К барьеру! С шести шагов

Конкурс Копирайта -К2
Друзья, час бретёров настал!

Для выполнения конкурсного задания в номинации «С шести шагов» участникам было предложено ЗАДАНИЕ:

Описать кошмарный сон, приснившийся одному из главных героев за три дня до значимого события   в его жизни (например: главному бухгалтеру перед сдачей годового отчёта;  жениху/невесте перед свадьбой и т.д. и т.п.)))

Для развития темы и сюжета предлагаются:

числа:  21, 3
слова: гадалка, чёрная карта, тупик, окраина.
В тексте обязательно должна быть использована фраза «У, рыжая бестия!».

Объём текста от 5 до 7 тысяч знаков. Миниатюра-ситуация.
Жанр – реализм (возможно с элементами сюрреализма по желанию автора))). Повествование возможно как от первого, так и от третьего лица.

Авторы представили свои работы, приступаем к голосованию.

Бретёров набралось много))) - опять, шесть.  Мистика чистой воды, второй раз на шесть шагов – шесть бретёров)))

Рецензентам предлагается отдать свой голос только ОДНОМУ из участников, однако никто не мешает отметить понравившихся)))

КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ РАБОТЫ ЧИТАТЕЛЯМИ

В работе оцениваются:
• эмоциональное воздействие;
• оригинальность;
• стилистическая грамотность;
• соблюдение формальных требований конкурса (объём, соответствие теме задания).

Поехали:


1 - Автор: Девэлэ

ОГОНЬ ПОД ЗОЛОЙ

Количество знаков с пробелами: 6 860


Весело потрескивали дрова в печке. В избе было тепло и уютно. Мы с тётей Аганей только что зашли: чистили двор от тающего снега и пробивали лёд, давая выход воде.

По-хорошему – можно было дождаться брата. Но пока он с конюшни придёт, плавать будем. Выходной, да ведь скотинке это не объяснишь, коли жеребиться надумает. Мать тоже пошла. Она у нас ветеринар. А мы с тётей Аганей на хозяйстве остались. Я и стала к ней приставать:

- Тётечка, раскинь карты на Сёмку.

- Отстань. Валька, я ведь партейная, какие гадания?

- Пусть партийная. Ну раскинь. Сёмка сказал, мол, с армии придёт, женится.

- А давай, - тётушка достала специальную колоду и как заправская гадалка стала выкладывать на стол карты. Разложила, нахмурилась. Быстрым движением собрала, перетасовала, вновь разложила.

- Что там, скажи, не томи, - я ёрзала на ставшей невыносимо жёсткой лавке.

- Не мешай. Три раза нужно кинуть, для верности, - тётя разложила карты третий раз.
Внимательно на меня глянула и сказала:

- Вишь, дорога тебе, девонька, выпадает. Дальняя. А вот про Сёмку я тебя, Валюша не порадую. Сплошняком чёрная карта идёт.

- Может, ещё разок раскинешь? – нравился мне Сёмка, ой как нравился.
Дверь распахнулась и в избу вбежала мать. Плат сбился с растрепавшихся чёрных волос, фуфайка не застёгнута. Она встала у входа, опершись на косяк и переводя дыхание. Я подбежала к ней:

- Что-то случилось, мамочка?

- Доченька, Девэлэ! Указ вышел: мы больше не выселенцы! Никто больше не назовёт нас врагами. Мы можем ехать домой, доченька, - лицо мамы осветилось радостью. За моей спиной охала тётя Аганя.

Я же отшатнулась. Снова возвращался кошмар из моих детских снов. Дорога, не кончающаяся, страшная, унесшая жизни бабушки и двух младших сестёр.

Крикнув: «Нет, только не эта дорога», я кинулась на кровать и заплакала. Словно издалека донёсся голос тёти Агани:

- Не трожь, золоту слезу не выревет, а так, глядишь, полегчает. Ты тоже её пойми – здесь ведь они с братом выросли. Шутка ли, двенадцать лет. Я вон и то к вам, как к родным привязалась.

Мать что-то ответила, начала я не расслышала, а вот продолжение заставило заплакать ещё сильнее:

- Через три дня думала выезжать. Кто же знал, что дочка взбунтуется. Ведь спокойная, послушная. Не зря мама моя говорила: «Девэлэ наша, как огонь, что под золой таится. Не заметишь, пока золу не тронешь».

На подушку рядом со мной вскочил Рыжик, наш кот.

- У, рыжая бестия, - возмутилась тётя Аганя, но сгонять не стала.

Кот замурлыкал мне на ухо, глаза стали слипаться под это урчание.

…Непонятное урчание доносится с улицы. Мы с Начином, толкаясь, кидаемся к окошку.

- Смотри, сколько на машинах солдат с ружьями. Ой, а вон моцикел.

- Правильно: мотоцикл. Наши, видишь, звёздочки на пилотках? Не с ружьями, а с автоматами, - брат всегда меня учит.

- Заучка, - дразнюсь. Обидно, он знает про автоматы, а я нет.

- Пищалка, - брат поворачивается. Я на всякий случай отодвигаюсь и готовлюсь зареветь. Пусть только попробует ударить.

Резкий стук в дверь. Три дядьки. Два солдата и старший. Брат шепчет: «Капитан». Капитан говорит о каких-то врагах, о выселении. Но мы ведь не враги, это фашисты – враги.

Мама плачет и суёт старшему в руки бумагу. Я знаю, это похоронка на папу. Брат сказал. Капитан отворачивается.

Солдат, старый дядька, говорит бабушке тихо: «Вещей тёплых больше берите и еды. Собирайтесь быстрее. А то ждать не будут». Сам помогает собирать узлы. Я вспоминаю, где видела этого солдата. У тёти Агани над кроватью фотография мужа. Погиб он под Берлином. Но мне пять лет, до тёти Агани мы ещё не доехали, до победы полтора года, откуда я это знаю?

