я знаю, что ты был честен со мной, впервые ты был честен до конца. А что я могу?
 Только повиноваться. Или умереть от этой странной надоедливой скуки.
 У тебя глаза цвета самых ценных из драгоценных камней, а может быть, это всего лишь цвет зимнего неба?.. Но небо не бывает кристальным, прозрачным, небо - вязкое и тягучее, как парное молоко, горячее и зовущее; а твой взгляд сейчас острее стилета, холоднее стали, спокойной, отталкивающей.
 Что я могу сделать для тебя, мой юный друг? Ты был мне другом, я считал тебя братом, мы были соседями - а теперь оказалось, что мы еще ближе, чересчур близко, невозможно далеко.

 Мне больно. Ты ласкаешь мое лицо одним своим взглядом серых, в тени - темно-серых, глаз. Ты пробуешь меня на ощупь. Ты смеешься надо мной. Снова.

 Прекрати это. Прекрати это сейчас. Дай мне покой.

 В отчаянии я хватаю тебя за плечи - их хрупкая невесомость, кажется, видна и через толстый пуховик. Я думаю о том, как хорошо сейчас было бы считать выступающие позвонки на твоей голой спине. У меня всегда была слабость к ней. Это так странно - я всегда восхищался тобой, твоей красотой, грацией, телом. Теперь я не имею на это право, как друг. Может быть, получится как любовник?..

 У тебя темнеют глаза, от страсти или, быть может, непонимания, когда ты приближаешься ко мне нависшей угрозой. Что ты хочешь сделать?..
 Можно, я угадаю?..
 Может быть, я даже не буду кричать...

 Ты весь на мне. Со мной. Во мне. Ты целуешь жадно, так опасно. Ты не останавливаешься, заходя все дальше. Ты расстегиваешь мою куртку, растягиваешь пуловер, чтобы покрыть поцелуями мою шею, плечи, ты закатываешь рукава - не проще ли снять это? - чтобы целовать руки, кусать, скорее, а не целовать.
 Я чувствую тебя, твое тепло, твое естество, душу - она рядом со мной, и она любит меня. Как глупо. Опасно глупо.
 Но нереально сейчас верить одной лишь логике. Я знаю, чего хочу я, и уверен в том, чего хочешь ты. Как глупо и опасно.
 Теперь все равно.

 Мои глаза закрыты, в них бьет ослепительный свет. Магия вдруг рассеивается, вернее, я больше не ощущаю ее на себе. Где ты? Почему?
 Я понимаю, что зову тебя вслух. Но ты не отзываешься. Ты сидишь черной тенью рядом со мной, пытаясь отдышаться, а может быть, успокоиться, взять себя в руки. Не надо, прошу. Пожалуйста...

 Ты вздрагиваешь, как очнувшийся от глубокого забытья. Ты медленно поворачиваешься, и ложишься рядом со мной, подняв глаза к свету, и в его лучах твое лицо прекрасно.
 За что мне все это?.. Я предпочел бы умереть, чем никогда не видеть этого небывалого по своей роскошности зрелища - ты, справа от меня, в позе распятого бога, и свет небесный освещает твое лицо, озаряя разум и зажигая огоньки в искренно золотых отсветах в глазах. В голове мелькает мысль, что ты должен знать об этом - и я начинаю говорить, захлебываясь и запинаясь. Обо всем = о том, как ты прекрасен сейчас, и о том, как я благодарен за это тебе. О том, что я чувствую тебя, и чувствую то, что чувствуешь ты. Ты лишь счастливо улыбаешься, глядя на свет - а я гляжу на тебя, и шепчу тебе об этом. Кажется, ты не слышишь - и хорошо, что ты не слышишь, это слишком личное, это принадлежит только мне и твоим глазам, а глазам не нужно слышать, чтобы верить.
 Я хватаю тебя за руку - иначе ты уплывешь в свою страну спокойствия и золотистых лучей света, исчезнешь в них, станешь мечтой, легендой - но без меня.
 Твои пальцы медленно, будто неверяще, пожимают мне руку в ответ. Ты, ошеломленный, убитый выстрелом в грудь, ядом, введенным в твою левую ладонь, поворачиваешь голову, чтобы посмотреть на наши сплетенные пальцы.

 Страшно?..

 Ты называл меня "мечтой", я, в шутку, а может и с издевкой, нарек тебя Великим Августом, за царственную посадку головы с шапкой золотистых волос, манеру выражаться, странную и притягательную - но теперь уже не важно, каковы наши имена или даты.

 Плевать.

 Ты смотришь на меня со страхом и сомнением. Пришла пора действовать мне.
 И я медленно поднимаюсь, стараясь не расцепить сплетенных рук, и улыбаюсь тебе, по дурацки, наверное - по дурацки счастливо, когда возвышаюсь над твоей распластанной фигурой, воткнув острые коленки в теплоту локтей и рук.
 Ты смотришь, прищурившись и еще не веря, потом протягиваешь ко мне руку - свободную правую ладонь, длинным ломким пальцем касаешься моего носа, улыбаешься, и опускаешь руку чуть ниже, в жар на стыке обнаженной шеи и ворота крутки.
 Твои пальцы такие холодные... Ты замерз?

 Впрочем, не отвечай, не нужно. Я сам догадаюсь. И не надо учить меня, я знаю, как целуются люди. Сам пробовал... когда то. Но сейчас это не важно. Сейчас будет, как впервые.

 Внезапно сильным и властным движением ты, запрятав руку на моей шее, вдруг распрямляешь холодные пальцы, обвиваешь ладонью и тянешь на себя. В тебе не заподозрить такой силы. Нелегко будет заставить тебя целоваться, если ты сам не захочешь этого...
Глава 9. Свет и тьма.

 Часть 1. Свет.


 Безграничной силой горит свет. За твоей фигурой, обволакивая тебя, накрывая нас обоих.
 Холодный, неживой.
 Я могу думать лишь о том, как жарко горит твоя кожа под моей рукой. Насколько невозможно описать вкус твоих горячих губ. Тяжесть, приятная, горячая тяжесть твоего тела накрывает меня с головой.
 И поделом.
 Я больше не буду плакать, кричать, и молчать я тоже не буду.
 Это - всего одна новогодняя ночь, она слишком коротка, а после не будет ничего. Ничего междунами. Я знаю, что не смогу спокойно быть рядом с тобой, как раньше. Теперь нет.
 Теперь я знаю, каков ты на вкус...

 Мягкими, по лисьи медленными движениями ты расстегиваешь молнию моей крутки, и закапываешься мне в шею, смешно сопя прямо в ухо. Твоя ладонь в моей руке разливает по телу ясную бодрость. Теперь я не могу ни отвернуться, ни закрыть глаза.

 Свет. Чистый, искренний, искрами свет.
 Пустота, забвение. И только ты и я.
 Ты забудь. Забудь, каким идиотом я был. Дураком, Я был недостоин тебя. Но сейчас мне кажется, что я могу все. Что я очистился. Свет во мне.

 Ты говоришь, что я красив. Что ты говоришь?!
 Я даже открываю прикрытые от света глаза от изумления.
 Ты отстраняешься, глядя на меня сверху вниз, как статуи древних богов глядят на людишек с Олимпа.
 Хочешь жертву?
 А где же алтарь?

 Ты улыбаешься, и проводишь пальцем по моему лицу - начиная с виска, вниз, до подбородка, потом очерчиваешь губы, плавно, задумчиво...
 И когда я уже теряюсь в этом, ты внезапно с силой раскрываешь мой оскал, пальцем пробившись между зубов. Я чувствую вкус крови. Твоей крови. А ты и не моргнул, бровью не повел, только улыбка вдруг превратилась в усмешку.
 Пока я еще не разгадал твоей игры, ты наклоняешься, и слизываешь кровь с моих губ, зубов, пальцами растолкав губы, пробираясь острым язычком меж стиснутых зубов, до тех пор, пока я не хватаю тебя за загривок, и не вжимаю в себя, сменив оскал на "разверзнутую бездну"...

 Тихо мигает перед моими закрытыми глазами свет. Это ты то закрываешь его от меня, то вновь соскальзываешь с орбиты, и тогда лишь он накрывает меня с головой, даря пустоту и очищение.

 В переплетении стука сердец не слышно ни звука, только что то, напоминающее борьбу, и слабый писк.
 Это потому, что я не выдерживаю, и, подмяв тебя, засранца, под себя, стаскинав с тебя одежду со сноровкой, которую никак не мог обнаружить или предположить в себе я сам.
 Хватит играть, я наигрался. Теперь только пир, танцы будущих жертв на пиршественном одре, и реки крови, тчетно выдаваемой за крепкое вино.
 Ганимед, который сам не ожидал такой жажды обслуживаемого бога, ты и помыслить не мог, что твоя кровь

 разбудит во мне то, что я так удачно скрывал не только от тебя, но и от себя, все эти долгие годы без надежды, без вина, без тебя?..

