Страшная кара

Игнат Иванович Бушковский оттолкнулся ногой от рабочего стола и доехал до самого стекла за спиной. Так, что уперся в огромное окно во всю стену своим умным затылком. В кабинете в центре Москвы на …дцатом этаже шикарного офисного здания он чувствовал себя великолепно. Так, должно быть, во времена Древней Греции ощущал себя Зевс в резиденции на Олимпе. То есть супер-крутым и почти всемогущим (почти, потому что всегда приходилось считаться с ревнивицей и завистницей Герой).
- А я не знаю, о чем вы там думали в своем Муходрищенске, когда пускали в эфир эту гадость, - властно заявил Игнат Иванович. Интерком передал эту в высшей степени гламурную фразочку его собеседнику. После чего Бушковский отключил связь.
Строго говоря, собеседник Игната Ивановича находился не в указанном выше городке. Просто то был любимый оборот крупного начальника, шефа одной из масс-медийных компаний, базировавшихся в столице. Говоря еще строже, города Муходрищенска и в природе-то, скорее всего, не существовало. Был один Мусохранск, это Игнат Иванович знал точно, а Муходрищенска не было. Но с недавних пор в московской тусовке в разговорах о периферии стало модным поминать сей виртуальный населенный пункт и в хвост и в гриву.
Игнат Иванович вернулся к компьютеру и пробежал глазами раскрытый в «Ворде» документ. Это был приказ о назначении его замом умного парня и господина с большими связями Василия Пендренко. Если честно, документ был составлен на другого человека, и его имя – Казимир Рдевский - было даже вписано в этот компьютерный бланк. Но жизнь  штука изменчивая, а выгодные предложения поступают иногда совершенно неожиданно. Казимиру Игоревичу придется подождать. Игнат Иванович щелкнул мышкой в левый нижний угол документа, вызывая к жизни табличку «Найти и заменить». Вбил имя Казимира и заменил его на Василия. Так же поступил и с фамилиями. Еще щелчок – и компьютер поменял фигуру зама с одной на другую во всем тексте сразу. «Вот так просто, если знать, какая нужна программка, - родил околофилософскую мысль мозг Игната Бушковского, - а вскоре все изменится и в головах подчиненных. Через месяц никто и не вспомнит, что Казимирчик претендовал на эту должность».
- Лена, кофе! – крикнул Игнат Иванович через открытую дверь.
Секретарша появилась спустя 1 секунду и 12 наносекунд, - она была вышколена отлично. - Три  минуты, Игнат Иванович, - сказал она.
Но через три минуты вместо Лены в кабинет вошли ходоки.
То есть, на них, конечно, не было написано, что они ходоки, но Игнат Иванович сразу именно так и подумал. И было от чего. У одного поверх ватного тулупа был повязан шарф, на ногах же красовались лапти! У другого нижние конечности были оборудованы модными в позапрошлом веке сапогами «со скрипом». Сапоги скрипели так, что два других ходока вздрагивали при каждом шаге товарища. Третий, самый молодой (лет шестидесяти) был одет в китайскую кожаную куртку из вулканизированной резины, а на голове имел облезлый, торчащий мехом во все стороны треух. Ансамбль дополняли три огромные грязно-клетчатые сумки, делавшие ходоков похожими на челноков.
- Лена?! – изумился Игнат Иванович, не придумав ничего более интеллектуального, чем потыкать пальцами в нежданную троицу.
Но Лена, чей точеный силуэт замер в дверях, не отвечала, а задумчиво пила кофе из его чашки. Похоже, вид посетителей сыграл злую шутку с секретаршей, в последние два месяца вынужденной задерживаться на работе до глубокого вечера:
- Хватит! Ухожу в отпуск, - сообщила она и закрыла дверь снаружи.
- Вы… что? – родил, наконец, подходящий случаю вопрос Игнат Иванович.
- Ходоки мы, - хором подтвердили его догадку визитеры и добавили, - муходрищенские.
И прежде чем медийный босс успел опомниться, изложили свою жалобу:
- Дошло до нас, что в Москве часто городом нашим ругаться стали, - сказал старший, с белой бородой, опускавшейся  примерно до середины тощего живота. - С отцами нашими мы переговорили, и, помолясь, решили сюды идти, правды добиваться.
- А чтобы не поминали всякие! – встрял молодой, в кожанке, с пегой бородой набекрень, и хватил треухом об пол.
Игнат Иванович подозрительно покосился на головной убор – не посыпалось ли с него каких насекомых.
- И? – проговорил он, выигрывая время. Надо же было, в конце концов, прийти в себя.
- И пришли, - закончил в ответ на это средний ходок, скрипнув сапогами.
- Зачем?
Троица тяжело вздохнула. В этом коротком звуке, не относящемся даже к междометьям, поднаторевшее в расшифровке интонаций ухо Игната Ивановича уловило простую мысль: «Говорили, что эти в Москве жизни не знают. Да мы не верили. Вот же по-простому объясняешь человеку, а ведь не понимает…»
- Просить пришли. Не поминайте больше нас, как обычно делаете. И все тогда хорошо будет.
- То есть я не должен говорить слово Муходрищенск? – уточнил Игнат Иванович, и по лицу его стало расползаться подобие улыбки, - лично я не должен, и это вас устроит?
- Устроит, - хором согласились старцы и закивали головами.
