Свет издалека 8 Продолжение

http://www.proza.ru/2013/04/06/24

ВАНЮША

Летом 1935 года младшему в семье, Ивану, исполнилось тринадцать лет. Это был, без сомнения, богато одарённый ребёнок,  всеобщий любимец, первый ученик в школе, к тому же артистичный и трудолюбивый.

Когда, в летние каникулы школьники работали на уборке колхозных огурцов, Ванюшка, обожавший коллектив, был в центре всеобщего внимания. Взобравшись на какой-нибудь ящик, он говорил о текущей политике:
   - Товарищи! В свете последних политических событий, дадим отпор проискам капиталистических реакционеров…

Было похоже, что речь произносит какой-нибудь опытный оратор, может быть, даже сам Ленин. Энергичные жесты мальчика и, особенно, его лёгкая картавость, усиливали это впечатление.

Откуда только набрался Иван подобных словесных штампов?  Ведь тогда даже радио на селе не было. Правда, подшивки газет в школьной библиотеке имелись, но всё равно для многих оставалось загадкой, откуда эта тяга к митинговым выступлениям и соответствующий лексикон у простого деревенского паренька?
И, конечно, на фоне сельских малограмотных и зачастую, косноязычных ребятишек, способный и бойкий Иван выделялся особенно заметно.

Тем обиднее была его неожиданная смерть. На хуторе, на котором прежде жили среди болот Шкуратовы, даже огурцы толком не росли. А тут, на колхозном поле, вон их сколько! Ешь – не хочу. Вот, с голодухи и наелся Ванюшка грязных немытых огурцов – и заболел тяжёлой формой дизентерии.

А какое лечение было в таких случаях в то время? Уж антибиотиков в 35 году ещё точно не было. Да, как-то и не хватились с лечением сразу, подумали, ну с кем не бывает, сырого наелся, пройдёт. Но не прошло… Вот и погиб мальчик, изойдя кровавым поносом.

В гробу лежал он неузнаваемый: с заострившимся носом и серым, словно усохшим, лицом. Только, слегка шевелящиеся от теплого ветра, пшеничного цвета кудри, о живом Ванюшке напоминали…

Хоронили его всей школой. Плакали дети, их родители, плакали учителя. Все понимали, что ушёл из жизни яркий, незаурядный мальчик.

Для семьи Шкуратовых смерть тринадцатилетнего Ивана была равносильна катастрофе. Оказалось, что, по-прибалтийски сдержанный, Василий любил Ванюшку больше всех детей. Никак не выказывая это внешне, отец семейства видел в младшем сыне свою главную надежду и опору в будущем.

И теперь, несмотря на то, что умом он понимал, что смерть Ивана – жестокая случайность, подсознательно ему необходимо было найти виновного в этом несчастье.
А поскольку такового в реальности не имелось, то, как и всегда, виноватой оказалась несчастная Марфа. Мол, почему она, дочь знахарки, не смогла вылечить своего сына?

Конечно, эти обвинения в адрес бедной женщины были совершенно несправедливы.
Ивана лечили так же, как и всех детей, когда у них начиналось кишечное расстройство -сушёная черника, отвар дубовой коры и зверобоя.
Кто же мог знать, что ему всё это не поможет, и здоровый цветущий мальчик погибнет в считанные дни.

Конечно, если бы знахарка-Акулина взялась за дело, возможно, мальчика удалось бы спасти. Но, по роковому стечению обстоятельств,  знаменитая Акулина как раз в это время гостила у одной из своих  дочерей на Украине и ничего не знала о происходящем в Прасковино.

Но горе – плохой друг справедливости, и Василий, по сути, виноватый в том же, в чём обвинял свою жену, тем не менее, смог себя убедить, что Иван погиб по недосмотру матери.

Теперь я думаю, что недаром русские люди в подобных случаях заливают горе водкой. Это зелье, обычно приносящее вред, в стрессовых ситуациях иногда способно сыграть и позитивную роль. Выпил человек – расслабился, поплакал… Глядишь, со слезами и часть горя из сердца ушла.

Но Василий практически не пил, и горе сжигало его изнутри, не имея никакого исхода. К тому же, благодаря большевикам, с которыми сидел в тюрьме, он не был верующим человеком. Поэтому утешения типа: «Бог дал – Бог взял» - не могли облегчить его боли.

Так что, произошедшая трагедия, усилила негативные тенденции в отношениях супругов. Марфа продолжала любить своего голубоглазого высокого Василия, а тот, пережив вначале потерю любимой – жандармской дочери, а теперь и любимого сына – всё больше охладевал к жене и замыкался в себе.

Вскоре после похорон, Маша уехала в Смоленск. Ей нужно было зарабатывать деньги себе на учёбу, ведь помощи из дома ждать не приходилось. Да и очень уж тягостная обстановка сложилась в родительском доме.  Теперь с родителями осталась одна Алёна.