 Хватит играть со мной, любовь моя, я устал.
 Я так долго желал тебя, что теперь уже не насытиться мне одним тобою.

 Хм, я был прав, когда мечтал дотронуться до твоей кожи, предполагая ее мягче шелка и слаще меда.
 Странно, насколько все может изменить одно касание.

 Мы - в центре вселенной, а вселенная для меня - ты.
 Ты - на полу, застыл в позе поверженного олимпийского героя, на коленях перед невидимой карой, только лопатки торчат чуть выше, чем непослушная черная прядь над опущенной головой.
 Я обнажил тебя, насколько смог, и сейчас отдыхаю. Я тоже повержен. Передо мной - медовая нежность шелковистой спину с торчащими лопатками. Я в трансе.
 Твои плечи, кажется, начинают дрожать, но я понимаю, что не от холода, а от смеха - ты начинаешь мелко смеяться, тихо, переливисто.

 - Что, на большее тебя не хватило, Ромео недо*банный?..

 Ты поворачиваешь ко мне черную шевелюру, и горячие карие глаза обжигают мне взглядом лицо.

 - Ты боишься?, - прищур твоих глаз напоминает мне снайперский прицел.

 - Брось, - отвечаю я. - Я - боюсь? Чего мне бояться? Неужто тебя?..

 У меня дрожит голос, ты знаешь.

 - Прекрати. Ты сам это начал. Поздно отступать.

 Ты дейстительно считаешь, что поза Будды тебя красит, мой Ганимед?..

 - Я просто хочу... Я... Просто... Я хочу...

 Я не успеваю договорить - ты каким то излишне развратным движением руки снимаешь с себя оставшуюся одежду, снять котрую у меня не хватило духу.
 Ну, с каких пор ты записался в шлюхи? Зачем так откровенно расставлять ноги, глупый полубог?..
 Хочешь, чтобы я тебя наказал?

 Ты облизываешь окровавленный палец (ранки пустяковые, но, наверное, тебе это кажется изящным?). Ты прав. Это невыносимо захватывает. Чересчур.

 Что ж, и вправду, хватит играть.
 Взрослые игры? Вздор. Взрослые давно выросли из своих игрушек. Теперь только война. Битва.

 Я царапаю твои плечи, пока ты легонько, но одухотворенно прокусываешь мое ухо.
 Как нечто цельное и круголое, мы катаемся по полу этой долбаной кабины этого сраного лифта, и думаем только об одном - кто победит?..

 Внезапно, я перестаю думать.
 Над моей головой исчезает свет.





 Часть 2. Тьма.


 Надо же. Я совсем забыл, что значит - быть живым.
 Свет этих ламп слишком ярок. Я хочу потушить их.
 Как и страх в твоих глазах.

 Чего ты боишься? Меня? Правильно, бойся. Я сильнее, выше, и даже, в некотором роде, больше.
 Правда, навалял мне сегодня ты, а я бессильно сидел на полу, ожидая продолжения "награды". Помнишь?
 Но я отомщу. Я тебе все припомню.

 Извращенец, бл*ть.
 Если ты и вправду "любил" меня все время нашей якобы "дружбы", какими глазами ты на меня смотрел?!
 Я ведь доверял тебе, и переодевался у тебя в квартире, даже засыпал иногда, рядом, на диване - уж не думал ли ты в те минуты о че нибудь нехорошем по отношению ко мне?
 Ты за мою доброту все мне вспомнишь, и за все извинишься.
 Смотрите-ка, даже зрачки расширились, когда я приставил этот бедный палец к своим пересохшим губам. Как пистолет. Бум-с.

 Тихо, тихо ты!..
 Еще лифт "уронишь", кто потом нас по его дну - этому так тчательно вытертому моими собственными коленками, полу.
 Пфф. Смешной ты. То в нерешительности застываешь, то набрасываешься дикой кошкой.
 Я тебе не олень или антилопа, я не буду ждать, пока меня съедят.

 Ррр-мяу. Ну же, скажи "мяу". Когда ты так урчишь от удовольствия, будто я не кусаю, хоть и сдерживаюсь, твое ушко, а почесываю его. Я не хочу тебе навредить. Не сейчас. Еще разревешься.

 Хватит катать меня по полу, я же не клубок ниток тебе. Даже с пойманными мышами коты так не обращаются.

 Обидно.

 Все обиды куда то улетучились, все печали где то "на дне".
 Ахах, давно бы так. Надоело сопли размазывать. Хочу секса.

 Не зря ж я за "атрибутами" в магазин бегал.
 Но, признаться честно, моя "леди" с тобой и близко не стояла.
 Правда, я не знаю, как мы будем это делать - не особо я интересуюсь гейской субкультурой, - но уж я то постараюсь. Ты у меня неделю встать с постели не сможешь. Если постель вообще будет.
 Нас же вытащат отсюда, не так ли?..

 Вот урод. Ну откуда у тебя такие острые коготки, Мурзик?..
 Теперь ты будешь не Август - слишком "гордо" для тебя, - будешь Мурзик. Хорошо, Мурзик? Ты согласен?..

 Но ты только сопишь за моей спиной - думаешь, смог завалить меня?
 Ахах, подожди, так не честно - на тебе еще есть брюки, а на мне то нет.
 Сдавайся, мой капитан!..

 Стоп.
 Так, как он примял меня к полу, я не сразу замечаю, что мир изменился.
 И лишь приполняв голову, я понимаю - свет погас.

 Слава Богу, теперь то я развернусь!..
 Я думал, он меня доканает, этот свет. Слишком ярко. Тут ты, а еще и свет. Слишком много на меня одного.
 Мне по душе такая вот мгла. Чтоб хоть глаз выколи. Потому, что я прекрасно с ней сливаюсь. У меня волосы - цвета тьмы.
Глава 10. Только любовь.


 И такое тоже бывает.
 Мне не шелохнуться, не вздохнуть.
 Я не вижу тебя.
 Даже себя не вижу.
 В кабине лифта не бывает ни окон, ни дверей - только бездна за полметра под нашими ногами, и стены кругом.
 В потолке вроде как должен быть люк - но он настолько тяжелый, что, когда в прошлый раз здесь застрял "пассажир", пятеро здоровых мужиков - собутыльников одного из соседей, еле еле его приподняли. Пришлось подпирать и постепенно увеличивать расстояние в щели с помощью рычага.

 Мне страшно. Мне страшно, потому, что я прекрасно знаю по твоим рассказам - у тебя кошачье зрение, и ты прекрасно ориентируешься в темноте.
 Ты прекрасен в темноте.

 У меня под руками все еще находится твоя голая спина - только позвоночник вдруг выгнулся, как у невиданного змия или только что проснувшейся кошки.
 Черта-с-два я тебе проиграю. Я не сдамся, слышишь меня?..

 Я не сдамся. Не рыпайся, буду держать крепко. Еще ниже к полу, еще ближе к телу.
 Еще... ближе...

 Подо мной будто разверзлась маленькая, миниатюрная черная дыра, бездна.
 Бл*ть, что ж со мной делается то.

 Пока я пытаюсь "выпутаться", ты успеваешь заметить, что я ослабил хватку.
 Я дал слабину.
 И такое тоже бывает.

 Бл*ть, тут же ничего не видно. Зато неплохо ощущается.
 Пока ты, кинув меня куда то в темноту, целуешь мою шею, одновременно стаскивая с меня последнюю надежду на

 то, что меня не поимеют в такой неудобный момент, я пытаюсь побарахтаться, и словить тебя руками, но не удается.
 Ты, как рыба в воде, в этой тьме. А тьма похожа на нефтяное болото - поглощает, с хлюпанием и чавканьем, выжимая остатки смелости из любимца света. Ты не зря говорил, что я - Верховный Бог. В большинстве древних религий Верховный Бог - Солнце.

 Что ты там делаешь?!

 Кажется, я сказал это вслух, потому что ты, зарычав, приглушенно ответил:

 - Не мешай, хуже будет.

 Угроза в твоем голосе мне не понравилась.

 Эх, а ты был так ярок в свете этих ламп...
 Что с ними случилось, кстати?..

 - Эх, прекращай уже играться, сколько можно меня пытать!..

 В темноте надо мной я замечаю блеск знакомых карих глаз.
 Теперь в них будто горит пламя.

 - Сколько захочу, столько и буду...

 Как наставительно.

 - ...в конце концов, ты весьма неплохо устроился, так что заткнись и лежи.

 Командывать вздумал, соседушка?..

 Хорошо, ладно, я...

 ...черт... до чего ж... ауч...

 Боже мой, это ощущение...
 Я больше не буду рыпаться, я буду послушным...
 Просто... не останавливайся...