Мы с узлами на крыльце. Тот же дядька-солдат останавливает: «На следующей машине поедете, эта и так битком». Старший злится, но второй солдат тоже нас не пускает. Машина, в которую садятся соседи, большая, не залезть. Другие солдаты, не те, что у нас, хватают соседку за руки и за ноги закидывают в машину. Остальные карабкаются сами.

Мама с бабушкой плачут в голос, заходятся в плаче сестрёнки. Мычат коровы, тревожно ржут лошади, воют собаки. Подходит другая машина. Едем. Наш пёс Барс срывается с цепи и бежит по дороге. На этот раз в него не стреляют, но я всё равно долго плачу, прижавшись к брату…

…Стоим в тупике. Ждём, когда прицепят к паровозу. Вагон большой. Людей тоже много. Говорят, наш вагон ещё хороший – есть нары, и щелей почти нет. Нары потом пойдут на растопку буржуйки, но это позже.

Мы, дети, на нарах. Сестрёнки кашляют, соседский мальчик тоже. Как его звали? Сёмка. Откуда это имя? Нет, как-то по-другому. Поезд тронулся. Какое смешное название у вагонов: теплушки.

Сидим около печки-буржуйки. Бабушка поёт:

Ликует сокол Начин,
Ликует зайчонок Девэлэ.
Мазан-Батыр могучий
С победой возвращается.
Да будет так!
Фашистов разобьют
И прогонят прочь
Наши батыры могучие
С победой возвратятся.
Да будет так!

Мы едем на окраину света. Нужно говорить: на край света, но брат не исправляет. Ему нравится тоже так говорить. Мы не ссоримся и не дерёмся. Нет сил.

Бабушка и сестрёнки умерли, соседский мальчишка тоже и ещё двадцать один человек. Я умею считать? Наверное, брат научил. Их забрали на каком-то полустанке.

Мама уже не плачет. Говорит нам, что бабушке с сестричками хорошо: они в волшебной стране, где тепло, где зелёная трава, сочные луга, чистые речки, быстрые кони и важные верблюды. А вокруг нас снег. Я хочу туда, в волшебную страну…

… Холодно. Мы втроём на последней подводе. Въезжаем в деревню. Дядька, что лошадкой правит, останавливается у одной избы. Говорит маме:

- Попробую здесь вас расквартировать. В клуб все не поместятся. Эй, Агафья!

Тётя Аганя выходит из избы. Простоволосая и вся седая. Но она же потом поседела. Когда на мужа, да на сыновей похоронки пришли. Ругается с дядькой:

- Куда ты мне кыргызов навеливаешь? Ну и что, что не кыргызы – хрен редьки не слаще.
Мы стоим около саней. Тётя Аганя смотрит на нас с братом и ругает маму:

- Что стоишь, рот раззявила. Бегом в избу, нече детей морозить. И ты Игнат, столбом не стой. Помогай ихние вещички затаскивать.

Мы в горнице. Я засыпаю прямо на лавке. Тётя Аганя гладит меня по голове. Да нет, это же моя бабушка. Она шепчет на полузабытом родном языке: «Девэлэ, подумай о маме. Она так радовалась. А Начин. Помнишь, вчера он рассказывал, как мечтает ещё хоть раз побывать в настоящей степи. Если любит тебя твой Сёмка, приедет за тобой после армии. Вон Таня, Начина невеста, согласилась с ним ехать. Что ты думаешь, он с матерью не явился? Побежал Таню уговаривать. Решай, зайчонок»…

Сон пропал резко и сразу. Я встала и направилась на кухню Брат уже пришёл. Они все трое сидели за столом. Наверное, обсуждали, как меня лучше уговорить.

Я посмотрела на маму, брата, подошла к тёте Агане и крепко её обняла:
- Я всегда буду тебя помнить и любить. И обязательно напишу. Я уже не боюсь дороги, потому что эта дорога – домой.


2 – Автор:  Афина.

КОШМАР.

5762 знаков


- Э… простите, господа и дамы… как его…
Я блею. И это «ээээ», вставляемое через слово, и придыхания и даже выпученные глаза (да, они почти покинули пределы глазниц! Мне больно от того, что они задевают слизистой кожу!) заставляют меня чувствовать себя похожим на овцу. Грустную, покорную овцу на заклание.

- Господа и дамы, я предлагаю… э… вашему … э… вниманию этот документ…
О, достижение! Три слова подряд без беканья. Можно собой гордиться.
 
Вдыхаю, готовясь произнести следующее словосочетание, но внимание мое привлекает внятное шипение, раздающееся откуда-то с окраины. С окраины задних рядов. Щурюсь. Ранее я решил, что без очков выгляжу более импозантно, и сейчас это очень мешает.

- Э…, - явно передразнивая, произносит некто, и с одного из кресел двадцать первого ряда поднимается змеиная треугольная голова. Но вижу я ее отчетливо, о, как отчетливо!
«Кобра, - думаю. – Нет, питон. Нет, ядовитый питон. Ядовитый очковый питон с погремушкой на хвосте. Ядовитый очковый гремучий питон».

У питона тут же образуется рука, сжимающая в пальцах разноцветное пластиковое нечто.

- Этой погремушкой? – спрашивает змей.

Злюсь..

- Да как Вы смеете?! Здесь не разрешено читать мысли!

Питон смущается, опускает голову и руку, шелестит еле слышно:

- Простите.

Торжествуя победу, приосаниваюсь и изрекаю:

- Предлагаю Вашему вниманию…

Не успеваю даже возгордиться, как меня прерывают:

- А я хочу писать!

Не понимаю, кто это сказал, но ужасаюсь. Должно быть, кто могущественный и страшный. Кто-то, кому все равно, что его услышит весь зал. Кто-то, кто ставит свои низменные потребности выше устремлений многих сотен, нет, тысяч, нет, пусть будет сотен, людей. Это – монстр, диктатор, жестокий и коварный. Он хочет писать, и что по сравнению с этим мои труды, мои мечтания?!