КАК АЛЁНА ЗАМУЖ  ВЫШЛА

Для Марии всё началось с получения странного и путаного письма от матери. Странным было то, что письмо писала какая-то малограмотная женщина.
С трудом продираясь сквозь частокол ошибок, Мария в конце концов поняла, что её просят как можно скорее приехать домой. При этом, мать настаивала на том, чтобы отец ни в коем случае не узнал об этом письме.

Было это через три месяца после смерти Ванюшки, и у Марии сжалось сердце – она боялась, что дома опять случилось что-то страшное. Но что – она и предположить не могла. Ожидая всего, чего угодно, поехала девятнадцатилетняя девушка в Прасковино.

Дома, к немалому облегчению Марии, внешне всё было по-прежнему, только мама казалась чем-то сильно озабоченной, да и Алёна слегка похудела и выглядела не очень здоровой.  Но в жизни всякое бывает, главное, что ничего плохого не произошло. Тогда зачем же её сорвали с учёбы этим странным письмом?

Об этом и спросила Маша у матери, когда они остались с ней наедине. Вместо ответа, Марфа затряслась вся, как осиновый лист и начала плакать и причитать, как по покойнику:
   - Ой, бедная я, несчастная, и зачем я на свет божий народилася, такая бесталанная. У других дети радуют матерей своих, холят и лелеют, а мои – изверги,  изжить меня со свету белого хотят  поскорее. Ушла бы я и сама в могилу - да не принимает мать, сыра-земля…

Маше стало страшно:
   - Мама, что с Вами, что случилось?
Но мать продолжала свои причитания, на что, надо сказать, она была большая мастерица. Её даже иногда приглашали на похороны, чтобы оплакивать покойников.

Была такая профессия на Руси – плакальщица. И она была достаточно уважаемой.
Ведь плакальщик, кроме знания народных обычаев и соответствующих текстов, должен был обладать музыкальным слухом, звучным голосом и даже драматическими способностями.
Попробуйте так рыдать и рассказывать об умершем, часто совершенно чужом для вас человеке, чтобы заставить всех скорбеть об ушедшем в мир иной.

Но в данном случае, чем громче и неутешнее звучали рыдания, тем спокойнее становилось на душе у Марии. Поэтому, как только "плакальщица" сделала маленькую паузу, чтобы высморкаться в фартук, Маша повторила свой вопрос:
   - Что, всё-таки, случилось, зачем вы меня вызвали?

Всё, что угодно, собиралась услышать Мария в ответ, но только не то, что сказала мать:
   - Алёна-то наша… гонь яе спяки, брюхатая…
Мария не поверила своим ушам:
   - Какая Алёна, наша?
   - А якая ж ище? Наша, дурёха, гонь яе спяки!
   - Но как же это? Ей всего пятнадцать лет!
   - А вот так жа! Ой, что таперича с нами будеть? Батька ж усих убьёть! – опять заголосила Марфа.

   - Мама, да перестаньте вы, - сама чуть не плакала теперь Мария. Зная крутой нрав отца, она вполне могла представить, что может произойти, если отец узнает о том, что за Алёной «недоглядели». – Когда это случилось, кто отец ребёнка, вы хоть знаете?

Постепенно Марфа Платоновна успокаивалась.  Поделившись своей страшной тайной со старшей умной и серьёзной дочерью, она обрела в её лице верного союзника в этом крайне трудном деле.

Оказалось, что забитая повседневными заботами Марфа Платоновна, не сразу заметила, что Алёна, никогда не страдавшая отсутствием аппетита, вдруг стала воротить нос от некоторых блюд.  Пару раз она вообще выскакивала из-за стола и убегала, зажав руками рот, во двор. И, если в первый раз родители подумали, что Алене попался несвежий кусок солонины, то в другой раз мать последовала за дочерью во двор.

Она застала Алёну за сараем в тот момент, когда ту просто выворачивало наизнанку. Недоброе предчувствие кольнуло мать, но сейчас Василий ждал их за обедом. Поэтому Марфа Платоновна быстро привела дочку в порядок, и они вернулись в дом.

На вопрос мужа, что с Алёной, женщина что-то невразумительно пробормотала о последствиях предыдущего отравления и пообещала впредь внимательнее следить, чтобы  солонина не была испорчена.

Так что, на сей раз, всё обошлось, но при первом же удобном случае, мать прижала Алёну к стенке. В результате допроса с пристрастием, непутёвая дочь призналась, что с весны путается с Тимохой Панасенковым. А недавно её начало постоянно мутить по утрам и появилось отвращение к мясу…

Несчастной Марфе стало всё ясно. И как ни ужасна была новость о беременности пятнадцатилетней дочери, ужасней всего было то, что о случившемся  рано или поздно узнает муж. А в том, что за такую новость отведать Васильевых вожжей придётся  не только нашкодившей Алёне, но и допустившей всё это матери - бедная женщина не сомневалась.