 Чей то наглый, острый до безобразия язык добрался куда то туда, куда явно и стремился все это "время исследований" в темноте.
 Очертив круг вокруг пупка, попробовав на вкус соски, а после... провернув эту умопомрачитеную аферу...

 Когда твои пальцы, кажется, касаются всего меня, я не могу просто так лежать и молчать.
 Ты не прав, ты был не прав, приказав это.

 ...интересно, мне можно хотя бы попросить?..

 Будто славный рыцарь в поисках святого Грааля, ты проводишь полосы от плечей до пяток, тонкими длинными пальцами въедаешься в меня, массируя затылок, ищешь выступы, потайные ходы, ключи от дороги в рай?..

 Тонкие пальчики бегают по спине, но, "добежав" до какой то невидимой запретной точки, нехотя перебираются выше.
 Да ты и сам боишься.
 Хочешь ведь? Хочешь, да?
 Тогда чего медлишь? Давай, разорви меня своими тонкими пальчиками, выпей меня до капли, проникни в самую глубину моего естества, забудь о том, кто я и что мне ты, забудь, просто сделай это, иначе я, клянусь, сделаю это за тебя...

 Что же ты со мной делаешь, сволочь?!

 Ахах, кажется, теперь я знаю, что в тебе нашла твоя подружка, кроме красоты, и шарма, и этих необыкновенных карих глаз, этих жестов, исполненных задумчивой неги, этого мечтательного взгляда на жизнь и непокорной копны черных как смоль волос... и... я просто...

 Перррестань. Я ощущаю себя рыбешкой, запутавшейся в плотных сетях.
 Невозможно не забиться в агонии... а может, это и не агония вовсе...
 Ммм, мне начинает это нравиться...
 Кто кого?.. Вздор. Я признаю, ты победил.

 Это чересчур сладко. Слишком мягко. Запредельно нежно.
 Интересно, где такому учат.
 В "Академии Небес"?.. Ха.

 Не холодно. Совсем не холодно. Твой пуховик подо мной такой мягкий. Он был на тебе. Абсолютно. Но теперь - нет. Ахах.

 Дай потрогать тебя. Серьезно, я ж не резиновая кукла, я двигаться умею сам. Подожди, пожалуйста. Если это будет слишком быстро, я не успею дойти до законного эмоционального конца, и наступит дисбаланс. И я сорвусь, и поимею тебя со всей страстностию натуры своей, и я не обещаю, что психика твоя после этого не пошатнется.
 И вообще, разве тебе не надоело меня ублажать?..
 Дай мне себя.

 Борьба, слабые вздохи, ненависть. Рычание, стыд, когда я оказываюсь в твоих цепких пальцах, потом рывки, потом хриплые стоны, потом горячее дыхание у виска, потом моя коленка на твоем хребте, потом...

 Потом я, не выдержав ощущения власти над горячей поверженной плотью подо мной, твоим телом, таким желанным, таким драгоценным для меня, я, подумать только, я сам начинаю искать в тебе щербины и неровности.
 Если я найду какие то щели или выступы, я заполню их, заглажу несоответствия, скрою пеленою неисправности, недочеты, заложу глухой стеной от чужих глаз несовершенства...

 Вот столь желанная линия выступающих в безбрежном океане тьмы ключиц, тонких, выгнутых; вот бесконечные просторы грудной клетки, и я считаю твои ребра по одному; вот мягкая расслабленность живота, и я полукружием обвожу пальцами кайму пупка.
 Ничего не видно, ничего не страшно - и есть только ощущения, жадные, манящие попробовать все это великолепие на вкус...

 Где то на стыке мягкости и твердости я останавливаюсь в задумчивости. Куда спешить? Я успею все.

 Приходиться начинать свой путь сначало. Только теперь - наоборот, снизу вверх, от меня - до тебя. Я целую твои лопатки, касаюсь, будто ненароком, твоих плеч, белой шеи, вожу руками круги по спине, скрытой тьмой и явленной ею, я вдруг смелею, и, проведя пальцем по длинной дорожке позвоночника, опускаюсь ниже, еще ниже, прямо в пылающую от желания плоть...

 А почему бы и нет?
 Я ведь так смиренно ждал.
 Я просто сделаю это сейчас, пока ты так послушен и скован - то ли своим желанием, то ли моей мольбой...
 Я сделаю все правильно, обещаю. Почему бы и нет, ведь ты, кажется, счастлив.
 Посмотри, как горят твои глаза желтыми отблесками пламени, когда ты выгибаешься под моими пальцами, запрокидывая голову мне на плечо, и я поддерживаю тебя, свободной рукой обхватив твои бедра, талию, пока ты не начинаешь просить большего, жадно вбирая в себя воздух большими ненасытными глотками, пока не вцепляешься в мою свободную руку, дрожа, и не ведешь ее, сплетя наши пальцы, к ноющей пульсации под животом...

 Я шепчу, тихо, горячо, тебе в ухо, уткнувшись лицом в жесткие пряди на затылке, спускающиеся к шее темными водопадами, левой ладонью захватив в плен твою горячую ладонь, а правой почти слившись с твоим нервно дышашим животом, прижав тебя к себе, чтобы никогда не отпускать...

 - Повернись...

 Даже в темноте я чувствую, что ты улыбаешься.

 - А самому слабо, да?

 Ты тоже говоришь шепотом, будто нарушать эту святую тьму непозволенно даже таким ее служителям, как ты или я.

 Я не отпускаю тебя, даже когда ты, мягко скользя, переворачиваешься на спину, и, наверное, даже в темноте видна краска на моем лице - уж слишком, чересчур развратно выглядит твоя поза; ты и сам это знаешь, и наслаждаешься этим; а я, тоже невольно наслаждаясь, молча и завороженно смотрю на точеную фигуру передо мной - в темноте видны только контуры, изгибы, и сплетения; желтыми отблесками на раскаленном теле, завораживающе, маняще.
 Раз посмотрев на тебя, уже невозможно смотреть на что нибудь другое.
 Раз заметив тебя в толпе, невозможно уже отвести взгляд.
 Становишься рабом этих сплетений, и рук, и лица, и блеска, хищного блеска беспечных карих глаз. И ничего больше.
 Только любовь.

 Ты раскинут и разобран, по частям, разложилась плоть. Манящая, дурманящая.
 На вкус ты слаще и приятнее детских леденцов.
 Это нечто лучше, нечто правильней.
 И даже нет ничего, достойного осуждения или милости, в хищном косом взгляде карих глаз, горящих в темноте.

 Руки, раскинутые, или тянущиеся ко мне - неважно, но они прекрасны; обнажая для моих глаз и рук самые потайные места тебя, ты смеешься, и лезешь целоваться, а потом стонешь, как будто не сам приблизил меня к себе настолько, чтобы взлететь...

 Это не заботит меня. Теперь нет. Теперь ты - мой, на жестком полу кабины застрявшего здесь в новогоднюю ночь лифта, весь мой, до щекочущих волос в паху, до сладко-соленых капель пота на висках, весь, в ослепительном сиянии красоты и юности собственного тела под моим грузом, весь, от кончиков пальцев до кончика любопытного

 носа, спрятанного, врытого у меня на груди, и дыхания, мягко обволакивающего всего меня - откуда в тебе столько воздуха?..

 Жаль, что я не могу видеть это - но я чувствую.

 Жаль, что этот миг - только сейчас. Но и сейчас, и тогда, и потом - знай, что я люблю тебя.
 Такого добра много - скажешь ты, но, на самом деле, по настоящему любит лишь тот, кто молчит.

 Так что заткнись, и хватит донимать меня своими разговорами, придурок! Чтоб я еще хоть раз...
 Глава 11. Про себя - о тебе.


 Часть 1. Подарок Санты.

 В напряжении тел нет ни боли, ни страха. Даже раскаяния нет. Я думаю, что это не то, что должно быть сейчас. Сейчас - народное ликование и крики "Аве божественному августу", как в романах о великих цезарях давних эпох. Все остальное - потом. Прости меня за это шум. Не стоило б. Когда нибудь я посвящу тебе оду. Правда, вряд ли ее кто нибудь когда нибудь прочитает.
 О таком не говорят вслух.

 Знаешь, я никогда тебе этого не скажу, наверняка. Не скажу, как приятно ты пахнешь, как соблазнительно ты улыбаешься, что меня завораживают блики на твоих волосах и тихий голос, голос того, кто сейчас смеется надо мной, лежа у меня на плече.
 Странно. Я уже не ощущаю тьму. Она вокруг нас, внутри нас, она пробралась в каждую щель, вздохами - в сердце, но я вижу в ней лишь свет.

 Он окутывает тебя мягким облаком, будто подражая мне.

 Больше нечего бояться или хотеть. Теперь нет. Теперь...
 Ты со мной.