По щеке ползет слеза, докатывается до рта, и понимаю, какая она горько-соленая. И думаю: «Писать, это чудесное существо хочет лишь писать. Как прекрасно все устроено в этом мире. Вот я тоже хочу писать, и молчу. Так отчего же я молчу?»

- Товарищи! – радостно кричу я, готовый поделиться своим восторгом со слушателями, но вдруг мне становится стыдно, ужасно стыдно и неловко. Но писать все равно хочется.
Что делать? Господи, прииде царствие твое… что делать? Быстро сбегать за трибуну? Но я ведь буду… журчать. Оооо, я знаю. Я спою песню про ручьи. Журрррчат ручьи… Нет, это нехорошо. Это неприлично. Не могут журчать ручьи с трибуны. И ведь осень. Так нельзя. Но что же делать? Так ведь и погибну во цвете лет!

- Господа…

Краем глаза вижу, что змей плавно скользит по ступенькам на сцену, изгибается при этом под прямым углом. Странный змей, плохой змей, кыш отсюда!

- Товарищи, я хотел рассказать о том, что наш…

Как же мне нехорошо! Журррчат… О, нет. Сейчас я упаду в обморок. Падаю. Падаю, лежу в обмороке. Открываю глаза – перед ними треугольная морда. Раздвоенный язык ласково проводит по моей щеке. Змей шепчет:

- Тихо-тихо, родной.

А я вглядываюсь в его глаза цвета морской волны и вдруг и в самом деле оказываюсь на море. На плоту. Маленький такой плотик, неустойчивый, а на нем – трибуна, и карта прямо передо мной, вроде бы и мира, но черная отчего-то. Черная карта, как у Билли Джонса, пиковый туз – знак смерти. И я стою за трибуной, сморю на горизонт. А рядом, между мной и горизонтом, акулы прыгают – длинные, с маленькими зубастыми ртами. Выпрыгивают, показывая белое брюхо, и обратно в воду. Красивые такие.

- Товарищи акулы! – строго произношу я. – На повестке дня вопрос о том, кто сожрал дельфина Яшу.

Одна из акул выпрыгивает и хватает на лету маленькую летучую рыбку, и я вижу глаза этой рыбки – ясные, страдальческие, и вот уже лавина теплой рыбьей крови обрушивается на меня, сносит с ног, и я ухожу в пучину, не забывая подумать: «А почему теплой-то? Рыбы же хладнокровные!».

Открываю глаза. Стою на сцене. Змея нет. Люди те же. Смотрят на меня выжидающе.
- Господа, - уверенно произношу я, - и дамы. Позвольте представить Вам мой отчет! О сколько нам открытий чудных дарует просвещенья дух! А наш директор, овощ умный, не переношу его на дух! Иль на дух я не выношу, я не грущу, я не печалюсь, и я отчет ему пишу… Вернее даже, не ему… а, может, богу одному.

И тут я слышу окрик из зала.

- Как смеешь ты!

И вижу, что не люди сидят в креслах, да и кресел уже нет. Просто облака под ногами – белые, мягкие, сероводородом пахнут. Небожители. Высокие, статные, в белоснежных хитонах, смотрят на меня осуждающе. И вот уже бородатый Зевс целится в меня золотой молнией, а шлемоносная Афина замахнулась мечом. Хмурится колченогий Аид, разминает мышцы суровый Марс, коварно ухмыляется Геката – покровительница черных гадалок. И лишь беззаботный Меркурий сидит на краю сцены, склонив кудрявую увенчанную лавровым венком голову, и наигрывает на гитаре «Шоу маст гоу он».

- Товарищи, - шепчу, и на глаза слезы наворачиваются, - товарищи, ну что же вы так. Я же старался. Я же ночей не спал, не доедал, капли виски во рту не было.
Слеза снова попадает в рот. Какая противная она, однако!

Просыпаюсь, задыхаясь от страха. Рядом сопит жена, уложив острый подбородок на предплечье. Вскакиваю, одеваюсь, бегу на работу. Рано, рано. Мечусь по офису. Листы доклада разбросаны по столу. «Господа, товарищи, дамы…». Нет, не могу. Едва дожидаюсь прихода шефа. Бегу к нему и встречаю по дороге его вечно угрюмого зама, едва не сшибаю с ног напевающего что-то программиста Мишу, проношусь мимо секретаря Анечки, чьи волосы сегодня так странно уложены.

Издаю стон:

- У! Рыжая бестия!

Отчего? Почему? Она русая, золотисто-русая, прелестная строгая Анечка.
Открываю дверь в кабинет главного. Бормочу:

- Аркадий Андреевич, сегодняшний отчет перед советом директоров…

И осекаюсь. Шеф смотрит на меня молча, а в руке его ручка, и я так отчетливо вижу золотую молнию на ее корпусе. Я прибыл. Завершил. Тупик.

«Журчат ручьи… - думаю я, - журчат ручьи…».



3 - Автор: Гадалка

Я ВЫЙДУ ЗА НЕГО ЗАМУЖ

6603 знаков


Цифры на электронных часах замерли на 21:03, а потом, увеличиваясь в размерах, стали стекать медленно, словно оплавленный воск свечи, на стену. Две точки разделяющие часы от минут все ещё оставались на месте, и я длительно удержала нажатой кнопку с красным телефончиком на мобильнике. Это стало последней связью с реальностью…

…двойка добралась до каминной полки и свесила голову с неё, словно разглядывая огонь, танцующий в топке. Единица двигалась без остановки и первой свалилась на решетку, ограждающую отлетающие угольки. Ноль скатился следом огромной каплей, рассыпался на мелкие блестящие части, и по всей решётки заполыхали огоньки.

Тройка, зацепившись за двойку, плюхнулись вместе, расплылись в непонятном знаке на полу, а потом, разделившись, превратились в череду цифр.

