Ностальгия

В одну из поездок из Лондона в Москву,  моё внимание в аэропорту привлекла  пожилая элегантная дама. «Не каждой королеве удаётся так выглядеть,  - подумала я тогда, - не иначе, как человек голубых кровей»  Было видно, что двигается она с трудом, и каждый шаг даётся ей нелегко, но с каким достоинством и даже величием держит она свою прямую спину и аккуратную, с красивыми седыми волосами, голову. Строгий покрой платья, поверх которого надет длинный жилет ажурной вязки  и просто, но с особым вкусом наброшенный на шею белый шёлковый платок,   придавали ей какой-то особый шарм.   И даже тросточка в её руке выглядела так, словно это особая и важная деталь её туалета. Было видно, что не только я обратила внимание на эту женщину.

Везде, где она проходила, головы поворачивались в её сторону.

Несмотря на множество свободных мест, женщина не садилась, а в ожидании посадки ходила  по залу, словно хотела, чтобы её запомнили. Я еле сдерживала себя, чтобы не подойти к ней и не заговорить.
 
Объявили посадку, и я пошла на выход, забыв и об удивительной  женщине, и обо всём на свете: меня ждала Москва, и я тоже с нетерпением ждала встречи с ней.

Каково же было моё удивление, когда я увидела незнакомку входящей в наш самолёт.  Мало того, она прошла именно к моему ряду кресел и, обратившись ко мне, спросила, не буду ли я возражать, если она сядет рядом со мной. Ещё бы возражать?!  Я буду только рада. Она вызывала у меня немалый интерес. Моё кресло было у иллюминатора, и я предложила занять его ей. Она с радостью согласилась, сказала, что очень любит смотреть на облака, хотя ей  очень редко выпадала во время полётов такая возможность. Она летала в основном с мужем и уступала ему это место.

- Это мой первый самостоятельный полёт, - сказала она, - полгода прошло, как нет моего мужа на этом свете.
   
Незнакомка заняла предложенное ей место, но было видно, что ей хотелось поговорить.
Бортпроводница приступила к демонстрации спасательных средств и знакомству пассажиров с правилами пользования ими.

- Как необыкновенно мелодично звучит русская речь! – сказала моя попутчица, - я часто смотрю передачи по телевидению на русском языке и наслаждаюсь им. Я, ведь, русская!
- Русская? Вы из России? – переспросила я на русском языке.
- О! Вы тоже русская! – воскликнула она, - Мне повезло. А я не из России, я из Советского Союза! Я казачка. Знаете Шолохова? Так я с тех мест. В Англии я с 1958 года. В Советском Союзе у меня имя было Мария. По молодости и глупости поменяла его на Маргарет. Хотела быстрее англичанкой стать.  Вот уже  пятьдесят лет Магги, но англичанкой так и не стала. И чем старше становлюсь, тем невыносимее домой хочется. Именно домой, в свой хутор, на Дон. Снятся мне родные места чуть ли не каждую ночь.

- Вы давно там не были? – спрашиваю.
- С тех пор, как уехала, ни разу не была.
- Но почему? – удивилась я, - Раньше вам не хотелось туда поехать?
- Первое время особого желания не было. Да, я скучала. Но не по родным местам, а по родителям и родственникам. Очень хотелось их увидеть. Но не всё так просто, - и Маргарет рассказала о себе.

- Мне двадцать два года было в 1957 году.  Училась в Ростовском пединституте на факультете иностранных языков. В том году на один из заводов Ростова приехала большая делегация иностранцев, и наиболее успешных студентов привлекли в качестве переводчиков. Там я и увидела Дэвида. Мне казалось, что красивее и лучше мужчин и не бывает. Он выделялся среди всех иностранцев. Помню, как мне было неудобно от того, что не могла от него глаз отвести. Возможно, потому что я на него смотрела, и он обратил на меня внимание.  Любовь вспыхнула страстная. Но он уехал, и я не надеялась увидеть его вновь.   Мы обещали писать друг другу письма, и  я писала, чуть ли не каждый день. Ответа так и не дождалась.  Это теперь я знаю, что он писал, но письма мне не доходили, а тогда сильно обиделась. 

Летом 1958 года несколько студентов нашего института направили  на работу вожатыми в международный пионерский лагерь в Болгарию. В один из грустных вечеров я решила написать Дэвиду письмо, в котором вылила на него всю свою обиду и сказала  всё, что я о нём думаю. В ответ пришла телеграмма:    «Жди, я вылетаю!» - было там написано.