 Может быть, Санта Клаус сделал мне такой божественный подарок, миг счастья в самую сказочную ночь в году?
 Теперь, я буду верить в него, я даже напишу ему письмо. И в нем расскажу все про тебя. И про меня.
 Про нас.

 Может быть, это просто сон, и каждый из нас проснется утром на своем диване, уткнувшись носом в оливье и болтающий невпопад телек?
 Может быть, в эту ночь я должен был быть с другой, но попал то я к тебе.
 Может быть, ты тоже когда нибудь найдешь такое, это чувство, переполняющее тебя изнутри, и скажешь: "Вот человек, который будет со мной".
 Но, скажи, ведь это буду не я, верно?..

 Я думаю, что я люблю тебя, Август. Знаешь, может быть, я не гожусь для этого, и в этот вечер я не должен быть здесь, а еще я неуклюж и беден - но ведь я сейчас рядом, разве не чудесно?..

 Не знаю, что ты умудрился во мне найти, но я рад, что ты умудрился.
 Как странно - мне уже нет дела до этого всего.
 Потому, что есть только ты и я.
 Здесь и сейчас.

 Разве не чудесно?..



 Часть 2. Иллюзион.

 Ты смотришь на меня. Ты видишь меня. Не сквозь меня, не через меня, как обычно. Как раньше.
 Ты со мной, ты вправду со мной.
 Ты держишь меня за руку, и я просто не могу удержаться от смеха.
 Это чересчур весело, чересчур волшебно, такого счастья просто не бывает.

 Побудь со мной еще.
 Пожалуйста.

 Ты спрашиваешь меня о чем то, и я отвечаю, как ученик, с рвением надеющийся доказать учительнице свои знания, и отвечающий без раздумий, без страха...
 Взрослые так не умеют.
 Но ведь и мы - "взрослые"? Или нет?

 Странная ночь - Новый Год.
 Странная ложь, глупая выдумка.
 Дедов Морозов не существует, Санта - детские бредни. Разве нет?

 Есть ли что то, чему я обязан тобой?
 Ну, кроме твоих родителей, и из родителей, и родителей их родителей, например. Судьба, рок. Что нибудь подобное. Нет?..

 Я не верю в чудеса. Но в тебя не верить невозможно. А разве не ты - то самое, мое чудо?..
 То, чего я ждал, и во что я верил?
 Всегда.

 Нас всю жизнь обманывают. Сначало говорят, что нас нашли в капусте, или принес аист, потом - что существуют чудеса, а после всячески стараются выбить это из нас, давят, упорно, невидяще. А что, если они неправы?..
 В любом случае, идея об аисте нравиться мне гораздо больше, чем перспектива быть найденным в капусте - капуста растет на земле, да и не люблю я ее ни в сыром, ни в тушеном или соленом виде, а вот аист - птица, а птица - вольная.

 Хотя, я бы гораздо скорее поверил бы в то, что аисты уносят нас из этого мира, чем приносят. Раствориться в бескрайнем небе - насколько прекрасной может быть смерть...

 Но ты держишь меня за руку, а я думаю об аистах и смерти.
 Ты дышишь, рядом, твоя грудь под моим ухом поднимается и опускается - работает, как часы - а я рассуждаю о видах приготовления капусты и видах обмана человеческих сердец.
 Хотя нет, все правильно.

 Как глупо.

 Я почти поверил в эти бредни. Я почти поверил, что ты мой. Но ведь это не так. Этого не может быть, верно?..

 Отвечай, ответь мне, Арман!..

 В чем разница между правдой и вымыслом? Между иллюзией и самообманом? Между призраками и умалишенными?
 Одни - лишь инструмент для подачи истины, другие обманывают себя сами.
 Своим же разумом.
 Своим же иллюзионом.
 Полном безумных идей и планов, мыслей, бредней, всего того, чего так страшится нормальный человек.
 А какой я?

 Я, лежащий сейчас с тобой на полу обыкновенного, не блещущего ничем примечательным, хотя еще довольно нового, лифта, в запертой смыкающимися стенами кабине, где то над бездной, сверкающей своей белизной и смертью. Я, целующий тебя, обнимающий тебя, ласкающий тебя, желающий тебя, я, весь я, здесь, сейчас, с тобой.
 Я, только недавно трахающий тебя, имеющий тебя, всем своим существом жаждущий слиться с тобой, кончающий в тебя, упивающийся тобой, я, настоящий я, истинный я, здесь, сейчас, с тобой за руку на твоем плече...

 Ну и бред. Вся эта история - просто бред. Нет никакого тебя рядом со мной. Нет.
 Может быть, ты и поддался мне сейчас, но, может быть, ты просто пьян. Не так, как я - я пьян тобой, а ты...

 Нужно же было мне застрять в лифте именно с тобой.
 Нужно же было мне...

 Кстати, я же признался тебе в любви.
 Какой позор.

 Не верю, не верю себе. Я, такой осмотрительный, такой осторожный, попался на удочку твоих глаз?..
 Ну да, давно уже попался... Но сейчас речь не о "давно", а о "сейчас"...

 Я лежу на боку. Лицом к тебе, у тебя на плече. На твоей раскрытой, манящей и ждущей моего на ней присутствия, руке. Я лежу под защитой выставленного вперед локтя, как щитом, прикрываясь соей кажущейся невинностью, и смотрю на тебя, раскрыв рот и выпучив глаза.
 На самом деле, глаза, должно быть, просто раскрыты в восхищении. Кажется, обзор закрывает упрямая капля, слеза, скопившаяся в уголке глаз. На самом деле, я умею быть обаяшкой, когда мне это нужно. Я вижу это в своем отражении в твоих темных глазах. Темные глаза всегда хорошо отражают свет, они как зеркало для смотрящих в них.
 Темнота не мешает мне смотреть на тебя, и восхищатся тобой.
 Может быть, такого случая мне больше не представится, может быть, после всего этого ты предпочтешь просто уехать куда нибудь далеко, в другой дом, в другую квартиру, подальше от назойливого соседа-мальчишки.
 У тебя ведь есть невеста.
 А у меня есть Барсик. Я переживу.
 Как нибудь, даст бог.

 Это же не навсегда - любить тебя, твои глаза, твои ресницы, твой голос и твои руки...
 Это так, это просто наваждение.
 Оно пройдет.
 Все когда нибудь проходит. Даже ожидание.
 Нужно только ждать и верить.
 Я подожду.

 Я же ждал. Ждал, верил и надеялся.
 Но я не могу довериться до конца. Пока нет. Слишком рано, слишком опасно. Рисковано.
 Как в том анекдоте: "У меня нет сердца, можно я возьму твое? Ой, извини, сломалось".
 В детстве я всегда был первым "донором" класса по карандашам, ластикам и ручкам.
 Но мне никогда ничего не возвращали.
 Могу ли я надеяться вернуть свое сердце, а, Арман?..

 - Да не, вряд ли.

 Замер. Почудилось?..
 Ты смотришь в потолок, твой контур отражает невидимый мне свет. Ты медленно поворачиваешь ко мне голову, с

 таким странно суровым и серьезным выражением лица, что я втягиваю голову в плечи, сжавшись пружиной.

 - Ты сказал это вслух, - твое лицо все еще серьезно, - Ты что, не заметил, да?

 Издеваешься?..
 Ты сменил серьезность на искреннее веселье, я - сжатость и испуг на гнев и ярость.

 - Арррр...

 Я не успеваю договорить твое имя, потому что ты затыкаешь мне рот собственным языком.

 По телу разливается блаженство. Разве живой человек может чувствовать такое?..
 У меня появляется твердое и абсолютно необоснованное мнение, что все будет хорошо.

Глава 12. Ночь в раю [Часть1: Мститель].
 Часть 1. Мститель.


 Что то невообразимо приторное, приятное, правильное и долгожданное, живет во мне, смеется, радуется, обнимает тебя, бесстыдно лапая в самых неожиданных местах, целует тебя, похабно, с языком и причмокиваниями, что то заставляет меня наслаждаться этим, а не стыдливо прятать пунцовое лицо в одеяло, как бывало иногда с другими. Странно, как интересно ведет себя человеческий разум. Я должен бояться тебя. А я - люблю.

 Меня вдруг молотком по голове ударяет мысль о том, что это уже могло бы случиться с нами, это уже могло бы продолжаться долгие и долгие месяцы, или даже годы - хотя я и понимаю разумом, что вряд ли был бы в восторге от подобных идей в трезвом уме и здравой памяти - но я пьян, "без вина во хмелю", как пел ты мне раньше когда то, и я готов плясать не хуже того самого апостола*, хотя и не ведаю, зачем и с какого, и я обижаюсь на тебя, я реально в ярости, как будто если бы ты сказал мне заветные и ненавистные "Я тебя люблю" на год раньше, что то было бы не так, а по другому, и непременно радужно и с единорожками.