Мой разум оторвался от рационального и пытался осмыслить символы высвечивающиеся ярче остальных. Пограничное сознание: когда уже почти спишь, но сон ещё не навалился тяжестью, приказало пальцам рук, удерживающим карандаш, записать главное. Теперь я знала возраст человека, о котором сегодня будет сновидение…

…треснуло, разломившись, бревно в топке, покатилось, едва не свалившись на пол. Искры при падении взметнулись к просвету трубы, завертелись в танцующем вихре, а потом выпорхнули назад в комнату сотней разноцветных бабочек, которые уселись мне на плечи, руки, грудь, облепили ноги.

Мне показалось важным, просто жизненно необходимым разместить живые цветы в радужном порядке.

Я сажала их на журнальный столик: справа – лиловые, слева – красные. А между ними в строгом порядке синие и голубые, зелёные и жёлтые, оранжевые и алые. Я торопилась, спешила, ощущение краткости мгновения не покидало меня.

Я не успела. В руке, перебирая лапами, скручивая и раскручивая усики, осталась одна, самая большая, тёмно-синяя, почти чёрная бабочка, остальные всколыхнувшись разноцветным облаком, улетели прочь.

Удерживая слёзы, вернулась в то спокойное, мягкое небытие и поняла – в руке уже неживая бабочка, а бабочка для смокинга.

Ой-ля-ля, я знаю для чего она! В сознание мелькнула мысль: хорошо, что сегодня не убийство! Мне уютно-тепло в новом видении: зал, нежная музыка, цветы — бракосочетание…
…разом лопнули стекла окон. Холодный ветер влетел, оборвал лепестки, расшвырял плавность мелодии. Послышался ритмичный звук, такой, когда тяжёлым предметом ударяют о натянутую кожу…

…откуда-то вынырнула шаманка в звериных шкурах, металась влево, вправо, сжимаясь так, что не видно было за бубном, а мотом прыгая ввысь, вскидывала руки, призывая небеса, и становясь удлинённо высокой.

Камин исчез, но пламя свершало бег по кругу. Я не могла разглядеть, что там за огненной стеной. Меня пугал, тревожный стук, заставлял убыстряться ритм сердца, и оно подталкивало пульсирующую кровь к вискам. Мне хотелось сжать ладонями голову. Поднятую руку шаманка схватила за пальцы, дёрнула на себя и резким сильным ударом отсекла мне кисть.

Боль настолько резка, что крик застрял в горле. Но ведьма, смеясь беззубым ртом, нанесла следующий удар ритуальным ножом – под рёбра…

…невесомым призраком я испарялась, поднималась ввысь вместе с искрами пламени и видела человека, несущего кейс. Чемоданчик был пристёгнут наручниками к запястью. Из двери здания, куда мужчина направлялся выбежали двое. Один, как будто споткнувшись, упал под ноги, второй битой нанёс удар. Мужчина рухнул. Дальше всё быстро: один из нападающих выхватил топор и отрубил кисть руки, освобождая кольцо наручника, а второй ножом нанёс удар в область печени…

… пульс есть. Жива, и тот человек выжил. Я точно знаю. Но почему перед глазами луна? Огромная, на полнеба. Цветные бабочки облепили её, а потом вспорхнув, унеслись одна за другой к фонарю, возле которого дремлет старая липа. В её ветвях, гнездо. Там кто-то есть, но я не видела жильца.

Передо мной причудливая ограда. Такая только в Александровском парке. Абсурдный  предмет на заострённом пруте – галстук в жёлто-голубую полоску. Меня потянуло к нему.

Мураши по спине, ноги тяжелы, словно в них булькают литры воды. Одиночество! Горькая безнадёжность! Странные силы толкали меня к ограде, и я набросила удавку-галстук на шею. Сладострастные мгновения страха и нерешительности…

Звонок! Глухой, еле слышный. Я в растерянности: то ли резко поджать ноги, то ли избавиться от трели.

Удары! Бум-бум-бум! Бреду на шум. Привычно справляюсь с замком.

— Привет, — голос из приоткрытой двери.

— Эй – эй! — оклик, и щёлканье пальцами у глаз. Зрение фокусируется, спрашиваю неуверенно:

— Алка? У – рыжая бестия! Вечно не вовремя!

— Кто же ещё? Опять сны? Гони их прочь! Я на кухню, котлеты привезла, разогрею.

Звук закрывающийся за ней двери. Опустилась тут же, на обувь…

…свет фар. Большущий, мне так казалось, белый «Лексус» освещал старую липу в тупике аллеи. Из машины вышла женщина. Я видела её ноги, обтянутые шёлковыми чулками, и высокий тонкий каблук. Мне хотелось рассмотреть её лицо.

Но перед глазами только локоны белых волос. Женщина словно шляпку надела гнездо на голову. В нём девочка. Хорошенькая малышка с конопушками на щёчках, весело помахала рукой. Мне ясно: женщина с девочкой перелётные птицы, их нет рядом, осень унесла их в другие страны…

…сознание включается болью пощёчин.

— Всё! Хватит сновидений! — Алка за руки потянула меня, заставила подняться на ноги, толкнула в спину. Раз, другой, наклонила мою голову.

Блин, вода! Хорошо, что не ледяная, как в прошлый раз.

Я смотрю на себя в зеркало: фиолетовые круги вокруг глаз, серая кожа.

— Покойник краше! Тоже мне, гадалка!— подруга возмущена.

— Алка, мне плохо, когда ты так будишь меня! — отвечаю недовольно ей.

— Будет хуже, если опоздаем на селектор! Контракт не подписан. Шеф отпилит нам все части тела по очереди!

Я вздрагиваю. Хватит мне ужасов!

— Пошли пробовать твои котлеты! Почему ты заехала за мной?

— Ха! Когда ты теряешь связь с реальностью, а я связь с тобой, остаётся одно: ехать на эту, забытую Богом окраину и вытрясти из тебя сны,— и добавляет,— или тебя из снов!
На кухне радостно: солнечные лучи отражаются в кофе, пищит микроволновка, синицы затренькали радостную песню весны.

