13. Да знаем ли мы деревья?

     Я тебе  расскажу  о деревьях.   Нет, не улыбайся, не о  школьных  деревьях (известный анекдот: мы, учителя, дескать, работаем деревообработчиками: берём дуб и делаем из него  липу).  Нет,  вот  на твои «дерева перед домом» на фото посмотрела, на свою  акацию у родительского дома взглянула – вспомнила, что я давно хотела написать  миниатюру  о  деревьях в  моей  жизни.  Вообще в жизни людей – не только в моей, я ведь  только частный случай  огромного сообщества по  имени  «человечество».
      В пору  моего увлечения стихами Анатолия Передреева я  заучивала  наизусть многие  его строчки. А эти  остались на всю жизнь в памяти: «Да знаем ли мы  деревья? Деревья – они как люди: их любят, ещё их рубят и строят потом деревни, и города такие, что сами встают  лесами, и корабли морские под алыми парусами… Мы думали: это сосны по склону бегут, качаясь, а  это скакали к солнцу, спешили к самому солнцу чапаевцы в  буйных  бурках… Мы  думали: это клёны… А это пара влюблённых… »  Это цитата  для  объяснения, почему  тема такая всплыла,   –   любимая  тема. Я в деревьях душу  вижу.
      Возле калитки  у  дома  родительского  акация росла ( и растёт,  только  я  уже далеко)  – разве   она  была  без души? Ни  за что не поверю. Пусть моя вера  глупая, детская,  с наукой  ботаникой  никакого соприкосновения не имеющая, но  я  точно знаю: у нашей акации   есть душа. «Белой  акации  гроздья  душистые ночь напролёт нас сводили с ума…»  Разве такое  забудешь?
      Весной  акация оживала, но среди буйства весенних садов  стояла особняком: зацветала, когда уже все   вишни-яблони   свой  цвет  сбрасывали. Красота  неописуемая – я своим бедным пером  даже и не берусь  эту  красотищу   описывать. Пчёлы со всей округи над нашей акацией кружились – выйти из дому  было страшно: дерево  было  живое, гудело, звенело,  жужжало, пело  на все  лады – куда там соловьям!  Вот   я  уже    пять  десятков  лет прожила, а  акация    ещё  тогда,  в  далёком детстве  моём,  электрическим проводам мешала,  вот  какой высоты  была! Электрикам  приходилось  строптивые ветки  постоянно   спиливать, это я помню.  Стало  быть, лет  ей уже давно  за сто – не меньше. Обхватить  её  ствол  руками   давно не получается.  Сколько   она   хлопот доставляла  маме и папе  сезонными своими переменами: то   цвет    осыпается,  то  листья   осенью  летят –  всё во двор, а мамочка не  любила беспорядок,  сразу   бралась   выгребать-выметать. Папа отважно    залезал на акацию весной – спиливать безжизненные, сухие ветки, если что-то в акации отмирало по причине    болезни (деревья  ведь  тоже  болеют).  Много  забот  было возле  акации, а  не спиливали  дерево:  рука не поднималась такую красоту порушить…
     Я её,  любимую  акацию,  рисовала    карандашом и красками – жаль, что рисунки  не сохранились… Да и зачем  хранить всякие сентиментальности в архивах,  когда  лучше живьём смотреть на любимое дерево.  Я  это и делала,  пока  могла  смотреть живьём. Теперь вот – только на фото. Ассоциация у  меня  стойкая: если я  говорю  «родительский дом», то сразу вспоминаю  акацию возле  калитки, маму с папой, вышедших нас провожать в  дальнюю  дорогу. Акация  была  хранителем Дома, и сейчас она  Дом  хранит, хоть и  стала  наклоняться в сторону  дороги. Со стороны  посмотришь  – Пизанская  башня, вроде   падает. Но корни держат эту  акацию. Представляю, какие  крепкие корни  должны  держать такое огромное дерево!