 Ну офигеть просто.
 Что со мной не так?.. :)

 В любом случае...

 - Можно, я свершу свою маленькую месть?..

 Я шепчу тебе на ушко, тихо, бархатно, переливаясь еле слышимыми трелями и мурлыча, как пьяная кошка - уж не валерианой ли пропах твой затылок, губы, плечи, и то, что горячей волной размазывают твои блуждающие в поисках опоры руки на моем похолодевшем от предвкушения животе?..

 Ты выдыхаешь куда то позади меня, в темноту, и я начинаю ей завидовать, и ревновать, и вообще, какого хрена, это должно было быть выдохом в меня, каплей в мое переполненное море в чайной ложке, так с какого твое теплое дыхание какой то там холодной, уже ненавистной мне мгле?..

 Я отомщу... Раз так, раз...

 Ты не успеваешь ничего сказать - мысли летят быстрее мгновений, а пальцы могут двигаться быстрее губ.
 Поиметь тебя уже не кажется мне непосильной задачей, когда пальцы, холодные, влажные, дрожащие, впиваются в нежный бархат горячей, волнующей плоти, а такой тихий сейчас "объект вожделения" прогибается со стоном в твоих руках, мягко подрагивая, и этой дрожью будто умоляя о продолжении, о нечто большем...

 Что может быть больше, Август?..
 Подскажи мне...

 Странно - кажется, я где то слышал, что, если уж парни и спят друг с другом, то придерживаются определенных "ролей" - ну там, актив/пассив, и чтоб пассив когда нибудь завалил актива на полном серьезе - то же самое, чтобы женщина поимела мужчину - в прямом смысле слова, невозможно и неподобающе.

 Кто там был первой жертвой? Я?
 Отлично, ты будешь второй.

 Кто то же должен отомстить за мою честь и невинность.
 Я себя как школьница, чувствую.
 Переживания девушек на эту самую тему нам не так уж и недоступны...
 Ох..
 Только не говори мне, что будешь вырываться...
 О таком я просто и мечтать не мог, милый Август...

 Ты не согласен с моим скромным выбором пытки?
 Христиан отдавали на съеденье диким львам, ученых сжигали в алом пламени костерищ, а анархистов казнили через повешение с первыми лучами солнца каждый божий день. Мученики всегда были. Зато они гарантировано попадают в рай. Видишь, я оказываю тебе услугу.
 Какой я добрый.

 Я даже могу заломить руки так, чтобы было почти небольно.
 Больно, скорее, мне - чей то, и я догадываюсь, чей, острый локоток воткнулся мне в подреберье. Черт тебя дери, сложно тебя удержать, мой властный пленительный раб.
 Может быть, я бы не был так груб, если бы ты так не упирался...
 А может быть, и нет.

 В чем сущность правды.
 В доброте, в красоте, в пристойности?

 Правда должна быть голой, как мы с тобой сейчас.
 Правда должна твердо стоять на своем. Как это сейчас делаю я.
 Ничего об острых упирающихся предметах в правде не сказано.
 И о зубах, кстати, тоже.

 Снова хочешь отомстить?
 Тебе не хватает для этого ненависти.

 А мне хватит.
 Я буду ненавидеть твою сладкую кожу, хрупкость твоих запястий; я буду теряться в твоих глазах, как в ледяной пустыне, или в королевстве кривых зеркал, не имея возможности выбраться или проиграть, и сходя с ума от осознания этого; я буду в бешенстве рвать тебя на части, если потребуется, чтобы доказать свое рвение и преданность; все, чего ты хочешь и чего боишься, все, чего ты желал бы увидеть у своих белоснежных цепких ног, таких гладких, таких скупых и жестоких - все это я, и я - в тебе.

 Ты умудряешься еще обвинять меня в ханжестве, а я всего лишь хочу быть наравне с тобой.
 Ты мой герой, Август, почему ты не плачешь от счастья, это слезы обиды или раскаяния сейчас бегут по зацелованному лицу?..

 Тебе больно? Кажется, я догадался слишком поздно, и мне хватило глупости, чтобы оттянуть момент разделения боли и принятия вины до известной поры.
 Кажется, я достаточно туп, чтобы извлечь выгоду даже из такой вещи, как твоя боль.
 Твоя боль теперь моя, потому что твоя кровь на моем теле будет знаком, и мне осталось лишь превратить в вино воду, а пьянящую кровь - в непрощающее вино, и разок пробежаться по воде на твоих глазах, чтобы ты сам плясал под мою дудку, словно какой то там апостол в забытой даже моей гитарой песне.

 Теперь ты будешь страшен в гневе, и, может быть даже, уничтожешь меня?
 Божественный Август, взмах твоей руки - и весь этот мир будет у твоих белых, мраморно жгучих ног - знаешь это чувство, когда ледяная вода обжигает сильнее, чем кипяток?..

 Жгучее тело, жгучие мысли - даже ресницы у тебя жгучие.
 Они прозрачны, как дым тлеющих угольев под густым слоем пепла и бреда.
 Меня убивает твоя кровь - даже в темноте она горит голубым пламенем арийской чистоты, хотя с каких это пор арийцам - и идти на Римский престол?..

 В августе я хочу видеть тебя целиком - и тело, и душу, и чтобы рядом, и надо мной, и подле меня; может быть, я чересчур мистичен, но не более, чем ты; может быть, я чересчур глуп, но уж побольше твоего точно будет...

 Ты всегда был слишком рассудительным и молчаливым. Зато умным.
 И вот, теперь ты - чертов гомик с мозгами набекрень, а вот у меня все как раз все в порядке - невеста, квартира, работа...
 Это у тебя один только Барсик; но я бы всех невест и профессий мира разменял бы на одного на него, и не посмотрел бы, что хвост у него облезлый, и мяучит он громко.

 Странная вещь - человеческий самодостаток. Я, кажется, должен быть счастлив в любом нормальном для меня месте на этом белом свете - дома, на рабочем месте, в постели с красивой девушкой, за столом в кругу семьи и родных...
 А я счастлив, вдыхая запах эфира, собственных вскипевших мозгов, твоего дыхания, нашей темноты - одной на двоих; перепачкавших чужой кровью и уже неясно чьей спермой; счастлив, как какая нибудь блять, и мне ахуенно, мне ****ь как ахуенно, да меня просто прет от твоих криков; кажется, пора вызывать психушку.
 Кстати, она не придет - тут и мастера, лифтера, хрен дождешься, не говоря уже о какой то там мифической психушки.

 - А... Арман...

 Я задыхаюсь - ты так произносишь это!..

 - Ччто?..

 Молчание, писк, выдох мне в грудь - ну хорошо хоть, что не тьме, а то я и убить могу, сне не трудно, уже точно не трудно...

 - Слезь с меня, придурок, задавишь ведь...

 ...слабые толчки, вздохи, острые локотки, подбородки, шершавые ступни по спине по прямой, мягкие пальчики хрупкой волной по позвоночнику к затылку, снова вздох, снова выдох, снова "Дурак!", тихо, но с чувством; потом царственное восседание на поверженном на мне, когти, десять штук, исцарапанная грудь, острые коленки на бьющихся кровотоком с окружающим миром запястьях, сердце где то под животом, бьется в истерике, потом суровые взгляды, избранные, доверенные, ставшие робкими и затерянными где то в переплетении вен на моей шее, на волосах, потом в взгляде моем потеряны...

 "Мстя" моя сладкой быть обещала...
 Кто же знал, что ты тоже любишь кровь?..




 * имеется ввиду песня Лоры Бочаровой "Танцующий апостол" с упоминанием оного, Андрея.


Глава 12. Ночь в раю [Часть2: Жертва].

 Часть 2. Жертва.

 Ты думаешь, я буду спокойно раздвигать ноги по твоему требованию?
 Ты думаешь, тебе все можно?
 Ты думаешь, я похож на шлюху?

 Да нихрена ты не знаешь, вообще то.

 И вообще, получил раз, будь счастлив - и вообще, мало кто удостаивался чести быть поиметым мною, такое вообще редко смертным выпадает.
 Так с какого ты вдруг удумал такое, сумасшедший мой?!

 Ты просишь слишком многого. Во первых, ты порвешь меня, во вторых, я вовсе не хочу сейчас испытывать боль - а в третьих, это просто унизительно.
 Ты же вот, почти что сейчас, стонал подо мной, как маленькая шлюшка, а теперь что?!

 Уготовил мне такую же участь, стратег хренов?

 И вообще, почему это я должен сейчас нарушать этот блаженный покой.
 Сейчас максимум, что я выдержу - это твои фирменные поцелуи с языком, и то, мне становиться страшно, как я подумаю, что он там со мной...