Алка складывает из салфетки журавлика. Она всегда так делает, когда собирается сообщить мне то, что могу принять в штыки. Я молча жду.
Наконец она решилась:

— Через три дня твой день рождения.

— Ну?

— К нам друг приезжает…

— Вадим, тридцати двух лет от роду, есть дочка, разведён, нет кисти на левой руке!
Алка хлопает ресницами, во рту откушенная конфета, которую она от удивления забывает прожевать. Потом, немного придя в себя, спрашивает:

— Мой рассказал?

Я улыбаюсь и отрицательно качаю головой, а потом добиваю Аллу фразой:

— Приводи своего друга в гости, я выйду за него замуж!



4 – Автор: Офелий

TO BE OR NOT TO BE

5600 знаков


Фёдор снял шляпу и остановился в створе покосившейся калитки. Избушка на окраине села была из старых брёвен, непонятно как ещё державшихся. Из-под осыпающейся завалинки лучами в разные стороны расползлись корни деревьев. «Ну, чем не курьи ножки?» – перекрестился мужчина и подошёл к двери, перед которой вместо крыльца лежала широкая плаха. Едва он собрался постучать, как дверь со скрипом отошла вовнутрь.

– Входи уже, не топчись, – раздался изнутри немолодой, но бодрый голос.

Фёдор вошёл. Возле русской печи стояла пожилая женщина в чёрной длинной юбке, красной кофте, и с пёстрым платком на голове. Слева от печи располагалась широкая лавка-топчан, перед ней небольшой деревянный стол. На правой стене висела на гвоздиках посуда. На левой стене находилось единственное окно. На подоконнике рос в горшочке кактус, рядом сидел пушистый рыжий кот.

– Зачем пожаловал, Филиппыч? – продолжала хозяйка.

Фёдор всегда смущался, когда его узнавали незнакомые люди:

– Вы ведь гадалка, наверняка, сами видите, зачем.

Женщина, державшая в руке маленькую ступку, хмыкнула:

– Видеть-то я вижу. Только на языке у тебя одно, в мыслях другое, и камень за пазухой.

– Это не камень, а бородавка, – извиняющимся тоном отозвался гость.

Гадалка улыбнулась:

– Умный мужик, известный футболист, а стушевался, как красная девица. Не бородавку я увидела, а тоску неимоверную. Что, жизнь в тупик загнала?

Фёдор не успел ответить. Мимо лица в сторону окна пролетела жирная муха и примостилась на стекле. Кот стремглав прыгнул на неё и промахнулся, свалившись на кактус. Горшок упал на пол и глухо разбился. Виновник тут же забился под топчан.

– У, рыжая бестия! – нарочито громко пожурила кота хозяйка и подошла к черепкам. – Смотри, Филиппыч, словно по твоей судьбе – семь черепков, семь твоих возможных вершин.
Фёдор по-прежнему не произносил ни слова, а гадалка вернулась к печи, внутри которой вдруг забился, затрепетал огонёк.

– А ко мне ты пришёл узнать, могла ли сложиться жизнь твоя иначе. Так?

Фёдор кивнул.

Женщина повернулась к огню и высыпала в него содержимое ступки. В тот же миг завыло, загудело, словно не посуда на гвоздиках забрякала, а ветер неистово ворвался. Огонь пыхнул на всю комнату, однако, обдал не жаром, а невидимой холодной волной. Фёдор даже соль на губах ощутил. Ему стало жутко. И мгновенно всё стихло. Кот, чувствуя, что наказания не будет, вернулся на окно. Гадалка подошла к Фёдору, держа в руке карты:

– Дунь!

Гость послушно дунул – словно подхваченные вихрем, разлетелись карты по избе. В руке осталась одна, чёрная. У Фёдора перехватило в горле, он судорожно сглотнул. А женщина вновь улыбнулась:

– В душе храбрости на десятерых, а от доброго знака едва в обморок не падаешь. Эта карта означает, что ничего не способно неволить её избранника в своём главном выборе. Всё, иди. Платы не нужно.

Мужчина как загипнотизированный стал поворачиваться к выходу и неожиданно обратил внимание на кота. Тот стал увеличиваться в размерах и чьим-то знакомым голосом прокричал:
– Фёдор! Федя! Федька!..

Федя проснулся у себя на сеновале и дрожащей рукой провёл по взмокшему лбу. Звал отец. Подросток посмотрел в щель – во дворе рядом с отцом стоял невысокий коренастый мужчина. Ещё находясь под впечатлением странного сна, Федя вспомнил события вчерашнего дня.

Вчера состоялся финал республики на приз «Кожаный мяч». Местная команда принимала сверстников из Донецка и проиграла 3:5. Все три мяча забил Федя, но больше своим ребятам ничем не смог помочь. После игры его окликнул директор школы:

– Конюхов! Подойди.

Рядом с директором стоял мужчина, который сейчас находился во дворе. Он представился:
– Владислав Андреевич Луценко. Я помощник главного тренера футбольной команды «Днепр». Мы наблюдали за Вашей игрой, Фёдор, на протяжении всего турнира, и решили пригласить Вас в команду. Пока во второй состав, а там всё будет зависеть от Вас.

Федя растерялся:

– А как же мои картины? Скоро выставка. А как же мореходное училище? Я документы послал.
Луценко участливо похлопал паренька по плечу:

– Не переживайте, всё утрясаемо. Со школой мы договорились, документы о переводе в Днепропетровск почти готовы. Я завтра утром зайду за Вами, и мы займёмся оформлением. Через три дня нужно уже быть на базе – первые Ваши сборы.

Федя перевёл взгляд на директора, тот сиял от гордости:

– Не сомневайся, Фёдор. Поезжай. Я 21 год проработал в этой школе – ты наша первая знаменитость. Уверен, скоро в советском и украинском футболе загремит фамилия Конюхов…
Сейчас, сидя на сеновале, Федя потёр кончиками пальцев виски. Не то, чтобы душа его разрывалась перед выбором – футбол он тоже любил, как и свои картины, как и свою мечту о дальних странствиях. Тут было другое – больше всего он любил свободу. Да ещё сон этот дурацкий, как предупреждение из будущего.