Его визит кончился тем, что я оказалась в Англии. Без документов, без вещей, без согласования этого с моими родителям , и даже не понимая, что на самом деле я делаю.  Ехала в Болгарию, а оказалась в Англии. Я даже не могла представить, как моё невозвращение отразилось на  преподавателях, которые рекомендовали меня для работы в международном пионерском лагере, на моих однокурсниках.

Моя жизнь в Англии с самого начала была нелёгкой. Но по настоящему трудно стало, когда скоропостижно умер Дэвид, оставив меня одну с двумя маленькими детьми. Собственного жилья у него не было, и мы семьёй жили в арендованном доме.  Я не работала, занимаясь домом и детьми. Дэвид работал, и его заработной платы хватало на нашу жизнь и аренду жилья.  Когда я осталась одна, ситуация сразу изменилась. У меня не было денег оплачивать аренду,  мне даже не на что было покупать продукты для детей. Но, обратившись в фонд поддержки малоимущих, я получила социальное жильё  и довольно большую сумму денег единовременного пособия. В дальнейшем, мне оформили ежемесячное пособие, которого мне с детьми хватало с лихвой. Социальное жилье представляло собой двухэтажный трёхспальневый особняк со всей необходимой мебелью и домашней техникой. Меня не касался ни ремонт в доме, не ремонт техники, не уход за внутренним и внешним двориком. Всё делали люди из фонда.  У меня забота была только одна: воспитывать детей.

Так беззаботно я провела лет пять. Дети росли, и вскоре я поняла, а мои дети ощутили на себе отношение общества к тому слою населения, которое живёт в социальных домах, то есть, за счёт государства. К тому слою населения, в котором я со своими детьми оказалась.

Поначалу отчуждение от меня бывших друзей я относила  на счёт того, что им после смерти моего мужа стало не интересно со мной общаться. Но потом я поняла, что причина в другом.  С проживающими в социальных домах дружбу водят только им подобные.  В школы, в которых учатся дети из этих домов, другие родители не отдают своих детей. А если и отдают, то запрещают с ними общаться.  Мои дети учились в школе, которая находилась на приличном расстоянии от нашего дома и они были чуть ли не единственными детьми из социальных домов. Я выбрала эту школу после того, как посмотрела все остальные. Мне она понравилась больше других.

Я не могла предположить, что мои дети, которых я считала воспитанными и умными, окажутся изгоями в школе. Им в полной мере удалось ощутить отчуждение других. Особенно страдала дочь.  Старший сын Василий переносил всё  более стойко, но друзей у него тоже не было.   Набивались в друзья только соседские мальчишки из таких же социальных домов, но сын не считал их интересными и предпочитал быть один, проводя время, в основном, за чтением и рисованием.

А маленькая Анн очень страдала из-за отсутствия подруг. Все её старания подружиться с кем-либо не увенчались успехом. Даже во время большой перемены, когда все школьники подкреплялись своими бутербродами сидя на зелёных школьных газонах, возле Анн всегда были свободные места в радиусе полтора – два метра. Училась она хорошо, но её настроение было всё хуже и хуже.  Мне даже казалось, что она разучилась улыбаться.

Не сразу я поняла, что всё дело в том, что живём мы в социальных домах и родители стараются оберегать своих детей от общения с живущими в этих домах. Впоследствии я поняла, что этому были серьёзные причины. Как правило, дети из социальных домов хуже учатся, плохо ведут себя, среди них большой процент хулиганов и любителей выпить. А самое главное, они с детства привыкли брать от общества, не давая ему ничего.

Не хочется вспоминать об этом ужасном времени.
Мне было жаль своих детей. На тот момент им было одиннадцать и девять лет. И я решила сделать всё возможное, чтобы избавить  детей от статуса изгоев.  В другом городе, и даже в другом графстве, я нашла работу в библиотеке. С какой радостью мои дети восприняли это моё решение! Мы не имели и половины того,  что имели, живя в социальном доме.  Нам не хватало даже на самое элементарное и самое необходимое, но я не сомневалась в том, что поступила правильно.

Дети взрослели. Денег требовалось всё больше и больше.  Василий начал подрабатывать во время каникул на сельскохозяйственной ферме, а во время учебного года, продавая шоколадки в кинотеатре. В Англии с уважением относятся к детям, которые своим трудом стараются заработать деньги.