 Черта с два я тебе сдамся. Мститель нашелся. Жертву из меня сделать хочешь?
 Я и так жертва.
 Жертва твоей долбанной притягательности, своей идиотской глупости...
 Ну да, главное вслух этого не сказать...

 Ты... Ты так решительно настаиваешь, что тебе приятно подчиняться...
 Но даже подумать об этом глупо.
 Впрочем, ты знаешь - если бы я хотел вырваться, я бы это сделал. По глазам вижу, знаешь. Издеватель.

 Когда нибудь я буду смеяться над этим. Да мне уже смешно. Только вот чего в этом смешного?..

 Слишком часто за эту ночь я слышу слово "месть". От тебя, от себя.
 Может быть, вся любовь - сплошная месть, ненависть, желающая отомстить за обиды и непонимания, мелочный поиск истины там, где ее быть не может?..
 Может быть, проще сдаться...
 Иногда и тот, кого считают побежденным, выигрывает.
 Правдой, истиной. Обманом. Самообманом.
 Не знаю.
 Я просто хочу, чтобы это не кончалось никогда. Мои желания следует выполнять.
 Ага, точно, в срок и без... Не помню, как там дальше. Воинский устав. Воинская честь...
 ...какая тут может быть честь?!

 Ты просто хочешь обладать, хочешь исполнить свое право сильного. Но ты слаб, а я горд. Но я люблю тебя, и, нельзя не признать, мне это нравится. И я люблю это, когда ты исполняешь мои желания, еще даже невысказанные вслух...
 Странно это. Странно, но выходит, что ты прав, а я глуп. Бывает.
 Если я хочу этого, значит ли это, что это правильно, или что я буду победителем, если исполню желание, даже если для этого придется проиграть?
 Сложный выбор, сложная игра.

 "Ваши ставки, господа,
 Глаз мой радуют всегда...
 ...разорить вас без труда
 Вновь удастся мне.
 Джокер в игре."

 Да я уже напеваю.
 Хи.

 А знаешь, может быть даже, я справлюсь.
 Это чувство, когда ты так настойчиво пытаешься добиться меня... Да это же просто прекрасно.
 Подумаешь...

 Но я думаю, что...

 Ох...
 Это оказалось больнее, чем я предполагал.
 Это было настолько дурацкой жертвой, что мне даже снова захотелось рассмеяться.
 Но почему то вместо смеха изо рта вылетают стоны...

 Постой... Дай отдышаться... В конце концов, все удовольствие достается тебе, а я - главный мученик. Просто звезда вечера. Где аплодисменты и улюлюкание за кадром?..

 Я вижу твое лицо. Кажется, ты в полном восторге...
 Ну отлично. Какие тайны ты еще хранишь, садист-извращенец, управляющийся со мной, как с резиновой куклой?..
 Ты просто кладезь талантов.
 Например, как ты работаешь языком...

 Пусто. Я оглушен. И озабочен. У меня даже руки дрожат.
 И, кажется, это мне так хорошо.
 А может быть, я просто вижу сон, смотрю на это со стороны?
 Может быть, мои руки сейчас не впиваются в тебя, прижимая к себе как можно крепче, чтоб не оторвать, и...
 Я не буду с тобой спорить. Ты же... ты.

 На самом деле, тебе со мной повезло. Я маленький, щупленький, хоть и завалил тебя с первой попытки...
 А мне с тобой - нет. Потому что я маленький, щупленький, а ты большой и страшный.
 Сволочь.
 В кого ты таким уродился?..

 Где то в районе стыка между мной и тобой течет кровь. Такая красная, влажная; освещает наше таинство своим присутствием, хмелем, вкусом...
 Уж не в вампиры ли ты записался, кровавый мой?..
 Я не думаю, что это настолько серьезно. Это всего лишь маленькая жертва, святая боль, после которой сразу станет хорошо, как при операции - выздоровление и свобода.

 А я, похоже, умер. Ну или хотя бы, нездоров. Что то точно не так.
 Хотя к мазохистам я всегда себя мысленно причислял, конечно. Как иначе выживать. Вот тебе больно, и ты думаешь - проще сдохнуть, и ведь и вправду можешь. А если ты мазохист, то наоборот кайф. Круто, да?
 Но эта странная тактика весьма странная. Видишь, какие неожиданности она может принести...

 Ты тяжелый.
 Ты одурманивающе тяжелый, а я ведь маленький и хрупкий, не забывай этого.

 Я не могу отдышаться. Тяжело. Каждый вздох - тягучее масло по глотке.

 - А... Арман...

 Ты делаешь полувздох, останавливая поступление воздуха на полпути к выдоху, и тихо, чуть удивленно, спрашиваешь:

 - Ччто?..

 Что значит "что", идиот?!
 Тебе хорошо говорить - я то не наваливался на тебя всей тушей, да и туша у меня поменьше твоей будет!..
 Вот дубина...

 - Слезь с меня, придурок, задавишь ведь...

 Сам не догадается. Читать желания, значит, можешь, а выполнять приказы?..
 Выполнять приказы ты, вроде как, умеешь, но опережать их...

 Тебя еще муштровать и муштровать.
 Что поделаешь.

 Дурак, положу тебя одной левой. Мне совсем не трудно. А потом еще и правую добавлю.

 Вот так, лежи смирно.
 Так и не заметно, что совсем недавно поверженным был я.
 Еще есть порох в пороховницах.
 Кстати, о порохе... Жгучая смесь - ты, я, пот, кровь...
 Сердце, как живое, и сосредоточено на уровне коленей, которыми я держу твои руки, прибивая, приколачивая их к полу, как к кресту...
 Твое, кажется, тоже бьется - запястья будто потонули в крови; на шее вьется, ускользая от моего взора, тонкая линия синих холодных вен.
 Так ли она холодна, твоя кровь, как этот цвет?..

 Эти волосы... Глаза... Все в тебе - холодных оттенков. Особенно в темноте.
 Хотя... золотистые отблески этих глаз на свету похожи на маленькие солнца где то в глубине твоего сердца...
 Сердца, качающего твою кровь.
 Сердца, которое будет моим!
 Я обещаю тебе, сладость моя...
Глава 13. Отступись, иначе перейдешь черту.


/названием к главе, как и вдохновением, послужила фраза на обложке 74 главы манги "Темный дворецкий", которую я только что открыла в поисках исходника для работы в фш ==*
 неисповедимы пути господни, ага с:/



 - ...что не так?..

 Твой вид несколько пугает меня.
 Ты доволен и восхищен, а ведь я ожидал бурных сцен и рек крови... Кстати, о крови...

 Может быть, дать клятву на крови?.. Хочешь стать моим кровным братом, о прекраснейший?

 ...я что, сказал это вслух?..

 - Хочешь стать моим кровным братом?.. Ты рехнулся, дурак, мы с тобой тут веселимся не по детски, уж больше часа прошло, наверное, тебе не стыдно такое с кровным братом то будет вытворять, или...

 - Или что?..

 - Или ты хочешь, чтобы мы остались "братьями"? Ты именно так воспринимаешь меня?..

 Одна единственная фраза может все разрушить. Мир катится к чертям. Равновесие нарушено. Хрупкое.

 Беспощадное. Как ты сам.
 Одна единственная фраза может все нарушить, теперь я знаю это. Не в первый раз за эту чертову ночь.
 О чем ты только думаешь, когда говоришь такое?!

 Твои плечи опущены, взгляд скрывает тень завесы волос. Какая может быть тень, тут же и так везде темно?!
 Ты выглядишь, как ребенок, оседлавший боевого коня, и незнающий, что ему теперь с этим делать.
 Ты нависаешь надо мной, как грозовая туча, вот вот грозящая разразиться проливным дождем, молниями и иными проклятиями небес.
 Как глупо.
 Ты совсем меня не знаешь.

 - Да, ну, будет тебе, перестань. Я имел ввиду, что то вроде обета. Обещание. Что то, связывающее кровью.

 Связывающее двух людей.

 Молчание. Тишина.

 - Ты как, Август?.. Может, я того, погорячился, ты прости меня. Может, я переборщил... Извини. Сильно... больно?...

 Голос из тьмы:

 - Ты чего раздобрел, никак смерти моей хочешь. Зачем такие глупые предложения? Ты же знаешь, как я отношусь к этому. Обещания ничего не стоят, если они неискренны, а дать неискреннее обещание проще простого. Я не верю в такие вещи, Арман.

 Хм. Тяжело с тобой работать.

 - А мне кажется, это мило и мистично - подходит к тебе по всем критериям! *smile*

 - Ты считаешь меня милым, придурок?!

 ... ну, зачем бить то.

 - Ты безжалостен, Август, ты сам знаешь об этом!.. И вообще, с чего это ты решил, что я отношусь к тебе как то иначе, нежели как к брату?..