– Федя! – последний раз крикнул отец и обратился к гостю: – На море, наверное, купаться убежал. Вы не волнуйтесь, как только он вернётся, я пришлю его к школе. Пусть настоящим мужским делом займётся, а то в его 15 лет один ветер в голове.

Федя закусил губу – сомнений больше не оставалось. Он достал холщёвую котомку, приготовленную ещё с вечера. Там были сложены: буханка хлеба, складная удочка (еду прямо в море придётся ловить), крючки, баночка с червями. Здесь же, на сеновале, лежали два весла. Федя осторожно открыл заднее слуховое окно, спустился вниз, и припустил к причалу.

Погода была на загляденье. Но Федя был уверен, что сейчас его не остановило бы даже штормовое предупреждение. Он давно уже стремился осуществить своё первое странствие – переплыть на лодке Азовское море. Он отвязал свою шаланду от железной скобы и запрыгнул внутрь, навстречу своему настоящему будущему.


5 – Автор: Ромалэ

СОН В РУКЕ.

6938 знаков


Я опять лечу в Москву, в командировку. Боже, как я боюсь этих перелётов!
Как только самолёт разгоняется... Нет, даже не в этот момент. Ещё в накопителе – жду посадки, а сердце уже бешено бьётся, пытаясь выпрыгнуть из грудной клетки – хочет вырваться наружу и убежать от меня, словно безумный террорист от полицейского.

Сажусь в кресло, незаметно достаю из сумочки фляжку и делаю глоток рома. Пробовала виски, но этот мерзкий парфюмерный вкус надолго остаётся во рту, будто бы одеколона хлебнула. А вот кубинский ром – это то, что надо. Он разливается огнём, секунды на три перехватывает дыхание, потом приятной, слегка обжигающей волной проходит по пищеводу и поселяется в животе спасительным теплом.

Когда поднялась по трапу, страх опять усилился, но алкоголь сделал своё миссионерское дело, и я уже спокойно пробралась к своему месту.

Самолёт разогнался, оторвался от земли. Снова достала фляжку, сделала ещё несколько глотков. Сосед посмотрел на меня из-под нахлобученных на нос дорогущих очков и презрительно скривил тонкие губы. Вот так бы и дала ему прямо в его стеклянный глаз, чтобы подавился этой ухмылкой!

Алкоголь, наконец-то, добрался до мозгов, и я расслабилась – скинула туфли, расстегнула молнию на куртке, закрыла глаза. Вот было бы чудесно – просыпаюсь, а мы уже в Москве…
От жуткого вопля заложило уши. Я подскочила и, как вентилятор, стала крутить головой.
Боже мой, пассажиры все до единого сошли с ума! Кто-то рыдал, кто-то метался по салону, кто-то молился, а парочка молодых людей торопливо раздевалась, видимо, решив заняться сексом прямо у меня за спиной. В направлении эконом класса медленно проплыла стюардесса в фирменной одежде, но с парашютом за плечами.
 
Я стала усиленно думать. Было только два варианта – или сумасшедший дом целиком собрался в Москву на экскурсию, или сбылся мой самый страшный кошмар – самолёт падает, мы разобьёмся!

И вот тут по спине поползли мурашки размером с грецкий орех, во рту пересохло, стало трудно дышать.

Перешагнув через ноги соседа, который, скорее всего, пребывал в обмороке, я чуть не наступила на кошку.

– У, рыжая бестия! – заорал мужик в рясе, когда кошка, подскочив на полметра, прыгнула к нему на колени и вцепилась в рясу. Он выронил библию и стал неистово креститься, как будто это сам дьявол явился по его душу.

Наконец, я выбралась в проход и вдруг обнаружила, что по правой стороне салона нет иллюминаторов - даже следов нет, словно и не было их там никогда – глухая стена. И свет в самолёте стал какой-то тусклый, как в погребе.

Добралась до кабины пилотов.
Открыла дверь и осторожно заглянула внутрь.
 
В одном из кресел сидела старая седая цыганка – толстая, в пёстрых юбках, в монистах и с огромной золотой серьгой в ухе. Она раскладывала на панели управления карты. Увидев меня, сладко улыбнулась и поманила пальцем:

– Иди, красавица! Всю правду расскажу. Всё про тебя знаю…

– Да вы что! Тут не гадалка нужна, а пилот! Кто ведёт самолёт?!

– Ай, зачем так нервничать, красавица? Садись рядышком, смотри какие карты тебе выпали!
Я, как загипнотизированная, подошла к ней. На картах были странные человечки и диковинные знаки. Цыганка сердито глянула на меня из-под лохматых бровей и вдруг оскалила жёлтые прокуренные зубы:

– На окраине жизни ты, дЕвица! Видишь чёрную карту – смерть за тобою ходит, время выжидает.

Я опустилась в соседнее кресло, не смея оторвать взгляд от чёрной карты в руках у цыганки. Только слышала, как звенят браслеты на её смуглой руке.
Кабина пилотов как будто увеличилась. Я повернула голову: за стеклом плыли белые кучевые облака, омывая самолёт и причудливо клубясь.

Обернувшись к цыганке, обнаружила, что кресло опустело: передо мной лежала карта – угольно-чёрная, шершавая и холодная на ощупь. Сунула её зачем-то в карман и только теперь услышала крики людей в салоне, увидела, как навстречу лобовому стеклу с сумасшедшей скоростью несется земля.

Нужно что-то делать! Я не знаю что, и спросить не у кого!
Бездействовать нельзя!
Повернулась к панели управления.
Господи, сколько лампочек, рычажков, циферок!..

– Хуже не будет, – прошептала и влажной от страха рукой потянула на себя какой-то рычаг.
Самолёт чуть поднял нос, но тут же опять нырнул – дороги, деревья, дома, автомобили…трактор…покосившийся телеграфный столб… человек, задрав голову снимает на мобильный…

Слышу свой крик, будто со стороны…
Удар.
Взрыв.
Кричу... и просыпаюсь.