Но даже с подработкой Василия, денег нам не хватало. Моей основной думой было: чем накормить детей.

Помог стать на ноги один случай.  На улице меня остановила незнакомая женщина, что в Англии крайне не принято, и, показывая на мою шаль, спросила, где я купила эту вещь. У меня на плечах была связанная мною ажурная шаль, украшенная по краям вышитыми цветами.  Я много вязала и в основном, мы с Анн носили связанные мною вещи. Когда женщина узнала, что  шаль это моя работа, она попросила связать и ей такую же.  Это был мой самый первый заказ.  А потом… Я столько всего связала на заказ! Заказчики как-то сами находились, и платили они за работу очень хорошо. Вскоре в нашем маленьком городке обо мне заговорили, как о художнице высокого класса. Клиентов прибавилось, я много работала, но зато забыла, что такое нехватка денег. Работу библиотекаря пришлось оставить, на неё времени не хватало.  Зато, кроме выполнения заказов, я ещё  вела занятия по обучению художественному вязанию. Самый интересный и большой заказ я выполняла для спектакля одного из лондонских театров. Красочные палантины, шали, косынки, накидки, жилеты и даже пальто для них вязала.

Доходы от вязания помогли мне купить собственный викторианский дом, который я оформила в русском стиле.

- Магги! Но вязанием можно испортить зрение, - сказала я.
- Прошу вас, называйте меня Муся. Так меня в моём хуторе звали, - попросила она, а потом тихо, словно сама с собой сказала, -  Мария. Мария Васильевна. Правда, красиво?
- Да, красиво! – поспешила заверить я.
- Жила бы я в Советском Союзе, меня бы так звали…  Папа мой покойный Василием был.

- Мария Васильевна, а как  родители отнеслись к вашему отъезду? – спросила я.
- Как отнеслись? Если бы я знала, что дверь за собой закрываю навсегда, я бы не уехала. Родителей своих мне так и не удалось увидеть. В начале семидесятых у нас наладилась переписка. Но не всё, что я им отправляла доходило до них. И я не всё отправленное ими получала.  В начале восьмидесятых их не стало. Мне написала об этом мамина сестра, но я получила письму лишь три месяца спустя. Несколько раз пыталась получить визу в Советский Союз, а потом в Россию, но мне отказывали, не объясняя причин. Потом и пытаться перестала. Мой второй муж два раза был, и даже с моей кузиной встретился в Москве.
- Вы второй раз замуж выходили?
- Да, выходила. Но очень поздно. И мне и мужу уже тогда было много лет для молодожёнов. Но прожили мы интересную, хотя и короткую совместную жизнь.  А теперь я вдова.
- А сейчас визу вы получили без проблем?
- Без проблем и очень быстро. Я по-прежнему не надеялась на её получение и, представьте мою радость, когда я узнала, что могу лететь в Россию ! Я быстро собралась.  Да и что собираться? Никого, совершенно никого не знаю в родных местах. И меня там никто не знает. Еду и не знаю, как встретит меня мой хутор, как отнесутся ко мне люди, там живущие, и найду ли я хоть кого-то, кто помнит о нашей семье? 
- А где же вы там остановитесь? – спросила я, - Вряд ли  в хуторе гостиница имеется. Может быть, вы в областном городе туристический тур туда закажите?
- Нет, нет! Не туристкой мне хочется в родные края приехать…

Наш самолёт приступил к снижению. Мария Васильевна смотрела в окно, не отрываясь, а когда  мы выходили, я увидела в её глазах слёзы.  Предложила ей остановиться в Москве у меня, но у неё был билет на самолёт до Ростова-на-Дону в этот же день, и из этого же аэропорта.
- Я к вам позвоню, как доберусь  до места, а в гости заеду  на обратном пути. У меня, как раз, не стыковка. Прилетаю в Москву на день раньше моего рейса на Лондон.  Но…, - она немного помолчала, - может быть я и не буду возвращаться… Если меня примут, я останусь там…
- То есть, как это останетесь? - удивилась я.
- Надеюсь остаться.  Если уж я жизнь прожила на чужбине, то хотя бы умереть должна на родине.

Она не позвонила.
Через неделю я приехала в Домодедово, чтобы встретить её из Ростова-на-Дону. Но среди выходивших пассажиров  Марии Васильевны не оказалось. Не было её и на второй день, среди отлетающих на Лондон.

Возможно приняли её земляки хорошо. А может быть…