 Ты закрываешь глаза с видом "Боже, дай мне сил", согласно опускаешь голову и отвечаешь:

 - Все мы, люди, братья. В каком смысле ты...

 - Эй, ты хочешь сказать, что все эти идиоты - братья нам?! Мне что, стерву Васильевну тоже сестрой назвать, или побрататься с придурками из отдела финансов, к примеру?! Нет, ни за какие ковр...

 Зачем же так хитро прищуриваться, всезнающий?!

 - Ты так ничего и не понял, ну да ладно, что с тебя возьмешь, - тяжкий вздох, - В любом случае, за какие коврижки ты ни за что не?..

 Меня аж озноб прошиб. Каким ты можешь быть соблазнительным, восседая на мне, как на холодном, каменном, бездушном троне, когда я так безоружен перед тобой... Это не честно. Я не согласен. И вообще, нельзя быть настолько красивым. Нельзя, неправильно это. Слезь с меня. Кому говорят, слезь.

 Но я ведь так и не смог сказать этого вслух, раставаться с таким приятным ценным грузом было бы невыносимо.
 Ты, кажется, читаешь мои мысли, пока встряхиваешь рукой шевелюру и потягиваешь по кошачьи, гримасничая "невыносимой болью" (кхех, ну был я ж мужик, чего ты хотел, когда меня соблазнял, терпи теперь), посмеиваясь собственным мыслям и смотря на меня сверху вниз. Это у тебя такая "маленькая месть"?..
 Считаешь это унизительным для себя?
 Наглый кошак.

 Вдруг твой взгляд, блуждающий по пространству вокруг нас, пока ты вертелся и разминался, остановился на небрежно скинутых в углу вещах. Конкретно, видимо, на торчащем горлышке шампанского...

 - Эй, а давай выпьем это? Надо же помянуть Старый год, он так старался, существовал?..

 Почему бы и нет. Все равно уже все равно.

 - А у тебя есть бокалы?..
 Глава 14. Больно.

 Я очнулся уже в больнице.
 Помню только, как засыпал, уткнувшись в мех твоей куртки, которой ты такзаботливо меня прикрыл.
 Помню, как было странно, и весело, и жутко, помню, как ты смеялся, и помню... поцелуи...

 Больше ничего.

 А большего и не надо.

 Это уже потом я узнал, что невеста твоя уснула минут через 10 после того, как ты ушел, резонно полагая, что ты разбудишь ее, когда придешь, и никакой Новый год она не проспит. А вот и хрен ей, хе.

 И что не вытащили нас до самого до утра, часов 5-6, когда какие то идиоты с 8-го вдруг решили пойти по гостям, и не могли вызвать лифт, и ругались, и шумели, и были очень взволнованы, что даже лифтер умудрился протрезветь от подобного.
 И только потом мне сказали, что нас нашли в объятиях друг друга, голыми, на полу, укрывшись лишь куртками, как охотники - шкурами диких зверей.
 И что зрелище это было, прямо скажем, аховое, да и ведь не ожидал никто - ну представьте, открывается лифт, а внутри... такое...
 Конечно, вы будете в крайнем случае удивлены. Ага.

 Насколько я понял, меня посчитали пострадавшим - может, кровь сказалась, или просто, общий вид; а может быть, слишком худеньким им показался - неважно, но, то ли от истощения, то ли из за странной игры судьбы, я не просыпался весь следующий день, за пару с ночью.

 Солнце застало меня врасплох.
 Оно пришло, вторглось, застерзала сизый дым по комнате, разбросала обрывки тканей вместо бесчисленных одеял и простыней.
 Оно не считалось с тем, что у меня болит голова, что мне хреново, что меня глючит, и страшно болит живот. И

 что у меня что то не так. С собой.

 Когда я очнулся, Солнце одним косым желто-красным лучем восхода поделило мой мир на "до" и "после".

 И теперь, я и не знаю, где же я.

 7 дней прошло. Я видел твои глаза сегодня во сне.

 Меня выписали в тот же час, еще до того, как солнце окончательно встало, и его золото, покрывающее собой пол неба, будто под руку вело меня домой.

 Я больше не езжу в лифтах.
 Особенно в том.

 Меня выбешивает, когда я вижу, что кто то садится в НАШ лифт. Топчет НАШ рай грязными ботинками. Постукивает каблуками по тому месту НАШЕГО, пола, на котором будто навсегда теперь отпечатался след твоего колена.

 Это место пропахло нами, теперь оно МОЕ.
 Но никому не интересно - они просто хотят попасть на свой этаж. А как, и где - ИХ это не волнует.

 Теперь я постоянно хочу кого нибудь убить.


 Я не видел тебя с той самой минуты, как счастливо улыбался тебе, засыпая в каком то полупьяном полубреду - хотя как можно опьянеть от одной бутылки шампанского на двоих здоровых мужчин? - и я помню, как ты улыбался мне в ответ.

 Это странное чувство - эйфория, как взрыв, буря эмоций, сплетенных в одну божественно спокойную реку счастья.
 Я все еще помню его.

 Я никак не могу осознать, что теперь живу в новом году, что месяц начался заново, что...
 Как будто тот день никгда не кончался, и теперь всегда будет вечная новогодняя ночь.

 Я засыпаю, каждый вечер, я беру твою куртку, сворачиваюсь вокруг нее калачиком, вдыхая еле ощутимый аромат тебя на меху капюшона, обнимаю ее, как живого человека, как собственного ребенка, и на меня, хоть и на секунду, находит то же чувство. Ощущение тебя.
 Просто по пьяне эти люди перепутали наши куртки местами. И я чертовски благодарен им за это.

 Я очень счастлив. Пусть, тебя и нет сейчас со мной - но ты явно есть где то еще, я ощущаю это; и, хоть и ненадолго, и я был в кругу этой ауры, я был рядом с тобой, я был счастлив, и я ни о чем не жалею.
 Один единственный шанс, один единственный, спасибо тебе за него.

 Губы дрожат, когда я думаю о тебе, и пальцы невольно сжимаются крепче на пуховой подкладке - каждое перышко чувствую.

 Вздор.
 Вздох.
 Я просто люблю тебя.
 Не нужно ничего больше.
 Просто будь, а я справлюсь. Я же сильный. Я был рядом с тобой - теперь настала пора вылететь из гнезда. И разбиться о скалы?..
 Нет. Я же был с тобой. Теперь, я хоть немного, но осенен твоим сиянием. Светом. Тьмой. какая разница.
 Я был рядом с тбой, мне почти удалось слиться с ним - и ерунда, что это прошло. Это было, и я так благодарен за это, я так счастлив и горд...

 Я совсем не умею плакать. Хотя, думаю, ты бы умилился, глядя в мои наполненные слезами глаза. Ты слишком часто делал им комплименты, и они возгордились. Но я, как их хозяин, прощаю тебя.


 Пусто. Теперь в моем доме всегда пусто. Барсик, не дождавшись бургеров с котлетой, ушел в загул в неизвестном направлении - но он кот, и я, как мужик понимающий, никогда не запрещал ему этого. Может быть, он на соседском балконе, флиртует с Белкой из 113-ой?..
 Я уже не знаю, искать ли его, или послать все это к чертям.
 Сейчас же не весна, а даже коту неймется.

 Совсем не весна...

 Снег ложится на ресницы, ударяясь о твердые скулы, снег покрывает россыпью серебра твои волосы, снег украдкой, таясь, падает прямо в губы, снег, во многом не уступающий белизне твоего лица - но я знаю, теперь знаю, что ты обжигаешь больнее, чем самая лютая стужа...

 Эта зима создана не для тебя.
 Она только моя.

 Когда я думаю о том, что мы могли бы быть сейчас вместе, это то же самое, как чернокожему верить в то, что в один прекрасный день его кожа побелеет. А еще лучше, как чернокожему желать рабства. Стремиться к нему.

 Разве не вздор?..

 Я надеюсь, что мы никогда больше не встретимся. Я просто не смогу теперь смотреть тебе в глаза.
 Иногда мне кажется, что я опорочил тебя, я очернил твою красоты своим в ней присутствием, я все сделал не так...

 Все эти дни, долгие, холодные, 6 забытых даже Богом дней, дней перед его Рождением...

 Есть ли что то, чего еще можно желать? Возможно ли мне надеяться на что то еще более чудесное? Нет, это было бы слишком глупо. А я не глуп.

 Я не буду рушить твою жизнь. Ты повзрослеешь, я изменюсь, возможно, когда нибудь мы и не поздороваемся даже при встрече, только скользнув взглядом...

 Но эти твои теплые золотистые глаза...

 Я никогда не забуду тебя, мечта моя. Не смогу.
 Скоро закончится праздник, скоро сказка снова превратиться в суровую реальность - и ни тебе волшебных лифтом, полуобморочных состояний и диких страстных объятий...
 Зато эту сказку я не забуду никогда.
 Она всегда будет со мной.
 Как и Я тебя люблюты.