Не соображаю, где нахожусь. Сижу в кресле, вокруг люди. Понемногу начинаю понимать, что это не самолёт, а всё ещё накопитель.

Приглашают на посадку. Народ торопливо направляется к выходу.
А я словно приросла к креслу – ужасный сон всплывает во всех невероятных подробностях. От страха холодеют руки.

Шарю в кармане, ищу драгоценную фляжку, но достаю карту, небольшую и матово-чёрную - бессмысленно таращусь на неё.

Подходит симпатичная работница аэропорта:

– Вы хорошо себя чувствуете? – изображает на лице обеспокоенность. – Вам нужна медицинская помощь?

– Нет, спасибо, – с трудом поднимаюсь с кресла, бреду к дверям.

– Объявили посадку. Вы не летите?

– Нет… Не лечу.

Иду по аэропорту, натыкаюсь на людей, машинально обхожу чемоданы, не поднимая головы, выхожу на улицу. Сажусь в первое попавшееся такси. В ушах гул. Мне кажется, что я всё ещё слышу вой падающего самолёта.

Такси останавливается прямо перед кафешкой.

– Кафе – это то, что нужно.

Захожу, сажусь за столик, а перед глазами картина надвигающейся на меня земли, и этот дурацкий телеграфный столб…

Крепкий кофе приводит в чувство, и я только сейчас понимаю, что забыла в аэропорту сумку. Да и с работой теперь неизвестно что будет. Блин! Шеф меня просто разрежет на миниатюрные кусочки и скормит своим огромным рыбам, таким зубастым монстрам, которые нарезают круги в его чудовищном аквариуме…

Кто-то делает звук погромче и телевизор над барной стойкой оглашает бар приятным тенором:
– Пассажирский лайнер авиакомпании Red Wings выполнявший сегодня в 21 час по московскому времени рейс Воркута-Москва упал при взлёте из Воркуты. Причины катастрофы пока не известны. По неуточнённым данным при столкновении с землёй самолёт взорвался, пассажиры и члены экипажа...

Пальцы разжимаются, чашка падает, недопитый кофе разливается по белоснежной скатерти, оставляя на ней коричневое пятно. Голос диктора всё ещё звучит, но слов я уже не слышу, в голове крутится только одна фраза: «упал при взлёте… упал при взлёте».

И тут вдруг я вспоминаю про карту. Шарю по карманам – только в куртке их целых три, но её нигде не нет. Встаю из-за столика и лезу в карманы джинсов, но и там ничего нет – карта исчезла.

Может, она мне померещилась?

Выхожу из кафе. Останавливаюсь в дверях, не зная куда пойти и что теперь делать.
Вдруг вижу красивую немолодую цыганку, такое знакомое лицо, кажется это известная актриса. Не могу вспомнить её имя. Она идёт под руку с пожилым цыганом и что-то говорит ему. Когда они проходят мимо, слышу кусочек разговора:

– …то, что кажется тупиком, может оказаться дверью. Говорила ей – слушай своё сердце, и ты вовремя услышишь поступь смерти…


6 – Автор: Сова Сплюшка

СОН КЭРОЛ

6975 знаков


Каблучки Кэрол цокали по грязному асфальту, рассекая неоновое отражение витрин. Сияющие потоки струились по грязному тротуару.

Жухлая трава на обочине, сникшая под тяжестью снега, вздрагивала в такт её шагов. Неожиданно с обочины ей в ноги метнулся грязный сугроб, обжигающе расплываясь по бедру. Со всхлипом вдохнув воздух, она отрешённо наблюдала, как у её ног бессильно шевелит пальцами пронизанная темно-красными прожилками и кровеносными сосудами рука, растекается по полу бурой лужицей. Рядом валяются осколки кофейной чашки.
Сон. Всего лишь сон.

Смертельно уставшая, она так и заснула, уронив голову на кухонный стол. «Боже, приснится же такая гадость, – вздрогнув всем телом от пережитого, подумала Кэрол, – так и с ума недолго сойти».

Громко тикали настенные часы. До обусловленной встречи оставались считанные минуты.
Придирчиво рассмотрев себя в огромное зеркало, Кэрол решила, что и так она великолепно выглядит!

– У, рыжая бестия! – с этими словами она показала отражению язык, и слегка пригладила щёткой, разметавшиеся по плечам огненно-рыжие кудри.

На пороге она привычно оглянулась. В помутневшем растрескавшемся стекле кривлялась мерзкая старуха, облизываясь чёрным чешуйчатым языком. Сигналы мобильного телефона вывели Кэрол из ступора. «Всё. Никаких коктейлей после полуночи», – в очередной раз поклявшись самой себе, она услышала в трубке голос того самого назойливого репортёра «Кроникал». Тот предложил подвезти её, чтобы ещё раз обсудить по дороге условия сделки.
Поскольку предвыборный штаб расположился в старинном особняке на окраине города, и не каждый таксист соглашался туда ездить, то Кэрол решила согласиться. Ангус Коллингтон блистал остроумием, был любезен, предупредителен, но крайне настойчив. Девушка и сама не поняла, почему она согласилась через три дня передать требуемый компромат во время предрождественской встречи перед жителями города Итона Рейнворда, её шефа, претендующего на сенаторское кресло.

Неожиданно драндулет коварно издох, чихнув клубком чёрного вонючего дыма. Выругавшись, Ангус предложил Кэрол добираться самостоятельно, благо идти было совсем недалеко. Сам же он решил дождаться прибытия ремонтников или эвакуатора.

Кэрол торопливо шагала по тротуару, радуясь, скупым лучам декабрьского солнца и не заметила, как на её пути оказалась цыганка с ребёнком на руках. Кэрол удивилась ветхому платку, истрёпанной цветастой юбке, чёрным от грязи и загара голым ногам в растоптанных сандалиях. Ребёнок, закутанный в грязное тряпьё, сосредоточенно сосал апельсин и разглядывал Кэрол мудрыми глазами старичка.