      Были  ещё  возле родительского дома памятные  деревья: груша, шелковица,  абрикоса, яблоня… Каждое  дерево  запомнилось как живой  человек.  Это, наверное, потому, что  отец  был  садоводом и видел в деревьях  больше, чем  просто   источник  фруктов и древесины.
       А вот  перед окнами той пятиэтажки в Алакуртти ( на улице Нижней Набережной),  где я  прожила  17 лет,  тоже было огромное дерево.  Когда мы вселились  (на четвёртый  этаж), то в окошко к нам заглядывала  верхушка  дерева. Годы шли,  осинка подрастала, скоро стала закрывать  всё  окно. Весело  было смотреть, как  синички-сестрички и воробушки-братцы   целыми стайками устраивались на  её  ветках. Совершенно не раздражало, что  обзор  закрывается: вдали-то  был  чудесный  вид с сопками на горизонте, с  лесными далями. А когда  мы  уехали,  то буквально   через  несколько   месяцев   дерево  рухнуло. Корни  были  слабые, да  и    какие  они  могут быть на  каменистой  заполярной  земле. Упала осина не на дом,  в  сторону от дома,  видно, фундамент не  давал  ей расти – с корнем  её  вывернуло, бедную… Я с грустью подумала:  переехали мы  в  другой  дом – и осинка  больше жить не  захотела. Мистика какая-то.  Перестала я с осинкой дружить, бросила её, уехала – вот  она и пропала, затосковала – до  погибели…
       Ну, ладно, я  чудачка, «с приветом»,  но я  ж  не одна такая. Я, в общем-то, знаю  несколько   людей,  которые    с  деревьями  дружат.  Ну,  сестричка у меня к своим   молоденьким дубочкам-братцам  в парк всё  ходит, наведывается,  проверяет: не случилась ли  беда с ними.  А один знакомый поэт  ёлочку Варенькой  назвал,  тоже  ведь  имена  так просто не  дают,  раз  ёлочке имя  положено  – живая  она  для  него.  И у нас  теперь возле дачного домика  ёлочка Катенька  есть,    в новогодние праздники наряжаем её,  уже   подросла   малышка,  такой красавицей стала!
       А ещё  на нашем маленьком  лоскуточке земли, именуемом «дачей»,   берёза росла. Из одного корня сразу три ствола – такое бывает  в наших северных лесах часто. Я  их   называла «три сестры». И точно ведь:  две сестры   рядышком, а  одна – как будто оторванная от   родни, поодаль,    похожая на меня,  – я ведь в жизни  оказалась  далеко от  сестёр, оставшихся на Украине.
       А ещё  кедры  были, к которым  мы с   подругой  Леночкой  всё   ходили на прогулку. Они нас точно ждали,  радовались нам.  Живые деревья, живые!
       А ещё   где-то на берегу нашей порожистой   речки Тунтсайоки стоит  до сих пор  ель моего первого в жизни рыбацкого костра  и рыбацкого  похода. 
       «Пушкинские» деревья в Михайловском  –  это  священные деревья,   отношение к ним у   всех   –  крайне  трепетное.  Даже не   перечислить все  липы-осины-берёзы,  воспоминания о которых  так же приятны  сердцу, как воспоминания о дорогих  людях.
       Сейчас вот у меня  в друзьях две берёзы-сестрички под окном. У Есенина была  одна, а у меня  сразу две: красавицы,  волшебницы,   сказочницы. Обе  с Фонарём Фонарычем  дружат, я  слышу, как они    старику  наперебой   свои  сны  пересказывают. А   осинки рядом ( тоже две  сестрички)  посмеиваются над ними. Ну, ладно-ладно, дерево  и есть дерево.  Согласна, не буду спорить,  древесина   души не имеет,    а  я просто сочинялки сочиняю.
       Но вот ведь Анатолий  Передреев   спрашивал зачем-то: «Да знаем ли мы  деревья?..»
       Знаем ли?


На фото: наша акация(это только вершина дерева)))).