 Может быть, пройдут года, и ты будешь вспоминать своего смешного неуклюжего соседа, поднимаясь в лифте за руку со своими внуками. А может быть, я так и останусь чем то неправильным, нелогичным, кратким, как миг вдохновения, тем, чем я и был всегда. Не для тебя - так для самого себя.
 Никогда, никогда я не был так далеко от тебя.

 Скоро, очень скоро праздник закончится, я опять буду жить. А ты?
Глава 15. Все началось с меня - все мной и закончится.


от имени Августа. Понятно должно быть по названию =3
 использованы известные анекдоты, штоб не мрачно было. чтобы у меня - и не мрачный финал: очень стараться буду =.=
 если кто против, каюсь. могу исполнить желание - но только чтоб одно **



 Противный скрежет старой двери. Какая она может быть старая, дом то сравнительно новый. А дверь скрипит.

 Почему?

 Я должен выйти, я должен покинуть этот чертов дом.
 Я.. я же должен буду сейчас пройти мимо его двери...

 Обвешавшись пакетами с накопившимся за дни "заточения" мусором, всякими ненужными бумажками, которым "нет места в новом году" (и новой жизни "без тебя"), и вещами, необходимыми для работы, я задом толкаю входную дверь, и делаю шаг назад, чтобы сделать "шаг вперед". Аллегорично как то.

 Я уже даже почти не болен; книжки и письменные принадлежности в пакете глухо позвякивают, надеются на хороший рабочий день.
 Я ведь поступил на эту работу ради тебя...

 Завошкавшись с никак не поддающимся замком, в сердцах чертыхаюсь и ставлю часть пакетов на пол, у стены, чтобы не упали. Не хватало потом этот мусор еще и здесь собирать.

 Вотжешь, упрямая скотина... Ну даваааай...
 А вот нехер было старый "родной" ключ терять, кто ж знал, что копия не такой годной будет.
 Да ладно.

 Нервный выдох. Закрыл.
 Что дальше?
 Пакеты?
 Пфф.

 Сгрести все в охабку: и вперед, по лестнице - с некоторых пор я не доверяю лифтам. Лифты коварны. Как женщины.

 Ччччтоо?..

 На всей противоположной от моей двери стене (ну, места внизу значительно хватало, но по ширине эта подпись весь обзор заняла, коридочик то узкий) намалеваны огромные слова какой то вшивой розовой краской из балончика:

Я люблю Августа!

 И такое похабное сердечко чуть пониже.

 Ох уж эти женщины.
 Не повезло бедняжке.

 Я уже вполне привык к подобным вещам - в старшей школе мне просто проходу не давали, но я привык этого не замечать. Что с них возьмешь, одним словом - бабы.

 Вздохнув, достаю из пакета маркер - черный, траурный, как весть моя, что черна - и пишу под розовыми размашистыми буквами (тот еще почерк, сразу видно, широкая натура, хи, творческая) извинительный текст:

Дура, Август гей.

 И плевать, если запалит управдом.
 Все равно, мне эту стену белить. Так хоть совесть чиста будет, а то... нехорошо как то - прямо герой-любовник, авантюрист и т.п.

 Вздыхаю снова, так и не закрыв перо колпачком, и думаю на тему, не слишком ли я ее.

 Ох. Тяжело быть мною. Там любят, тут хотят, там ебут во всех позах - а все равно жизнь говно.

 ***

 Каково же было мое удивление, когда на следующее утро - видимо, таинственый "писака" работает исключительно по ночам - я обнаружил под своей пессимистичной наскальной новое, куда более интересное послание.

А я не дура, я умный.

 Черта с два. Что за хрень. Какой придурок умудрился...

 При мысли о придурке взгляд - подозрительный и опасливый - сам переместился по стеночке в сторону злополучной соседней двери.

 Арман, чтоб тебя все...

 Стоп, ЧТО?!


 Ахах. Ахахах.
 Тут явно что то не так.

 Господи, за что ж мне это все на мою голову.
 Стою, как больной, застыв, у исписанной стены - мои ровные, завитые, черные буквы против его наглой, розовой, тошнотворно веселой корявости.
 Мхах. Это как раз в его вкусе. Стиле. Или что там еще.

 Иду громить все нах. Грозно так, серьезно. К той самой двери. За которой, я уверен, к глазку, затаив дыхание и прикрывая рот ладошкой, чтобы не заржать, припал он. Падла редкостная. сволочь. Чтоб я еще хоть раз...

 Звоню в дверь. Хорошая дверь, прочная. Надежная такая. Чтоб ее.

 - Я же знаю, что ты там. Выходи, хочу набить тебе е...

 - Ох, ну зачем же так грубо, милый мой Август?..

 Тихо, без скрипа, без скрежета, открылась потайная дверь. Фигура за дверь - странный сплав нахальства и томности. Прислонившись к косяку, ты вымеряешь расстояние, которое мне придется преодолеть, чтобы тебя избить. Да не важно, какое будет расстояние, и какая там будет дверь, я сделаю это правильно, с чувством и расстановкой, мне торопиться неку...

 Вот и оно. Накрыло. Снова.

 Почему то, от взгляда этих глаз я сразу забываю обо всем, кроме удачно впихиваемой мне собственной памятью фразы "медовый покой". Вокруг тебя разлит медовый покой.*
 Только никакой книжке этого не передать. Жаль - я ведь недавно перечитывал ее.
 Но против тебя это не поможет. Все равно все мы рано или поздно будем возделывать капусту. Августы, или избранники Божьи...

 Ужасно. Неужели все заново собирать. Осколки души, или как это правильнее назвать.
 Я разбросан мельчайшими своими частицами по устланному коврами полу твоей прихожей. Синий цвет тебе к лицу.

 Уложить на ковер - и сердце не болит. Верно?..

 Ты смотришь на меня свысока. Ты всегда так смотришь на меня, ты ведь выше.

 Я решаю что нибудь сказать:

 - А где "твоя красавица"?..

 Громко, четко, без тени сомнений. Чтоб знал, кто здесь царь.

 - А, она... Она уехала, к парню к своему... Так что, я теперь тут один.

 Неловко улыбаешься, проводя рукой по голове и шее, всем своим видом выражаешь что то важное. Просишь прощения?..

 - Я это... Все не знал, как к тебе зайти... Куртка моя у тебя, у меня других нет, а твоя мне мала...
 Кстати, тебе идет это пальто!..

 Так по идиотски улыбаться может только такой кретин, как ты.

 Хмуро показываю на надпись где то за своей спиной:

 - Твоя работа?..

 - А, это?.. Моя, прости, Август, я сам все уберу. Ты только того, черным маркером больше не пользуйся, их забеливать потом трудно...



 ---------------------------------------------------

 * упоминается часто встречающаяся фраза из книги Трейсмора Гесс (Ларисы Владимировны Бочаровой) "Сок Оливы". Как и весь последующий абзац про прочитанную книжку - ну, капуста там... =)

Письмо маленького мальчика Армана-тян Дедушке Морозу!!!^^
Письмо маленького мальчика Армана-тян <<и его дорогого друга Августа-сама>>
 Дорогому Дедушке Морозу!!!



 Дорогой Дедушка Мороз!
 Пишу тебе, чтобы поздравить тебя с уже прошедшим праздником - спасибо тебе, что я даже не заметил, как он прошел.

 Я очень счастлив, Дедушка Мороз, потому, что у меня теперь есть кошка. Это был такой милый подарок, Дедушка, от моей бывшей невесты. Я думал, что женюсь на ней, когда вырасту - но, слава богу, не судьба.

 А к кошке к моей, которую я, следуя давней извращенной традиции, назвал Цезарочкой, постоянно ходит чей то наглый, вредный противный котяра. Барсиком зовут.

 А вот хозяин у Барсика - заглядение. Дедушка Мороз, подари меня его, и я обещаю, что буду вести себя хорошо хоть всю оставшуюся жизнь, ну пожалуйста ж!..

 Как ни странно, но понять, почему я так счастлив, не трудно.

 Спасибо тебе, Дедушка Мороз.
 За все.

 А желания мои пусть Август выполняет.
 Ну, или исполняет, как у вас там, у профессионалов.

 Вечно он все талдычит - "Загадай за меня желание, оно обязательно исполнится!".
 Да только как я могу - ведь это будет означать, что я загадаю желание за него, да еще и нагло стырю его возможный "баланс".
 Вот и где справедливость?!

 А в конце дедулей была обнаружена приписка - ровными черными аккуратными буковками:

 Загадай мое желание - пусть загадываешь ты, но оно станет моим. А раз это ты, то оно точно сбудется. Верно?..