– Не ходи туда! – Цыганка, пристально разглядывала Кэрол. – Давай, погадаю? Всю правду расскажу.

Ребёнок выскользнул из рук и принялся ползать по земле, что-то разыскивая в пожухлой траве и запихивая в рот. Откатившийся надкусанный апельсин сиял в грязной луже, как волосы Кэрол из-под спортивной шапочки.

Порывшись в складках юбки, гадалка извлекла потрёпанную колоду и швырнула под ноги Кэрол, словно карты обожгли её руку.

– Возьми любую.

Кэрол автоматически наклонилась, брезгливо поморщилась и подняла одну из карт, показавшуюся наименее грязной.

– Чёрная карта! – завизжала цыганка, – Только смерть! Пропади ты пропадом, дьявольское отродье!

Ребёнок кувыркнулся и впился Кэрол в ногу острыми клыками. Она взвизгнула от неожиданности и опрометью бросилась к спасительной машине, но цыганка дала подножку, и Кэрол, продолжая визжать, плашмя рухнула вниз и …

опять проснулась в липкой испарине. Неудачно подвернувшаяся нога пульсировала горячей болью. «О, чёрт! – подумала она, – Сколько же это будет ещё повторяться?» Посмотрев на громко тикавшие часы, она поняла, что отчаянно опаздывает. Она судорожно привела себя в порядок и, выскочив из подъезда, грустно посмотрела вслед отъехавшему автобусу.

– Ползи теперь пешком, дура! – она поёжилась от пронизывающего до костей ветра и зашагала, спотыкаясь на булыжниках мостовой. Покосившиеся фасады заброшенных домов таращились бельмами мутных стёкол. Голодные пасти рам злобно скалились ей в спину разбитыми стёклами. Свернув в очередной переулок, Кэрол оказалась в тупике. Перед ней высился старинный особняк.

«21/3», – прочитала Кэрол цифры на покосившейся табличке над входом. Проступавшая через поблекшую краску ржавчина напоминала потёки крови.

Массивная дверь распахнулась. На пороге появился сам Итон Рейнворд.

– Вы изволили опоздать, мисс Бланш. Это нехорошо. Подобная необязательность должна быть сурово наказана, – поприветствовал девушку шеф, придерживая дверь.

И сразу они оказалась в длинной зале, освещаемой лишь чадящим факелами на стенах.
–Я больше не буду, мистер Итон, – лукаво подмигнула она ему, ощутив обнажёнными плечами жар его рук.

– Разумеется, мисс Кэрол.

У Итона оказались мягкие детские черты лица, но в уголках глаз залегли морщины, глубокие складки обрамляли рот с крупными чувственными губами. Обхватив Кэрол за плечи, он с силой прижал её к себе, и приник шершавыми губами к её приоткрывшемуся ждущему рту. Поцелуи были безжалостны, язык – ищущим и бесстыжим. Из горла Кэрол вырвался предвкушающий стон блаженства и боли. Руки Итона шарили по её телу всё настойчивее и грубее. Вдруг, вцепившись ей в волосы правой рукой, он резким толчком вонзил левую руку под рёбра. Они разошлись крыльями взлетающей птицы, с треском разрывая кожу. Трепещущая плоть Кэрол с чавканьем трепетала и вибрировала вокруг руки Итона.

И тут она поняла, что видит происходящее в зале ещё и со стороны, одновременно являясь и сторонним наблюдателем, и беспомощной жертвой. Она корчилась от непереносимой боли и голодной похоти, и отрешённо фиксировала происходящее с профессиональным любопытством. Кэрол оказалась тем самым репортёром, Ангусом Коллингтоном, желавшим получить от Кэрол компрометирующие Итона материалы по коммерческим сделкам. Ангус восседал на высоком троне. На его коленях лежала раскрытая потрёпанная Библия. Он шевелил губами, шепча отходную молитву под шуршание листаемых страниц.

Кэрол пыталась отпихнуть монстра, в которого превращался Итон. Наконец, она впилась пальцами в его по-прежнему прекрасное лицо. Оно сморщилось и растеклось по рукам пузырящейся зловонной кашей. А её губы терзал кусок тухлого мяса, кишевший тонкими, как вермишель, личинками. Содрогающиеся клубки червей вываливались из пустых глазниц, падали вниз и расползались по залу.

С сухим треском голова Кэрол развалилась, заляпав ей лицо овсяной кашей скисших мозгов, бурлящих изюминками личинок.

Неведомая сила взметнула её в ледяную высь. На рёбрах гирляндами развесились кристаллы застывшей крови. Лёгкие сияли гранёными кроваво-красными алмазами. Вывалившиеся кишки влажно поблескивали, обрамляя сморщенного уродца с деформированной головой и слабо шевелящимися паучьими лапками.

– Ты умерла, – сообщил ей Ангус. – И я тоже сейчас умру, потому что ты, это я. Аминь.
Кэрол с трудом оторвала гудящую голову от подушки, понимая, что безнадёжно опаздывает на заседание. «Может, плюнуть на всё», – подумала она, увидев на прикроватной тумбочке визитку Ангуса, напоминающую игральную карту.


Уважаемые рецензенты!  Вы имеете возможность проголосовать  до 18:00 по московскому времени 08.04.13г. 

Обратите, пожалуйста, особое внимание на тот факт, что в голосовании могут принимать участие только авторы, зарегистрированные на сайте Проза.ру  не позднее 01.12.12г. и  имеющие не менее трёх опубликованных произведений на Проза.ру.

P.S.   Бретёры могут  участвовать  в  голосовании, но за себя, любимых, разумеется не голосуют))).

К-2 желает вам лёгкости в принятии решения и приятного общения!



© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2013
Свидетельство о публикации №213040700353
рецензии
http://www.proza.ru/comments.html?2013/04/07/353