Теперь вся надежда была только на то, что старшая дочь поможет довести страшную новость до Василия так, чтобы наказание за случившееся было не самым ужасным.
Но легко сказать «довести новость», а как это сделать на самом деле, если Василий обладал столь строгим и неукротимым нравом.

А вообще было странно, как эта флегма Алёна ухитрилась подцепить такого красивого и видного хлопца? Ведь по Тимохе, Мария прекрасно знала об этом, сохла не одна деревенская красавица на выданье. А тут – нате вам! Их белобрысая толстогубая Алёна, ещё почти подросток, и высокий, кучерявый и черноглазый Тимофей – первый парень на деревне…

Но это были эмоции. Надо было решать главный вопрос, как сообщить обо всём этом грозному отцу?
Думала Маша, думала – и не придумала ничего другого, как просто выбрать более или менее подходящий момент и вдвоём с матерью кинуться отцу в ноги… А там – что бог даст! Но жизнь – воистину полна неожиданностей, при этом, иногда приятных.

Когда трепещущие от страха Марфа и Мария рассказали Василию о том, что случилось с его младшей дочерью, то, со склонёнными головами ожидали самых ужасных последствий. Но случилось нечто невероятное: Василий, этот грозный глава семейства, не только что пальцем никого не тронул, но даже и не заругался.

   - Ну что ж, – тихо сказал он после некоторого молчания, - ничего не поделаешь. Не убивать же эту дуру с ребёнком… И кто это её обрюхатил?
Услыхав имя Тимофея, он произнёс:
   - Да, парень он видный. И что он в нашей Алёне нашёл? Теперь пусть женится, как положено.

И дело завертелось. Тимофей от женитьбы не отказывался. Поэтому, как можно скорее, пока не вырос живот, была сыграна свадьба. И Алёна обрела себе в мужья, пожалуй, лучшего жениха в деревне.

Месяцев через шесть в молодой семье появилась здоровая прелестная девочка с карими глазами и вьющимися тёмными волосами.
   - Вылитый Тимоха! – таков был всеобщий вердикт.

Мария, как «столичная штучка», была приглашена к новорожденной, чтобы дать ей красивое и модное городское имя.
Девочку было предложено назвать красивым греческим именем - Лидия. Имя родителям и близким понравилось, и было с удовольствием принято.

Жили молодые трудно, но дружно и весело. Тимофей делал всё, чтобы стать настоящим хозяином своей семьи, а Алёна делала то, что и должна делать всякая настоящая женщина – рожать и выхаживать детей.

Таким образом, в тридцать восьмом году в семье Панасенковых родился сын Борис, а в сороковом – Николай. На сей раз верх взяла материнская порода, и братья внешне походили на мать – такие ж светловолосые и светлоглазые. Правда, характеры у них были совершенно разные. Борис – бесшабашный, смелый, щедрый, драчливый, а Николай – тихий, хозяйственный, осторожный и бережливый.

 В сороковом году, перед самой войной, семью Панасенковых постигло первое настоящее горе. От какой-то детской болезни умерла пятилетняя Лидочка.
Мама всегда с горечью вспоминала об этой утрате.  Ушёл ребёнок ангельски-прекрасный, словно из другого мира. И моя мама любила её, как родную дочь.

К сожалению, ничего не знаю, где была семья Панасенковх в годы войны? Но точно знаю, что в эвакуации они не были. Тимофей – где-то воевал, а Алёна, скорее всего, была в Прасковино.

Когда фашисты под натиском наших войск отступали, то сожгли множество русских сёл. Сгорело дотла и Прасковино. Так что пришлось Панасенковым строить себе новое жильё. Всё время, пока строился новый дом, их семья ютилась в крошечной баньке, топившейся, без дымохода, «по-чёрному».

Но к концу войны, дом из деревянного бруса, крытый дранкой, был построен. Был он теперь одним из самых красивых, в возрождающнмся  после войны, селе.

И, словно, в подтверждение того, что жизнь - непобедима, был зачат в этом доме ребёнок. Родители хотели, чтобы это была девочка, взамен умершей Лидочки. Как по заказу, летом сорок шестого года, в семье Панасенковых родилась чудесная девочка - воистину, "дитя любви".

Лицом она была похожа на отца: смугленькая, со светло-карими, в окружении длинных чёрных ресниц, глазами. Зато волосы у неё были светлые, в материнскую прибалтийскую породу. Да не просто светлые, а золотистые, цвета спелой пшеницы. Словом, получилась - блондинка с карими глазами.
Счастливые родители назвали девочку Верой, потому что верили, что теперь всё будет хорошо в их мирной послевоенной жизни.

Но недолго светило солнышко над Алёниной головой. Через год схоронила она своего молодого мужа. Сгорел Тимофей за несколько дней от сыпного тифа...

Так стала Алёна вдовой с тремя малолетними детьми.  Уровняла её жизнь со всеми другими послевоенными бабами, которые так ей завидовали, что "со своим мужиком живёт". А было ей в ту пору всего-то, двадцать шесть лет...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
http://www.proza.ru/2013/04/12/67