Путешествие из Москвы в Самару

Уже стемнело, когда я выбрался из душного метро на заполненный людьми Казанский вокзал. В этот раз катить на свою малую родину мне пришлось на фирменном узбекском поезде. Приобретая накануне билет, я и не подозревал, в сколь экзотический вояж отправляет меня злодейка-судьба. Возникло ощущение, что все южные гости столицы вдруг решили покинуть ее разом и бесповоротно. Их историческому исходу мужественно препятствовали ряды строгих людей в форме и без, перегородившие проход на перрон. Они проверяли документы и содержимое объемистых клетчатых баулов. Возможно, искали золото и бриллианты. До отправления оставалось еще минут 20. Я начал было нервничать за компанию с гастарбайтерами и членами их многочисленных семей, но мой скромный рюкзак и славянская внешность не вызвали особого интереса и я быстро зашагал вдоль длинного состава.

 Легкий ветерок и накрапывающий дождик несколько разряжали сгущающийся воздух, однако пока я двигался в конец поезда к своему плацкартному вагону, они неожиданно резко усилились, и начался настоящий летний ливень. Терять время на поиски и раскрывание зонта не хотелось из-за минуты-другой. Однако у дверей скопилась небольшая толпа. Проводник-нацмен тщательно проверял документы, не пуская никого внутрь вагона. На вежливые уговоры на великом и могучем он реагировал на родном диалекте. Диалога культур не получилось, и только через пять минут я проник внутрь этого почти неприступного стального бастиона. Внутри было темно, парко и тесно. Суетящиеся вокруг тюркоязычные в цветастых халатах чувствовали себя в этой насыщенной атмосфере совершенно естественно. С трудом пробравшись сквозь ряды мешков и детей к своей полке, я плюхнулся на нее, и устало стянул мокрую рубашку, не обращая более никакого внимания на мельтешащие мимо фигуры. Моим соседям было жизненно необходимо распихать накопленное непосильным трудом имущество, а также подарки для родных аулов по всем возможным углам и я понял, что, в общем-то, лишний на этом празднике жизни. Забившись в угол верхней боковушки, я попытался предаться медитации и впасть в нирвану.

 Однако долго абстрагироваться не удалось. Едва поезд двинулся в свой нелегкий и долгий путь, нарисовался уже знакомый Харон в форменной синей рубашке поверх тренировочных штанов. Новая проверка билетов завершилась требованием отдать по 200 рублей за постель. Видя полную безропотность своих попутчиков, я предпочел не качать права в первом часу ночи, а поскорее успокоиться и забыться. Не тут-то было. Практически сразу же экзотический восточный сервис напомнил о себе снова. По проходу нескончаемой чередой потащились многочисленные разносчики питья и воды из соседнего вагона-ресторана. Дурными голосами на ломанном русском, а так же узбекском они, с настойчивостью достойной лучшего применения, предлагали свои нехитрые «пероги» и «ваду» вплоть до двух часов ночи. На мое вежливое замечание, какого хера они не спят сами и не дают спать другим, мне было пояснено, что такая у них работа и спать им не положено. С трудом подавив в себе желание взорвать к чертям собачьим впереди едущий ресторан, я попытался сосчитать баранов. Бараны шли стройною толпой. Похоже, к своему нелегкому бизнесу они привлекли еще и всех своих многочисленных родственников. Впрочем, где-то к трем числам притомились и навязчивые несуны, но включили дежурный свет, при котором можно было даже читать. Халявная газетка в качестве снотворного оказалась самым верным средством, хоть и хватило ее ненадолго. Теперь лишь бодрые возгласы проводников, перекрикивающихся из одного конца вагона в другой, регулярно нарушали, успокоившееся было тяжелое амбре. Так что не начало еще и светать, как я забылся в столь желанном, но беспокойном сне.