- Видение Митричу было, - ткнул пальцем в среднего, на скрипучих сапогах, ходок с кожаной куртке, - и Глас был. Звук по вашему, по телевизионному. Что есть в Москве самый злостный поминальщик Игнат Иванович Бушковский. Поминает и поминает! А кому какое дело, что муходрищенские мы? Мало ли в России каких сел да названий, а в селах, может, хорошие люди живут. Герои там или еще чего. И вот выходит, что Москва зазналась совсем и простую матушку-Россию уважать перестала. И, стало быть, надобно нам пойти поговорить по-людски. Если одумается столица в лице главного нашего хулителя И. И. Бушковского, то все по-старому останется.
- А если нет? – хозяин кабинета ткнул в огонек на пульте интеркома.
- Игнат Иванович, тут делегация прибыла, договор по поводу поглощения подписывать, - донесся до него сонный голос Лены, которая в отпуск, слава Богу, до сих пор не ушла.
- Подождут! – весело отозвался Бушковский, чувствуя, что сейчас с ним происходит самая веселая история за последние, как минимум, полгода.
- А ежели нет, то молитва наша действие возымеет, - степенно проговорил старший ходок.
- И что будет? Будет-то что?! – веселье Игната Ивановича нарастало в геометрической прогрессии.
- Восстановление справедливости! – хором грянули ходоки и важно переглянулись.
Бушковский расхохотался. Смех рвался из его узкой менеджерской груди и до основания потрясал очищенный, кондиционированный и насыщенный отрицательными ионами воздух кабинета. Из глаз порскали мелкие слезы удовольствия.
- Молитва… - бормотал он, - моление муходрищенцев об восстановлении справедливости… исторической… Ой, не могу-у-у… Лена!
Заглянула секретарша.
- Какое у нас сегодня число?
- Тридцатое марта.
- Что-то рано они начали… два дня еще. Ну, все, хватит! У меня ж делегация... А костюмы эти, однако же… На Черкизовском покупали?  Повеселили… - Он жестами показал ходокам, что шутка удалась, но пора и честь знать. Взял со стола какие-то бумажки.
- Стало быть, не перестанете? – потухшими голосами осведомились те.
- Не перестану, - досмеиваясь в документы пробормотал Игнат Иванович.
Троица, подхватив сумки и шапку, пошла к дверям.
- Эй, - остановил их у порога хозяин кабинета, - а вы продумали эту… ну, концепцию? Как бы ваше наказание могло подействовать?
-  Велика Москва, а Россея-матушка больше, - очень серьезно сказал главный старец. - Ежели  и Муром-град и Новгород Великий Муходрищенском она именует, значит, совсем уважения к земле своей в столице не осталось. И награда за то будет по делам ее.
Старцы вышли.
- Молодцы! Актеры отличные! – крикнул им в спину Игнат Иванович. - Зайдите завтра, может, в отдел к креативщикам вас пристрою…
Спустя восемнадцать часов, когда все бумаги этого дня были подписаны, явившиеся на прием приняты, секретарша оприходована, ужин в кругу семьи съеден, а положенное количество упреков от супруги выслушано и напрочь забыто, Игнат Иванович проснулся в своей постели в доме за 4 миллиона долларов на Рублево-Успенском шоссе. Побрился, почистил зубы, посетовав про себя о том, что, вот, по дому всю работу выполняет прислуга, а зубы и бритье – это все еще приходится делать самому.
Вышел в холл и включил телевизор.
- Сегодня в столицу прибывает иностранная делегация во главе с полномочным послом Израиля… - бодрым речитативом затрещал голос строгой, но оттого еще более хорошенькой, телеведущей.
Игнат Иванович сладко потянулся,  направляясь на кухню. Но…
- Однако ее визит может быть сорван нелетной погодой, установившейся в Дерьмодееве, - фраза журналистки остановила его на полпути.
- Что?!
Ведущая и сама, похоже, не совсем понимала, что происходит. В ее уверенном облике явственно прослеживалась некая волна неуверенности. Она даже скосила левый глаз куда-то в сторону, будто надеясь найти там одобрение своим словам.
Игнат Иванович переключил канал:
- Столичные новости! С первого апреля в нашем городе вводятся новые нормы потребления электроэнергии для населения. Об этом нам сообщил мэр Дерьмодеево Сергей Собянин…
Игнат Иванович щелкал с канала на канал, пока окончательно не удивился – слово Москва из масс-медиа исчезло. С разной степенью удивления ведущие и журналисты, официальные лица, независимые эксперты и прочая, и прочая информировали дерьмодеевцев о том, что творится в столице нашей родины.
-  И ведь правильно, - как-то вяло подумал Игнат Иванович, присаживаясь на краешек кожаного дивана и ощущая, что мысли его текут в верном направлении, - если вся страна - Муходрищенск, то как же еще называть столицу? Интересно, как Москва-река теперь называется? Как и следовало бы?..
Шофер позвонил минут через двадцать - сообщил, что машина уже подана. Игнат Иванович затянул стильный галстук потуже, подмигнул себе в огромном зеркале и, насвистывая что-то веселое, вышел. Он заскочил на заднее сидение своего лимузина, успев отметить, что синоптики не наврали, погода сегодня в Дерьмодеево стояла по-весеннему изумительная.
- Все-таки хорошо, что тогда, десять лет назад, я так вовремя оказался в столице, - подумал он, блаженно развалившись на креслах, - А то так и сидел бы сейчас каким-нибудь клерком в Воркуте в полном отстое!
- Москва, Москва, - спустя пару минут он поймал себя на том, что в голову постоянно лезет и мешается это название, - ну что за место это такое… прицепилось. Наверное, в провинции где-то. Мухо… захолустье, одним словом.

Конец.