И в морге есть жизнь

«Однажды хирург Петров прилег вздремнуть на стол патологоанатома Сидорова...
В общем, глупая, нелепая смерть!»
шутка из инета


Скорая несется быстро, объезжая пробку по встречке, маневрируя и обгоняя автомобили. Машу укачивает, глаза слипаются, на руках у врача тихо спит её новорождённый сын. Она ещё раз открывает глаза – за окном мелькают вереницы огней. Поёт радио…
    
Рыжие волнистые волосы были забраны в высокий хвост, но одна прядь всё время падала на глаза и Маша раздражённо пыталась запихнуть её под резинку, чтобы не мешала разглядывать табличку на двери.

«Следователь Подгребайло Лазарь Моисеевич»

– Ну и фамилия, – хмыкнула она и без стука открыла дверь.

Шагнула в комнату и застыла, как ледяная скульптура, схватившись одной рукой за косяк, а другой за свой огромный живот.

Светлая большая комната ничем не напоминала кабинет следователя.
Кафель, мраморный пол, длинный металлический стол, огромная круглая лампа на потолке. Невысокий сутулый мужчина в белом халате и грязном фартуке бросил скальпель в лоток и равнодушно уставился на Машу.

– Это что…? – сдавлено пискнула она и сделала ещё пару шагов. - Это где я?!

– Присаживайтесь, – просипел мужчина, задвинув ногой под стол тазик с какими-то странными ошмётками.

Маша проследила за тазиком, отреагировав скорее на звук, чем на движение. Скрежет металла о мрамор не ласкает слух. Содержимое тазика хлюпнуло и вызвало приступ тошноты.
Маша покосилась на стул. Он не понравился ей хотя бы тем, что стоял рядом с небольшим столиком, а там лежали чудовищные инструменты непонятного назначения.
Мужчина начал развязывать фартук - бурые пятна и отчётливые кровавые отпечатки пальцев составляли причудливый рисунок.
               
Маша развернулась и засеменила к дверям, стараясь не поскользнуться на мраморном полу.

Она дёрнула за ручку, но дверь не поддалась.

– Выпустите меня! – жалобно вскрикнула она, отбивая маленькими кулачками паническую дробь.

Мужчина стоял к ней спиной, этот крик застал его врасплох, странный металлический предмет выпал из его рук и с оглушительным звоном треснулся об пол.

– Ай! – рыжеволосая девица схватилась за живот и стала оседать.
– Ты здесь рожать что ли собралась? – недовольный голос прозвучал прямо у неё над головой.

Маша медленно сползла на пол, всё ещё держась за живот, который совсем не скрывала коротенькая цветастая маечка.

– Вызовите скорую! – заорала она на следующей схватке, мужчина отшатнулся.

– Так мы уже на месте, дорогуша, давай на стол перебирайся. На полу что ли рожать будешь?

Тут дверь распахнулась и в комнату ввалился огромный красномордый мужик в потасканном белом халате и с ножовкой в руках.

– Моисеевич, пойдём жмурика посмотришь, у него печёнка такая пропитая, что я её найти не могу. О, а у тебя гости, – и он осклабился приветливой улыбкой.
– Семён, не уходи, сперва живыми займёмся, потом трупики навестим.
– Ой, ё-ё-ё-ё-ё-ёй! – закричала Маша и схватилась за спину.
– Интервал не больше двух минут, – объявил Лазарь Моисеевич, глядя на часы.

Семён высунул голову в коридор и крикнул:

– Стерильный материал, инструменты - быстро!
– А теперь милочка, прошу на стол, – Семён шаркнул ножкой, подал ей руку.
– Я в больницу хочу! Я не буду… - очередная схватка не дала договорить.
– А я хочу президентом Америки стать, мне лужайка перед Белым домом страшно нравится, – Семён дождался конца схватки и, подхватив рыжую подмышки, помог дойти до стола. Белоснежная простынь уже покрывала его. – Вот так бы и лежал на полянке целыми днями, коньячок посасывал, на просторы американские любовался… 

– На голову ребёнку не садись, дура, – Лазарь Моисеевич не дал Маше взгромоздиться на стол, схватив за ноги, развернул и уложил. Взял за руку и, глядя на круглые командирские часы, стал считать пульс.
– Первый? – спросил Семён, уверенными движениями освобождая будущую мамашу от лишней одежды.
– Ага! – выдохнула она между схватками.
– С почином, – усмехнулся Семён и, заметив приближающуюся схватку, скомандовал: – Дыши, дочка! Тужься!
– Дай бог не последний… – захрипел Лазарь Моисеевич. – Вижу голову… Ещё разочек!

От истошного детского вопля заложило уши не только у Лазаря Моисеевича и Семёна – доблестных патологоанатомов, но и у новоиспечённой мамы.

– Пацан, килограмма четыре, не меньше, – констатировал Семён, тряхнув головой и, не перерезая пуповины, положил орущего младенца Маше на живот.
– Я назову его в вашу честь – Лазарем, – решительно заявила Маша, вытирая со лба капельки пота.
– Бедный ребёнок, – вздохнул Лазарь Моисеевич, осторожно перерезая пуповину. – Как этот чудесный малыш будет жить с таким именем, ты подумала, крикунья?   
– Если я что-то решила, меня не переубедить, – улыбнулась Маша.
– Ох уж эти женщины, – засмеялся Семён, заворачивая малыша в простынь. – Давай покорми его…

– Ребёнка покорми, – настойчивый женский голос прогнал сон, Маша открыла глаза.
Обычная палата, три койки, она лежит на каталке, а на руках у медсестры – её сын.
 – Ну что, Лазарь, будем кушать? - улыбаясь и бережно прижимая к себе маленький сверток, спросила Маша.