 Однако продолжался он отнюдь не так долго, как мне мечталось. Уже с первыми лучами солнца в мой затуманенный мозг проникли веселые крики и громкий плач многочисленных детей, бегающих по проходу. Их с патологическим энтузиазмом поддержали, проснувшиеся разносчики мантов и чебуреков. Бесплодные попытки вернуться в сладостную нирвану потерпели полное фиаско. Отринув неосторожную поспешную мысль оскорбить кого-либо из них действием или вступить в противоестественные отношения в особо циничной и извращенной форме, я понял, почему так горячо любил детей всю свою сознательную жизнь, особенно в жареном виде. Пришлось заняться более интеллектуальным занятием — сочинением очередного поста под названием «Как я стал маньяком-педофилом». Дело шло на удивление споро, и уже через пару-тройку часов я поставил жирную точку с чувством глубоко внутреннего удовлетворения и нестерпимым зудом реализовать свои грязные фантазии на практике.

 Однако этому закономерному и справедливому желанию помешала очередная проверка документов транспортной милицией. Так наши доблестные защитники сохранили межнациональный мир и непорочную девственность нескольким десяткам разновозрастных экс-собратьев по соцконцлагерю. Однако мой паспорт их снова не заинтриговал. Узнав, что кочую я не в Самарканд, а всего лишь в Самару, они потеряли ко мне всякий интерес. Зато мои попутчики, повытаскивавшие из карманов разномастные бумажки, должные олицетворять собой разрешения на въезд и работу, сразу же попали в стальные тиски закона. Судя по тому, как их стали по одному отводить в купе проводников, откуда они возвращались спустя несколько минут без видимого удовольствия, но уже успокоенными, все противоречия улаживались на месте и без лишних формальностей. Я вспомнил свою недавнюю маньяческую вылазку в московский парк с бутылкой пива, храбро пресеченную столичными блюстителями правопорядка и сел строчить очередной пост о пребывании в за решеткой в московской ментуре.

 Естественное желание справить природные надобности заставило меня слезть с полки. К своему удивлению и негодованию, под ней я не обнаружил оставленных накануне тапок. Я заподозрил самое худшее и представил себе поголовный шмон в нашем маленьком бардачке. Впрочем, один шлепанец вскоре совместными усилиями был обнаружен под теснящимися в проходе узлами. Это не вызвало полного удовлетворения, но обнадежило. Более тщательные поиски с применением передовых технических средств (фонарика), а так же великого и могучего позволили мне обрести утраченное аж в середине вагона. Я почувствовал, что не все еще потерял в этой жизни и, ощутив прилив положительных эмоций, пошел поделиться ими с унитазом. Живописная очередь радушно приняла меня в свои ряды за несколько метров от вожделенного капища. Не прошло и полчаса, как я задраил за собой дребезжащую дверь, и оказался наконец один.

  Взгромоздившись над громыхающей под ногами клоакой, я огляделся. Открывшееся зрелище могло поразить иные неокрепшие души, но не мою, закаленную многочисленными переездами и перелетами по необъятным просторам нашей Родины, колхозными гостиницами, придорожными заведениями и неизбалованную турецким олл-инклюзивом. Туалетной бумаги, как я и ожидал от нашего восточного экспресса, не было. Тут то и пригодилась предусмотрительно прихваченная в московской забегаловке и прочитанная на сон ночной широко известная в узких кругах якобы развлекательная газетка. Бумага оказалась жестковатой, но достаточно тонкой, с низкой впитывающей способностью, тянущей максимум на троечку. Зато по соотношению цены и качества я уверенно отдал ей пальму лидерства среди остальных свободно распространяемых изданий. В дверь настойчиво застучали — мы приближались к цели моего путешествия.

 Поспешно собравшись, я выглянул в окно. Вдали за рекой голубые самарские небеса дерзко попирал огромный стеклянный купол местного железнодорожного вокзала. Его сюрреалистично восставшая над невзрачной пристанционной застройкой синяя громада напоминала мне здание пришельцев из игры Half-Life -2, но в народе не менее метко была окрещена «Концом Льва Толстого» из-за величины и месторасположения на одноименной улице. В тамбуре проводник попробовал исполнить для меня «Учкудук — три колодца». Возможно, он рассчитывал на чаевые. Я в ответ напел «Ах Самара-городок, неспокойная я». Как ни странно, он меня понял. Уже на выходе он робко поинтересовался, оставил ли я постель. Я милостиво кивнул. Пусть хоть одна узбекская семья будет целый месяц счастлива. Меня же ждали совсем другие удовольствия. Но о них в следующий раз.